Белизна стен больничного крыла ослепляла, свет лампы над кроватью резал глаза холодным лезвием. Гермиона лежала, утопая в жёстком матрасе, грудь ныла, будто придавленная камнем. Запах мяты и полыни цеплялся к горлу, смешиваясь с металлическим привкусом крови на языке. Она моргнула, пытаясь собрать мысли, но те ускользали, вязкие, рваные. Сквозь гул в ушах пробился знакомый голос, строгий, с лёгкой хрипотцой:

    — Лежите смирно, мисс Грейнджер, или я вас и впрямь к кровати прикую. Вам повезло, что кости целы.

    Мадам Помфри стояла у изголовья, её тень падала на простыню. Она протянула Гермионе склянку с тёмно-зелёным зельем — стекло звякнуло, коснувшись её дрожащих пальцев. Гермиона попыталась вдохнуть глубже, но боль кольнула под рёбрами, заставив стиснуть зубы. Пальцы вдавились в ткань, чуть влажную от пота.

    — Сколько… я тут? — выдохнула она, голос дрожал, будто чужой.

    Мадам Помфри нахмурилась, поправляя мантию.

    — С прошлой ночи. Вас притащили из библиотеки в крови, а Малфоя — с ожогами. Пейте, иначе будете валяться тут ещё неделю.

    Гермиона поднесла склянку к губам, руки тряслись сильнее, чем ей хотелось бы. Горький вкус обжёг горло, но тепло растеклось по телу, притупляя боль. Она откинулась на подушку, взгляд скользнул по комнате: белые стены, трещины в потолке, лучи солнца, пробивавшиеся сквозь высокие окна.

    — Малфой… он как? — спросила она, голос слабый, но упрямый.

    Мадам Помфри фыркнула, убирая пустую склянку.

    — Жив-здоров. Ожоги да царапины, ничего серьёзного. Уже сбежал утром, неугомонный. А вы лежите, скоро к вам гости нагрянут.

    Она ушла. Шаги стихли за дверью, оставив Гермиону в тишине. Шум в ушах сменился шорохом ветра за окном — мягким, далёким. Трещины на потолке тянули взгляд, пока обрывки воспоминаний цеплялись друг за друга: метка Драко, стихи Основателей, ярость Ровены. Но мысли зацепились не только за хаос библиотеки — перед глазами всплыло его лицо: бледное, напряжённое, глаза шире обычного. Страх. Не привычная маска сарказма, а что-то живое, оголённое, будто он забыл, как прятаться. Когда книги обрушились, а голос Ровены хлестнул воздух, он не сбежал — только смотрел. И в этом взгляде было что-то неразгаданное. Паника? За неё? Она не знала.

    Простыня смялась под ладонью, холод пробился сквозь кожу. Его крик — «Грейнджер, чёрт тебя дери!» — сорвался, наткнулся на воздух, полный не только злости. Она зажмурилась, пытаясь отогнать образ, но он цеплялся, выцарапывая в памяти тонкие линии. Почему он не бросил её? Всегда казавшийся трусом — скользким, готовым исчезнуть при первой угрозе, — вчера он остался, стиснув её плечи, пока пол дрожал. Мысли путались, раздражая, сбивая с толку. В горле застрял ком — досада или что-то ещё. Он не должен был оставаться в её голове. Но оставался.

    Дверь скрипнула — медленно, протяжно, словно замок нехотя впускал гостей. Гермиона повернула голову, боль стрельнула в груди, но она проглотила стон. В проёме показались четверо. Гарри шагнул первым, очки сползли на кончик носа, волосы торчали, как после полёта на метле. Его взгляд, тревожный и острый, сразу нашёл её. Джинни вошла следом, рыжие волосы выбились из косы, мантия хлопала по коленям, руки скрестились на груди, будто сдерживая порыв. Полумна вплыла за ними, шаги лёгкие, почти неслышные, светлые волосы струились по плечам, пальцы теребили цепочку с кулоном. Невилл замыкал шествие, чуть сутулясь, мантия топорщилась на плечах, но в его осанке сквозила новая твёрдость, выкованная войной.

    Гермиона лежала почти неподвижно. Кожа серая, под глазами — тени, волосы липли к вискам. Вдох резал, но она села, опираясь на локоть.

    — Гермиона… — Гарри приблизился, остановившись у кровати. — Ты нас здорово напугала. Как ты?

    Она выдавила слабую улыбку. Мята кольнула нос, но голова оставалась тяжёлой, как свинец.

    — Я в порядке, Гарри. Не надо так волноваться.

    Джинни плюхнулась на стул у кровати, скрестив ноги. Мантия задралась, обнажив потёртые ботинки.

