Гулким зловещим шарканьем неслись по отделению неотложной хирургии шаги следовавших по коридору чиновников. Монотонный стук каблуков и уверенное ровное дыхание сливались в единую горделивую симфонию. Словно именно сегодня они оказались здесь отнюдь не случайно. Злой рок или же чья-то намеренная подпольная игра – сказать наверняка мог только лишь один человек.
– Почему заведующей нет на рабочем месте? – Хищно улыбаясь, Анатолий Борисович даже не пытался скрывать своего злорадства по поводу очередной её оплошности. Испещрённое ранами сердце, словно облитое бальзамом, прекратило неприятно саднить. – Кажется, её смена началась полчаса назад, – чеканя каждое слово, он буквально прожигал невидящим взглядом стоящую перед ним регистратора.
– Мы вас не ждали. – Стараясь сохранить самообладание, парировала Нина. Захватившее отвращение к находящемуся напротив мужчине, отразилось в крайне красноречивом взгляде. Она прекрасно помнила тот первый раз, когда слова прощания, брошенные ей как бы между прочим, насторожили, пробудив странное беспокойство. Как тут же устремилась в ординаторскую и застала там крайне неприятную картину. Помнила и то, чем завершилось недавнее празднование дня рождения Павловой.
– До свидания, – буквально выплюнув это якобы приличие, Алеников стремительно направился к выходу. Пылающий ненавистью взгляд и резкие, угловатые движения обличали состояние души. Состояние страшного всепоглощающего морока, способного разрушить всё на своём пути.
– До свидания, Анатолий Борисович…
– А мы решили нанести незапланированный визит, – продолжал он, филигранно забивая каждый новый гвоздь в крышку гроба своей бывшей любовницы. – Посмотреть, как работает отделение в штатном режиме, так сказать, – удовлетворенно улыбнувшись, чиновник окинул взглядом пространство вокруг. – Так где Ирина Алексеевна? Может, вы перестанете стоять истуканом и кто-нибудь, наконец, соизволит ей позвонить?
– Ты ещё об этом пожалеешь, – охрипшим от глубоко поразившего предательства голосом выпалил он, делая шаг вперёд. Оживившийся ледяной ненавистью до сих пор недвижимый взгляд дымчатых глаз отразил рвущееся наружу намерение. «Какая же дрянь…убью», – снова и снова накручивало сознание, пока губы, отказываясь подчиняться этому наваждению, произносили совершенно иное.
– Не желаю тебя видеть, – от переполнявшего напряжения ладони самопроизвольно сжимались в кулаки. Сжимались настолько сильно, что, казалось, вот-вот раздастся хруст ломающихся костей. – НИКОГДА! – Фаланги пальцев с треском впечатались в находящуюся впереди стену, всего на несколько сантиметров миновав точёную женскую скулу. Ира вздрогнула, позволив сердцу замереть, а одинокой слезе медленно сползти по её щеке.
Тишина легла на их плечи тяжелым, как свинец, одеялом и в воздухе мгновенно повисло напряжение. Каждое слово, произнесенное им, было облечено в злобу, а каждое движение выглядело предельно осмысленным. Внутри него бушевали противоречивые чувства — ярость и боль переплетались, как лианы, завязываясь в крепкий узел.
Она отвернулась, подавляя охватившую тело дрожь – знала, что не сможет просто так уйти от этого конфликта, от этой бездны недопонимания и предательства, нависшей над ними, как непроницаемая тьма.
— Ты не поймешь… — попыталась начать Ира, но голос её сорвался, а слова застряли в горле. Она осеклась, вновь ощутив на себе ледяную ярость, застилающую его взгляд.
— Нет, я как раз прекрасно понимаю. Ты предала меня, – прохрипел он, с трудом сохраняя остатки самообладания. – Как ты могла?
Это был тот самый вопрос, который она сама задавала себе снова и снова, анализируя каждое своё решение, каждый шаг, приведший к этому моменту. «Ты ведь прекрасно понимаешь, что я должна была как-то себя защитить», — хотела сказать она, но вместо этого лишь бросила в воздух немой взгляд, полный страха и растерянности.
– Принесите ключи от кабинета, и позовите её зама. Не хотелось бы зря терять время, – очередной приказ, отданный холодно и даже жестоко и словно утверждающий его стук пальцев, отбивших насмешливый ритм по поверхности стойки.
– Я уже звоню, – нервно отчиталась Нина, всем своим существом ощущая надвигающуюся бурю. – Странно, аппарат абонента выключен…
Как же его раздражало её отсутствие, не позволявшее в полной мере насладиться этой феерией. Как же ему хотелось видеть её лишённый надежды взгляд, ощущать её унижение в тот момент, когда всё пойдёт не как обычно и проверка выявит множество нарушений. Сдерживая хищную ухмылку, он предельно реалистично представлял, как она будет нервничать, когда поймёт, что нет выхода. Что это была её последняя возможность исправить ситуацию, а она позволила себе так по-идиотски всё просрать. Она должна быть здесь, когда всё рухнет.
