Первый сидел за ноутбуком и задумчиво вертел в руках шариковую ручку. Он толкал металлический корпус средним пальцем, заставляя тот стремительно проворачиваться. Всегда, когда его мысленный поток гудел, подобно городской магистрали в час пик, он невольно крутил что-нибудь в руках — будь то ключи, кольца или канцелярские мелочи. За окном уже царил поздний вечер, и комната утопала в мягком полумраке, прорезаемом холодным светом монитора и настольной лампы. Тишина давила, нарушаемая только редким шорохом страниц и стуком клавиш. Первый, слегка ссутулившись над рабочим столом, был погружён в разбор материалов по гражданскому праву.
Несмотря на работу в похоронном агентстве матери, он не терял надежды доучиться на юриста и когда-нибудь стать адвокатом — о чём мечтал ещё с детства. С его желаниями, увы, никто не считался. Мортис не отличалась снисхождением к стремлениям сыновей и устроила их в бюро через ругань и вереницу семейных ссор. Второй со временем смирился со своим похоронным уделом, но Первый оказался упрямее. Впрочем, не упрямее матери, на которую и был невероятно похож, так что перебороть интересы Мортис в юности ему не удалось. В итоге оба сына оказались втянуты в семейный бизнес, хотели они того или нет.
Тем не менее Первый поступил в академию на заочное отделение и с переменным успехом совмещал работу в бюро, учёбу и судебную практику. Это изматывало его, вынуждая трудиться на износ, но в итоге стало делом принципа. Спустя годы он уже не столько грезил карьерой адвоката, сколько упорно шёл наперекор матери, пытаясь доказать ей и самому себе, что никто не вправе навязывать ему свои интересы. Когда-нибудь он обязательно бросит проклятое бюро, найдёт другую работу и отвяжется от бесконечного траурного кортежа за спиной, но к уходу нужно было терпеливо подготовиться, и впереди его ждали сессии и экзамены.
Первый запрокинул голову и размял шею плавным движением. Он свёл лопатки, выгнулся и ощутил, как усталость песком осыпалась по спине. Просидев так три вечера подряд, он планировал и сегодня заниматься до последнего, потому что и так откладывал курсовую уже пару месяцев. Нужно было многое наверстать, и, вероятно, потратить на это свободные часы всей ближайшей недели. Мужчина потёр переносицу и зажмурился, когда в дверь раздался слабый стук.
— Ну что? — из дверного проёма выглянула Гоуст, важно задрав нос. — Вы готовы предоставить мне ваше домашнее задание, мистер Линднер?
Первый улыбнулся и устало закинул руки за голову, откинувшись на компьютерном кресле:
— Не… Тут дофига ещё.
Он приценился взглядом к яркому экрану ноутбука и тяжело вздохнул, потирая шею. Гоуст подплыла к нему и упёрлась локтями в столешницу, маняще качнув бёдрами.
— Значит, придётся оставить вас отрабатывать после пар, — кокетливо продолжила она, постукивая короткими ногтями по поверхности мебели. Первый наклонился к ней и, сдавленно зевнув, ответил:
— Ложись спать без меня. Я сегодня до талого, наверное, сижу.
Девушка выпрямилась, шагнула ближе и нежно обняла его за плечи:
— Устал?
— Нет, нормально. — Первый выпрямился, стараясь скрыть измотанность, и бодрясь распахнул глаза. Он засмотрелся на строчку в конспекте, замер и слегка прикусил щеку изнутри, погрузившись в мимолётную задумчивость. Гоуст запустила пальцы в его волосы, немного растрепала их и накрутила тёмную прядь на палец, прежде чем отпустить.
— Может, перекурчик? — предложила она.
— Я только что курил. Не хочу, — сосредоточенно отмахнулся он, отложив ручку в сторону.
