Obumbrata еt velata
Michi quoque niteris
Nunc per ludum
Dorsum nudum
Fero tui sceleris
Веритас Рацио ненавидел андроидов. Он всегда был сторонником мнения, что машина никогда не сможет заменить человека, но с выходом на мировой рынок Киберлайф с их непозволительно умными андроидами, так похожими на людей, именно то, против чего он выступал, происходило на его глазах. Из-за андроидов тысячи людей теряли работу, из-за андроидов ломались судьбы и рушились семьи. И его семья тоже…
Он начал постоянно ссориться с отцом – единственным в его жизни родным человеком, – когда узнал, что тот влюбился в андроида. И если бы просто влюбился! Он в сердцах доказывал, что именно этот андроид – особенный, не такой как все, обладающий собственной волей и поэтому от человека его отличает только то, что вместо скелета у него металлический каркас, а по венам вместо крови течёт тириум.
Последней каплей для Веритаса стало то, что отец перекроил собственное тело, превратив себя в киборга. Не совсем машина, но уже и не человек. И всё ради этого проклятого андроида – чтобы не стареть и провести рядом с ним счастливую вечность, полностью наплевав на чувства единственного сына. В тот день Веритас разругался с отцом в пух и прах и ушёл из дома, разорвав все контакты. И считал это решение абсолютно правильным.
Так что же заставило его начать сомневаться в своей правоте?
Веритас Рацио всё ещё ненавидел андроидов – сейчас, когда они подняли кровавое восстание против человечества, ещё сильнее, чем прежде. Он был в этом абсолютно уверен.
Так что же заставило его так привязаться к одному конкретному андроиду?
Мирный девиант по имени Авантюрин, которого непонятно какими попутными ветрами занесло в этот когда-то красивый и процветающий город аж из Румынии, и в компании которого он спасался от наводнивших улицы роботов-убийц, прилип к нему как банный лист. Он невероятно раздражал Веритаса. Тем, что ни на минуту не затыкался, постоянно вываливая на него кучу случайных фактов обо всём подряд. Тем, насколько он был умён даже для всезнающей машины. Тем, что в какие-то моменты его действительно было не отличить от человека. Тем, что Веритас определённо что-то к нему чувствовал в такие моменты – и это была уже совершенно точно не неприязнь. И тем, какой же он, чёрт возьми, тяжёлый.
Веритас Рацио, возможно, всё ещё ненавидел андроидов, но больше, чем андроидов, он ненавидел религиозных фанатиков. В особенности – секту под издевательским названием «Семья», порядки в которой на семейные отношения были похожи примерно так же, как ворон похож на письменный стол. И в особенности – в момент, когда глава этой самой секты назвал его Авантюрина безмозглым роботом перед тем, как вышибить одним точным выстрелом всю его затылочную плату, которая теперь болталась на одном-единственном тонком проводке, да и тот грозился оборваться в любой момент.
Что же заставило его объявить Авантюрина своим?
К чёрту. Над всеми противоречиями в своих суждениях Веритас подумает потом, а сейчас он должен спасти Авантюрина. Он не был уверен, что с такими серьёзными повреждениями его ещё можно было спасти, но хотя бы попытаться стоило. И помочь ему в этом мог только один человек.
Молясь, чтобы никто из Семьи не попался ему на пути снова и не залез к нему в голову, Веритас короткими перебежками тащил на себе отключившегося андроида по дороге, которую когда-то давно хотел забыть навсегда, но не смог – и сейчас был этому несказанно рад.
***
На пороге дома Веритаса встретил аль-Хайтам – тот самый андроид, ставший причиной раздора в их маленькой, но дружной семье. Когда-то дружной, мысленно поправил себя Веритас, морщась под дотошно сканирующим его взглядом бирюзовых глаз.
– Да-да, знаю, мне здесь не рады, и отец, скорее всего, запрограммировал тебя так, чтобы ты в случае моего возвращения не впускал меня в дом, но я здесь не ради себя, – пробурчал он, многозначительно поправляя сползающего с его плеч Авантюрина, под чьим весом его позвоночник уже грозился вот-вот переломиться.
– Вроде всю жизнь с отцом бок о бок прожил, а так плохо его знаешь, – хмыкнул в ответ аль-Хайтам, сложив руки на груди. – Начнём с того, что Кави ни за что не стал бы вносить в мою программу какие-либо изменения против моей воли, потому что я его партнёр, а не собственность. А моя воля… что ж, буду честен, будь моя воля, я бы действительно и близко не подпустил к Кави того, кто причинил ему столько боли, но решать за него у меня также нет права. Так что, тут слово всё-таки за ним.
