1950е-1960е
Джаспер
Он не знал, почему именно она. Что в ней было такого. На его пути встречались самые разные женщины, ослепительно прекрасные, завораживающие, хитроумные, необычные… Она тоже была красива, как и все вампиры, но самой обычной, заурядной красотой. Самая обыкновенная, тихая, почти незаметная для окружающих. Но для него она засверкала тысячами звёзд, озаряя темный небосклон его жизни.
А он даже и не осознавал, что все это время, до встречи с ней, пребывал в кромешной тьме. Был слепым, глухим, бесчувственным, ощущая окружающее только через эмоции других. И внезапно весь мир в лице нее обрушился на него буйством красок, мелодий и чувств. Он испугался, что умер в тот миг. Но всего лишь родился заново. И это оказался крайне болезненный процесс. На долгое мгновение он хотел снова вернуться в спокойную тьму, где был только он один и редкие вспышки встречающихся ему вампиров и людей. Но момент был упущен навсегда, обратного пути больше не было.
И зачем только Элис его сюда привела?!
Они нашли их в Колорадо, недалеко от Аспена, где в небольшой ложбине между хребтами Скалистых гор небо нередко заслоняли скапливающиеся облака, а с горных склонов сползал мглистый прохладный туман, оседая над поверхностями озер и стелясь вдоль грунтовых петляющих серпантинов дорог. Удобное место для таких, как они. Надо было признать.
Каллены. Так их звали. Элис увидела даже фамилию. Знала имена всех членов странной вампирской семьи. Наверное, единственной в своем роде. Джаспер не мог отрицать, что ему было интересно посмотреть на них. Рассказы Элис были сумбурными, но очень красочными. Она с момента их встречи только и говорила о Калленах. По многу раз повторяла одно и то же. И каждый раз при этом светилась неподдельным счастьем и предвкушением. И еще чем-то неповторимо теплым, как объятия матери или искренний смех ребенка. Это было ощущение дома.
Ему нравилось, когда от Элис исходили эти уютные, мечтательные эмоции, переполненные надеждой. В такие моменты она подолгу отключалась от внешнего мира и держала его за руку, позволяя вести. Он даже частенько загорался ее желанием поскорее найти их, познакомиться… подружиться.
Но когда они обогнули Аспен, и Элис сказала, что осталось совсем немного, считанные часы, его энтузиазм постепенно спал, сменившись тревогой и подозрениями. Нельзя было вот так просто нагрянуть к незнакомому клану, напроситься к ним. Его вполне устраивало и обычная, размеренная кочевая жизнь с Элис, периодические встречи с Питом и Шарлоттой. Никаких границ, никаких обязательств, никакого беспокойства. Никакой противной животной крови.
Новая безумная диета, которой, по словам Элис, придерживались Каллены, давалась ему с величайшим трудом. В отличие от нее. Через пару месяцев она уже красовалась золотистыми глазами, слегка раздражая его своими успехами, когда он так и не смог избавиться от алого. Пит потешался всякий раз за эти два года, стоило им пересечься, над его жалкими попытками распробовать то оленя, то косулю, иногда, если повезет, пуму или медведя. Шарлотта, надо отдать ей должное, поначалу тоже проявила интерес и даже охотилась вместе с ними. Но через пару недель с вежливой улыбкой пожелала им удачи. Джаспер не стал возражать — удача ему понадобится.
Сегодня, уже на пути к их цели, его глаза были идеального золотистого цвета. Полгода без человеческой крови. Его личный рекорд. Он почти гордился собой. Тем более, что все чаще встречающиеся на их пути люди, когда они заходили в города, уже не вызывали в нем немедленного желания вцепиться в глотку, как это было на первых порах новой диеты.
— Мы почти на месте, — маленькая ручка Элис сжала его ладонь. — Все будет хорошо, — она сияла счастливой надеждой с оттенком тревожного волнения. Джаспер нахмурился, чуть ли не впервые уловив это чувство в ней. Словно она убеждала не его, а саму себя. — Просто волнуюсь, — вообще-то она никогда не волновалась. Он нахмурился сильнее. — Всегда есть вероятность… — неуверенно начала она, когда ощутила его требовательное недовольство, которым он осознанно толкнул ее. — Но, думаю, мы сможем справиться…
Джаспер резко остановился. Его не устраивали вероятности. Это и без того выглядело крайне рискованным предприятием — навязаться в чужой клан, чьи вкусовые пристрастия выглядели по меньшей мере сомнительными, а то и вовсе фантастическими. Он хотел быть полностью уверенным, что у них все получится. И только уверенность Элис держала его все эти два года, а сейчас вдруг у нее проклюнулась эта тревога. У него даже закралось подозрение, что она все время тайно чувствовала это, и только сейчас не смогла спрятать за буйным восторгом и надеждой, и неприятное колющее чувство подленько просочилось сквозь плотную стену счастливых эмоций.
— Мы можем развернуться и убежать, пока еще не…
Но было уже поздно. Буквально за следующим рядком стройных елей послышались отчетливые голоса.
— Эм, ты не видел ключ на три четверти? — женский голос казался недовольным. — Только что был здесь.
— У правого колеса, — сквозь быстрое металлическое перестукивание ответил низкий мужской тембр.
Довольный короткий возглас, снова звонкие стальные звуки. Резкий свист ветра, будто летело небольшое пушечное ядро. Громкий удар и снова рассекающий воздух звук. Что там происходило?
— Ты чуть не угрохал машину! Какого черта, Эмметт! От такого броска она разлетелась бы на куски!
— Но ты ведь поймала, крошка, — мужской голос не казался виноватым или расстроенным. — Отличный пас, кстати.
— Я целый месяц потратила на то, чтобы довести это корыто до ума…
— Эта модель все равно неудачная. Все время ломается.
— Теперь не сломается.
— Раз ты закончила, может, пойдем, развеемся. Покидаем мяч…
— Твои подачи будут слышать даже в Аспене. Слишком опасно.
— Скукотища…
— Посоревнуйся в беге с Эдвардом, — женщина явно говорила с добродушной издевкой. Мужчина басисто рассмеялся, и голос добавил: — В конце ты всегда сможешь уложить его на лопатки.
— Зануда уехал на собеседование в колледж. Еще с утра, — снова звяканье металла и скептически недовольное хмыканье. — А давай тоже поступим. Вроде заявления еще принимают.
— Изучать домоводство или деятельность сиделки? Нет уж, спасибо.
— Эсме получила степень по искусству…
— Вот где скукотища! Я дождусь времени, когда мы переедем в Новую Англию и поступлю в MIT1. Слышала, что в прошлом году женщинам там выделили три места на курсе.
Элис улыбалась во весь рот, пока они неприлично подслушивали этот совершенно обыденный разговор, словно уже видела переезд в Новую Англию, поступление в колледж и долгую счастливую жизнь. Джаспер с новой силой захотел уйти, вернуться в свою привычную кочевую рутину, но Элис с небывалой силой сжала его руку и потянула за собой.
Подул ветер, и голоса резко смолкли. Их почуяли. Впрочем, они особо и не скрывались. Джаспер притормозил Элис, переходя на человеческий шаг. С новыми вампирами лучше было не делать никаких резких движений. Он все отчетливее чувствовал волны их настороженности, с нотками тревоги и веселого предвкушения. Он был почти уверен, что последнее исходит от обладателя веселого баса, который словно только и ждал, когда случится что-то интересное.
Деревья расступились, напоследок задев их хвойными лапами, словно приободряя, и Джаспер увидел серую гладь маленького продолговатого озерца, острые силуэты гор за ним, расчищенный ухоженный двор без забора и аккуратный двухэтажный дом с белым фасадом, широким крыльцом и большими окнами. Классический дом американской мечты, изображения которого он видел на рекламных щитах в каждом городе. Они мелькали везде, с счастливыми идеальными мужчинами и женщинами на переднем плане, и сменялись только пессимистичными рекламными баннерами о продаже сборных бомбоубежищ («Вам понадобится только пара десятков гвоздей и молоток!») с годовым запасом консервов с пятидесятипроцентной скидкой при покупке двух наборов.
На гравийной площадке перед домом ярким красным пятном выделялся автомобиль, с большими круглыми фарами, откидной крышей и выразительными белыми крыльями по бокам. Шевроле корвет — прочитал он издалека каллиграфическую надпись на багажнике. Возле авто в напряжённой позе на изготовку, сжимая в руке гаечный ключ, стояла ослепительная блондинка. Бледная кожа, в тон ей почти белоснежные волосы с лёгким перламутровым отливом, высокие джинсы и толстый кожаный ремень подчеркивали идеальную талию. Не женственный наряд сидел на ней на удивление женственно. Джаспер, окинув ее взглядом с ног до головы, мгновенно оценил внешность и уверенный, слегка надменный вид. За ее спиной тут же вырос огромный широкоплечий парень, поигрывая внушительными мускулами. Оба, несомненно, вампиры, и желтоглазые — все, как и видела Элис. Парень чуть выступил вперёд, загораживая девушку, и подкидывал, как будто расслабленно, бейсбольный мяч. Но Джаспер не обманывался. От парня не укрылось ни его пристальное внимание, с каким он окинул блондинку, ни его шрамы на лице и шее. Он только хмыкнул. Девушка его интересовала исключительно в тактических целях — не придется ли от нее, в случае чего, отбиваться. Уж больно воинственно та выглядела. Да и парень, Эмметт, не лучше. Внутри него так и бурлил азарт. Этот затеет драку чисто из спортивного интереса или скуки. Нужно быть осторожными.
— Привет! — лучезарно улыбнулась Элис, шагнув навстречу, но Джаспер снова придержал ее.
— Вы ещё кто такие?
Блондинка окинула их таким взглядом, словно они были сомнительными торгашами, пришедшими втюхивать им какой-то дрянной товар. Джаспер на мгновение почувствовал себя голодранцем, но быстро избавился от этого. Выглядели они более, чем прилично — уж Элис постаралась обрядить их по последней моде перед важной встречей. На нем — джинсы, тонкая и непривычно мягкая футболка, удобная спортивная куртка и новенькие ботинки. Он смахивал на капитана футбольной команды колледжа. А она, в светлых брюках, которые умудрилась даже не помять, и короткой блузе, завязанной узлом под грудью, была олицетворением современной золотой молодежи, попивающей молочные коктейли в кафешках и парках.