— А может… другой? — Гоуст протянула слова и понизила голос, намекая на менее смолистый и дымный перерыв. Первый повернулся к ней и скривил губы:
— В свою объяснительную по неуспеваемости мне потом тебя вписывать?
Гоуст тихо посмеялась, а он вяло провёл ладонью по её пояснице, притягивая к себе, но с усилием оторвал руку, пришлёпнув по ягодицам напоследок:
— Иди. Не хочу отвлекаться сейчас.
Гоуст медленно присела рядом с ним на корточки и положила руки ему на ноги. Она пригладила его бёдра сквозь ткань штанов и, прихватив колени, плавно развела их в стороны. Первый с любопытством провернулся на стуле, а Гоуст нырнула к его ногам, опустившись на пятки. Скользнув под его поло, её изящная рука змеёй протиснулась вверх. Проведя пальцами по его груди, она сжала сосок и прильнула щекой к его бедру, точно ласкающаяся кошка.
— Передумал? — спросила она, лукаво глянув на него снизу.
— Может быть, — протянул Первый, скептически прищурившись.
Гоуст придвинулась ближе, и он раздвинул ноги шире. Задрав край его чёрной футболки, она мягко коснулась губами живота, а затем её язык оставил холодную мокрую дорожку вдоль пупка. Живот Первого вздрогнул, отдаваясь в паху томным спазмом. Подтянув ткань до рёбер, она прикусила кожу над косой мышцей, и Первый слабо выгнулся, шумно выдохнув через нос. Его глаза слипались, и, отведя взгляд от мерцающего монитора, он острее ощутил это. Откинувшись глубже на спинку кресла, он растворился в её лёгких влажных покусываниях. Гоуст вела языком по коже над поясом, едва заходя под ткань, и одновременно поглаживала его член сквозь штаны. Вдоволь надразнившись, она вскоре ловко расстегнула ширинку. Первый приподнял таз, помогая спустить одежду на бёдра, и старое кресло протяжно скрипнуло под его весом.
Первому нравилось, когда Гоуст сама инициировала оральный секс: «А какому дураку не понравится?» Даже несмотря на то что он только что сказал ей «нет» и действительно не собирался отвлекаться. Это «нет» слишком легко было замести куда-то под плывущий край сознания, поддаваясь телесному искушению. Возможно, ему и правда стоило отложить тетрадки и дать себе передышку. За время совместной жизни Гоуст научилась удивительно точно улавливать его усталость и подхватывать в свои хрупкие, но заботливые руки. Сейчас он не хотел терзать и буйствовать — ленивая нега распластала его по креслу. Впрочем, Гоуст удивляла не только тонким чутьём его состояния, но и мастерством в других делах. В памяти Первого всплыл их первый раз — в машине на обрыве каньона. Нынешние движения Гоуст были совсем не похожи на действия той катастрофически стеснительной старшеклассницы, что не умаляло её очаровательности сейчас, а, скорее, даже наоборот.
Она уверенно оттянула резинку белья и достала его привставший член. Прихватив пальцами головку, она сдвинула вниз крайнюю плоть и обильно сплюнула — медленно, тягуче, растягивая струйку прозрачной жидкости с кончика языка. В этот миг Гоуст беззастенчиво посмотрела в глаза Первого, взмахнув длинными ресницами. Уголки его губ дрогнули в едва заметной улыбке, и он неровно выдохнул. Он обожал, когда она делала это именно так.
Гоуст потянулась к карману шорт и достала небольшой тюбик лубриканта с вишнёвым вкусом.
— Ах ты, зараза. Подготовилась, значит? — сказал Первый, широко улыбнувшись.
— А ты как думал? — девушка качнула плечами, самодовольно прикрыв глаза. — Всё будет так, как я хочу.
Первый удивлённо приподнял рассечённые брови, но лишь насмешливо цокнул и покачал головой. Гоуст стянула с пяток свои мягкие пушистые тапки и заботливо подложила их себе под коленки, чтобы было не так больно упираться ими в пол.