    — В порядке? Ты выглядишь так, будто тебя дракон жевал и выплюнул. Библиотека в хлам, ты в крови — что там вообще случилось?

    Гермиона отвела взгляд, слабость ползла по телу. Ей не хотелось вываливать всё — она сама ещё не разобралась, а их тревога давила. Но это были её друзья, и их лица — напряжённые, живые — тянули слова наружу.

    — Мы с Малфоем разбирали книги. Одна из них… ожила, — она помедлила, добавила: — Не знаю, как и почему.

    Гарри шагнул ближе, задев тумбочку — пустая склянка качнулась, он поймал её на лету.

    — Ожила? Это что, заклинание было? Или проклятье?

    — Не уверена. Там был символ… а потом всё полетело к чёрту.

    Полумна склонила голову, волосы упали на лицо, глаза — прозрачные, как стекло — остановились на Гермионе.

    — Старые тайны просыпаются, когда их зовут. Может, замок сам решил заговорить?

    Гермиона моргнула. Слова Полумны зацепили её, и теперь это не казалось просто странностью — замок действительно дышал, шевелился, она чувствовала это. Но она покачала головой, отгоняя мысль.

    — Я видел Малфоя утром, — начал Невилл, потирая шею. — Он был какой-то дёрганый. Это из-за него началось?

    — Нет. Он был там, но это не его вина. Нам обоим досталось.

    Гарри нахмурился, скрестив руки.

    — Слушай, больше никаких вылазок одной, ладно? Мы и так навидались могил. Не хочу тебя откапывать из-под развалин.

    — Верно, — подхватила Джинни, наклонившись ближе. Её рука легла на край кровати.

    — Ты чуть не пропала, Гермиона. Если уж лезть в это, то вместе.

    Гермиона выдохнула через нос, уголок рта дёрнулся в усмешке. Их слова били в точку — она чувствовала дрожь в руках, боль в рёбрах. Но внутри шевельнулось упрямство, тёплое, знакомое.

    — Я поняла. Но я же не лезу в это сломя голову.

    Джинни усмехнулась, ткнув Гарри локтем.

    — О, конечно, не лезешь. Мы тебя знаем, так что не вынуждай нас стеречь тебя тут, как дракон яйцо.

    — Главное, ты цела, — Гарри смягчился. — А то я уж думал, придётся опять кого-то вытаскивать из передряги.

    Гермиона фыркнула, откинувшись на подушку.

    — Это ты у нас мастер по передрягам, Гарри. Я тут просто отдыхаю от ремонта.

    Джинни хохотнула, стул скрипнул под ней.

    — Отдыхает она. Это теперь так называется — разнести библиотеку и устроить себе каникулы?

    Невилл полез в карман, достал смятый лист — тот шлёпнулся прямо на лицо Гермионе. Она смахнула его, прищурившись.

    — Это что?

    — Э-э, план, — пробормотал Невилл. — Джинни сказала, надо тебя вытащить отсюда. Думал, пригодится.

    Джинни расхохоталась, хлопнув себя по колену.

    — Невилл, ты серьёзно? Это мой набросок для починки склада мётел! Ты хотел Гермиону на метлу засунуть?

    Полумна подняла взгляд от пола.

    — Метла — это неплохо. Но я бы добавила крылья. Для мягкой посадки.

    Гарри сдержал улыбку и незаметно подтолкнул Невилла плечом.

    — Отличный план. Гермиона верхом на метле с крыльями — Филч бы плюнул на правила и стал фанатом.

    Гермиона покачала головой, смех вырвался сквозь хрип.

    — Вы хоть до конца дня меня не угробьте.

    Дверь распахнулась с глухим стуком. Мадам Помфри ворвалась в палату, подол мантии взметнулся.

    — Всё, хватит! — рявкнула она, взмахнув руками, словно разгоняя стаю птиц. — Ей нужен покой, а вы тут хохочете, как на ярмарке! Вон, все четверо!

    Джинни вскочила, ухмыльнувшись.

    — Пошли, гений мётел. Не скучай тут, — подмигнула она Гермионе.

    Гарри бросил ей быстрый взгляд — «Держись,» — и они потянулись к двери, шаги смешались с приглушённым смешком Джинни. Полумна задержалась на миг, её пальцы теребили кулон, а взгляд скользнул к окну.

    — Если крылья сработают, дай знать, — сказала она тихо и выплыла следом.

    Дверь скрипнула за ними, оставив тишину, пропитанную теплом их присутствия. Гермиона откинулась на подушку, взгляд упал на трещины в потолке. Их смех ещё звенел в ушах, но мысли уже кружились вокруг библиотеки — пыль, символ, кровь. Ей нужен был ответ.