— Это частная территория, ребята, — прогудел парень. — Если вы не друзья Карлайла, то шли бы лучше отсюда.
Джаспер приподнял уголок губ, оглядывая внушительную фигуру здоровяка. Последнее, что тот хотел — это отпустить их просто так, не навесив парочку оплеух. Он точно это знал. Этот Эмметт ему уже нравился, будь он до сих пор в армии Марии, то точно присмотрелся к такому многообещающему вампиру. Сила и мощь просто бросались в глаза. И никакого страха, даже тени.
Они вчетвером так и стояли, проверяя друг друга взглядами, как в дурацкой детской игре в гляделки, где первого опустившего глаза закидают грязью. И неизвестно, чем бы все это закончилось, кто из них сдался бы первым, если бы входная дверь, такая же белоснежная, как и весь дом, не открылась, выпуская на крыльцо высокого стройного вампира, одетого в бежевый костюм со слегка приспущенным галстуком и расстегнутой верхней пуговицей, словно только что пришёл после работы и наконец смог расслабиться. От него веяло великодушным спокойствием и искренним интересом.
— Добрый день, я могу вам чем-то помочь? — он посмотрел на них очень доброжелательно, словно знал очень давно.
Наверное, все дело в глазах. Будь они красного цвета, никто из Калленов не был бы столь любезен с ними. Золотистая радужка внушала доверие, даже некоторую сопричастность. Джаспер едва улавливал это между всеми стоявшими, но оно было, без всяких сомнений. Беспечно, на его взгляд. Образ питания еще ни о чем не говорил. Если они все же останутся, он обязательно укажет на эту прореху в их защите, которой попросту и не было.
Никто из них еще ничего не успел ответить, как в доме послышался легкий стук каблуков. На Джаспера пахнуло теплом, как в самый приятный летний вечер, когда жара уже спала, но прохлада еще не успела взять свое. Он и не думал, что кто-то из их вида вообще мог распространять такую теплоту. Их тела были просто не приспособлены для этого. Дверь приоткрылась еще шире, и на улицу вышла она.
Его ударило под дых с такой силой, что потемнело в глазах, и он был уверен, что здоровяк Эмметт все-таки не вытерпел и отмудохал его. Но рядом не было никого, кроме Элис, стиснувшей его руку холодной маленькой хваткой. Он хотел вырваться из нее, освободиться — там, в нескольких ярдах впереди, ждала она.
Тьма ушла, и зрение снова обрело привычную четкость — не прошло и мгновения. Она все еще стояла на верхней ступеньке крыльца, приветливо улыбаясь, а в золотистых глазах застыла на верхней точке та же буря, что бушевала в нем. Наверное, никто и не заметил перемен. Только Джаспер видел, как едва заметно дрогнули ее губы в неимоверно тяжелой попытке сохранить улыбку. Как задрожали ее зрачки, расширяясь и сужаясь. Как совсем тихо сквозь сомкнутые зубы прорезался короткий выдох, а пальцы на левой руке сжались в кулак. И снова только он услышал отчетливый металлический треск сломанного кольца на безымянном пальце, на который никто и внимания не обратил. На нее вообще, наверное, никто и не смотрел, кроме него в тот миг.
Джаспер не знал, было ли дело в ней самой, его взбунтовавшемся воображении или солнце, вдруг решившем выглянуть из-за низко нависших облаков. Его косой луч коснулся ее щеки, и она засияла мириадами маленьких солнц, словно окруженная ореолом звездной пыли, вся состоящая из света. Длинные, тщательно уложенные крупными локонами, волосы были притягательно теплого карамельного оттенка, ставшего на свету таким насыщенным, что он был почти уверен — они и пахнуть будут вкусной жженой сладостью. А яркая желтая блуза и широкая юбка еще больше усиливали это впечатление. Крупные красные бусы на бледной коже ее шеи выглядели как капли крови, которые мгновенно пробудили его жажду, будто и не было выпито еще вчера несколько горных пум. Хотя с этой отвратительной животной кровью ничего нельзя было знать наверняка.
Солнце снова скрылось, а она так и осталась, светящаяся и теплая, и Джаспер не мог избавиться от этого наваждения. Оно уже успело срастись с ним за эти несколько секунд, что он пялился на нее, как самый последний идиот.
Джаспер наконец вырвался из цепкой хватки Элис и за долю секунды уже стоял рядом с крыльцом. В центре его внимания все еще была только она, смотревшая на него со страхом, потрясением, трепетом. Он понимал ее чувства, как никто. Потому что теперь они были и его тоже. Где-то рядом с его резким перемещением пришли в движение и остальные. Элис кинулась за ним, снова хватая за руку. Здоровяк и блондинка уже стояли по бокам, всем своим видом демонстрируя предупреждение. Мужчина, которого — Джаспер быстро пролистал в памяти всю болтовню Элис о Калленах — скорее всего звали Карлайлом, притянул ее к себе, приобняв за талию. Она плавно качнулась и теперь стояла, плотно прижатая к его боку.
Джаспер смотрел на эту бледную руку, лежащую на ее талии, обтянутой яркой жёлтой блузкой, несколько секунд его мозг был занят лишь одной мыслью: оторвать эту руку целиком или только по локоть. Совершенно ненавистная лишняя на этой талии рука. Он с трудом перевел взгляд на обладателя этой бледной руки. Все то же доброе открытое лицо, на которое набежала тень замешательства. Ни враждебности, ни злости. А Джаспер, ещё пару минут назад вполне симпатизировавший Карлайлу, сейчас готов был растерзать его прямо тут, без причины, без долгих раздумий. Хотя причина, конечно, была. Она стояла прямо перед ним и молча позволяла себя обнимать, притягивать, будто сама не смотрела только на него, не ждала все это время именно его.
Откуда в нем взялись такие мысли… Почему он резко возненавидел этого приятного мужчину, которого видел впервые в жизни и который не сделал ему решительно ничего плохого. Это было какой-то помешательство, безумие, от которого он не мог спастись, даже если убежит на другой конец света, подальше от нее, такой насквозь светлой и теплой.
Все это тянулось слишком долго, настолько, что становилось странным, почти неприличным. Ему нужно либо вырвать ее из чужих рук и защищать до последнего ото всех, кто посмеет отобрать, либо убегать прочь отсюда, и бежать до тех пор, пока ветер не сорвёт с него всю её теплоту.
Элис с такой силой скрутила его пальцы, что один даже хрустко сломался.
— Карлайл! — слишком радостно воскликнула она. — Ты именно такой, каким я тебя и видела. А вы, — развернулась к здоровяку и блондинке, — Эмметт и Розали, — она подбежала к ним, стискивая в своих объятиях, не обращая никакого внимания на шокированные лица. — И Эсме, — наконец, повернулась к ней, взбежала по крыльцу и обняла, почти прижалась, положив голову на плечо. — Я так давно хотела встретиться с тобой. Со всеми вами.
Джаспер стоял, словно проглотил длинное копьё. Оно прошило его тело насквозь, застряло в горле, лёгких, сердце, нанизалось на каждый позвонок, пробило все внутренние органы и теперь при малейшем движении причиняло сильнейшую боль. И выдернуть нельзя — он тут же распадётся на куски.
Эсме. Вот как ее звали. Он помнил имя из рассказов Элис, которая называла так жену Карлайла. Почему-то он представлял ее взрослой женщиной, возможно даже с сединой в волосах, почтенной матерью семейства. Именно такими ощущались про нее все истории. Но та, что стояла прямо перед ним, совсем не была похожа ни на чью мать. Она никак не могла в его голове увязаться с тем образом, который возник с самого первого упоминания ее имени. Нет, это не могла быть Эсме. Возможно, какая-то новенькая, которую Элис не увидела. Или просто ошиблась. Все ошибаются, даже ясновидящие. Он отчаянно хотел, чтобы Элис ошиблась.
Но нет, никто не возразил, не сказал, как чудовищно та заблуждалась. Конечно, это была именно она, Эсме, стояла рядом с Карлайлом, который, кстати, тоже несколько выбивался из придуманного Джаспером образа отца.
Застрявшее внутри копьё стало как будто ещё ощутимее, разрослось и давило на внутренности, вытесняя их с положенных мест. Карлайл все так же обнимал Эсме, как только муж может обнимать жену. А на ее пальцах блестело обручальное кольцо, сломанное, которое она продолжала сжимать, чтобы не упало.
Джаспер смотрел то на это проклятое кольцо, то на нее, омываемый ее отчаяньем и растерянностью. Она была такой же потерянной сейчас, как и он сам, не способный помочь ей хоть чем-то. Он и себе-то помочь не мог. И вообще зря они сюда пришли. Если бы можно было повернуть время вспять, он не приблизился бы к этому милому дому, Аспену, даже самому Колорадо и на сотню миль. Но Элис уже вошла в дом, как к себе, и со счастливой улыбкой обернулась.
— Я бы хотела взять себе ту свободную комнату в правом крыле. Кстати, Эдвард должен совсем скоро прийти. Собеседование прошло очень удачно.
Она уверенно взметнулась по лестнице, оставив всех в наивысшей точке удивления. Про едва не возникший неловкий момент с Эсме благополучно позабыли, уставившись вслед исчезнувшей Элис. Джаспер заставил себя открыть рот и сказать хотя бы что-то, чтобы не выглядеть ещё более странным.
— Прошу прощения, — неимоверным усилием он отвёл взгляд от Эсме и посмотрел на всех остальных, остановившись на Карлайле, — эту милую леди зовут Элис. А я Джаспер. Мы узнали про ваш образ жизни и хотели бы присоединиться. Если вы, конечно, не возражаете.