— Ну вы посмотрите. Подготовка полным ходом, — усмехнулся он.
Гоуст шикнула на него, нарочито грозно нахмурив брови, и приложила палец к губам. Лицо Первого изумлённо вытянулось:
— Она ещё и шикает на меня! Я, значит, должен сидеть смирно и молчать?
— Смирно сидеть у тебя точно не получится, — девушка заговорщически прищурила глаз и выдавила прозрачный гель прямо на блестящую от слюны головку члена. Смазка оказалась прохладной, и место соприкосновения было столь чувствительным, что Первый вздрогнул и сжал сидящую перед ним Гоуст коленями.
— Ай, — выдохнул он.
Гоуст закрыла тюбик и убрала его обратно в карман, после чего развела ноги Первого локтями и осторожно взялась за его член обеими руками. Она начала плавно водить по стволу, равномерно распределяя густую смазку пальцами. Первый ощутил тепло её ладоней, постепенно разливающееся от таза по всему телу. Нагреваясь от трения, гель источал слабый химозно-ягодный аромат, и он поймал себя на пикантных воспоминаниях, связанных с этим конкретным запахом.
Гоуст была в коротких спортивных шортах и обтягивающем тонком топе. Чёрный лифчик откровенно просвечивал под белой майкой, и Первого позабавила эта ненавязчивая деталь. Гоуст не отличалась слишком вызывающими нарядами, хотя порой одевалась достаточно открыто, но в её простых, непровокационных на вид образах часто мелькали дерзкие решения. Волосы её были собраны в небрежный домашний пучок, а на лице ещё держался потёртый дневной макияж. Он заметил, как тушь осыпалась к вечеру, оттенив нижнее веко — мелочь, что почему-то особенно его цепляла. Сверху открывался вид на её аккуратную грудь, туго стянутую бюстгальтером, и Первый порадовался свету настольной лампы, что мягко подсвечивала происходящее снизу. Он любил наблюдать, впитывать взглядом каждую деталь и предпочитал, чтобы секс проходил при хорошем освещении — там, где глазам было чем насытиться.
Гоуст водила ладонями по члену, мягко сдавливая головку скользкими пальцами, и ленивая сонливость медленно уступала место восходящему возбуждению. Она совершала лёгкие скручивающие движения, сжимая плотнее, отчего член набухал и подрагивал в её руках.
— Нравится, да? — вызывающе спросила Гоуст, не отрывая взгляда от его лица.
Он открыто улыбнулся, прижав кончик языка к верхним зубам, но промолчал — ответ и так был очевиден для обоих. Гоуст наращивала темп, но Первый не отводил глаз от её губ, застыв в предвкушении.
— А когда самое сладкое? — нетерпеливо спросил он.
— А что самое сладкое? — отозвалась Гоуст и хитро прищурилась, оттягивая момент.
Острые стрелки на её веках придавали взгляду совсем уж лисье лукавство, а её губы, обкусанные и немного потрескавшиеся, неравномерно алели остатками стёртого тинта. Первый протянул руку, коснулся её щеки и провёл пальцами по губам, а затем просунул их ей в рот. Он прижал кончик её языка, и Гоуст мягко сомкнула зубы, прикусив его.
— Вот это, — выдохнул Первый в конце концов.
Ожидание было томительным, но приятным — она не прекращала стимулировать его, хотя никакие ручные ласки не могли сравниться с теплом её рта. Гоуст мотнула головой, освобождая его пальцы, а затем игриво высунула язык, подогнув кверху, и коснулась кончиком своего носа. Первый тихо посмеялся — его всегда впечатлял этот её бесполезный, но забавный трюк. Гоуст медленно опустила язык на блестящую головку члена и провела по ней нижней рельефной стороной, вызвав у Первого волну мурашек вдоль спины.
— Вот это? — дразняще спросила она, улыбнулась и подняла на него взгляд.
