Обязательно наступает время, когда нужно перестать убегать, а вместо этого развернуться и посмотреть в лицо опасности.

Самое сложное – найти в себе мужество.

В левом виске пульсирует страшная боль. Со зрением творится что-то неладное: перед глазами всё расплывается, а две луны на небе никак не сойдутся в одну. Забавно. Всё это время здесь была луна. Это яркое пятно смотрится так же инородно, как всё, созданное когда-либо Капитолием. И так же служит напоминанием: без их помощи из этой системы не выбраться.

Печальная усмешка срывается с моих губ и только усугубляет ситуацию — дышать становится почти невозможно. Когда мне наконец удаётся сфокусировать взгляд, я осознаю, что не один.

Моя «союзница» всё это время сидела на моей груди, придавив коленями плечи и сжимая горло, не давая кислороду свободно циркулировать. Взгляд останавливается на лице Джоанны — и в ту же секунду левое предплечье пронзает адская боль. Попытка отстраниться или сбросить её с себя проваливается. Девушка вонзает нож в руку, мучительно проворачивает его и небрежно вырывает, прихватив с собой часть моей плоти. По запястью струится горячая кровь, стекая в полусогнутую ладонь.

Её выражение не дрогнуло. Она застыла с безумным блеском в глазах, разглядывая меня, словно самый интересный экспонат в музее. Стоило моему взгляду стать осознаннее, как она тут же теряет интерес и грубо отбрасывает мою руку в сторону, окатывая половину своего лица моей же кровью. Я более чем уверен, что она усмехнулась прежде, чем слизать стёкшие к губам алые струйки. Джоанна получала удовольствие от происходящего и не скрывала этого.

Но стоило мне пошевелиться в попытке подняться, как её выражение становится грубым, почти враждебным.

— Лежи спокойно! — прошипела она прямо в моё ухо.

«Что, чёрт тебя дери, значит — лежи спокойно?!» Но мысли быстро растворяются в ночи, как и силуэт убегающей куда-то девушки. Я остаюсь лежать в одиночестве, абсолютно не осознавая, где нахожусь и чего ожидать дальше. Зажмуриваю глаза, пытаясь осмыслить своё положение и шансы на выживание. Но в голову приходят лишь картины того, как Джоанна толкнула Вайресс на пляже.

«Лежи спокойно! Когда ж ты угомонишься?»

Но тогда она не нападала так явно. По крайней мере, не с ножом. С другой стороны, я — не Вайресс. Не Тронутый, как сказала бы она.

«Лежи спокойно.»

Эти слова продолжают звучать в голове гулким эхом. Ровно до момента, когда я слышу чьи-то шаги. В мою сторону движутся двое, уверенно, без попыток скрыться. Я стараюсь лежать смирно, даже задерживаю дыхание, лишь бы не привлекать к себе лишнего внимания.

— Он почти покойник. Идём, Энорабия. — Это был Брут.

Голос этого самоуверенного ублюдка я запомнил ещё в первые минуты нашего знакомства. И вряд ли смогу когда-нибудь забыть. Только, если смерть не сделает мне щедрый подарок, забрав все воспоминания об этом противном надменном упыре с собой.

В голове вновь звучит его голос. Почти покойник? Мысли ворочаются с трудом, сознание то и дело проваливается в темноту. Пытаюсь держаться, заставляю себя думать, чтобы окончательно не отключиться.

Джоанна напала на меня. Моя рука — прямое тому свидетельство. Сначала мы заметили, что проволока, которую дал нам Бити, порвалась. А затем она ударила меня металлическим цилиндром по голове, и я потерял сознание. Теперь же она распорола мне руку, и кровь не переставая сочиться из раны.

Возможно, Брут был прав, и со мной всё куда хуже, чем мне кажется. Возможно, именно он с Энорабией и спугнул Джоанну, не дав ей прикончить меня.

Союз расторгнут. Этого следовало ожидать. Надеюсь, Хеймитч сейчас наблюдает, как его гениальный план спасения рушится, словно карточный домик. Я ведь с самого начала был против этого союза. Мы могли держаться особняком и что-нибудь придумали бы. Но благодаря ему я лежу здесь, истекая кровью.