Нет, он не хотел здесь оставаться. Но не мог даже подумать о том, чтобы уйти от нее и ее светлого тепла. Он был просто насаженным на огромное копьё беспомощным телом. Его окутало штормовым волнением, взметнувшимся до невиданных высот. Он словно флюгер, повернулся к ней, смотревшей на него мучительно долго, пристально, словно хотела раскопать его до самого основания. Он ощущал ее глубинное желание приблизиться, узнать, почувствовать, но никто из них не сделал ни шага навстречу.
— Мы будем очень рады пополнению в нашей семье, ведь так, Эсме?
Несколько долгих секунд, за которые он был готов услышать ее решительный отказ, но Эсме впервые подала голос, мягкий, мелодичный, словно тихая колыбельная.
— Конечно. Приятно познакомиться, Джаспер, — собственное имя, произнесённое ее голосом, ударило в районе груди, там, где словно заново запустилось сердце, приятно и болезненно одновременно.
— Ты знала? — первое, что спросил Джаспер, когда вскоре они отошли подальше от дома Калленов. Пришел еще один, Эдвард, и семейство обсуждало, как теперь с ними быть. Они не стали им мешать — пусть примут взвешенное окончательное решение.
— Была вероятность… — Элис замялась, избегая его взгляда, но он схватил ее за худенькие плечи и развернул к себе.
— Какая еще вероятность? Просто скажи, ты знала? — она смотрела на него несколько долгих секунд и нехотя кивнула, кольнув его скрытым стыдом. — Тогда какого черта ты меня сюда привела? — молчание, которое его не устраивало. — Мы могли бы быть только вдвоем. Нам же было хорошо, я это точно знаю. Нам не нужен был этот клан.
— Они не клан. Семья…
Так вот оно что. Джаспер прочувствовал это. Семья, большая и идеальная. Ей нравилось быть с ним, как и ему. Эти два года он мог бы назвать себя вполне счастливым, и во многом Элис давала ему эти ощущения. Он чувствовал ее любовь, симпатию, нежность. Но этого оказалось недостаточно. Не для нее. Она хотела семью.
— Я мог бы быть твоей семьей.
— Ты и так моя семья.
— Видимо, не та, что тебе нужна, — со злостью бросил он. — Зачем тогда нашла меня и притащила сюда? Могла бы пойти одна, если твоей целью были именно они.
— Я видела их много раз, они были счастливыми, такими прекрасными. И мы тоже в моих видениях были с ними. Всегда. И ты. Без тебя все было бы по-другому, понимаешь? Прости, что не сказала сразу. Это было нечестно с моей стороны, но ты бы не согласился пойти со мной.
— Разумеется, не согласился бы! И что теперь мне делать? Ты достигла своей цели, а мне теперь разгребать это дерьмо. Господи Иисусе, что же мне теперь делать с ней!
В отчаянии он снова вернулся к самой первой возникшей мысли. Просто забрать ее и все. Если получится, он даже никого не убьет в процессе. Это желание ввинтилось в него так сильно, что он уже повернулся в сторону дома.
— Если ты это сделаешь, то потеряешь ее навсегда. Она никогда не простит тебя, — Элис снова остановила его, преградив путь. — И ты тоже себя не простишь.
— Да? И каково же тогда мое будущее, скажи мне, Элис. И ее будущее.
— Я не знаю, — Джаспер угрожающе навис над ней, и она еще громче прокричала. — Я не знаю! Правда. Все будет зависеть от ее и твоих решений, но никто из вас ничего не решил. Один вариант сменяет другой и так до бесконечности, — Джаспер зарычал, и Элис рыкнула в ответ. — Думаешь, мне было легко на это решиться? Думаешь, я не хочу быть с тобой? Но это не так. Очень хочу. Ты тот, ради встречи с которым я жила все эти годы. И одно время я думала, чтобы никогда не искать Калленов. Мы действительно могли бы быть вполне счастливы вместе. Но это и близко не стояло с тем счастьем, с той жизнью, что мы бы потеряли. Они могут дать нам это все. И тебе тоже. Я не знала тогда и не знаю сейчас, выберет ли она тебя, выберешь ли ты ее. Совпадут ли ваши решения. И когда это случится. Это был риск, но я приняла его. Я бы хотела остаться с тобой. Это было бы идеальным будущим. И мы были бы счастливы вместе, в этой семье. Но я обещаю, что не буду мешать твоему выбору.
— Выбор? — Джаспер язвительно усмехнулся и отпустил ее, отходя на шаг. — Но ты не дала мне никакого выбора. А теперь уже слишком поздно.
— Выбор есть всегда, — он не стал ее больше слушать. Хватит. — Куда ты, Джаспер?
Он перешел на сверхскорость и до него доносились только отголоски ее криков. Он не хотел сейчас видеть или слышать Элис. И Эсме тоже. Они обе сидели теперь в нем, раздирая на части. С первой все было так просто. Чистейшая свобода, наполненная морем ее прекрасных эмоций. И горькая обида и злость за обман, за то, что заманила его в эту проклятую ловушку ради своего личного счастья. А вторая наполнила его мир смыслом просто одним своим существованием. Она ничего толком даже не сказала ему, лишь позвала по имени, а он уже не представлял, каково это, без нее рядом. Она принесла в его жизнь тепло и величайшую боль — копье внутри так никуда и не делось, засело, вросло по всей длине от копчика до макушки черепа, продырявив насквозь.
Джаспер прорывался сквозь горный лес, уносясь все дальше от них обеих. От нее. И расстояние ранило не меньше, чем то, что она уже была занята. Была не его. Он услышал голоса людей. По-хорошему надо было свернуть и обогнуть их, но он не стал, пошел напролом, а когда увидел два ярких пятна походных курток и рюкзаков, даже не думал, а просто накинулся и повалил сразу двоих. Его силы вполне хватало, что удерживать человека, быстро выпивая другого. Горячая кровь наполняла его рот, смывая мерзкий вкус животной крови, облегчая боль в горле, сидевшую в нем все последнее время. Жаль только, проклятое копье она не могла убрать, или вытравить из него все воспоминания роковой встречи. Джаспер закончил с первым и сразу перешел ко второму. Человеческий пульс судорожно бился прямо под его пальцами, но ему было абсолютно все равно. Даже противный страх, липкий и вязкий, который выбрасывал на него человек, был почти незаметен на фоне всех остальных его чувств. Он справился быстро, а тела пронес несколько миль, чтобы сбросить в какое-то узкое глухое ущелье, где их никто не найдет. А затем побежал дальше. Кажется, его рекорд снова обнулился.
На границе с Вайомингом его нашел Питер. В этот раз без Шарлотты. Джаспер слонялся уже несколько месяцев совершенно один. И почти пришел к решению вообще не возвращаться ни к Калленам, ни к Элис. К черту все это. Спустя время злость на нее прошла, оставив только горьковатое послевкусие. В некотором роде он даже понимал ее. Семья имела ценность даже для вампиров. А Элис грезила этой идеальной семейкой чуть ли не с самого обращения. Но вернуться к Элис означало вернуться и к Эсме. А боль от засевшего копья только слегка поутихла. Кто знает, может, со временем и совсем пройдет.
— Так и знал, что ты долго не продержишься, — раздался позади знакомый голос.
— Я тоже это знал, так что ты не уникальный в своей мудрости, — Джаспер был рад увидеть старого друга.
— Семья мечты оказалась пустышкой? — он прищурился, внимательно смотря в упор.
— Нет, вполне себе настоящей. Идеальная американская мечта. С поправкой на вампиров.
— И в чем же тогда подвох?
Джаспер долго молчал, пока они человеческим шагом передвигались по ровной лесистой местности. Где-то вдалеке слышался шум машин и звуки небольшого города. Они прошли мимо, оставив все позади. Пит не мешал, прекрасно зная, что все услышит в свое время. И Джаспер рассказал. Быстро, без утайки.
— И какая она? — присвистнул друг.
— Какая-то типичная домохозяйка, судя по всему.
Они снова надолго замолчали. Питер, казалось, обдумывал всю полученную информацию. Удивление, веселье и сочувствие попеременно охватывали его, пока он наконец не подал голос.
— Так в чем проблема?
— Ты что не расслышал? Она замужем, играет в мать с тремя взрослыми вампирами и идеальную жену с таким же идеальным мужем, — прозвучало все на редкость сомнительно, но именно так он сейчас и считал.
— Шарлотта бежала через поля на свиданку со своим ухажером, когда ее обратила Мария. Когда я ее увидел, она была обляпана коровьим дерьмом и кровью, и рычала, как дикий барсучонок, — Джаспер непонимающе покосился на него. Причем тут вообще это. — Я это к тому, что никогда не знаешь, где встретишь ее. Ту самую. В идеальном начищенном доме или посреди навоза. Разницы нет никакой, это все декорации, имеет значение только она.
— Эти гребаные декорации — ее жизнь. Красивая и идеальная.
— Хватит повторять это слово. Идеальная. Тем более, она скорее всего перестала быть идеальной после твоего появления. Ее мир порушился так же, как и твой. Уж поверь — Шарлотта мне как-то рассказала, как все было для нее.
Джаспер это прекрасно знал, чувствовал, как никто. Возможно, он один и понял, что с ней произошло в тот день. Остальные не обращали на нее внимания, а тупо пялились на них с Элис.
— Она занята, — со злостью уже в который раз повторил он. Неужели с первого раза было непонятно.
— Все еще не вижу проблемы, друг. Ты разучился убивать? — Джаспер косо глянул на него. Если бы все было так просто. И Пит мгновенно все понял. — Или ухаживать за женщинами?
— Она любит своего мужа и так называемых детей, я почувствовал это практически сразу, — его коробило каждый раз, когда он произносил эти слова. Дети, муж… Это звучало слишком безнадежно.
— А ты любишь Элис… Или нет?
— Уже не уверен. Сложно сравнивать после встречи с ней. Невозможно.
— Так возможно теперь не уверена и она. В любом случае, не попытаешься — потом будешь вечность сожалеть. Просто подумай об этом.