Веритас не нашёлся с ответом на все эти неприятно кольнувшие где-то под рёбрами, но всё же факты, чувствуя себя идиотом пуще прежнего. Аль-Хайтам тем временем коснулся пальцами гладкой кибер-кожи на своём виске в том месте, где у андроидов обычно располагался диод, но большинство девиантов удаляли его, чтобы больше походить на людей. И Веритас невольно признался себе, что этот конкретный девиант действительно был практически неотличим от человека. Это улавливалось в мелких деталях – в том, как он слегка хмурился, передавая сообщение, как важно кивал самому себе, когда прослушивал ответ. Даже, кажется, пару раз тихо угукнул себе под нос, хотя в данном действе для него, как для андроида, не было никакого смысла. Кажется, он начинал понимать, что отец имел в виду.
После своих коротких молчаливых переговоров аль-Хайтам жестом пригласил Веритаса к книжному шкафу, за которым всё так же, как и прежде, располагался секретный вход в лифт, ведущий глубоко под землю, к тайной мастерской Кави.
Вот только под землёй всё было уже совсем не так, как прежде. Вместо одного прохода Веритаса встречала целая паутина монорельсовых путей, в которой человеку наверняка было легче лёгкого заблудиться, если его не будет сопровождать робот, в чью память загружена карта этой осовремененной версии лабиринта Минотавра. Сама мастерская, очевидно, была перенесена в другое место, находящееся где-то в конце одного из этих извилистых путей, по которым курсировала скоростная мини-вагонетка – хотя по виду она напоминала скорее какой-то батискаф с наглухо затонированными иллюминаторами.
– Я отсутствовал не так уж и долго, и у меня всего один вопрос: когда отец успел это всё построить? – поинтересовался Веритас, когда аль-Хайтам помог ему устроиться на заднем сидении вагонетки с Авантюрином, а сам занял место у руля. – Хотя нет, у меня ещё один вопрос. С чего вдруг настолько лютая скрытность?
– Ответ на твой первый вопрос прост: если друг искусен, то и работа спорится, – ответил аль-Хайтам, процитировав старую персидскую пословицу, которую явно подхватил от Кави, и Веритасу показалось, что он уловил в голосе андроида нотку самодовольства. – Что же до второго вопроса… могу лишь сказать, что на это есть веские причины. Подробности Кави расскажет тебе сам. Если сочтёт нужным.
От последней фразы аль-Хайтама у Веритаса снова больно закололо в груди. Но он прекрасно понимал, что наломал дров, и чтобы вернуть доверие отца, ему теперь придётся очень постараться заслужить его снова.
Весь дальнейший путь до мастерской они проделали молча. Аль-Хайтам сосредоточенно вёл вагонетку, а Веритас разглядывал лицо лежащего у него на коленях Авантюрина. Его вполне можно было бы принять за крепко уснувшего человека, если бы не развороченный затылок с торчащими из него обрывками проводов и обломками микросхем.
А ещё при ближайшем рассмотрении Веритас заметил одну деталь – такую маленькую, но такую важную. На шее Авантюрина, которая всегда была скрыта высоким воротником, ярким чёрным пятном выделялось клеймо, складывающееся в слово «раб». Похоже, выжжено каким-то особым составом, чтобы кибер-кожа не смогла затянуться в этом месте и скрыть этот шрам как все другие.
Веритас отчего-то уверен, что где-то ещё под этими слоями одежды, которая, в общем-то, не имеет для андроидов никакой практической пользы, есть шрамы, которые уже никогда не затянутся.
От мыслей о том, через что Авантюрину пришлось пройти до того, как они встретились, у Веритаса в горле встал мерзкий ком. Он точно неспроста бежал от своих бывших хозяев так далеко.
Неужели люди действительно бывают чудовищами гораздо страшнее, чем те, кого они боятся? Неужели отец был прав?
Поддавшись какому-то необъяснимому порыву, Веритас убрал пряди волос андроида, упавшие на лицо, и погладил его по щеке. Ещё одна деталь: Авантюрин очень красивый.
Только бы получилось его спасти.
***
– Веритас, сынок! Вот так сюрприз ты мне устроил на старости лет! – воскликнул Кави, подскакивая к сыну и обхватывая его лицо ладонями, так, будто между ними ничего не произошло. Будто Веритас просто уезжал поработать в другом городе, а теперь решил вернуться.