— Yes-s, — прошипел он, пока его пальцы сжали подлокотники кресла.
— Хочешь, да? — не унималась Гоуст.
— Помучить меня решила?
— Чуть-чуть, для профилактики.
Первый закатил глаза в притворном раздражении, но уголки его губ предательски дрогнули. Гоуст наклонилась ближе, её дыхание обожгло кожу, и она легонько дунула на головку, заставив Первого невольно напрячься. Она поймала его реакцию, удовлетворённо хмыкнула и, растягивая эту сладкую паузу, провела ногтем по внутренней стороне его бедра.
Для Первого минет оставался камнем преткновения его сексуальной власти. Он всегда стремился господствовать в постели, держать процесс в своих руках и утверждать лидерство. В какой-то части общественного сознания минет считался актом доминирования именно принимающей стороны — так думал и Первый всю юность, однако на деле же это оказалось не совсем так, а в ином случае и совсем не так, как он себе это представлял.
До знакомства с более агрессивными стилями партнёрши ласкали его довольно стандартным способом — классическая фелляция без особых изысков. Для молодого парня даже это было непривычно, захватывающе и чертовски приятно. Но внутри закрадывался смутный дискомфорт, будто его статус доминирования в такие моменты становился сугубо формальным, и в действительности контроль незаметно перетекал к женщине. Неопытный и неискушённый, он тогда не слишком вдавался в эти мысли, но с возрастом, когда тяга к власти проявлялась всё явственнее, это невнятное чувство стало его терзать.
В какой-то момент он открыл для себя такое понятие, как иррумация, и стал, конечно, поклонником именно такого формата. Однако отказаться от классического минета было бы несусветной глупостью с его стороны. Не каждая девушка была готова даже на обычный минет, не говоря уж о более экстремальных его вариациях. А Первый слишком уж любил созерцать женские макушки где-то у себя между коленок. Для него это стало допустимым компромиссом: он уступал власть ради удовольствия. Причём чем виртуознее была партнёрша, тем больше контроля она, как правило, забирала.
Именно поэтому Гоуст со временем и заинтриговала эта практика. Она чувствовала ту долю господства, которую Первый негласно делил с ней в этот момент, и за свой ход хотела заполучить как можно больше шахматных фигур с ментальной доски. Это чувство мотивировало её инициировать такие ласки и с искренним энтузиазмом в них совершенствоваться. Особенно ценным было для неё блаженное и упоительное выражение лица, что проступало у обычно сдержанного в сексе Первого. В общем, игра стоила свеч.
Гоуст наклонила голову и, облизав губы, накрыла его член ртом. Первый ощутил горячую влажность, с наслаждением прикрыл глаза и зажмурился. Её губы медленно двинулись вниз по стволу, головка упёрлась в нежное нёбо, но Гоуст не остановилась и продвинулась дальше, пока член не коснулся мягкого нёбного язычка. Она плавно отклонилась назад, затем снова опустилась, и её голова начала ритмично покачиваться. Одной рукой девушка обхватила основание члена, а другой нежно приобняла спину Первого, поглаживая поясницу. Его дыхание участилось, и он сжал пальцы на ногах, громко хрустнув суставами.
Положив ладонь на голову Гоуст, он мягко пригладил её волосы и запустил в них пальцы. Металлическая шпилька выскользнула из слабого пучка и со звоном упала на пол, но никто не обратил на это внимания. Гладкие пряди разметались по её плечам, и Первый приподнял их, осторожно собрав на одну сторону. В воздухе почувствовался знакомый слабый шлейф её цветочного шампуня. Движения Гоуст ускорились, её голова цеплялась за край его футболки, и свободной рукой он подтянул тёмную ткань к груди, оголив живот.