Было очевидно, что Джоанна и Финник с самого начала были заодно. Они сговорились, чтобы избавиться от нас поодиночке. Нужно было уходить ещё утром. Нужно было прислушаться к внутреннему голосу. Он никогда меня не подводил. Мы с ним не были союзниками — мы были единым целым. Командой, которая не могла выжить друг без друга. Командой, которая ни один год выручала друг друга. А вот Финник и Джоанна могли прекрасно обойтись без нас с Фелицией.

Фелиция.

Глаза в ужасе распахиваются. Слух возвращается в норму, избавляя меня от гулкого эха. Она ждала меня под деревом, даже не подозревая, что что-то пошло не так. Она всегда слишком легко доверяла людям, даже после того, как выжила в Играх, где каждый норовил перегрызть ей глотку. Наивная дурочка. Злость быстро сменяется животным страхом. Я представляю, как Одэйр прямо сейчас расправляется с ней. Этот тип был тёмной лошадкой. Он делал всё, чтобы доказать свою преданность, но я ему не верил. Ни секунды. Даже когда он пытался спасти Мэг, моя уверенность лишь слегка дрогнула, но не исчезла.

Я помню, как он посмотрел на Джоанну, прежде чем одобрить затею Бити с ловушкой. В этом взгляде было что-то недосказанное. Они знали больше, чем говорили. Между ними существовала прочная связь. И если Джоанна пошла против меня, значит, и Одэйру нельзя доверять.

А может, это всё шальная идея Джоанны? Возможно, она решила, что пора порвать союз и избавиться от меня. Мы с ней всегда были слишком похожи. Оба не доверяли друг другу, оба видели угрозу. Когда мы делали привал, я всегда проверял, чем она занята, — и встречался с таким же подозрительным взглядом. Даже во время дежурств ни она, ни я не смыкали глаз. Если бы я оказался быстрее, может, сейчас это она лежала бы на сырой земле, ощущая, как вместе с кровью уходит её жизнь. Люди считают, что я играю в добродетель, но я с самого начала думал сделать то же, что и она. Если бы не эти чёртовы браслеты…

Я сжимаю кулаки, пытаясь собраться с силами. Мне нужно найти Фелицию. Она может быть в опасности. А я должен сделать всё, чтобы она выжила. Она заслуживает этого. Гейл обещал присмотреть за моей семьёй и помочь ей после Игр, так что мне остаётся только дойти до конца.

Через силу заставляю себя сначала ненадолго присесть, а затем подняться на ноги, держать за ствол дерева, который так удачно подвернулся мне под руку. На дрожащих ногах делаю пару шагов, прежде чем осматриваю состояние своего тела получше. Из пострадавшей от нападения Джоанны руки всё так же сочится кровь. Мир снова опасно кренится в сторону , но я удерживаю равновесие. Прислонившись к стволу дерева закрываю глаза. Жду, пока мир перед глазами перестанет скакать и кружиться. От соседнего дерева отрываю мох и тщательно перебинтовывая предплечье. Становится немного лучше. Хотя бы морально. Осторожно касаюсь огромной шишки на своей голове. Успокаивает то, что кровь уже успела запечься, значит обойдусь небольшим сотрясением.

Рука рефлекторно тянется за колчаном со стрелами, и я бегло пересчитываю их по старой привычки. Левая рука сжимает лук, и я не думаю больше ни о чём, кроме самого главного держа стрелу наготове. Ноги сами несут меня вверх по склону. Я поклялся, что помогу Фелиции выжить и в этот раз. Она жива. Если бы было иначе, пушка уже возвестила бы об этом. Но это также означает, что Джоанна, Брут и Энобария знают, что я ещё в игре. И должны будут прийти, чтобы это исправить.

И словно по сигналу, я слышу, как кто-то бросается мне на встречу по склону. Это не могли быть Бити или Фелиция. Бити не мог так быстро передвигаться, а Фелиция ни за что на свете не оставила бы его одного. Пытаюсь отступить как можно дальше в густые заросли, когда меня едва не ловят. Затихаю. Мимо меня проносится темнокожий от мази Финник, прыгая через ползучие спутанные лианы подобно оленю. Вскоре он достигает места, где на меня напала Джоанна и, кажется, замечает кровь.

— Джоанна! Минхо!