    ***

    Драко сидел в пустой аудитории на четвёртом этаже, где пыль лежала толстым слоем, а парты кривились, будто после давным-давно покинутого урока. Сквозь разбитое окно тянуло ветром, пронизывая кожу, но он не замечал — перо скрипело по пергаменту, выводя неровные линии. Свет от «Люмос» дрожал над столом, выхватывая записи: «Символ. Ровена. Осквернитель.» Чернила брызнули на край листа, он потёр висок, где пульсировала боль. Гул библиотеки всё ещё звенел в ушах — жар, пыль, её голос, острый, как лезвие: «Осквернитель здесь.»

    Это про него. Он знал. Метка зудела под рукавом, живая, как паук.

    Он скрипнул зубами, вспоминая Грейнджер — её кровь на полу, багровую, густую, как у Чарити Бёрбидж в поместье. Тогда Чарити висела над столом, её глаза молили о помощи, пока Волдеморт шипел про «чистоту крови». Потом — зелёный свет, глухой стук тела о дерево. Он сидел, вцепившись в стул, пока запах железа душил горло. Он ничего не сделал. И вчера — то же бессилие, когда Грейнджер рухнула, захлопнув книгу. Замок дрогнул, пол треснул, а он стоял, стиснув её плечи, пока кровь текла по его пальцам. Почему это его так задело? Он фыркнул, отгоняя мысль, но внутри скребло.

    Стихи из книги всплыли, кусками, как обрывки из сна. «Мой дар сокрыт, достойных ждёт» — Годрик. Он нахмурился, перо замерло. Дар… что за дар? Меч? Он вспомнил, как Поттер вытащил его из Шляпы, весь в крови василиска. «Нить тепла пронзает грудь» — Хельга… чаша? «Светлый разум в дар сокрыт» — Ровена… диадема? «Путь для сильных, цепи тьмы» — Салазар… медальон? Пальцы сжали край пергамента, глаза скользнули по строчкам: «Меч. Чаша. Диадема. Медальон.» Рядом — «Осквернитель. Метка.» и жирный вопросительный знак.

    Он скомкал лист, сунул в карман. Ожоги на руках заныли, кожа натянулась, напоминая о библиотеке — о том, как он выдернул её из-под обломков. Он весь день тянул с походом в больничное крыло — Помфри велела явиться за микстурой, но он не хотел видеть Грейнджер, бледную, сломленную, с этими проклятыми глазами. Но выбора не осталось — ответы были там, с ней. Ноги понесли его к двери.

    Коридор третьего этажа тянулся бесконечно — факелы бросали рваные тени на камень. Каблуки стучали, заглушая гул в голове. Портрет рыцаря гаркнул: «Куда так спешишь, юнец?» — но Драко бросил «Тихо!» и свернул к лестнице.

    Дверь больничного крыла мелькнула впереди — белая, с тёмными царапинами, которых он раньше не замечал. Он толкнул её плечом — дерево застонало, запах мяты и горьких трав ударил в нос. Мадам Помфри обернулась от шкафа, пузырёк янтарной микстуры блеснул в её руках. Её взгляд прошёлся по нему, строгий, оценивающий.

    — Мистер Малфой, где вас носит? Утром велела явиться, а вы шляетесь! Ожоги ждать не будут.

    Он выпрямился, насмешка скользнула по губам.

    — Не разваливаюсь пока, Помфри. Микстуру без меня не выпили?

    Она цокнула языком, сунув ему пузырёк — стекло обожгло пальцы. Запах мха прорвался сквозь пробку.

    — Пейте, и без шуточек. Ещё раз пропустите — прикую к койке. Мисс Грейнджер в углу. Идите, но без глупостей, или выгоню обоих.

    Драко кивнул, коротко, подхватил пузырёк и двинулся к её кровати. Он плюхнулся на стул, мантия скомкалась на коленях. Гермиона лежала перед ним — кудри спутались, лицо бледнее простыни, но глаза ясные, цепкие, как когти. Она впилась в него взглядом, пробивая его защитную броню. Он крутанул пузырёк в пальцах, швырнул его на тумбочку — стук расколол тишину.

    — Ну и вид, Грейнджер. Решила сдохнуть героем? Поздравляю, почти вышло.

    Она кашлянула, слабо, с хрипом, кровь пятнала уголок губ. Взгляд метнулся к нему, злой, усталый.

    — Замолчи, Малфой. Чего пришёл?

    Он фыркнул, развалившись на стуле.

    — За микстурой. Помфри пригрозила цепями. Впрочем, вижу, ты идёшь на поправку, раз уже командуешь.

