Мы преодолеем это вместе

Холодная, бледная кожа с сероватым оттенком, словно высеченная изо льда. Кажется, что если надавить, она рассыплется на тысячи мелких осколков или покроется тонкой паутиной трещин. На ощупь она грубая, шершавая, местами шелушится, будто бы ей давно не хватает тепла. Вены под ней — словно замерзшие реки, где вместо крови текут бесконечные снежные шарики. И пульса нет. Ни единого удара. Он живой, он здесь, перед тобой, но сердце его молчит. Такое странное противоречие.

Его волосы, на первый взгляд, кажутся жесткими, как ледяные сосульки, но стоит прикоснуться — и они оттаивают, становятся мягкими, теплыми, приобретают глубокий коричневый оттенок. То же происходит и с кожей: там, где касается чужое тепло, она темнеет, а от этого пятна расходятся багровые полоски, будто кровь, запертая в ледяной тюрьме, на мгновение оживает. Но это лишь иллюзия. Убери руку — и все снова замерзает, покрываясь тонким, но непробиваемым слоем льда.

Он словно ожившая ледяная скульптура, прекрасная и хрупкая одновременно.

Зубная фея посмотрела в глаза Джека. В его взгляде, обычно таком озорном и беззаботном, теперь читалась грусть. Он улыбнулся, но в этой улыбке не было привычной легкости. Джек знал, что его прикосновение вызывает такие реакции, и не обижался на это. Как можно обижаться на то, что ты — часть зимы?

Фея осторожно приложила ладонь к его щеке. Мгновенно пальцы начали неметь от холода, а кожа на лице Джека под ее прикосновением начала темнеть, словно оттаивая. Он не отстранился, наоборот, слегка наклонился в ее сторону, принимая эту ласку. Его щека, обычно такая холодная и неприступная, теперь казалась почти живой, хоть и обжигала ледяным жаром.

— Джек, это… так… — Фея запнулась, пытаясь подобрать слова, но он лишь тихо кивнул.

— Я знаю. Знаю.

— Тебе больно? — Их взгляды не разрывались, и в них читалось столько нежности и отчаяния, что слова казались лишними. Фея старалась не давить на его кожу, но Джек сам накрыл ее руку своей, прижимая ладонь к щеке, словно боясь, что это мгновение слишком быстро закончится.

— Почти нет… — прошептал он, и она приблизилась к его лицу, чувствуя, как дыхание Джека, холодное, как зимний ветер, смешивается с ее теплом.

Джек сидел на промерзшей земле, прислонившись спиной к стволу ели, которая тоже покрылась инеем от его присутствия. А ведь на дворе еще осень… Фея устроилась на коленях между его ног, осторожно касаясь его обледеневших губ своими. Во рту сразу появился привкус талой воды, хотя влаги и не было.

— У тебя губы потрескались, — пробормотал Джек, чувствуя легкую вину.

— А у тебя потемнели. И щека, словно огнем обожгли. Как ты? — с заботой спросила Фея.

— Все в порядке, — ответил он, но в его голосе слышалась усталость.

Второй поцелуй был уже не таким осторожным. Они знали, чего ожидать, и теперь позволяли себе чуть больше. Джек аккуратно обнял Фею за талию, а она, осмелев, прижалась к нему, обвивая руками его бледную шею. Но долго это продолжаться не могло. Холод начал проникать в ее кожу, а на лице Джека снова появились трещинки, словно его тело напоминало, что оно не создано для тепла. Фея мягко отстранилась, глядя на него с легкой грустью. Его губы стали темно-багровыми, а щеки покрылись тонкими трещинами, будто кожа вот-вот разойдется по швам. Шея, где только что лежали ее руки, слегка оттаяла, но теперь снова начала замерзать, возвращаясь к своему ледяному состоянию.

— Прости, я не могу согреть тебя… — прошептал Джек, и в его голосе прозвучала знакомая нота отчаяния. Он уже говорил что-то подобное Зубной крохе, когда та замерзала рядом с ним.

— Все в порядке, — повторила Фея его же слова, мягко улыбнувшись.

Лед с тихим хрустом снова начал покрывать его кожу, возвращая ей сероватый оттенок и неприятный узор застывших сосудов.

— Мы преодолеем это. Вместе, — уверенно сказала Зубная фея и нежно поцеловала Джека в нос, оставив на нем едва заметное пятнышко тепла.