Джаспер провел с Питером и через пару недель присоединившейся к ним Шарлоттой ещё несколько месяцев. Больше никто из них не касался этой щекотливой темы. Но это не мешало ему самому думать о ней, почти все время. Какой вообще был смысл уходить, если она все равно была с ним, сидела внутри, подтачивая и истончая его решимость быть далеко. Расстояние становилось практически ощутимым на физическом уровне. Все чаще закрадывалась мысль, что вернуться было бы лучше, менее болезненно, чем вечность убегать прочь. Мир большой, но не настолько, чтобы он не чувствовал ее присутствие где-то.
В конце концов, он мог просто присмотреться к ней, узнать получше. Может, она ничего из себя не представляла, обычная пустышка в идеальной обёртке американской мечты. Совершенно не подходящая для такого, как он.
Когда он снова увидел знакомые ряды елей, за которыми скрывалось маленькое озеро и дом с белым фасадом, снова наступила весна. А его глаза снова были золотистыми. Во рту стояла знакомый противный вкус животной крови, но ощущение ее близкого присутствия ласкало его приятной теплотой. Это заставляло снова думать о самых безумных и ужасных способах получить ее, сделать только своей.
— Старайся не думать о таких вещах, — Элис вышла из-за деревьев, смотря на него виноватым ожидающим взглядом. — Я знаю, что ты не сделаешь этого. Такое будущее лишь мимолётно проскакивает и сразу исчезает. Но Эдвард читает мысли.
— Я помню, ты говорила, — он смотрел то на нее, то куда-то за, там, где должна быть она.
— Она там, в саду, — Элис ответила на его невысказанный вопрос. — Спрашивала о тебе несколько раз, — он повернулся к ней, ожидая продолжения, как чего-то невыразимо важного. — Она часто больше молчит. Трудно понять, что она думает и чувствует, но кажется, она беспокоилась. Тебе будет виднее, на самом деле… — она замолчала, все ещё покалывая своим чувством вины. — Знаешь, ты можешь попытаться… Я могла бы помочь… Это будет не быстро, но все же…
Джаспер мрачно хмыкнул. Ее грызли стыд и совесть, что не сказала ему правды, и теперь она пыталась как-то сгладить дискомфорт. Он не собирался ей в этом помогать.
— Разве это не разрушит твою идеальную семью мечты? — язвительно спросил он.
— Всегда есть вероятность, что выиграют все. Надо только ее найти.
— Посмотрим.
Он обошел ее и скрылся за елями, которые, как и в прошлый раз, погладили его своими лапами в знак поддержки. Тот же дом, тот же двор, все та же она, сидевшая на коленях у цветочной клумбы, аккуратными плавными движениями расправляя лепестки. Казалось, она вся состояла из плавных линий, даже волосы, собранные в хвост, мягкими волнами шевелились на ветру, касаясь ее щек. Такая же хрупкая и нежная, как розы, за которыми она бережно ухаживала. А из него был на редкость паршивый садовник. Ухаживать за тепличными цветочками не то, чего бы он хотел. Но Джаспер все равно сделал шаг вперёд.
***
Эсме
У нее все валилось из рук, что для вампира было просто нонсенсом. Но она не могла сосредоточиться и снова стать прежней собой. С того самого дня, как появился он. Грянул, как гром в ее голове. Эсме тогда очень испугалась, что этот грохочущий звук услышали все, но никто не повернул к ней удивленного лица, не засыпал вопросами. Она была наедине с этой ужасающей монументальностью, незыблемостью произошедшего. Один на один с ним. Она хотела схватиться за Карлайла, стоявшего в шаге от нее, спрятаться. Он всегда был фундаментальным столпом ее существования. Он должен был помочь, как делал это всегда. Она была обязана ему всем, что у нее сейчас было. Счастье, семья, дети, которые никогда не умрут. Но мир сместился, сдвинулся с места, стремясь найти новую опору, новый центр, где был только он, заслоняя своей значимой фигурой всех остальных.
Почти такой же замерший навеки юноша, как и Эдвард. В спортивной куртке и модных сейчас джинсах, словно только что закончились занятия на курсе. И совершенно не такой. Эти шрамы и выражение лица, как у какого-нибудь древнегреческого героя или бога. Нет, он пришел не со школы или колледжа, он пришел с войны и долгих изнурительных странствий. И этот диссонанс внешности никак не мог сложиться в ее голове в единую картинку. И самое ужасное было то, что ей не было важно ни лицо, ни одежда, ни стоявшая рядом с ним странно улыбающаяся девушка, которая зачем-то держала его за руку. Зачем?! Единственным значимым был только он.
Эсме больше не могла сдерживать это напор неизвестных ощущений. Еще немного, и она разорвется на куски, как атомная бомба, оставив после себя огромную воронку. Он вдруг резко приблизился, она могла различить каждую прожилку в его золотистых глазах. Каждый оттенок цвета. Что-то хрустнуло в ее сжавшемся кулаке, и она почувствовала, как безымянный палец больше не сдавливает обручальное кольцо, которое она с такой благодарной радостью носила все эти годы. Эсме сжала пальцы крепче, чтобы удержать помятый и сломанный кусочек металла. Она отнесет его в мастерскую и все исправит. Починит. Никто и не узнает. Никто, кроме него, мгновенно среагировавшего на едва слышный звук. Она вцепилась в несчастное кольцо еще сильнее. Оно напоминало ей о том, кем она была, женой и матерью. Но его глаза приковывали все сильнее, и невозможно было отвернуться, не хотелось отворачиваться.
Кольцо она так и не отнесла в починку. Тихо сняла и убрала в шкатулку, а ту спрятала в дальний ящик комода. Никто и не заметил. Ни один ювелир, скорее всего, не возьмется за такую работу. Оно раскололось почти наполовину, тонкий металл безнадежно смялся. Ей просто предложат купить новое. Она не хотела новое, она желала починить старое. Желала, чтобы все стало, как раньше. Но искореженное и сломанное не так-то просто исправить.
Эсме прикусила губу в попытке избавиться от мыслей о кольце, о котором все равно никто, кроме нее, не вспоминал, и сосредоточилась на большом розовом кусте. Она решила заняться садоводством — цветы успокаивали. И требовали к себе неимоверно много внимания и заботы. А их голый двор нуждался в чем-то красочном и веселом. То, что нужно, чтобы не думать ни о чем. Только о деле. Она осторожно взрыхлила руками землю, пряча корни и отбрасывая мелкие камушки. Затем то же самое проделала с росшими рядом хризантемами, чьи бутоны, если она все правильно сделала, к концу лета расцветут желтыми и пурпурными цветками. Должно быть очень красиво.
Теперь нужно было обрезать нижние листочки и лишние побеги, согласно рекомендациям, которые она идеально запомнила, вычитав кучу справочников и переговорив со всеми цветочницами в Аспене, тщательно сопоставила и разложила по пунктам у себя в голове.
Эсме сняла перчатки и, не удержавшись, коснулась бархатных тонких листочков хризантем. Пока они выходили просто идеальными. Она любила, когда у нее получалось исполнить задуманные планы. Жаль только, не получалось выкинуть из головы его. Джаспера. Замечательное имя, звучное и мягкое одновременно. Тонкий стебель хризантемы сплющился и надломился от ее неосторожного движения.
Вот опять! Раньше она никогда ничего не ломала. Едва она поняла свое новое тело, став вампиром, моментально нашла с ним общий язык, приспособилась на глазах к привычным человеческим движениям. И с тех пор ни разу не допускала оплошности. Она буквально через пару месяцев после перерождения могла держать на руках даже младенца, не боясь раздавить. Или одеваться, не разрывая одежду. Все, что угодно. Любое действие. Но с того дня, как грянул Джаспер, все пошло наперекосяк. Она не могла снова найти ту опору, что держала ее тело и ее саму в этом мире. Уже год и один месяц, как он ушел так же внезапно, как появился, а она так и не пришла в прежнюю себя. Он сдвинул ее с места, вытолкнул из привычной теплой удобной ниши, и исчез, не попрощавшись.
Эсме все ждала его, хотя не должна была. И боялась, что больше не увидит его. Бессмысленные, нерациональные, нечестные чувства сидели в ней. Эдвард каждый раз смотрел на нее с сочувствием — думал, что она переживала из какой-то врожденной чувствительности. Это было заметно по его взгляду, без тени осуждения или непонимания. И хорошо. Пусть так и дальше все видится. Потому что если бы он смог прочесть истинные причины ее беспокойства, то смотрел совершенно по-другому. А Эсме уже очень давно жила под одной крышей с Эдвардом и волей-неволей научилась думать так, чтобы ее мысли оставались только при ней. Научилась скрывать их за простыми тревогами и бытовыми картинками.
Вот и сейчас она размышляла об удобрениях для цветов, пересадке и планировке клумб. Ничего не значащие, заурядные мысли занятой домохозяйки, за которыми были скрыты ее истинные переживания. Эдварду попросту было скучно в ее голове, и он часто воспринимал их как фоновый шум, не более. Он сам как-то сказал, что ему комфортно с ней, тихие монотонные мысли не мешают, сливаются с окружающими звуками.
Она одновременно расстраивалась, что повредила такой ценный красивый цветок, и совсем тихо, едва слышным шепотом внутри умоляла себя забыть его и больше не вспоминать.
— Это всего лишь цветок. Не стоит так убиваться, — произнес он за ее спиной.
Эсме испугалась, что ей начало мерещиться его присутствие. Она резко обернулась, и снова оказалась рядом с чем-то неизмеримо большим, заполнившим все вокруг, весь ее мир. Он выглядел все таким же студентом, который по необъяснимым причинам успел пройти миллионы битв и выжить, даже выйти победителем. Только куртка была другого цвета, будто он решил сменить Ред Сокс на Бруклин Доджерс.2
— Это не из-за цветка. Скорее из-за того, что я отпустила контроль, — зачем-то решила оправдаться она. Он издал непонятный мычащий звук, продолжая пронзать ее своим взглядом так остро и сильно, словно хотел докопаться до самой сути. Эсме чувствовала, что, если молчание затянется еще чуть-чуть, воздух между ними треснет и взорвется от напряжения. — Ты вернулся?
