Окей, где-то Джин это уже видел. Точнее, слышал, и спустя пару секунд оглушающей тишины после перемещения даже вспоминает где: Кен, дружбан-ровесник из конкурирующей айдол-группы VIXX рассказывал про сбой телепорта. Из Кена ведьма как из мамонта балерина, в отличие от Джина. Тот на четвёртом курсе обучения в Магической школе таких косяков уже не допускает, а если и да, то либо из вредности, либо дать поржать окружающим. Сплошной фан, короче, а никакие не сбои.

Но вот сегодня Джин точно не планировал лажать: ни из вредности, ни шутки ради. У них новогодний эвент в Пусане, а затем сразу второй в полночь в их общаге, дать полюбоваться фанатам, как бантаны празднуют европейский Новый год. Он им, по-чесноку, нахрен не упал, ну не их праздник. Им бы после Пусана упасть часиков на двенадцать мордой в подушки. Но ради Арми они готовы на всё. И в этом мире айдолов и магии пункт плана, где Джин-недоведьма заклинанием телепортации мгновенно перемещает всю группу из Пусана в Сеул после эвента, играет немаловажную роль.

Разбалованный аж двумя недоведьмами группы Пусанский стафф даже не заморачивается на их переодевание, умывание и прочие послеэвентные штуки. Ну что там заморачиваться? Сеульцы их уже на месте за полтора часа до полуночи и в душ отправят, и переоденут, и накрасят в домашнее перед Ви-лайвом. А тут, в Пусане, уже можно и расслабиться. Поэтому стафф образует пустое пространство вокруг семерых парней, которых мысленно-колдовским усилием Джина должно вернуть в общагу в Сеуле. Бантаны сцепляют руки как есть, в концертных костюмах, все красивые и в белом, кроме мелочей, с которыми отыгрывали эвент про Золушку.

Тэхён поигрывает коротеньким хлыстом, изображая кучера и запихивает его себе в карман, прижимая локтем, чтобы не вывалился при переносе.

Юнги размахивает метёлкой, изображая лакея, который готов с Золушки пылинки сдувать. Чтобы Джин их всех телепортнул и никого при этом не потерял, держаться за руки надо крепко, и он пихает метёлку в карман. Та смешно торчит перьями из-за плеча рэпера.

Чонгук в зубах зажимает волшебную палочку. Он сегодня крёстная фея (вся группа мысленно ещё и «мать» к этому добавляет, тихо хихикая). Палочку ему стафф подобрал красивую, резную, почти гаррипоттеровскую, только розовую и со звездой на конце.

Намджун на шею подвесил пару «хрустальных» туфелек из прозрачного силикона, даром что одна туфелька примерно с пол Намджуновой ладони. Зато на этой же ладони она красиво смотрится на всех фотошутах, пока лидер из себя изображает Золушку. Этим двоим не повезло и роли распределились именно так.

Хотя кому больше не повезло, тот ещё вопрос — Чонгук с Намджуном по умолчанию всего лишь женского пола, а вот Хосоку досталось быть лошадью. Надежда всея группы маску-голову лошади сначала упорно пытается пристроить подмышку, но та оттуда не менее упорно вываливается — здоровая, сволочь. Так что Хосок, чертыхаясь, напяливает её себе на голову снова, бурча и ноя, что в ней жарко, душно, неудобно и невкусно пахнет.

В эвенте от отрицательных персонажей решили отказаться, переделав сказку на свой концертный лад, поэтому в бантановской версии ни злобной мачехи, ни стервозных сестёр нет и в помине. Так что Чимину на голову напяливают зелёный листик (Чимин и странные головные уборы — это их вообще муд по жизни), крепят хэллоуинский рыжий значок к костюму, и он на сцене сегодня Тыква. Джин, чтобы подбодрить несчастного от своего невезения младшего, тут же себе на башку Р-Джея прикрепляет, недолго думая, и объявляя в микрофон на всю планету, что он теперь альпачий принц.

Что ни говори, хорошо быть раскрученной группой и творить весёлую хню.

Джин, вообще-то, на точность своей телепортации никогда не жаловался. И какого мамонта они оказались в глухом лесу посреди завалов снега и на морозе, вместо большого зала в общаге, специально расчищенного для прителепортирования, Джин не понимает вообще никак. Лес, к слову, очень и очень сказочный: деревья просто огромные, с толстой корой и янтарными потёками смолы. Над головой звёздная гладь, и Млечный путь ярко просвечивает сквозь мохнатые игольчатые кроны древних кедров. И слава богу, что белый концертный наряд включает в себя толстенные ботинки, в которых танцевать хоть и слегка неудобно, зато проваливаться в непонятную обстановку после проёба с телепортом — самое оно. Вокруг белым-бело: они по колено в снегу, сухом, пушистом и искристом от мороза. Тишина стоит такая, что давит на уши, и единственные звуки вокруг от них самих.