    Тишина обрушилась — резкая, колючая, как ветер за окном. Гермиона смотрела на него, дыхание тяжёлое, грудь вздымалась с трудом, но глаза прояснились, взвешивая его, точно книгу, которую она ещё не дочитала.

    — МакГонагалл… допрашивала?

    Драко напрягся, пальцы стиснули подлокотник, дерево скрипнуло. Допрос жёг память — её острый взгляд, вопросы, что сыпались, как град: «Что там было? Почему ты?» Он буркнул тогда про «пыль и книги», не выдав метку.

    — Конечно, допрашивала, — процедил он, стараясь скрыть раздражение. — Сказал, что ничего не знаю. Не уверен, поверила ли.

    Она сглотнула, взгляд стал острее.

    — Книгу… нашли?

    Драко снова метнул на неё злой взгляд, словно её вопросы уже начали его раздражать.

    — Книга у Флитвика. Он разбирается, что там случилось. Но главные записи, — он вынул смятый лист и кинул ей на одеяло, — я забрал.

    Гермиона потянулась к листу, рука дрожала, но пальцы сомкнулись на нём, цепко. Поднесла ближе, свет лампы выхватил каракули: «Меч. Чаша. Диадема. Медальон.» — «Осквернитель», «Метка». Брови сдвинулись, дыхание сбилось.

    — Ты связал стихи с реликвиями?

    — Я не идиот, Грейнджер. Стихи буквально говорят о дарах Основателей — какие ещё варианты?

    Она сжала лист, медленно поднимая глаза:

    — А «Осквернитель»? Почему ты думаешь, что это ты?

    Драко резко встал, раздражённо сжав кулаки. Метка полыхнула, жар рванул до плеча. Стул скрипнул, жалобно, он шагнул к ней, тень от мантии легла на пол, длинная и рваная. Воспоминания ударили — книги, летящие к нему, голос Ровены, холодный, как лезвие у горла. Он ненавидел это, ненавидел её за то, что она заставила его вспомнить.

    — Ты серьёзно? Книга вспыхнула из-за этой чертовой отметины, Грейнджер! Что ещё тут можно подумать?

    Она закашлялась, глаза сузились, пальцы вцепились в простыню, оставляя смятые складки. Гермиона замялась, словно слова застревали внутри, борясь с ней самой. Губы сжались в тонкую линию, в глазах мелькнула тень — сомнение, усталость, что грызла её изнутри. Она молчала, дыхание вырывалось тяжело, будто каждое слово царапало горло. Затем прохрипела, тихо, осторожно:

    — Осквернитель… это не про тебя.

    Драко дёрнулся, подался вперёд.

    — Тогда о ком же, по-твоему?

    Она замялась, словно слова жгли её, затем выдохнула, тихо, с хрипотцой:

    — Я не уверена… — голос дрогнул, она сглотнула, взгляд метнулся к простыне, избегая его глаз, — но мне кажется, Ровена среагировала не на тебя самого…

    Драко выдохнул резко, яд сочился с языка:

    — Грейнджер, вчера мы оба чуть не сдохли. Говори прямо, или я ухожу. Хватит твоих загадок!

    Он резко замолчал, пальцы сжались в кулаки, суставы хрустнули от напряжения. Воздух между ними застыл, тяжёлый, как перед грозой. Она сидела напротив, ни слова, только губы чуть дрогнули, а пальцы вцепились в простыню. Тишина сгущалась, давила, пока она наконец не прошептала, почти не двигая губами:

    — Я думаю, Осквернитель — это Волдеморт.

    Имя резануло, как заклинание. Драко дёрнулся, будто удар прошёл по телу, жар метки рванул от запястья к плечу, обжигая, как раскалённый клинок. Лицо исказилось — гнев вспыхнул в глазах, страх стиснул горло, эхо цепей зазвенело в памяти, напоминая о тех ночах в поместье, когда это имя было приговор. Он уставился на Гермиону, словно пытаясь понять, серьёзна ли она.

    — Волдеморт? Но он мёртв, Грейнджер.

    Она медленно кивнула, чуть прикрыв глаза, собираясь с силами.

    — Да. Но твоя метка — это часть его магии.

    Он коснулся рукава, ткань натянулась, скрывая метку, что билась под кожей.

    — А с чего ты взяла, что Осквернитель — он?

    Гермиона замерла, губы дрогнули — она колебалась, но скрывать больше не имело смысла. Её взгляд на миг стал отстранённым, и она выдохнула — тихо, почти шёпотом:

    — Чаша, диадема, медальон… это хоркруксы.