— Знаешь, я тут вспомнил, когда ты первый раз мне сосала. Ты сейчас, конечно… Ох, да… — не успев закончить фразу, Первый дёрнулся, сильнее сжав в руках её волосы и ткань поло. Гоуст втянула щёки, создав ощущение вакуума, и стенки её рта плотнее обхватили ствол. Не ослабляя давления, она оттянула его от себя, и от двойного натяжения Первый невольно задержал дыхание. Разомкнув губы, Гоуст выпустила член, и тот выскочил из её рта с лёгким хлопком.
— А… а, — только и выдавил Первый от неожиданности.
— Ага, — передразнила его Гоуст.
Орган качнулся в её руке, словно тянулся обратно во влажное тепло, но Гоуст только прищурилась и осуждающе цокнула. Запыхавшийся Первый покраснел — он не собирался упрашивать, чтобы она продолжила, но тягучие спазмы неумолимо стягивали низ живота. Поёрзав на стуле, он придвинулся ближе к Гоуст, и спинка кресла жалобно скрипнула. Комната замерла в напряжённой тишине, нарушаемой лишь их неровным дыханием. Свет лампы отбрасывал мягкие тени на лицо девушки, подчёркивая хищную искру в её глазах. Она не торопилась, наслаждаясь его растерянностью, и это молчаливое противостояние растягивало момент, как тугую струну. Её игра вымотала его сильнее, чем он ожидал, но было в этом что-то притягательное — смесь досады и желания, державшая его на грани. Первый провёл рукой по лицу, стряхивая с себя наваждение, и тихо выругался:
— Бля, — выдохнул он и смущённо отвёл взгляд. — Джи…
Хитро улыбнувшись, Гоуст вновь достала из кармана тюбик и щедро выдавила ароматный гель себе на ладонь. Наконец сжалившись, она наклонилась ниже и облизала член широким движением, точно ягодное мороженое. Первый застыл, впитывая этот краткий миг облегчения, и в груди у него шевельнулось тепло — не только от страсти, но и от её странной, мягкой власти над ним. Гоуст прошлась языком по нежной складке коронки, задевая тонкую натянутую уздечку. Накрыв член губами, она подсасывала купол головки и вновь начала плавно двигать скользкой рукой вверх-вниз.
Она отвела член в сторону и упёрла головку во внутреннюю сторону щеки, медленно водя ею по влажной стенке. Гоуст взглянула на Первого, и он с улыбкой прикусил уголок губы. Она знала, что ему нравилось, как это выглядело. С внешней стороны она мягко начала массировать выпирающую щеку пальцами, и он ощутил приятное давление на самом кончике. Гоуст взяла член глубже, и футболка снова зацепилась за её голову. Первый нетерпеливо задрал ткань к шее, закусив край зубами. Холодный свет монитора пролился на его вздымающуюся оголённую грудь и раскрасневшееся лицо. Он осторожно завёл обе руки за затылок Гоуст, скрестив пальцы в замок. Ему не хотелось, чтобы она снова неожиданно отстранилась.
От сглатывания слюны стенки её горла сжимались, и ему чудилось, что он проваливается в горячую влажную бездну. С каждым движением он давил на затылок Гоуст сильнее, прижимая её к себе и подаваясь тазом вперёд. Он коснулся чувствительной головкой рельефного основания её глотки и сдавленно промычал. От ритмичных толчков кресло начало ездить по полу. Гоуст зажмурилась от нехватки воздуха и поперхнулась. Она упёрлась руками в его бёдра, отталкиваясь, но Первый слишком крепко держал её, вжимая в себя.
— Ещё немного… — судорожно прошептал он сквозь зубы.
Он чувствовал, как жар подступал к вершине, растекался по низу живота, и уже был готов кончить, но вдруг ощутил острую режущую боль от смыкающихся зубов. Его тело непроизвольно дёрнулось, а дыхание сбилось.