Но ладно бы был вопрос только в «где».

— Какого попугая? — раздаётся в глухой морозной тишине первый вопрос и у Джина челюсть при взгляде на группу отвисает сама собой.

С группой тоже не то, чтобы всё в порядке.

Юнги так в белом и остался, только теперь это точно костюм лакея аккурат из сказки, с посеребрённой вышивкой, а ещё у него бакенбарды. Они кучерявятся пышной порослью почти до подбородка, в отличие от привычных прямых волос рэпера.

Тэхён не лучше: в ливрее, белой, как снег вокруг, и хлыст у него сейчас очень даже настоящий, метра три и с дорогой деревянной рукоятью.

И эти двое ещё хотя бы нормальные.

Чонгук куда прилетел, туда и сел в … розовом платье. У него юбка пышным кринолином аккуратно лежит земляничной блестящей лужей на снегу, а ещё сзади болтается милый маленький плащик и шапочка-конус с прозрачными лентами на голове. И палочка, да. Волшебная, со звёздочкой на конце. Вот палочка совсем не изменилась. Охреневшее в край выражение лица макнэ, оглядывающего себя, посоперничать может только с таким же у лидера.

Тот в тоже в платье, только в изысканно голубом, и его юбка, в отличие от Чонгуковой, раза в три больше. И тоже блестит. Намджуна будто засунули в голубой сугроб по пояс. А на шее вместо кулончика у него висит … пара здоровенных, прозрачных, блестящих и сто процентов хрустальных кроссовок. Джин зуб готов отдать, что это точно размер лидера. И выражение лица у него такое озверевшее, и хватающее ртом воздух, что лучше даже не подходить.

Джин оглядывает себя, хватаясь за Р-Джея на голове. Там пусто. И хоть он по-прежнему в белом, вместо белого концертного на нём белое альпачье. И слава вселенной, вообще-то, потому что в нём тепло. При мысли о тепле Джин вспоминает, что Чимин был одет легче всех и ему сейчас наверняка херово в его открытой майке без рукавов. Но тут недоведьма за спиной слышит ржание и медленно оборачивается назад, заранее холодея не от мороза, а от ужаса.

За ним стоит вороной конь с очень Хосоковским выражением лица. И запряжён он в тыкву, которая размером примерно с хороший микроавтобус.

— Ч… ч… Чимин? — кое-как выдавливает из себя Джин. У него мысли лихорадочно тарабанят внутри черепа, и его начинает медленно накрывать паникой от того, что он про такую дичь даже в ведьминых байках не слышал. Тыква на самом деле не совсем тыква, а классическая сказочная карета — ярко-оранжевая, огромная, их шестерых (учитывая даже Хосока в его нынешнем состоянии) без труда в себя вместит. С дверцей и парой маленьких окошек с зелёными занавесочками. С сиденьем для кучера, с приступочкой и поручнями для лакея. С огромными просто колёсами. И с зелёной хернёй на самой маковке, отдалённо напоминающей концертную шапочку-листик.

Так Джина ещё никогда не крыло.

— Какого. Хуя. Я. Фея??? — орёт Чонгук с нотками истерики в голосе, что необычно тоже очень, их макнэ чаще всего вежливый и сдержанный.

— Юнги, у тебя что на лице?

— Я задыхаюсь…

— Джин, что происходит?

— И-го-го!

— А где Чимин?

— Джин!

— Дышать не могу…

— Что с Хосоком, куда он делся?

— Это нихуя не общага!

— Ким Сокджин-ши!

— Памаги… те…

— Где мы вообще?

Ор из пяти голосов и одного лошадиного ржания взмывает вверх и широко раскидывается в морозной тишине над лесом. Тыква молчит.

Первым реагирует и бросается к задыхающемуся лидеру Тэхён, врезаясь в пышнючее голубое платье, как в волну. Хватает того за щёки, пытаясь будто бы заглянуть в рот и выяснить причину задыхания, но замечает, что Намджун раздирает пальцами грудь. Слава богу, Тэхён сообразительный — недолго думая, разворачивает лидера спиной к себе, сдирает безжалостно дурацкий голубой муар и рвёт шнуровку.

Та поддаётся, и корсет, в который почему-то оказался закован лидер, с треском расходится на объёмной грудной клетке. Намджуна аж напополам сгибает от облегчения и возможности дышать.

Юнги с бакенбардами и Чонгук с волшебной палочкой тем временем ковыляют по сугробам к застывшему столбом Джину. Прямо перед ним, чуть ли не цепляя недоведьму копытами, Хосок-лошадь встаёт на дыбы и испуганно ржёт, пытаясь выбраться из сбруи и как минимум сбежать подальше.