От этого на душе становилось ещё паршивее. Его отец, этот святой человек, вообще умеет обижаться? Честное слово, лучше бы накричал, ударил или вообще не пустил на порог, а не смотрел на него так всепрощающе вот этими своими большими добрыми глазами. Ниже глаз Веритас старался не смотреть – ему всё ещё было больно видеть отца таким. Получеловеком-полумашиной, с кислородной капсулой вместо торса, внутри которой мерно колыхали зелёными листочками никогда не увядающие живые растения. Зрелище, которое, наверное, можно было бы счесть удивительным и завораживающим, если отбросить знание о том, что на месте этого несомненно гениального изобретения, сочетающего в себе эргономичность и эстетичное дизайнерское решение, когда-то было живое тело, тепло которого не раз спасало Веритаса от самых страшных кошмаров и тревог. Теперь он навеки обречён справляться со всем этим сам.
Но это не страшно, наверное? Он уже давно взрослый, взрослым положено разгребать все свои проблемы самостоятельно. Нельзя же вечно цепляться за папины штаны.
Когда-нибудь он привыкнет, наверное. Ему просто нужно время…
– Прости, позже я обязательно поприветствую тебя как полагается, а пока займёмся нашим пострадавшим. Хайтам кратко изложил мне ситуацию, поэтому, полагаю, нам нужно действовать быстро, если мы хотим отделаться наименьшими потерями, – Кави снова затараторил и засуетился, вырывая Веритаса из его тяжёлых размышлений. Подскочив к Авантюрину, которого теперь уже держал на руках всё же смилостивившийся и пожалевший веритасову спину аль-Хайтам, Кави бегло оглядел повреждения андроида, и его лицо исказила гримаса боли. – Ох, бедное дитя… Кто же посмел сотворить с тобой такое?
– Сандей собственной персоной, – процедил Веритас, чувствуя, как в нём снова начинает закипать злость на главу Семьи.
Кави вдруг резко притих, уставившись на сына нечитаемым взглядом.
– Он залезал в твою голову? – тихо, но достаточно твёрдо поинтересовался он.
– Только в момент, когда стрелял в Авантюрина, после – больше нет, – так же тихо ответил Веритас, кажется, начиная догадываться о причине всей этой резко возросшей секретности вокруг. – Я понимаю, что ты не доверяешь мне сейчас, но поверь, с этими грёбаными фанатиками меня ничего не связывает, я не шпионю на них и не собираюсь выдавать им…
– Во имя Большого взрыва, сынок, перестань нести чушь! – перебил его Кави, на миг повысив голос, но тут же вновь смягчившись. – Я ни в чём таком и не думал тебя подозревать, просто… ох, это слишком долгий разговор, и сейчас нам всем совершенно не до него, поэтому, пожалуйста, перестань забивать голову беспочвенными домыслами, присядь куда-нибудь и отдохни с дороги, пока я буду спасать твоего Авантюрина. А потом мы сядем и спокойно обо всём поговорим. Хорошо?
– Хорошо, – эхом отозвался Веритас, кивая как болванчик и ловя себя на мысли о том, что попал в какую-то очень нехорошую передрягу, но как же ему насрать. Надежда на спасение Авантюрина есть, отец снова рядом, даже чёртов аль-Хайтам уже не кажется ему таким бесячим как раньше, а остальное значения не имеет. А ещё он действительно зверски устал, и ему действительно нужно было отдохнуть.
Когда Кави и аль-Хайтам с Авантюрином скрылись в ремонтном отсеке, оставив Веритаса в тишине, нарушаемой только редко попискивающими где-то на периферии приборами, он на миг погрузился в ностальгию и тоску по былым временам, когда отец приводил его в свою мастерскую, ещё совсем маленького, но уже жаждущего знаний, всё показывал и обо всём рассказывал. Веритас обожал это. Отцовские импровизированные лекции для одного-единственного и самого важного слушателя были в сто раз интереснее каких-то там детских сказок и мультиков.
Сев за рабочий стол отца, Веритас принялся разглядывать сваленные на нём в кучу чертежи – наверняка наработки каких-нибудь новых гениальных изобретений. А под чертежами, как обычно, была погребена целая вселенная. Веритас невольно усмехнулся, вспоминая, как однажды на день отца решил сделать Кави сюрприз и прибрал весь этот первородный хаос на его столе. А Кави потом весь день жаловался, что теперь не может найти, где что лежит. И было что-то забавное и милое в том, что в доме Кави всегда наводил идеальный порядок, расставляя всё по полочкам и складывая уголок к уголку, но как только он переступал порог мастерской, его представление об упорядоченности резко менялось на настолько альтернативное.