— Да, — очень короткий ответ. Ей вдруг захотелось уточнить, вернулся ли он к ней, но это было бы очень глупо и опрометчиво. И совершенно неуместно. Они друг другу никто и все же бесконечно значимые, необъяснимые кто-то.
— Элис, кажется, была в доме…
— Я уже увидел ее. Это неважно.
Эсме понравился его ответ. Неважно. Это было плохо — так думать, она старалась опечалиться, ведь Элис ей нравилась. Ее невозможно было не любить, странную девушку с глазами восторженного ребенка, которая пришла к ним в поисках семьи. Но печаль не приходила, только дрожащая, несмелая радость, которую она пыталась удержать за блеклыми мыслями о цветах.
— Я рада, что ты здесь.
Она хотела сказать гораздо больше.
Я не находила себе места, я почти перестала существовать. Если бы ты не вернулся, мне пришлось пойти бы за тобой. Я почти сошла с ума. Я так ждала тебя. Я не знаю, кто ты и зачем здесь, но все равно ждала…
Но даже думать о таком было чревато. И Эсме снова усилием воли переключилась на цветы. Она позволит подумать об остальном, когда поедет в город. У нее будет предостаточно времени, чтобы предаться этим неправильным, нечестным мыслям. Она взяла садовые грабельки и разравняла землю вокруг петуний, которые она высадила по крайним клумбам. Миссис Крейг, цветочница, обещала ей, что они должны вырасти нежного сиреневого оттенка. Джаспер все еще стоял рядом, даже подошел поближе, волнуя ее, переворачивая все внутри, заставляя нуждаться в кислороде и дышать, как самый настоящий человек. И она глубоко дышала, чувствуя свежий земляной аромат с оттенком молодой зелени, дождь, который только собирался за дальним хребтом. И запах Джаспера, морозцем проходящийся вдоль ее позвоночника.
— Надеюсь, цветы приживутся. Здесь слишком мало солнца, а розам оно особенно нужно, — Эсме подумала, что если заговорит о цветах, то он вскоре уйдет. Обычно с удовольствием такие беседы поддерживала только Элис и Карлайл, который ответственно даже прочитал некоторую литературу. — Да и футбольная мамочка тоже светолюбива.
— Футбольная мамочка? — слегка опешил Джаспер, даже подходя ближе.
— О, я имела в виду хризантемы3. Это такой сорт. Я часто видела их в декорациях на местном футбольном поле. Очень красиво. А здесь вот розы мира. Это недавний сорт, их так назвали в честь окончания войны. Они должны получиться кремово-желтыми с тонкой розовой окантовкой. И еще турецкие гвоздики. Понятия не имею, какого цвета они выйдут, на самом деле.
Джаспер все еще стоял тут, и Эсме подумывала, не вывалить ли на него еще несколько страниц информации из справочника о подготовке навоза для удобрения роз. Такое даже с Карлайлом она не обсуждала. Точно должно было сработать. Его присутствие становилось слишком приятно необходимым, и от этого было невыносимо тяжело. Странные ощущения. Она хотела рассказать ему все, что ей нравилось в цветах, но не хотела показаться скучной занудой. Было слишком эгоистично злоупотреблять его временем, когда он, возможно, хотел только поздороваться.
— Ничего не смыслю в цветах, — заговорил Джаспер, пока Эсме металась между своими «должна» и «хотела», — но если они такие чувствительные и слабые, то им стоит сделать теплицу или оранжерею. Здешний климат не изменится в лучшую сторону.
— Они не слабые. Нет слабых цветов. Им нужно помочь только в самом начале — это долгая и кропотливая работа. Иногда хочется все бросить и сдаться. Но если проявить терпение, то вскоре они найдут способ приспособиться и сами разрастутся повсюду.
Джаспер недоверчиво хмыкнул, и Эсме показалось, что он, возможно, имел в виду совсем не цветы. И это заставило ее еще усерднее взяться за работу. Она не знала почему. Какое-то внутреннее наитие, инстинктивное чутье, почти вызов.
И она испытала колоссальное удовлетворение, чувство победы, когда к концу лета вокруг дома пышным цветом распустились те самые нежные розы; огромные, чуть ли не размером с футбольный мяч, пурпурные и желтые хризантемы; островки оранжевых и белых гвоздик торчали острыми соцветиями почти повсюду, а розово-сиреневая петуния устилала ковром клумбы. Эсме высадила еще и несколько кустов сирени, которые распустятся в следующем году. Ее сад был настоящим чудом, даже Эдвард признал это, облюбовав себе место на скамье под свежевысаженной сиренью. А Эмметт, легко нашедший общий язык с Джаспером, теперь использовали ее клумбы, дорожки и кусты, как сложные препятствия во время игры в мяч.
— Не переживай, Эсме, — Эмметт каждый раз заключал ее в свои огромные объятия, когда она грозно смотрела, как ветер от их быстрого бега колышет шапочки цветов, — мамочкины розы останутся в неприкосновенности. Мои движения отточены идеально.
— Это футбольные хризантемы, придурок, — всегда добродушно, но с какой-то странной протестной ноткой, поправлял Джаспер и при этом метко попадал бейсбольным мячом прямо Эмметту между глаз. Чудо, что тот за все время никак не мог увернуться от этого.
— За озером есть отличное поле. Почему бы вам не сыграть в там в любую игру, — пыталась вразумить его Эсме, зорко следя за каждым цветком.
— Слишком громко и слишком заметно. А сейчас сезон туристов и альпинистов, — отозвался со скамьи Эдвард.
Эсме вынуждена была согласиться. Эмметт никогда не делал ничего тихо. Пожалуй, его игру можно было сравнить с грохотом грома, не меньше. Она медленно улыбнулась пришедшей мысли, которая переросла в целую идею, а Эдвард оторвал взгляд от книжки и с удивленной улыбкой уставился на нее:
— Почему мы раньше до такого не додумались?
— Что? О чем это вы?
— Эсме думает, что мы можем сыграть в грозу. Никаких лишних глаз и за громом и ветром не слышно будет наших ударов.
— Черт, да!
Грозы пришлось ждать долго, но все уже загорелись и каждый раз нетерпеливо посматривали на Элис, стоило той погрузиться в очередное видение. Когда на горном горизонте показались темные тучи, и Элис уверенно кивнула, они уже спешили на то самое поле, заранее подготовленное и расчищенное. Эмметт бежал впереди всех, подгоняя остальных. Эсме только посмеивалась.
— Ты здорово придумала, милая, — Карлайл приобнял ее, когда они перебрались на ту сторону озера. — Нам действительно иногда стоит спускать пар.
Эсме испытала прилив нежной благодарности, но не успела толком им насладиться, как Джаспер догнал Эмметта, обдав ее порывом плотного ветра, пробежал в каких-то дюймах от нее и даже задел волосы, которые моментально взметнулись и наэлектризовались от мимолетного трения.
— Нам нужен судья! — крикнул Карлайл, пока чертились базы.
— Эсме. Кто же еще! — Эмметт, указывая на нее, крикнул со значительно увеличенной третьей базы, которую только что обозначил флажком. — Только она не даст нам жульничать и посчитает очки.
Вообще-то Эсме не особо хотела отсиживаться в стороне, пока остальные будут дурачиться и играть. С тех пор, как у них в доме появился телевизор, бейсбольные матчи постоянно звучали в его стенах криками толпы и азартными голосами комментаторов. Она украдкой частенько поглядывала их, и совершенно несложно было выучить все эти многочисленные правила.
Было несколько обидно, особенно в свете того, что это именно она выдала идею с грозой. Но Эсме согласно кивнула — все равно судить кому-то надо. А она сможет поиграть в следующий раз.
— Ты что, не в состоянии сам уследить за очками? — крикнул Джаспер, изрядно ее удивив.
— А как же жульничество? Знаю я вас всех…
— Я прослежу, чтобы не жульничал ты. Можешь быть уверен, — улыбка Джаспера, адресованная Эмметту, стала почти хищной. Он попробовал биту, подкинув и ударив в воздух несколько раз, и в секунду оказался рядом, едва не заставив ее отшатнуться. — Правила хоть знаешь? — она кивнула. — Тогда пошли, — он протянул ей биту и развернулся к месту, где собрались остальные.
Переполненная почти детским восторгом, что она была в игре, Эсме бодро побежала за ним. Где-то на задворках сознания кольнула тревога, что она сделала что-то не так. Игра теперь осталась без судьи, хотя даже Карлайл сказал, что им это нужно. Но ее муж не выказал никакого возражения, активно участвуя в распределении команд, а, метнув беспокойный взгляд на Эдварда, Эсме успокоилась окончательно. Он, видимо, уловил ее слишком громкую последнюю мысль и ободряюще улыбнулся. Когда она вернула свое внимание на остальных, команды уже были готовы, и она, уверенная, что будет с Карлайлом, обнаружила себя в компании Роуз, Элис и Джаспера.
— Мальчики против девочек, получается? — игриво пошевелил бровями Эмметт. — Джас, ты со своей шевелюрой тоже за девчонку сойдешь, — тот только глянул со снисходительным превосходством, поигрывая битой. Их было взято целых десять штук на случай, если сломаются. — Не обижайтесь, леди, но, думаю, победитель уже очевиден.
Эсме не могла с ним не согласиться. Они уже вставали на свое место у условной линии, где им первым предстояло отбивать мяч.
— Эдвард очень быстрый, — тихо шепнула она, хотя ее и так услышат на той стороне поля. Эмметт, словно подтверждая это, довольно хмыкнул. — Нужно ловить мяч сразу, как он ударит.
Джаспер молча кивнул, внимательно следя за другой командой. Над ними уже темнели густые грозовые тучи, по краям озаряемые вспышками молний. Раскаты грома слышались все ближе. Они напоминали ей собственный роковой грохот в голове, когда в ее жизнь вошёл Джаспер. Гром давно уже стих, но молнии так и сверкали внутри нее, стреляли в груди каждый раз, стоило ему посмотреть на нее или даже просто оказаться рядом. Это было так ново, необычно. И не прекращалось ни на миг. Ее размеренная спокойная жизнь стала тихим ураганом, никем не замеченным, скрывающимся за яркими розами и хризантемами, домашними делами и женскими романами. Но невероятно оглушающим для нее самой.