Тыква всё ещё молчит, осознавая себя в пространстве.

— Джин! — раздаются за спиной старшего четыре голоса. Тэхён с Юнги кое-как дотягивают Намджуна в огромной юбке до живописной группы, Чонгук добирается сам, и все в ступоре смотрят теперь на тыкву, коня и почти альпаку. Им бы ещё сообщить Джину, что у него кончик носа окрашен чёрным и по три дурацких нарисованных точки на каждой щеке, но всем сейчас не до этого.

— Я не знаю, что происходит, — Джину страшно так не было ещё никогда. Минутка паники мешается с полной растерянностью и жалостью к младшему. — Чимин, — беспомощно зовёт Джин ломким голосом, надеясь, что Тыква его хотя бы слышит.

На макушке кареты зелёная шапочка печально шевелится, из-под неё выползает пара длинных и толстых тыквенных усов, и узкий тонкий листик, который уныло свисает с крыши.

— Чимин… — совсем несчастным голосом зовёт Джин, переводя взгляд на лошадь. — Хосок… парни, я не знаю, что это, это не я, честно, но я всё исправлю!

Конь замирает, сверля старшего глазами. А один из усов Тыквы Чимина вдруг устремляется вперёд, хватает альпаку Джина поперёк талии и поднимает в воздух.

Тыква там Чимин или не тыква, но сил ему, как обычно, не занимать. Накачался, мелкий. У Джина приступ паники за группу сменяется приступом паники за себя, а затем его макают головой в сугроб.

— Чимин! — вопль Тэхёна, бросившегося обнимать друга-тыкву, Джин слышит даже сквозь забивший уши снег. Усик вокруг талии убирается, и альпачий принц кое-как выбирается из сугроба. Тэхён стоит у Тыквы-кареты, широко раскинув руки и нежно поглаживая яркие оранжевые бока. Юнги добрался до коня и крепко обнимает того за шею, что само по себе непривычно — обнимающийся Юнги та ещё редкость. Вороной застыл в абсолютной неподвижности, и у него на морде чисто Хосоковское выражение "чё это они все, у меня тут всё норм! Ну подумаешь, я лошадь, пф!.."

Намджун с Чонгуком замерли как два разноцветных колокольчика в сугробах, голубой и розовый. В таких юбках шататься по снегу то ещё удовольствие, хотя им тоже очень хочется с кем-нибудь утешающе пообниматься.

— Так, тихо всем! — зычно провозглашает отдышавшийся лидер. Разодранное платье без рукавов не греет ни разу, и Намджун, недолго думая, задирает пару верхних слоёв юбки, набрасывая себе на плечи. Меньше от этого колокольчик нифига не становится. — Джин, что происходит вообще?

Джин-альпака доползает из сугроба до остальных, опасливо косясь на Чиминовы усики. Те скрутились на крыше Тыквы-кареты и бдят.

— Чтоб я знал! — в сердцах произносит он, и вся группа (кроме лошади и тыквы соответственно) начинает рыться по карманам. Карманы есть даже у Намджуна с Чонгуком, хотя оба совсем не рады обнаружить под юбками панталоны. Смартфоны, запакованные в пластик чтобы не разрядиться при работе телепорта, извлекаются на свет. Они включаются, что радует: значит, энергия есть, как обычная, так и магическая, иначе никакой бы пластик не спас, батареи были бы пустыми.

А вот сети — нет.

Пять бантанов дружно задирают руки с телефонами вверх.

Сети всё равно нет.

Тэхён что-то шепчет в окошко Тыквы-кареты, и та немножечко проседает. Тэхён поспешно забирается сначала на кучерское сиденье, а потом и на маковку Тыквы Чимина, поднимая смартфон повыше.

— И тут сети нет, — грустно говорит он и косит взглядом на ближайший кедр. Тот высоченный и раскидистый, и вполне возможно, что там зона есть — раз, оттуда можно увидеть ближайший населённый пункт — два. Юнги перехватывает взгляд и предупреждает:

— Не лезь, не дай Будда, соскользнёшь, нам страховщики хрен что выплатят за такое. Джин? — Юнги смотрит на старшего.

Тот молчит, уйдя в себя и поспешно перебирая доступные ему заклинания. Курс по телепатии у них только в следующем учебном году, и он пытается определить, что может сделать без так нужной им связи. У него есть пара-тройка заклинаний в загашнике, энергии для них вроде тоже хватает в их личных накопителях, но…

— А у меня пусто, — растерянно говорит Джин, открывая глаза. У него неуверенность опять на грани с паникой, потому что пустота эта настолько неестественная и пугающая, что такого просто не может быть. — Меня как будто магии лишили совсем…

— В смысле, лишили? Что, совсем ничего? — недоумевает Юнги

— Ничего, — мрачно вещает Джин и щёлкает пальцами. Привычный жест от недоведьмы, обычно лихо выбивающий им разноцветные весёленькие искорки, заканчивается всего лишь тихим щелчком. — Совсем. Тэхён?