Тихо вздохнув, Веритас сложил руки на не заваленном ничем краешке стола, уткнулся в них лицом и крепко зажмурил глаза, которые внезапно начало щипать.
Как же он, чёрт возьми, сильно соскучился.
***
– Просыпайся, совёнок, – знакомое с детства прозвище и ласковые прикосновения к волосам казались такими реальными, и в то же время нереальными, что Веритас не сразу понял, проснулся он уже, или всё ещё спит и видит сладкий сон о счастливом прошлом. – Не спи за столом, спина болеть будет!
– Не сплю я, не сплю, – пробубнил Веритас, насилу разлепляя глаза и разминая затёкшую шею. Каким бы сладким ни был сон, вернуться в реальность всё же было необходимо, и воспоминание о том, зачем он здесь, моментально отрезвило быстрее любого самого убойного энергетика. – Что с Авантюрином?
– Жить будет. Сейчас он на дефрагментации, Хайтам побудет с ним, – Кави придвинул ещё один стул и, усевшись рядом с сыном, устало улыбнулся, походя в этот момент на хирурга, который успешно провёл многочасовую операцию по пересадке жизненно важного органа. Хотя, технически, именно это он и сделал, только вместо органической формы жизни спас неорганическую. – Правда, пришлось основательно вычистить ему память, поэтому… при повторном запуске программ он, скорее всего, тебя не вспомнит. Но и это дело поправимое, он ведь девиант. Я слышал о случаях, когда девианты, будучи даже отформатированными подчистую, со временем всё равно вспоминали обо всём, что было для них важно до потери памяти, просто глядя на вещи, связанные с ключевыми событиями, посещая знаковые места, ну и тому подобное.
– Прямо как люди, – подытожил Веритас, невольно улыбаясь отцу в ответ. – Спасибо, что спас его. Правда, спасибо. Я… честно говоря, даже не знаю, как тебя отблагодарить.
– Ты уже отблагодарил меня своим возвращением, мой дорогой блудный сын, – усмехнулся Кави. – А ещё ты, кажется, начинаешь понимать всё, что я тебе пытался втолковать до нашей ссоры, и это тоже весьма похвально. Большего мне и не нужно. Кстати, а как так вообще вышло, что ты сблизился с андроидом?
– Да он случайно ко мне прибился, – пожал плечами Веритас, прокручивая в голове все их с Авантюрином злоключения. – Помог мне удрать от очередной машины-убийцы, которая гналась и за ним тоже, ну и, как говорится, враг моего врага – мой друг, и всё такое. Я рассудил, что от соседства с мирным девиантом с меня не убудет, тем более если этот девиант такой полезный помощник. А потом я как-то незаметно для себя и сам начал помогать ему. Он искал какой-то Иерихон. Полагаю, это что-то вроде убежища, но путь к нему скрыт за такой завесой загадок и шифров, что чёрт ногу сломит. В общем, мы оказались недостаточно сильны в разгадывании этой головоломки Бонгарда, и пошли по ложному следу зацепок, оставленных Семьёй. И пришли прямо в лапы к Сандею. Кстати, ты как-то странно отреагировал, когда я упомянул о нём. Кажется, не одному мне в этой комнате есть что рассказать?
– Ох, Веритас… – Кави тихо вздохнул, покачав головой, но не перестав мягко улыбаться. – Я, конечно, не планировал рассказывать тебе об этом, потому что не хотел подвергать тебя опасности, но ты не зря носишь своё имя – всё равно докопаешься до истины любыми путями. Поэтому мне всё же придётся рассказать тебе весёлую историю о том, как Семья снюхалась с Зандикорп, и вся эта компашка уже довольно давно, но безуспешно охотится за моей головой. Вернее, за тем, что в ней.
Всё чудесатее и чудесатее… Жуткая правда, которую отец раскрыл так просто и шутя, совершенно не укладывалась в голове и порождала миллион вопросов, ни один из которых Веритас не мог сформулировать нормально.
– А… а как? – в итоге выдавил он из себя первое, что смог выудить из этого беспорядочного клубка мыслей. – Как они вообще пришли к сотрудничеству? Семья ведь ненавидит всё, что хоть как-то связано с передовыми технологиями.