— Он ударит очень сильно. Даже нам так высоко не подпрыгнуть, — Роуз вырвала ее из своих мыслей о природе ураганов и гроз. Она мыслила метафорическими образами, не боясь, что Эдвард что-то заподозрит.
— Что-нибудь придумаем, — лаконично ответил Джаспер и первым встал, приготовившись принять подачу.
Эсме наблюдала с восторгом и волнением, как он с силой отбил мяч под звук грома и побежал. Бита разлетелась на куски, но сделала свое дело. Ей так мощно ни за что не ударить. Никакой силы не хватит.
Она кусала губу, смотря как готовилась Роуз, крутя в воздухе следующую биту, и тщательно перебирала в памяти все самые лучшие удары бейсбольных матчей, что она видела. Вспоминала до мельчайших подробностей движения рук и тела игроков, когда они делали замах и били по мячу, посылая его в сторону трибун. Главное, правильно ударить, чтобы выиграть себе фору для пробежки. Эсме не боялась, что Эдвард прочитает ее. Она отлично знала его, он, вероятно, был полностью сосредоточен на мыслях Роуз и Джаспера, как самых опасных игроков. А мысли Элис были заняты отслеживанием очередного раската. Там он ничего определенного не найдет.
И вот настал ее черед. Подавал Карлайл, ободряюще ей улыбаясь. Эсме постыдно радовалась, что это был именно он. Эмметт или Эдвард подали бы какой-нибудь слишком коварный мяч, а ее муж был весьма предсказуем. Она встала в позу, в точности имитируя положение рук и ног Дюка Снайдера4 перед его очередным громким хоумраном. Все лица растворились в сером грозовом воздухе, остался только мяч, летящий прямо в нее. Она ударила, услышав треск биты под своими пальцами, но не стала оборачиваться, а просто побежала вперёд. Она знала, что не добежит до дома, уже слышала, как рассекал воздух брошенный Эдвардом обратно мяч, поэтому остановилась на третьей базе, вполне довольная успехом.
Гроза громыхала прямо над ними, пару раз молния ударила совсем рядом с полем, вызвав бурный восторг Эмметта. Они менялись местами уже в третий раз, когда хлынул дождь. Эсме уже и неважно было, кто выиграет — она никогда так не веселилась. В самом конце, когда был решающий мяч Эдварда, Джаспер, никого не предупредив, подкинул Элис, а та, оттолкнувшись от его ладоней, взмыла нереально высоко и перехватила летящий мяч, с триумфом закончив игру.
— Это нечестно, — возмущался Эмметт по дороге домой под проливным дождем, который никого не волновал. — Вас было четверо, а нас только трое.
— Просто смирись, что ты проиграл девчонкам, — поддела его Роуз, и Эсме тихо посмеивалась их добродушной перепалке.
— Я требую реванша. В следующий раз я буду подавать Эсме. Мой так не отобьёт.
Эсме поставила себе задачу посмотреть самые мощные подачи. Возможно, даже съездить на игру в Денвер. Телевизор слишком плохо передавал нюансы. Элис, шедшая впереди, звонко рассмеялась, будто уже видела, как сложится следующая игра.
— Я бы не стал на это слишком надеяться, — подтвердил ее догадку Эдвард, вероятно, прочитав видения будущего.
Элис рассмеялась ещё громче, подталкивая в бок Джаспера, и тот закинул руку ей на плечи, улыбаясь в ответ. Эсме чувствовала, как ее радость тонкими струйками покидает ее, и не могла оторвать глаз от них, идущих в обнимку, словно влюбленная пара. Но они и были парой. Всегда. Замечательно красивой парой. Она изо всех сил себе это повторяла, как речитатив. Даже Эдвард искоса глянул на нее, потому что Эсме слишком громко кричала эту фразу: они прекрасная милая пара, прекрасная милая пара…
Джаспер повернул голову, не убирая руки от Элис и не замедляя шага, и теперь Эсме видела его ровный профиль с выбившимися из-под кепки волосами, плотно сжатыми губами и напряжёнными скулами. Он не смотрел на нее в упор, но она все равно чувствовала его взгляд на себе, внимательный и изучающий, словно точно знающий, как она на мгновение захотела оказаться не на своем месте рядом с Карлайлом, как тяготила в этот момент его рука, обхватившая ее ладонь, до такой степени, что хотелось вырваться и убежать прочь. Но про себя она продолжала твердить уже ставшую бредовой фразу про идеальную милую пару. Потому что ее чувства были неправильными, неуместными, нечестными. Она любила Карлайла, она была обязана ему всем. И уже успела полюбить Элис, которая была словно недавно вступившая во взрослую жизнь девушка-подросток. И все же она невероятно эгоистично желала ощутить его руку на своих плечах, хотя бы просто лёгким касанием, на одну секунду, не больше. Нерациональное, невыполнимое желание, которое ей лучше забыть навсегда.
И Эсме отчаянно старалась это сделать. Забыть, не думать, не чувствовать. Занимала себя всевозможными делами, и дни складывались в недели, месяцы, года… Для вампира время не имело значения, но для нее остро ощущалась каждая секунда, целые мгновения, которые, казалось, проживались просто зря.
И все равно для нее стало неожиданностью, что их время среди Скалистых гор подходило к концу. Ее сад за эти годы разросся до невиданных масштабов. В нем все еще росли те самые первые кусты роз и хризантем, мелькали яркими пятнышками совсем недавние фиалки и бархатцы, сирень колыхалась крупными розово-фиолетовыми гроздьями, и Эдвард все так же любил сидеть под ней и читать свои книги. Джаспер как-то ненароком отметил, рассматривая ее творение, что руки у нее просто волшебные, а вот он так и остался паршивым садовником. Эсме не поняла его, но сердцем чувствовала, что за простыми словами скрывался некий смысл, наполненный безнадежным отчаяньем и даже злостью. Ей хотелось сказать ему, что все будет хорошо, как говорила это всем членам семьи в моменты грусти, но слова не шли с языка. Она всегда утешала других, но для него утешения найти не могла, и беспомощно металась, как рыба, выброшенная на берег, задыхаясь и умирая.
Возможно, с новым местом и новой жизнью все изменится. Осталось только дождаться. Карлайл дорабатывал последний год в больнице Аспена. Эдвард уже давно закончил колледж и осмелился попробовать себя в медицинской практике под его руководством. Эсме все так же посещала свой любимый книжный клуб по вечерам, но местные дамы теперь смотрели на нее все пристальней и с легкой завистью в голосе интересовались, каким кремом для лица она пользовалась. Нет, и вправду, пора было уезжать. Остальные как раз занимались вопросами переезда, подыскивая подходящее место. Скорее всего, это будет Канада. Она еще ни разу там не жила.
— И что же было дальше? — вырвал ее из раздумий голос Альберты Милн, одной из дам в книжном клубе. Сегодня был черед Эсме выбирать и читать книгу. Ей уже до смерти надоели приключения Жюля Верна, а предложенную кем-то «Беатрис» Хаггарда.5 она просто испугалась брать. Субъективный страх и несвойственное ей суеверное беспокойство взметнулись в ней, едва она увидела обложку издания. Поэтому она поспешила схватить томик Илиады, но, увидев кислые лица дам, решила подогреть их интерес небольшой предысторией. Она любила это произведение, и всегда расстраивалась, что современные люди перестают видеть красоту в древних строках.
— Молодой царевич Парис никак не мог решить, какую из богинь выбрать. Они были прекрасны все, — тихим звенящим шепотом, наклонившись ближе к слушательницам, продолжила она, с удовольствием замечая волнительное любопытство всех женщин. — Возьми это яблоко, Парис, и сделай выбор. Зевс повелел тебе быть судьей в споре богинь. Так сказал Гермес и оставил царевича мучиться тяжелым выбором. Каждая из богинь желала получить яблоко себе. Каждая сулила Парису великие награды. Гера — власть, Афина — великие победы, а Афродита… — тут Эсме сделала драматичную паузу, наслаждаясь горящими глазами дам, обожавших такие сюжеты, — … любовь.
Все восторженно ахнули, требуя продолжения. Она снова помолчала, набирая побольше воздуха, с которым обоняния коснулись приятные ароматы человеческой крови, оттененные сладкой выпечкой и чаем. К ним в закуток постучали, и она услышала непреклонный голос библиотекарши, в вотчине которой они и собирались по пятничным вечерам:
— Библиотека закрывается, дамы. Мне тут еще убирать и протирать пыль.
Череда недовольных и разочарованных возгласов не смогли убедить пожилую даму изменить решение. Эсме только загадочно улыбнулась.
— Кажется, о выборе прекрасного принца мы узнаем в следующий раз, леди.
Она легко встала, подхватив свою сумочку, и пошла на выход. На улице уже зажглись фонари, в воздухе витали ароматы летних цветов и кофе, который готовили в соседнем кафе. А с гор ветер нес свежий воздух с оттенками снега и хвои. Аспен навсегда останется для нее именно таким, теплым и холодным одновременно, снежно-кофейным, уютным и прекрасным. Она будет скучать по городу.
Эсме направилась к красному Корвету, которым, несмотря на недовольство Роуз, пользовались почти все члены семьи. Иметь больше двух машин в таком маленьком городке могли себе позволить далеко не все состоятельные жители. И даже тех люди считали мафией. А им нельзя было сильно выделяться. Особенно сейчас, когда они собирались тихо уехать, не привлекая внимания.
Она по-человечески вздрогнула, когда увидела его, опиравшегося о капот авто. Джаспер был один, без Элис, которая обычно всегда мелькала где-то рядом. Эсме украдкой осмотрелась, но не нашла знакомой короткостриженой макушки. Неосознанно поправила темно-синее платье, застегнутое на все пуговицы, и аккуратную прическу, уложенную по последней моде объёмными крупными локонами до самых лопаток. Стук собственных каблуков придавал ей уверенности, пока она приближалась к нему, замершему, словно хищник в засаде. Ей не нравилось это сравнение, но другого она не могла подобрать, сколько бы ни силилась. И все равно шла навстречу. Казалось, ничто в этом мире не могло остановить ее. Во всех мирах.