— Блять! — воскликнул он, резко разомкнув руки и отшатнувшись назад, так что кресло протестующе заскрипело. Мужчина толкнулся пятками от пола и откатился, ударившись коленом об стол. Гоуст, запыхавшись, шумно втянула воздух и хлюпнула носом, вытирая губы тыльной стороной ладони. Её грудь вздымалась, пока она восстанавливала дыхание, а глаза блеснули от влаги.
— Ты чё творишь?! — опешил Первый, ошарашенно уставившись на неё.
Она откинула волосы с влажной щеки кончиками пальцев, выпрямилась и, глядя ему в глаза, сдержанно и твёрдо ответила:
— Ру-ки.
Боль ещё пульсировала внизу, и Первый стиснул зубы, пытаясь выровнять дыхание. Её слова вызвали в нём смешанный вихрь эмоций, и он недоуменно нахмурил брови. С одной стороны, его окатил гнев — он всегда предупреждал Гоуст о зубах при минете. И ладно бы неосторожное касание, но сейчас она его, чёрт возьми, укусила! С другой стороны, боль вспыхнула почти на пике блаженства, и этот синтез взбудоражил кровь. А может, она вскипела от неожиданной дерзости Гоуст, что цепляла его сильнее, чем он готов был признать. Он облизал пересохшие губы и прислушался к своим ощущениям. Колени подрагивали, член немилосердно изнемогал от возбуждения, бешеный пульс отдавался в паху, а живот почти сводило судорогами. «Может, просто закончить руками и не ебать мозг?» — подумал он и бросил возмущённый взгляд на Гоуст.
Алые губы налились кровью от активных действий, макияж размазался, и тушь под глазами растеклась от проступивших редких слезинок, но плечи Гоуст оставались расправленными, голова — поднятой. Её лицо, влажное и раскрасневшееся, обрамляли растрёпанные пряди, а глаза горели смесью твёрдости и скрытого торжества. Этот взгляд, острый и немигающий, пронзал его, выворачивая наизнанку его желания и слабости. Это была не просто женщина, а вызов — живой, пульсирующий, почти осязаемый. Он вдруг увидел в ней не растерянного оленёнка, выбежавшего на ночную трассу, он вдруг увидел… Первый наклонил голову набок, и Гоуст зеркально повторила его движение. Он наклонился к ней, и она потянулась к нему в ответ. Их дыхания незаметно синхронизировались. На её выдохе он делал протяжный вдох, а она дышала, когда выдыхал он, и от этого сердце Первого стянуло пугающим мистическим трепетом.
Ему вдруг отчаянно захотелось её. Нет, Её. Не доделать всё самому, не позвонить более сговорчивым девицам, не переключиться на что-то совершенно другое, вычёркивая из вечера этот болезненный эпизод. Ему хотелось, чтобы именно эти упрямые губы довели его до финала. Он закатил глаза собственной необъяснимой одержимости этой женщиной и тяжело вздохнул не её ультиматуму, а своему ступающему на горло смирению.
— Окей, — произнёс он и отрешённо улыбнулся. — Никаких рук.
Первый плавно откинулся на спинку кресла и демонстративно сложил пальцы замком у себя на затылке.
Гоуст сглотнула и выдержала паузу, проверяя его обещание, как ступени подвесного моста. Она медленно придвинулась и наклонилась ниже. Её дыхание коснулось его чувствительной кожи, горячее и неровное, а затем она провела языком по головке — не торопясь, растягивая каждое движение, будто смакуя его капитуляцию. Первый напрягся, его мышцы свело от предвкушения, но он крепко держал руки на затылке, хоть пальцы и дрожали от желания прихватить её за волосы. Она подняла взгляд, поймала его глаза и, не разрывая зрительного контакта, обхватила член губами, втянув его глубже. Движения были уверенными, и каждый толчок её головы отзывался в нём волной жара, поднимавшейся от паха к груди.