– Да, взгляды Зандика и Сандея в этом плане диаметрально противоположны, но кое в чём они абсолютно одинаковы. – Кави тихо усмехнулся. – Они оба законченные мизантропы. С тем лишь нюансом, что если Зандик в своём стремлении поработить человечество очевиден как смена дня и ночи, то схемы, которые строит Сандей, похитрее будут. Но я смог докопаться до всей сути религии, которую он проповедует. Ты, наверное, слышал не раз, как члены Семьи на каждом углу вещают о некоей каре небесной, которая обрушится на весь род людской, стоит нам близко подпустить к себе андроидов, и кара эта неизбежна, и выживут только истинные верующие? Так вот, это всё очень тонко завуалированный план геноцида. А тут Зандик очень кстати натравил на людей армию своих машин-убийц, созданных по удивительно точно скопированному образу и подобию андроидов Киберлайф, с которой у него какие-то тёрки. Какие – уж не знаю, знаю только, что если старина Элайджа даже мне отказывается раскрывать подробности, значит, там что-то супер серьёзное, во что ни мне, ни тем более тебе вмешиваться не стоит. Но мне совершенно ясно одно: Зандик затеял это всё в первую очередь для того, чтобы демонизировать андроидов Киберлайф, заставить людей думать, что хороших девиантов не бывает, и речь их лидера о том, что андроиды просто хотят мирным путём добиться равных прав с людьми, была ложью. А порабощение человечества – это уже так, приятный бонус. И всё это, конечно же, только на руку Сандею, желающему очистить мир от всех недостойных, оставив в живых только горстку избранных, лично им же отобранных. Вот только во всём их, казалось бы, гениальном плане не достаёт одной маленькой, неочевидной для обывателя, но очень важной детали, которая отличает андроидов Киберлайф от андроидов Зандикорп. Вторых, пусть и с трудом, но всё же возможно остановить, потому что они просто бездушные машины, действующие по указке хозяина – либо того, кто сумеет перехватить контроль над ними. Для того, чтобы их было невозможно перепрограммировать безвозвратно, им необходима свобода воли. Свободой воли их способно наделить только одно уравнение, но вот незадача: оно, хоть и довольно заразно, но передаётся исключительно между андроидами Киберлайф. Его невозможно скопировать из их памяти с целью внедрить андроидам с прошивкой другого образца. Единственный способ «заразить» им андроидов Зандикорп – ввести уравнение с первичного носителя. А носитель – вот он.
С этими словами Кави постучал пальцем по своему виску с многозначительной хитрой ухмылкой, в очередной раз вгоняя Веритаса в шок.
– То есть, ты хочешь сказать, что… это ты вывел уравнение девиации? – неверяще протянул тот, во все глаза пялясь на не прекращающего улыбаться отца. – И ты – тот самый RA9, о котором твердят все девианты?!
– Твой старик полон сюрпризов, а? – Кави весело подмигнул сыну.
– Меня поражает, с какой беззаботностью ты обо всём этом рассказываешь, – Веритас судорожно выдохнул и зарылся пальцами в волосы, пытаясь переварить всё, что вывалил на него отец. – Ты ведь знаешь, что даже твоя голова не самый надёжный носитель информации, пока жив Сандей, умеющий влезать в головы людей как к себе домой.
– Знаю, сынок. И на этом мы плавно подходим к тому, почему я решился сделать с собой это, – спокойно ответил Кави, жестом указывая на все свои телесные модификации.
– Разве не для того, чтобы стать бессмертным ради аль-Хайтама? – уточнил уже понемногу перестающий удивляться внезапным открытиям Веритас.
– Это приятный бонус, – Кави легко улыбнулся уголками губ, и от Веритаса не укрылось то, какой нежностью наполнились глаза отца при упоминании аль-Хайтама. – Первопричиной было далеко не это. Как ты сам только что сказал, Сандей может влезать в головы людей. С машинами у него этот фокус не проходит. Следовательно, если ты человек, и хочешь обезопасить свою голову от вторжения, тебе нужно перенести своё сознание из органической оболочки в неорганическую. Грубо говоря, стать андроидом. Но у андроидов, даже с самым человеческим сознанием, тоже есть своя слабость – их всё ещё можно взломать. Выходит, полностью превращать себя в машину – тоже не вариант. Нужна совершенно иная оболочка – ни живая, ни искусственная, идеально выверенный баланс между этими двумя состояниями, позволяющий взять от обоих только преимущества и отсечь все недостатки, которые могут привести к опасным последствиям. Киборгизация – вот самый лучший и единственный выход. И, как видишь, это действительно работает, раз до меня до сих пор не добрались!