В его голосе — не просто зов. В нём звучит страх, злость и растерянность. Словно с нашей пропажей он теряет всё.

Я наблюдаю, как Одэйр мечется, выискивая следы. И на мгновение меня охватывает мрачное удовлетворение. Видеть его почти сломленным и паникующим приятно. Но я не могу испытывать судьбу. Он не глуп. А моя кровь — идеальная подсказка к моему местонахождению. Если он обнаружит след, он найдёт меня раньше, чем я успею скрыться. А мне нужно двигаться вперёд. Времени остаётся всё меньше. Стрекот насекомых усиливается. Но совсем скоро они замолчат. А когда они замолчат, начнётся гроза.

Грохот пушки разрезает тишину. Кто-то погиб. В эту ночь, когда все носятся с оружием, это мог быть кто угодно.

Я мчусь вверх по склону, повторяя себе лишь одно: раз Одэйр всё ещё здесь, значит, Фелиция жива и сейчас находится в безопасности. Относительной в условиях смертельной арены. Но безопасности.

Ноги не слушаются меня, и вскоре я падаю, чувствуя резкую боль в лодыжке. Впивающиеся в неё тонкие волокна ещё сильнее затягиваются, стоит мне лишь пошевелиться. Должно быть, это сеть — одна из хитроумных ловушек Одэйра, нарочно оставленная недалеко от нашего привала. И вполне вероятно, что скоро он появится с трезубцем в руке.

Я пытаюсь сбросить сеть с ноги, дёргаюсь и извиваюсь и только потом замечаю сверкающую золотую нить. Это был провод, который нам дал Бити. Меня угораздило налететь на моток проволоки, отскочившей обратно к дереву молний. Вид золотой нити успокаивает, и я спокойно высвобождаюсь из пут и продолжаю своё восхождение.

Проволока служила напоминанием о том, что скоро наступит фаза грозы. Насекомых пока ещё было слышно, но возможно они уже и затихли, а гудение, которое я слышал было всего-навсего шумом в моих ушах, после того как Джоанна ударила меня по голове. Продолжаю бежать, стараясь держаться неподалёку от провода, растянутого на траве, не касаясь его. Если стрекот на самом деле становится тише и молния скоро ударит в дерево, ток пробежит по проволоке и наверняка убьёт любого, кто к ней притронется.

Наконец впереди появляется дерево в золотых узорах. Подойти надо незаметно, поэтому я замедляю шаг. Впрочем, мне бы просто удержаться на ногах. Ищу глазами хоть кого-нибудь. Но поблизости не видно ни одной живой души.

— Фелиция? — Мой голос звучит приглушённо, тут же растворяясь в подозрительно затихающем рокоте насекомых.

В ответ раздаётся негромкий стон. Я осторожно поворачиваюсь к его источнику и вижу лежащего на земле человека. В нём я узнаю Бити. Стон, должно быть, вырвался сам собой. Мужчина лежал без сознания, хотя рана у него была лишь одна — тот же рваный порез на руке. Если его оставила не Джоанна, то я всё-таки оказался прав и Одэйр был с ней за одно. В спешке затыкаю его рану мхом и пытаюсь растормошить изобретателя.

— Бити. Очнись. Что случилось? Кто сделал это с тобой?

Наверное, я трясу пострадавшего человека слишком сильно. Но внутри бурлит адреналин, и я не могу себя контролировать. Изобретатель мычит от боли и на миг поднимает ладонь, словно пытается предупредить о надвигающейся опасности. Тут я и замечаю в его кулаке грубо обмотанный проводом клинок — тот самый, который принадлежал Фелиции.

И в этот момент я перестаю осознавать, что происходит. Фелиции нигде не видно, хотя у неё была ранена нога, и Бити вряд ли бы отпустил её одну. Одэйр в панике спустился со склона, разыскивая нас с Джоанной. Бити лежит без сознания. Где-то поблизости рыщут профи. Класс. Самое подходящее время для разгадывания очередной загадки.

Абсолютно сбитый с толку, я встаю, сжимая провод в руках. Другой его конец прикреплён к дереву. Вспоминаю, что, прежде чем начать накручивать узоры, Бити намотал кусок проволоки на ветку и положил её на землю. Тогда он ничего не объяснил, да и мы не стремились добиться от него вразумительного ответа.