Вдруг замедлившись, Гоуст остановилась, и Первый машинально подался вперёд, но она тут же сжала его бёдра ладонями, напоминая о своём контроле. С недовольным рыком он выдохнул сквозь зубы, стараясь не сорваться. Постепенно её ритм ускорился, и комната наполнилась тихими звуками — его прерывистым дыханием, скрипом кресла и влажным причмокиванием. В очередной раз край поло зацепился за макушку Гоуст, и Первый нервно стянул футболку через голову, раздражённо швырнув в сторону. Гоуст замерла от его резких движений, и Первый вскинул руки в желании придавить её голову, но лишь безвольно сжал дрожащие кулаки в воздухе:
— Продолжай, продолж… — выпалил он сорвавшимся от желания голосом.
Гоуст придвинулась вплотную, крепко придерживая его за ягодицы. Она опустила голову плавным движением по восьмёрке, ввинчивающим жестом вводя член в рот и упирая его в фактурное основание языка.
— Да, с-ка… — вырвалось у него, и он напряжённо схватился за край стола.
Её язык, слегка вытянутый наружу, скользил по нижнему шву ствола при погружении, и почти сводил Первого с ума. Под громкие звуки сглатывания пенящейся слюны и сладкой смазки Гоуст напирала всё сильнее, отчего кресло откатывалось назад и в итоге упёрлось в стену. Заглотив его член, она издала протяжный стон, и Первый ощутил глубинные вибрации, прокатившиеся волной по всему телу: от вершины члена до самых кончиков пальцев.
— Да, соси у меня, со… Сожри меня нахуй… — почти умоляюще прошептал он.
Затуманенным взглядом Первый покосился на тёмную дверь, словно в их же квартире кто-то чужой мог застать момент его постыдного падения и оспорить его непреклонный статус. В это время Гоуст прихватила пальцами основание члена, сжав полукольцом и усиливая кровоток, отчего Первому показалось, что он вот-вот взорвётся. Он запрокинул голову на спинку кресла и закатил глаза от вскипающего удовольствия. Гоуст аккуратно протиснула ладонь под мошонку и слабо надавила костяшками пальцев на мягкую промежность, отчего тело Первого содрогнулось. Щёки его залились румянцем, шумное дыхание сбивалось сдерживаемыми изо всех сил стонами, но он закрыл лицо руками и сильно прикусил указательный палец, чтобы не издать лишних звуков. «Как будто не я её ебу в глотку, а она меня ртом трахает… Сука», — мысленно выругался он, чувствуя, как грань рушится. Жар накрыл его целиком, тело выгнулось дугой, ещё мгновение — и…
И Гоуст неожиданно вытащила член изо рта, отчего тот дёрнулся в воздухе, а Первого затрясло от невысвободившегося импульса. Едва подошедший оргазм снова беспощадно откатился назад, рассыпаясь по телу колючим электрическим разрядом. Внутри стало неприятно покалывать, и Первый уронил голову на грудь, посмотрев на Гоуст с самым скорбным выражением, какое она у него когда-либо видела. Эта тень мольбы в его взгляде и была её главной наградой сегодня.
— Джиа… Ты, блять… — хрипло проскулил он.
Глаза Гоуст сверкнули триумфом, и торжествующая улыбка мелькнула на её губах. Она облизнулась, откинулась назад, оперевшись на руки, и довольно рассмеялась. Первый сделал пару неровных тяжёлых вдохов, пересилил миг слабости и уже более твёрдо возмутился:
— Смешно тебе, нахуй?
Гнев бодрил лучше, чем кофеин, адреналин и метамфетамин вместе взятые. Его глаза угрожающе расширились, и Гоуст моментально уловила этот сигнал. Рванув вверх, она не успела сделать даже шаг — Первый схватил её за бёдра и резко дёрнул к себе. Гоуст рухнула к нему на колени, и её ягодицы прижали возбуждённый мокрый член к его животу. Первый небрежно задрал её майку вместе с лифчиком к самой шее. Крепко стиснув талию одной рукой, другой он болезненно сжал её грудь, впиваясь зубами в шею. Она притворно пыталась отбиться, но всё ещё истерично посмеивалась, вспоминая его выражение лица. Победоносное послевкусие и его грубые торопливые движения возбуждали её, отчего она ёрзала, теснее прижимаясь к его паху. Первый вдруг поднялся, крепко удерживая её за волосы, и развернул к столу.