– Звоните снова!
«Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети», – протараторил не самый приятный на слух женский голос, не сообщив ничего нового.
Тяжёлые двери приёмного отделения шумно распахнулись, позволяя пространству вокруг на мгновение наполнится прохладным уличным воздухом.
– Павлова Ирина Алексеевна, 59 лет. ДТП, была потеря сознания. Нет чувствительности нижних конечностей, обезболили. Возможно повреждение внутренних органов, – без продыху тараторил врач скорой, стараясь как можно скорее передать пациентку в руки профессионалов.
Всё вокруг вдруг замерло, а на Аленикова, казалось, вылили ушат ледяной воды.
Невероятное свойство психики – мгновенно погружаться в пожирающую душу вину и всеобъемлющее сожаление, как только человек, причинивший тебе столько боли оказывается на грани жизни и смерти. Как быстро инстинкт самосохранения, перерастающий в желание так жестоко отомстить, превращается в животный страх потери.
– Полагаю, раз такие обстоятельства, проверку можно перенести, – гулким эхом пронёсся, рассекая сознание, низкий мужской голос. – Анатолий Борисович. Анатолий Борисович!
– А, да..., – кивнул он, ощущая невероятную тяжесть, склоняющую всё ниже его голову. – Конечно… .
***
Мужчина медленно разогнул шею, стараясь собраться с мыслями. Вокруг было много людей, но их лица сливались в одно общее пятно, неразличимое на фоне белых стен и яркого света. Он с трудом постарался сосредоточиться на звуках, доходящих до его слуха сквозь отбиваемую сердцем оглушающую дробь, – жаркие обсуждения, крики, команды. Перед глазами вновь мелькнули яркие брызги медицинской униформы, заставляя взгляд, наконец, замереть на отчётливо приближающейся к нему фигуре регистратора, чьё выражение лица лишь распаляло пожирающую его боль.
Имеет ли он право находиться сейчас здесь? Имеет ли право переживать и чувствовать то, что чувствует? Имеет ли право на неё? После всех тех мыслей, которые посещали его ум буквально несколько десятков минут ранее.
– Анатолий Борисович, вы бы поехали. Ей вещи пригодятся, у вас есть…, – Нина запнулась, теряясь в неоднозначности его положения. Ведь именно в эту секунду здесь не было человека для Ирины Алексеевны более близкого. И в то же время более далёкого. – Извините, это, конечно, не моё дело, но... .
– Я вас понял, я привезу, – не позволив ей закончить мысль, отрезал он. – Если операция закончится, пока меня не будет, немедленно мне сообщите.
***
Абсолютно машинально насыпая корм Коту, Толя вспоминал, как делал это впервые, пока Ирина, находясь в алкогольном беспамятстве, предавалась сну на находящемся позади диванчике. Сейчас же от безжизненного, лишённого самого главного, пространства, веяло тоской, а ему самому безумно хотелось забыться, залив в себя хотя бы пару снифтеров коньяка.
Проследовав в спальню, распахнул дверь, замирая на пороге – взгляд серых глаз приковала к себе неаккуратно брошенная на кровать ночная сорочка, напоминающая о её недавнем здесь присутствии.
«Спешила», – подумал Анатолий, вновь ощущая внезапный удар под дых. Спешила навстречу его жестокому сюрпризу, навстречу своей….нет. Слово «смерть» никоим образом не собиралось прозвучать в его мыслях. Она ведь ещё жива. Жива. Жива ли?
Тревожащий вопрос резко сменился пучиной воспоминаний: как она улыбалась, как тихо смеялась, когда он шутил. Это была та самая рубашка, которую она надевала, когда возвращалась из душа и когда их вечерние разговоры затягивались до утра.
Очередная тугая волна тоски, сковавшая всё внутри своими стальными прутьями безысходности. В который раз за эти несколько часов к нему пришло осознание того, насколько сильно изменилась его жизнь. Того, что абсолютно всё можно исправить и изменить, пока вы оба есть. Того, что только смерть становится точкой невозврата. И сейчас он был готов простить ей всё, лишь бы вновь увидеть строптивый взгляд изумрудных глаз.
Уткнувшись лицом в подушку, всё ещё сохранявшую аромат её сладкого шампуня, терпких духов и нежной кожи, он прикрыл глаза, ощущая, как стремительно настигает усталость. Но нужно было взять себя в руки.
Сжав кулаки, мужчина заставил себя вернуться к настоящему. Взял сумку и, более не раздумывая, начал заполнять её вещами, собирая то, что могло пригодиться. Каждый предмет был как напоминание о ней, о том, что вместе они преодолеют все трудности. Он знал, что сейчас важнее всего поддержка, пусть даже через расстояние.