Тот отвлекается на минутку от кедра, вокруг которого ходит как кот вокруг аквариума, и тоже щёлкает пальцами. И тоже бесполезно: у второкурсника такой же тихий щелчок без всяких искр, как и у хёна.

— Так. Так. Мы… — хватается за голову Юнги, и тут же отдёргивает ладони, натыкаясь ими на бакенбарды. Судорожно хватается за смартфон и ошалело пялится в камеру.

— Мы не в Корее, — мрачно перебивает рэпера лидер, пользуясь его зависанием и кивая на деревья. — Это сибирские кедры, да и погода говорит скорее о том, что мы в тайге. Ну или где-то на такой же широте. И нам очень повезёт, если это Канада, а не Сибирь.

— Сибирь ближе к Корее, — возражает Чонгук.

— Канада зато населённее, а вот Сибирь… — Намджун качает головой и произносит голосом туроператора, отговаривающего клиента от неудачной поездки. — Не советую.

Юнги кликает сделать снимок просто на автомате, и так же на автомате отправляет фото с бакенбардами в папку «Никому и никогда». Дёргает их на всякий — вдруг всё-таки приклеенные и оторвутся, но потом смотрит на Тыкву Чимина и давит тяжёлый вздох. Точно не оторвутся.

— Тэхён, лезь на дерево, — командует он, и Тэхён отправляется покорять облюбованный развесистый кедр.

— Страховка, — напоминает лидер, трясясь от холода.

— Мы ща замёрзнем нахрен, и какая тут страховка? — возражает Юнги. Тэхёна дважды просить не надо, тот по нижним веткам белочкой взлетает вверх. Чонгук провожает друга завистливым взглядом, ему в эдаких юбках ходить тяжко, не то, что лазать.

— А такое вообще возможно, чтобы ваша магия пропала? — спрашивает макнэ. Он, по примеру Намджуна, замотался в верхнюю часть юбки, но у феи слоёв на платье поменьше, и сквозь прозрачные нижние видны панталоны. И слава богу, всё ещё концертные здоровые ботинки, а не какие-нибудь дурацкие туфельки. Очень несчастный Джин всё ещё пытается дозваться свою внутренню магию, и так и сяк пробуя колдовать. Но внутри него сейчас вместо волшебства мерзкая сосущая пустота, и от неё очень и очень плохо. Чёрный кончик носа и точки на щеках страдающее выражение только подчёркивают.

— Не знаю, — горестно произносит он, и видеть их обычно жизнерадостного хёна в таком затравленном состоянии больно до слёз. Вороной Хосок его подталкивает в спину мордой, хоть так пытаясь подбодрить.

— Так. Так. Окей, нас же будут искать? — вслух рассуждает Юнги. Джин встряхивает головой, отвлекаясь от мрачных мыслей. Жил же он до Магической школы без колдовства? Сейчас вот почти то же самое. Кроме сибирской тайги вокруг, конечно. — Будут. Ща сеульцы позвонят в Пусан, типа где мы. Нас нету. До нас не дозвониться. Что дальше?

— Побегут и в Пусане и в Сеуле за ближайшим магом, — предсказывает Джин. — Тот нас начнёт отслеживать через магическое поле планеты и…

— Пусто! — орёт Тэхён с макушки кедра и начинает быстро соскальзывать вниз.

— … и наши с Тэхёном магические способности должны отозваться на призыв, но никаких способностей сейчас нет. И он нас не найдёт, — заканчивает Джин, снова мрачнея.

— Может, это только вы с Тэхёном свою магию не чувствуете? А там, на противоположной стороне, всё норм? — осторожно предполагает макнэ. — И кстати — почему Хосок конь после маски, а ты не альпака, а всего лишь в карнавальном костюме?

Ну что, наблюдательность у Чонгука, как всегда, на уровне. Он хоть догадался их дурацкие наряды связать с их концертным эвентом.

— Реальную альпаку впридачу к лошади моя нежная психика не вывезет, — фыркает Юнги. — Так что с с вашей магией?

— Может, и не чувствуем, — согласно и всё так же мрачно кивает Джин. — И это самый лучший вариант. А худший — мы в ебенях посреди сибирской тайги, без магии, нас блокнуло намертво, а тут мороз и какая-то сказочная хтонь. Пацаны, нам пиздец.