Один сон на двоих

Тонкая материя сна — это одна из граней реальности.* Мы с ней видели их сотни в одном на двоих сне…

Когда костёр отдаёт тепло, он гаснет. То же самое происходит и с человеком. Я всё чаще замечал её печальный взгляд, словно она хотела уйти из моей жизни. Тогда я решил, что нужно немного развеселить её, однако приглашение на модный показ в одну из столиц Европы было ошибкой.

Люди набились в зал, как мотыльки в стеклянную банку, и я мгновенно утонул в этой людской трясине. Из их натянутых улыбок дуло холодом, и мне захотелось скорее отогреться в нашей маленькой вселенной, где закаты пахнут медом, а счастье — примятой травой.

Когда она приходила, я всегда ощущал её присутствие — мягкое и тёплое, словно пушистый солнечный котёнок, свернувшийся у меня на груди.

Моё сердце замерло, но в тот же миг камнем сорвалось в пропасть, когда я понял, что её рядом нет. В бездонную пропасть, где нет света, в мрачную пропасть невозврата. Неужели это случилось? Как же я теперь?

Я иду сквозь гадкую морось, сквозь липкую людскую толпу, наступая подошвами на чьи-то мечты.

Я прячу дрожащие руки в карманы, пытаясь согреться от внезапного озноба, сковавшего мою душу. Спускаясь по ступеням, продолжаю безмолвный диалог с небом: почему ты ушла, не оставив мне ни слова?

Оставаться в людском гомоне нет сил.

Я бегу прочь. Выбираюсь наружу и шагаю в туманную трясину. Вязкое ощущение безграничной невесомости с привкусом железа на губах.

***

Черника… Она похожа на капельки ночи. Словно ночь вышила лес тёмным бисером.

Ван Ибо первый раз увидел эту ягоду, когда оказался в том мире, где время теряло своё значение.

Она любила чернику. Набирала полные горсти ягод и кормила его. Ван Ибо медленно слизывал светло-фиолетовый сок с изгиба её губ, и эта вкрадчивая ласка сводила с ума. Как без этого жить?

Каждая ягодка, сверкающая вечерней росой, напоминала ему о сладких всплесках в глазах и об алых полосках, чувственным взмахом оставленных на спине.

Она сидела на вековом камне, который порос черникой и мхом. Кровь яркими мазками проступала сквозь марлевые салфетки. Нити кошмара мгновенно стянули его карминовой удавкой.

Красный… Он ненавидел красный.

— Малышка…

Ван Ибо нежно накрыл ее руки своими ладонями, а она подняла на него взгляд. Он был красив. До безупречности прекрасен, а с царапин на её ладонях всё ещё сочилась кровь.

— Сегодня я чувствовала себя так жалко… Так по-бедному… Меня приняли за обслугу, и я убежала, — она виновато отвела глаза и коротко сглотнула. — Упала, вот, пока бежала.

— Прости, я сглупил, — тихо прошептал Ван Ибо, целуя её руки, насквозь пропитываясь красным.

— Думаю, я тебе больше не нужна. Я останусь здесь, а ты по ту сторону.

— Ты будешь одинока здесь, а я там.

— Я так сильно люблю тебя и так боюсь, что забуду все наши разговоры! Боюсь забыть дорогу сюда! — крикнула она и захлебнулась от обрушившейся тревоги.

— Возможно, ты забудешь, что я говорил. Но никогда не забудешь, что чувствовала со мной. Не покидай меня, прошу. Я буду любить тебя до заката луны, а потом вернусь.

Его руки нежно обняли её плечи, а дыхание согрело кожу на шее. Ван Ибо медленно провёл пальцами по ее волосам.

— Знаешь, — лёгкая улыбка осветила его лицо. — Я тайком собирал звёзды, а теперь, когда ты грустишь, буду украшать ими твои глаза.

Вечерний аромат наполняет лёгкие. Сердце щемит пронзительной песней заката, а две тени сливаются в одну.