    — Хоркруксы? Ты сейчас сама выдумала это слово или надышалась микстурами?

    Она сжала губы, во взгляде мелькнула тень воспоминаний.

    — Кусочки души. Он спрятал их в реликвиях, осквернив их. Гарри их уничтожил.

    — Просто прекрасно, Грейнджер. Теперь ты утверждаешь, что Волдеморт спрятал свою душу в легендарных предметах, а Поттер их уничтожил? И это у тебя называется «логичное объяснение»?

    Гермиона медленно вдохнула, словно стараясь успокоиться. Её взгляд — усталый, но пронзительный — встретился с его глазами:

    — Я не просила тебя мне верить, Малфой. Да, звучит безумно. Но эти предметы были прокляты настолько, что другого способа не было. Если бы Гарри этого не сделал, мы бы сейчас с тобой не разговаривали — Волдеморт был бы жив, а замка уже бы не существовало — только руины.

    Она замолчала, грудь вздымалась с трудом, каждый вдох вырывался тяжело, словно слова вытягивали из неё последние силы. Тишина навалилась, густая и давящая, как туман за окном.

    — Если это правда, — произнёс он наконец тихо, с трудом скрывая напряжение, — то почему сейчас? Волдеморт мёртв уже несколько месяцев, Грейнджер. Почему замок ожил именно сейчас?

    Гермиона медленно покачала головой.

    — Я не знаю наверняка. Может, он давно страдал… а теперь боль стала невыносимой. Твоя связь с ним — она могла его разбудить.

    Драко дёрнулся, губы скривились в раздражении.

    — Хочешь сказать, что я навсегда связан с ним? Что теперь замок считает меня его наследием?

    Она нахмурилась, взгляд потемнел — смесь усталости и досады.

    — Я этого не говорила. Ты — просто триггер. Но если мы не разберёмся, как это остановить, ты можешь стать не просто свидетелем, а частью проблемы.

    Драко стиснул зубы, он отвернулся к окну.

    — И что ты предлагаешь? Стереть метку? Как выжечь магию, которая держится даже после его смерти?

    Гермиона с усилием вдохнула.

    — Я не знаю. Пока не знаю. Ответ где-то там, где магия Основателей осталась нетронутой.

    Драко снова повернулся. Его взгляд стал колючим, будто пропитанным инеем.

    — Меч Гриффиндора?

    Она кивнула, не отводя глаз:

    — Если хоть где-то есть ответ, то только там.

    Он фыркнул, шагнул к окну. Лёд камня под пальцами не остудил хаос внутри. Стихи крутились в голове — «Меч ждёт» — и метка вспыхнула болью, словно откликнулась на них. Он бросил через плечо, насмешка смешалась с горечью:

    — Ты хоть представляешь, где он сейчас, твой драгоценный меч?

    — У МакГонагалл. Там, где был кабинет Дамблдора. Она хранит его.

    Драко разраженно усмехнулся:

    — Кабинет МакГонагалл. Просто замечательно. Будем надеяться, она не подумает, что я ищу камеру рядом с отцом, когда застанет меня ночью у её дверей.

    Гермиона кашлянула, слабо, но уголок рта дрогнул.

    — Постарайся не попасться.

    Он обернулся, прищурившись. Ждал привычного укола, но её слова прозвучали иначе — почти как поддержка. Это сбило его с толку, в груди шевельнулось что-то незнакомое. Он качнул головой, будто отгоняя ощущение, и уже открыл рот, чтобы бросить что-то резкое, но лист с каракулями соскользнул с простыни и упал, шурша, как сухой лист. Гермиона потянулась к нему, но замерла — рука повисла в воздухе, слишком слабая, чтобы дотянуться.

    Драко шагнул к койке, наклонился, поднял лист — бумага смялась в ладони. Протянул ей, их пальцы соприкоснулись. Она подняла взгляд, встречаясь с его серыми глазами, и тихо сказала:

    — Спасибо, что не бросил меня.

    Дыхание задержалось, ответа не последовало. На секунду в лице мелькнуло что-то — не раздражение, не презрение, а почти… растерянность. Он не отпустил лист сразу, будто был неуверен, действительно ли она это сказала. Время застыло.

    Дверь палаты распахнулась с резким скрипом. Мадам Помфри возникла в проёме, мантия качнулась, голос резкий, но спокойный:

    — Мисс Грейнджер, у вас посетитель.

    Голос мадам Помфри вернул его в реальность. Пальцы разжались, только когда тень Рона Уизли упала на порог. Его волосы были растрёпаны, мантия мятая, лицо красное, глаза сузились, едва он заметил Драко у койки.

    — Малфой?