— Я думала, ты с остальными сейчас в Канаде. Подыскиваете дом, — она слабовольно желала, чтобы он поскорее приехал, боялась, что ожидание снова затянется на целый год. А когда увидела его, то еще более слабовольно пожелала совершенно обратного.
— Вернулись пару часов назад. Остальные уже дома с кучей фотографий и каталогов.
— А ты… — они стояли так близко. В последний раз это было несколько лет назад, когда он помог ей установить заборчик вокруг клумбы. Молча, быстро, точно, а после ушел по своим делам, оставив ее с едким чувством незавершенности. И вот опять между ними пара шагов, протяни она руку и сможет дотронуться до него.
— Решил прогуляться и увидел знакомую машину, — он сделал неуловимое движение, оставив между ними всего один ничтожный шаг. Эсме показалось, что вечер стал слишком ярким и слишком теплым, а горы словно сдвинулись, нависнув своими снежными вершинами. Словно весь Аспен, или даже весь мир вдруг затаил дыхание, наблюдая за ними. — Значит, развлекаешь местных дамочек фривольными рассказами? У тебя отлично получается.
— Греческая мифология — не фривольный рассказик, это литературный памятник, — возмутилась она. Ее ужасно расстроила такая неуважительная фраза.
— Большая часть тамошних историй именно таковыми и являются, — усмехнулся он. — Хотя этот эпизод с яблоком я, кажется, забыл. Или вовсе не читал. Так кого в итоге Парис выберет?
— Возможно, тебе стоит самому прочитать и узнать, — натянуто улыбнулась она и прошла к водительской двери. — Садись, подвезу.
— Я могу и сам добраться.
— Садись уже, Джаспер, — слегка повысила голос она, заводя мотор. Честно слово, что за глупости, когда им все равно по пути.
Он сел, заполнив собой почти все небольшое пространство автомобиля. Ее рука на рычаге передач была в паре дюймов от его колена. Это вообще не должно было иметь какого-то значения для нее, не должно было вызывать легкой внутренней дрожи и заставлять поджиматься пальцы ног в туфлях. Он такой же как Эдвард или Эмметт, с которыми она могла бесконечно обниматься, не чувствуя и толики того, что происходило сейчас.
Эсме включила радио, но даже голос Синатры не успокаивал, а Джаспер сидел так неподвижно, словно хотел слиться с ярким красным сидением салона.
— Так что за дом вы подобрали? — она первой нарушила тягостное молчание, потому что он него помощи не было никакой.
— В Калгари. Почти так же, как здесь. И такой же идеально прилизанный и красивый, — снова его снисходительно-осуждающие нотки покоробили ее. Будто он прошелся на ее счет. Но Джаспер вдруг повернулся к ней и добавил без тени злой иронии: — Но без твоих цветов как будто не то.
Эсме не смогла сдержать улыбки, продолжая смотреть на дорогу. Краем глаза она видела все еще смотрящего на нее Джаспера. Он изучал ее, внимательно и скрупулезно.
— Эдварду наверняка там понравится. Ему пришелся по душе Аспен. Он даже подружился с кем-то. Жаль, что приходится уезжать. Ему пошла бы на пользу более длительная дружба.
— Переживет. Не маленький мальчик. Не стоит трястись над ним, будто он твой крошка-сын, — как-то прохладно отрезал Джаспер, и Эсме вдруг поняла, что совершенно зря заговорила об Эдварде, но желание оправдаться не проходило.
— Ну… он мне как…
— Прошу, не говори этого, — перебил он, и она едва не подавилась своими словами. Он смотрел на нее каким-то мучительно долгим горьким и злым взглядом, от которого ей захотелось завыть. — Не надо, Эсме, — ее имя вырвалось из него так болезненно тяжело, наполнив маленький салон миллионом невысказанных слов, но на каком-то интуитивном уровне она поняла их все. И теперь они роились у нее в голове, подтачивая и разрушая стены, которые она воздвигла, отгородилась от Джаспера и самой себя. И невозможно было больше отрицать, что в ней рождалось и росло нечто совершенно новое, несоизмеримо огромное, ни с чем несравнимое ощущение наполненной завершенности. Она умерла и теперь рождалась заново, слишком больно и слишком неумолимо.
— Знаю, — тихо ответила она. — Но когда я смотрю на Эдварда, мне хочется верить, что и мой сын когда-нибудь стал бы таким.
— У тебя был сын при жизни? — удивление просочилось даже в его голос.
— Он умер вскоре после рождения. Это уже все в прошлом.
— Как ты стала вампиром? — вдруг спросил он. — Это Карлайл тебя обратил? — она кивнула. — Значит, ты умирала, а он, ослепленный тобой, не мог допустить этого? Наш доктор обращает только безнадежных пациентов, — горькая ирония снова вернулась к нему. — Я знаю истории всех, кроме твоей.
— Все было не так. И в моей истории нет ничего интересного, — Эсме было слишком стыдно говорить ему о своей смерти. Она не хотела, чтобы он знал, какой безвольной и слабой она была тогда. Какой ужасной истеричной новорожденной стала после. Едва она открыла глаза, как прежняя боль от потери ребенка, усиленная десятикратно пронзила ее. Она кричала днями напролет, чтобы унять ее. И никто, ни Карлайл, ни Эдвард не могли помочь ей. Лишь много после, когда она затихла, бесконечно терпеливый Карлайл медленно и постепенно показал ей новую жизнь, утешил и дал новый смысл. Она была обязана ему всем.
— Так как же? — Джаспер ничего не добавил, терпеливо ожидая ответа. Он почувствовал весь спектр, что она сейчас испытала. Эсме могла прятать свои мысли от Эдварда, но как скрыть чувства, так и не смогла придумать.
Машина заглохла, спасая ее от ответа. Потому что под таким требовательно-понимающим взглядом невозможно было смолчать. Он знала, что Джаспер ее не осудит, примет любую ее историю, но она не гордилась собой за тот поступок.
— Что бы с тобой не случилось тогда, Эсме, — сказал он, когда она собиралась выйти из машины. Коснулся ее пальцев, замерших на рычаге, отчего она потеряла последние придуманные ею границы, враз стершиеся от легчайшего касания, которое прошило ее насквозь, ударив по самым чувствительным точкам. — Знай, без этого ты бы не оказалась сейчас здесь. Смерть ужасна, но в ней нет ничего постыдного.
Он вышел первым, оглядывая машину со всех сторон. Растерянная Эсме — следом, она безразлично смотрела на капот, не переживая о том, что Роуз будет рвать и метать. Все казалось таким неважным, незначительным, невыносимо опостылевшим. Пустышка по сравнению с тем, что она недавно поняла и почувствовала. Джаспер вытащил из нее все и теперь держал в своих руках. Так трудно было выдерживать это, свою полную неприкрытую беспомощность перед ним.
Она сорвалась с места и побежала. Тут было совсем недалеко до дома, несколько миль. Ей нужно было добраться до туда поскорее, увидеть Карлайла, Роуз, Эдварда, Эмметта и даже Элис. Может быть, особенно Элис. Она должна была вновь ощутить прежнюю связь с ними, которая наполняла ее смыслом все эти годы, а последние десять лет помогала держаться рядом с Джаспером на расстоянии, довольствоваться только его присутствием, согревающим ее. Сейчас же эта связь стала не тоньше нити, пока в другую сторону ее утягивал стальной канат. Бежал за ней следом, тянул к себе одним своим существованием.
И Эсме так хотела этого, притянуться. Соединиться и наконец обрести окончательную цельность. Это желание билось во всем теле, заполнило все мысли и чувства. Развернись, беги к нему, коснись, ухватись, не отпускай… Ты бежишь не туда, развернись… Развернись…
Она так была сосредоточена на борьбе с этой силой, с самой собой, что не заметила, как едва не сбила парочку человек, решивших прогуляться по лесу именно сейчас. Раздался оглушительный выстрел и что-то легонько ударилось ей в живот, тут же отскочив.
— Это что за чертовщина?! Как ты это сделала…
Они в панике наставили на нее ружья, смотря ошалелыми глазами, полными страха и непонимания. Охотники. Из дула одного ружья выходил витой дымок. Эсме не сразу смогла переключиться на них, все ещё пребывая в немой борьбе с собой. Какой-то части ее было плевать на этих охотников, вообще на все плевать, кроме желания развернуться и бежать в обратном направлении, к нему. И она так и стояла, таращась на них, как полоумная.
— А ну говори, дамочка! Что это за фокусы! Ты ведь из этих Калленов. Я видел тебя в городе. Так и знал, что вы странная семейка. Чертовы сатанисты.
Эсме опустила взгляд вниз и увидела аккуратную круглую дырочку с обоженными краями на платье, прямо посередине живота. Ни крови, ни даже царапины не было на ней, а сплющенная пуля валялась возле круглого носка левой туфли. Она с беспокойством понимала, что придется срочно что-то решать, пока не поздно. И с ужасом осознавала, что выход был только один.
Джаспер вышел из-за деревьев очень тихо, ни звука ни раздавалось от его шагов, пока он обходил людей со спины. А те даже не подозревали, что сейчас произойдет, думали, что опасность исходила именно от нее. Она хотела крикнуть, чтобы он остановился, ведь можно было найти другое решение, что-нибудь придумать. Но он одним почти слитным, единым движением перебил им шейные позвонки, и люди с глухим стуком свалились к ее ногам. Эсме смотрела на тонкие струйки крови, стекающие из их ртов, все ещё пахнущие несравненно вкусно, сохранившие последнее живое тепло. А часть ее так и осталась равнодушной к их смерти, ее волновал только стоявший неподалеку Джаспер, маяк посреди темного неба. Его потемневшие глаза метались от нее к людям. Он тоже чуял кровь. И чуял ее жажду.
— Нельзя… Нам нельзя их так оставлять. Кровь тоже пить нельзя, — выдавила она, стараясь снова вернуться к той себе, что должна была сейчас сожалеть о смерти двух невинных людей. Но вместо этого ее всю заполнил Джаспер, единственный, кто был важен сейчас, всегда, до конца вечности, и даже после.