Прищурившись, вглядываюсь вперёд и понимаю, что мы в считанных шагах от силового поля. Я даже могу рассмотреть мерцающий квадратик вверху справа. Уязвимое место в барьере арены. Брешь в идеальной системе Капитолия. Неужели Бити пытался проткнуть барьер ножом, как это случайно получилось у Фелиции? Но при чём тут электрический провод? Может, это был запасной план — если не выйдет пустить ток в воду, направить энергию молнии на силовое поле. А что дальше? Мы все поджаримся? Прямо за этим барьером — реальный мир. Мы буквально в шаге от него. Остаётся лишь проявить смекалку…

Нет, дело было в насекомых, а не в моих ушах. Теперь это ясно: они умолкают, и только ветер шумит в листве. От Бити уже никакого проку. Я могу попробовать растормошить его, но спасти не смогу. Да и моховая повязка насквозь промокла от крови — не стоит себя обманывать ложной надеждой. Голова кружится сильнее, ещё немного — и я отключусь. Кто-нибудь может объяснить мне, что он собирался делать с этим клинком и проволокой?

— Минхо! — Голос Фелиции разносится издалека.

Она кричит, совершенно не думая о том, что на нас ведётся охота. Раздражённо выдыхаю, продолжая слышать своё имя, повторяемое перепуганной девушкой. Как мне её защитить, если она роет себе могилу этими криками? Добежать я не успею, как и расстрелять сразу нескольких противников. Остаётся только одно — привлечь огонь на себя.

— Фелс! Я здесь! Фелс!

Надеюсь, это их отвлечёт. Пусть лучше устремятся ко мне. Подальше от Фелиции, поближе к Дереву молний, которое само скоро превратится в оружие.

— Сюда, Фелиция, сюда!

Я прекрасно понимаю, что она не успеет. Ночь, раненая нога, животный страх. Зато я слышу, что мой план сработал. Ко мне стремительно приближаются двое, ломятся через джунгли. Ноги подкашиваются, и я опускаюсь на землю рядом с Бити, перенося вес тела на пятки. Поднимаю лук и заряжаю стрелу. Нужно убрать эту парочку, чтобы у Фелиции был хоть какой-то шанс.

Под прицелом оказываются Энорабия и Финник. Как я и думал. Пошёл ты к чёрту, Одэйр. Ты и твои сладкие речи о союзе. Они приближаются к Дереву молний. Они меня не видят: я сижу чуть выше по склону, лицо и руки натёрты мазью. Прицеливаюсь в шею Энорабии. Если попаду, Финник отпрыгнет за дерево — а там и молния подоспеет. Осталось продержаться совсем чуть-чуть. Стрекот уже почти полностью затих. Я уверен, что смогу убрать их обоих.

Раздаётся оглушающий грохот пушки.

— Минхо?! — Отчаянный крик Фелиции обрывается. А с ним обрываются жизни её конкурентов за выживание.

На этот раз я не отвечаю. Из груди Бити вырываются слабые вздохи. Совсем скоро мы оба умрём. Но сначала я должен убедиться, что Энорабия и Финник — тоже. Фелиция должна жить. Пушка стреляла дважды. Это значит, что Джоанна, Брут или Рубака уже мертвы. Девушке останется убрать всего одного, когда с Финником и Энорабией будет покончено. Это всё, что я смогу сделать для неё. Всего один враг, которого ей необходимо одолеть…

Враг.

Это слово тянет за собой недавнее воспоминание и извлекает его наружу, прямиком из моего сознания. Я вспоминаю странное выражение на лице Хеймитча.

«Когда будешь на арене…»

Я вижу нахмуренный лоб, грудь охватывает дурное предчувствие.

«Что ещё?» — Мой голос полон обиды, хотя обвинение не прозвучало вслух.

«Помни, кто твой враг, — договаривает Хеймитч — Вот и всё».

Это был его прощальный совет. Почему он всплывает именно сейчас? Разве я нуждаюсь в напоминаниях? Разве кто-то из нас не знает этого? У нас один враг. Тот, кто терзает нас голодом, мучает и убивает десятилетиями. Тот, кто сделает новые Игры, когда мы перебьём друг друга на этой арене. Тот, кто ждёт момента, чтобы вонзить шипы в очередную жертву.