— Смешно ей, значит… — процедил он.
Сильно надавливая локтем на её спину, он заставил Гоуст нагнуться, и одним порывистым движением стянул вниз шорты с бельём. Она легла грудью на столешницу, придавив голым телом разбросанные тетради, пока он коленями развёл её ноги шире. Пальцами нащупав горячую вульву, он резко вошёл и навалился сверху. Внутри было суховато, но смазка на члене сгладила трение за пару толчков. Он двигался размашисто, несдержанно, тянул её за волосы, а Гоуст упиралась ладонями в стол, смахивая канцелярию на пол неловкими рывками.
Её дыхание участилось, смешки растворились в тихих стонах, и Гоуст подалась назад, улавливая его быстрый темп. Первый стиснул её мягкое бедро, и усилил натиск, поджигая на её коже «коктейль Молотова» из своего гнева, страсти и досады. Стол поскрипывал под их весом, шелестели смятые листы тетрадей, а воздух наполнился запахом пота, переплетённым с приторно-ягодным ароматом лубриканта. Он ощущал, как тепло вновь нарастает, но теперь это был его реванш — сладостный и неотвратимый. Гоуст прогнулась в пояснице, и он понял, что она не просто принимает, а откликается, втягивая его в новый виток их бесконечного противостояния.
Горячие стенки влагалища обжигали, так что Первый стиснул её талию сильнее, толкнулся глубже и кончил — резко, с сдавленным рыком, чувствуя, как жар наконец выплёскивается внутрь. Она вздрогнула под ним, её бёдра слегка задрожали, и он замер, удерживая Гоуст, пока дыхание не выровнялось. Наклонившись ближе, он прижался вспотевшей грудью к её лопаткам и выдохнул ей в шею. Его рука скользнула на её подбородок, он развернул её лицо к себе и поймал этот взгляд — дерзкий, но податливый. Гоуст прикусила губу, и её смех — нервный, прерывистый — вырвался наружу, пока она тяжело дышала. Её глаза блестели от возбуждения и какого-то дикого азарта, будто она всё ещё праздновала тот момент, когда довела его до изнеможения.
— Совсем обезумела, комедиантка? — спросил он, и в голосе смешались укор, ирония и облегчение.
Она промолчала, лишь с довольным мычанием выскользнула из его хватки и растянулась на столешнице, прижав липкую щеку к гладкой поверхности. Первый опёрся ладонями о край и склонился над девушкой, тихо посмеявшись их общему безумию. Гоуст оставила его с горько-сладким послевкусием смазанного триумфа, одновременно победителем и побеждённым. Она чуть повернула голову и бросила на него взгляд из-за плеча — не то насмешливый, не то примирительный.
Усталость вдруг навалилась на его плечи, как груз неоправданных семейных ожиданий и навязываемых обязанностей, но тепло её тела под ним было сильнее, — маленькая обитель свободы в этой сковывающей по рукам и ногам реальности. Выше мнимых побед, выше унизительных поражений. Сейчас его мятежный разум обрёл покой и ясность, словно свежий ветер разогнал застоявшийся сумрак в чертогах сознания. Здесь, с ней, его вечное упрямство плавилось в долгожданном удовлетворении, и в этой паузе он находил незнакомый покой. И этого мгновения было достаточно. Он провёл ладонью по её спине, ощущая бархатистость кожи, жадно впитывая эту странную близость, но понимая, что эта ничья — лишь передышка перед их следующим раундом.