— Я не пью кровь мертвых, — глухо прозвучал он.
— Они местные. Их будут искать. А тут повсюду наши следы, — казалось, она наконец нашла, за что зацепиться. Взгляд отмечал все неровности почвы, ямки от ее каблуков, сломанные веточки.
— Здесь есть горное ущелье и крутой обрыв, — он уже подхватил оба тела.
— Стой. Надо сделать так, будто они сами туда дошли и сорвались. Оденешь его обувь, а я — второго, — Эсме сняла свои изящные туфельки и надела слишком большие для ее ног ботинки, зашнуровав как можно туже. Джаспер с интересом наблюдал и удивлённо приподнял бровь, когда она протянула вторую пару ему. — Я читала в одной газете, что по рисунку подошвы в Калифорнии нашли так убийцу.
Она не дала себе времени передумать, взяла одно тело, все ещё теплое, и, стараясь шагать широко, пошла прочь. Джаспер, хмыкнув, направился следом. Его взгляд щекотал между лопатками и на затылке, словно тихо дышал возле ее волос. Через пару часов они аккуратно затерли последние следы от ее каблуков, место преступления было полностью скрыто, а домой они направятся по деревьям.
— Меня не покидает подозрение, что под твоими цветочными клумбами зарыта парочка тел. Особенно меня беспокоит тот огромный розовый куст.
— Боже, конечно, нет! — Эсме нервными быстрыми движениями пыталась отскрести землю из-под ногтей. Ее не покидало ощущение, что она рыла пальцами могилу, а не разравнивала неровности от их ног. Она все терла и терла, но мелкие, едва заметные, частички земли забились слишком глубоко, а она хотела избавиться от любого напоминания о сегодняшнем. И платье теперь можно только выбросить.
— Хватит, все равно это ничего не исправит. Тем более я убил их, а не ты.
— Ты убил их из-за меня. Я была слишком невнимательной, слишком погруженной…
Эсме замолкла, продолжая выковыривать особо противную крошку из-под мизинца. Она была слишком погруженной в Джаспера. Слова едва не вырвались из ее рта. И все стало бы ещё хуже, неотвратимо и безвозвратно.
Он обхватил ее руки, останавливая судорожные движения, сжал крепко, не давая вырваться, хотя она вряд ли смогла сделать это. Пальцы уверенно прошлись по ее испачканной коже, коснулись запястий, потерли костяшки, остановились на безымянном, где когда-то было кольцо, которое так и продолжало покоиться в шкатулке в глубине комода. Сломанное и помятое. Эсме следила за его движениями, медленными и пронизывающими. Они оставляли невидимые следы, впечатывались в кожу и еще глубже, в саму плоть, врезались навечно.
Эсме не смела и шевельнуться, все ее восприятие, весь мир был сосредоточен в их руках, этой маленькой площади, по которой они соприкасались. Она и не знала, что ощущения могли быть такими всеобъемлющими, такими вселенски огромными, на грани даже с вампирскими возможностями. И не было слов ни в одном из языков, чтобы описать то, что творилось, пока его руки сжимали ее. Они молчали долго, не считая времени. Джаспер прикрыл глаза, как будто сосредоточившись на своих ощущениях, изучал их. А Эсме просто чувствовала, как никогда раньше, потому что только сейчас поняла, что значит чувствовать. И все остальное казалось ничтожно мизерным, убогим, даже безобразным.
— Я бы снова это сделал, убил бы их, или любых других, — тихо сказал он, и его голос идеально вплетался в ночную тишину вокруг, в ее собственные ощущения новой себя. — Из-за тебя. За тебя.
Эсме должна была возразить. Сказать, как это неправильно, жестоко, ужасно. Никто не должен умирать из-за нее или убивать. Она того не стоит. Но он говорил так убедительно, с непреклонной верой, что не оставалось ничего, кроме как поверить.
Все уже было неотвратимо и безвозвратно, просто она никак не могла принять это. Что ее жизнь больше никогда не будет прежней. Даже если она убежит на край света, ничего уже не изменить. Расстояние не имело значения, время исчезло, весь окружающий их мир утратил свою ценность.
— Знаю, — он почувствовала, как ее мизинец переплелся с его, сцепился покрепче морского узла. — Просто…
Просто она ещё никогда не прятала трупы, так спокойно и обыденно. Никогда не бежала, сломя голову, сквозь пространство и никогда не хотела сбежать куда-то прочь. Никогда не испытывала столько чувств, даже не знала, что они существуют. Никогда не чувствовала себя такой живой, даже когда жила. Огромное количество никогда.
— Просто твоя идеальная семья и идеальный муж не одобрят? — прозвучало почти как оскорбление. Эсме поморщилась, а Джаспер стиснул все ее пальцы, почти вдавил в свою ладонь, словно хотел, чтобы они срослись навечно.
— Это и твоя семья тоже.
— Да? И кто же тогда для меня ты в этой идеальной семье? Идеальная мать? — Эсме хотела вырваться, но он держал уверенно и сильно. Она скорее сломает себе пальцы, чем сможет освободиться. — Будешь заботиться обо мне и любить своей материнской любовью?
Он говорил это с болью. И ей тоже было больно от его жестоких издевательских слов, они звучали искаженно, извращенно, как самый страшный смертный грех. Переворачивали всю её жизнь в ничто, какую-то дешёвую театральную декорацию, в которой она смотрелась неуместно. А единственным настоящим был он, сидевший в первом ряду и смотрящий на все это с презрением разочарованного зрителя.
— Если хочешь, я сохраню эту тайну. Даже от Эдварда. Мне не сложно, если тебе так нравится твой идеальный мир. Как сохранил и другой секрет, - он говорил так, будто для него ничего не значило то, что происходило между ними. Они никогда не говорили об этом. Господи, да они сейчас только впервые стояли так близко, касались друг друга. И все же она точно знала, что не одна в своих чувствах.
— У меня нет никаких секретов.
— Разумеется.
Он отпустил ее, и Эсме тут же ринулась прочь, слыша, как он передвигался в нескольких ярдах позади, отталкиваясь от деревьев. Она запрыгнула прямо в окно спальни и тут же скинула грязную одежду, запихнув в корзину для белья. Карлайл вошёл в следующую секунду.
— Все в порядке? Тебя долго не было.
— Да, встретила Джаспера в городе, и мы поехали вместе, — странно, как легко у нее вырывались эти непринуждённые слова. Почти и не ложь, если не считать того, что творилось внутри. Какой же безобразный стыд. — И машина заглохла. Пришлось бежать через лес. Роуз будет ворчать неделю.
— Да уж. Пожалуй, в Канаде мы купим тебе свое авто, — он присел в кресло, пока Эсме думала, с чего начать говорить. Джаспер был прав, у нее стало слишком много секретов. Уже целых два. Это на два больше, чем было за все время. И она должна была рассказать. Карлайл поймет, он всегда понимал.
Она стояла в одном нижнем белье посреди их спальни и уже представляла, как расскажет ему про убийство и трупы в ущелье. Это было не так уж сложно. Они с Джаспером сделали все верно. А потом скажет и про Джаспера. Что с ней произошло что-то странное, с тех пор как он появился. Что ось, стержень ее мира сместился, что она больше не чувствует себя так, как должна чувствовать. Хорошо и спокойно в кругу семьи. Что возможно ей стоит ненадолго уехать и побыть наедине с собой. Без Карлайла, без всех остальных и без Джаспера. Даже открыла рот, чтобы начать, но тут Карлайл достал из кармана что-то и протянул ей.
— Искал свой старый отцовский перстень, наткнулся на шкатулку в комоде. И увидел сломанное кольцо, — в его голосе не было и капли осуждения. — У нас такое иногда случается. Не рассчитываем силу.
Но только не с ней…
Он тепло улыбнулся и взял ее руку в свою, надевая красивое золотое кольцо с изящным белым камнем. Эсме смотрела на безымянный палец, надёжно окольцованный тонким ободком. И если бы могла, то рыдала от отчаяния и стыда.
— Идеально, правда? — спросил он, не дождавшись ее ответа, и, приподняв нежно лицо, поцеловал. Мягко, трепетно, долго. Как тот самый Карлайл, какого она знала всегда. Ее муж, который дал ей эту прекрасную жизнь. Эсме улыбнулась, все ещё чувствуя его губы на своих, а кольцо давило вселенской тяжестью на ее слишком тонкий палец.
Нет, конечно, она никуда не уйдет. Как она могла оставить его или всех остальных, чей смех слышался внизу вперемешку со знакомым ворчанием Розали и басистыми шуточками Эмметта. Она так всех их любила, они были ее семьёй, о которой она всегда мечтала. И Карлайл дал ей это. Она была обязана ему всем.
Нет, она не уйдет. И ничего не скажет. Две тайны, это ерунда. Она сможет справиться с этим. С грызущим ее стыдом за то, что была такой эгоистичной и неблагодарной и за то, чувствовала к Джасперу. Чувствовала гораздо сильнее и больше, чем ко всем им вместе взятым. Она сохранит это глубоко в себе навечно, потому что оно никуда не денется. Она это точно знала, чувствовала. Даже когда нежные руки Карлайла гладили ее талию и спину, она чувствовала в себе другого, разумом и сердцем. На самом деле, это единственное, что она теперь точно знала: Джаспер с ней навсегда, навеки. И ей придется жить с этим или умереть.
Примечание
1. Массачусетский технический университет
2. Команды бейсбольной лиги. Эсме имеет в виду, что у Джаспера сначала была красная куртка, а сейчас голубая, в цвета команд
3. Игра слов. Имеется в виду сорт хризантем Football Mum. Очень популярный сорт в 50е. Но Mum здесь не "мамочка", а сокращение от chrysantheMUM.
4. Игрок Бруклин Доджерс в 50х, один из самых результативных и профи в хоумранах
5. Мелодрама, рассказывающая о замужней женщине, полюбившей другого мужчину и разрывающейся между долгом и чувствами