До меня наконец доходит смысл слов Хеймитча. Я опускаю лук. Мне известно, кто мой враг. И это не Энорабия, Финник или Джоанна. Я смотрю на клинок Бити другими глазами. Трясущиеся пальцы снимают проволоку с ножа, наматывают её на стрелу и закрепляют узлом, изученным на тренировке. Я поднимаюсь во весь рост, стараясь удержать равновесие, чтобы не упасть раньше времени, и поворачиваюсь к силовому полю. Пусть заметят. Сейчас меня волнует только одно: куда лучше прицелиться? Наконечник стрелы направляется прямиком к мерцающему квадратику — изъяну в поле, как называл его Бити. Я отпускаю тетиву и наблюдаю, как стрела попадает в цель, утягивая за собой золотую нить.

По дереву бьёт молния. Белая вспышка бежит по проволоке и на мгновение купол взрывается ослепительным голубым сиянием. Моё бездыханное тело отбрасывает на землю. Больше я не в силах пошевелиться. Расширенными остекленевшими глазами я смотрю, как с неба дождём осыпаются лёгкие клочья материи. Я не могу встать и добежать до Фелиции. Но из последних сил напрягаю глаза, чтобы унести с собой последний прекрасный образ. Я вижу звезду, а потом начинаются взрывы.

Всё рушится разом. Из земли бьют фонтаны грязи, корней и обрывков растений. Деревья окутываются пламенем. Даже небо вдруг расцветает яркими огнями, похожими на фейерверки. Настоящие взрывы гремят здесь, внизу. Должно быть, распорядителям показалось мало уничтожить арену вместе со всеми трибутами. Решили добавить зрелищности нашим кровавым смертям.

Будет ли вообще в семьдесят пятом сезоне Голодных игр свой победитель? Позволят ли они выжить хотя бы одному из нас ради этого? Скорее всего нет. Ведь это Квартальная бойня, в конце концов. Слова президента звучали вполне себе ясно

«…дабы напомнить повстанцам, что даже самые сильные среди них не преодолеют мощь Капитолия…»

Даже самый сильный среди сильнейших не должен торжествовать. Наверное, в этой Игре никто и не собирался короновать победителя. Либо же мой бунт развязал распорядителям руки.

Прости, Фелс. Прости, что украл у тебя последнюю надежду. Обрёк на ужасную гибель, разрушив силовое поле. Хочется верить, что играй мы по правилам, возможно, тебя оставили бы в живых.

Планолёт появляется без предупреждения. Была бы сейчас тишина и окажись поблизости пересмешница, я всё бы понял раньше. Джунгли умолкли бы, а потом раздался голос птицы, предвещающий появление капитолийского летательного аппарата. Но мне никогда не услышать таких тонкостей в разгар бомбёжки.

Челюсти выпадают из планолёта и замирают прямо надо мной. Металлические когти сгребают меня в охапку. Хочется сделать хоть что-нибудь: закричать, попытаться вырваться на свободу, найти Фелиции и удостовериться, что она жива. Но я словно заледенел. И максимум на что я могу отчаянно надеяться, это умереть, прежде чем надо мной склонятся сумеречные фигуры, ожидающие наверху. Они хотят насладиться моей максимально медленной публичной казнью. Пускай подавятся, я ни о чём не жалею.

Худшие опасения подтверждаются, когда надо мной, первым делом возникает лицо Плутарха Хевенсби, главного распорядителя. Я могу только догадываться о том, насколько он зол из-за моей выходки. Я превратил его красивые Игры с аккуратно тикающими часами в виде арены для победителей в руины, проглоченные огнём. Плутарх ещё понесёт наказание за свою неудачу, возможно, даже поплатиться жизнью, однако, до этого он увидит, как покарают меня.

Его рука тянется в мою сторону. Я напрягаю челюсть из последних сил, готовясь к удару. Но он только помогает прикрыть мои уставшие веки, погружая моё сознание во тьму.

Сердце колотится с такой силой, что кровь начинает хлестать из-под самодельной повязки. Мысли и разум затуманиваются. Вот бы истечь кровью, пока хирурги не принялись за дело. Мысленно проговариваю слова благодарности Джоанне Мэйсон за добросовестно нанесённую рану — и тут же лишаюсь чувств.