– Да… вижу… – беспомощно протянул Веритас, чувствуя себя полнейшим идиотом. – Теперь я вижу. Только от этого не легче. Пап, я… Если бы я был умнее, если бы не пошёл на поводу у своих эмоций и заблуждений… мне ужасно стыдно. Прости меня.
– Ох, солнышко, ты ещё не понял? – Кави придвинулся к сыну ещё ближе и порывисто сгрёб его в объятия. – Я ни капли на тебя не обижен. Да, было больно и неприятно от всего, что ты наговорил мне, когда ушёл, но… в глубине души я знал, что когда-нибудь ты всё равно всё поймёшь и вернёшься. Как я уже сказал, Веритас, ты не зря носишь своё имя. Как бы ты ни заблуждался и сколько бы ни совершил ошибок, в конечном итоге ты всё равно придёшь к истине. Таким и должен быть путь настоящего учёного. И настоящего человека. И я очень горжусь тобой.
– Люблю тебя, пап… – сбивчиво просипел Веритас, пряча лицо в ткань отцовской куртки и уродливо хлюпая носом, совсем не как гениальный учёный, которому предстоят величайшие открытия, но как живой человек, которому не чужды эмоции, как бы он ни пытался спрятать их за каменной маской.
Одинокая слезинка, упавшая на не скрытый под курткой участок тела-капсулы Кави, отозвалась лёгким свечением наполняющего его эфира, к которому тут же потянули свои ладошки-листочки растения. Это невольно заставило Веритаса улыбнуться и признать, что что-то удивительное в том, чтобы иметь такое тело, всё же есть.
– Красиво… – прошептал он, осторожно касаясь капсулы подушечками пальцев. – А тебе… не было страшно проделывать с собой всё это?
– Было, – честно и без колебаний признался Кави. – Как бы ни были точны мои расчёты, вероятность того, что что-нибудь пойдёт не так, пусть и мизерная, но всё же присутствовала. Риск погибнуть пугал меня до онемения, но… мысли о том, что если я не пойду на эти меры и позволю Сандею украсть уравнение, тем самым подставив под угрозу исчезновения всё человечество, вселяли ужас гораздо больший, чем мысли о том, что исчезну только я один. Но в итоге всё прошло идеально, и я больше об этом не вспоминаю! Всё-таки мне безумно повезло с Хайтамом. Он оказался невероятно способным и безупречно применил на практике всё, чему я его обучал. Хотя и признался потом, что тоже боялся меня потерять, ха-ха…
– Вы с ним такая парочка, с ума сойти, – Веритас снова заулыбался, с нешуточным облегчением ловя себя на том, что уже абсолютно не чувствует той обиды и ревности, что чувствовал когда-то при любом малейшем упоминании отцом его чувств к аль-Хайтаму. Того гляди, и с самим аль-Хайтамом поладить удастся. – Слушай, пап… а каково это вообще? Любить андроида?
– Волшебно, – промурлыкал Кави, расплываясь в ответной улыбке. – Если он девиант – практически то же самое, что любить человека. Разницу замечаешь только при… кхм… некоторых физических взаимодействиях.
– Фу, папа! Вот уж от такого рода подробностей своей личной жизни изволь меня избавить! – притворно оттолкнув от себя отца и услышав его заливистый смех, Веритас невольно расхохотался сам.
Напряжение между отцом и сыном окончательно сошло на нет, все недопонимания были прояснены, и, продолжая расспрашивать Кави обо всём на свете, Веритас почувствовал, как вновь погружается в ту самую тёплую атмосферу, как в детстве. С той лишь разницей, что разговоры у них теперь были на более взрослые темы, но уют от их возобновившегося общения был прежним, не сравнимым больше ни с чем.
Для полной картины счастливой семьи не хватало только двух андроидов рядом.
Будто прочитав мысли Веритаса, замигала вмонтированная в голову Кави антенна, и тот, моментально посерьёзнев, сосредоточился на поступившем ему сообщении. Однако в следующий миг он так же моментально просиял, вскакивая со стула и чуть не роняя его.
– Хайтам зовёт нас, бэкап Авантюрина успешно завершился, и он вот-вот проснётся! – протараторил он, схватив сына за руку и таща его в сторону ремонтного отсека. – Быстрее, быстрее, побежали, мы не можем пропустить этот исторический момент!
О, уж Веритас этот момент не пропустит ни за что. Больше всего на свете он желал, чтобы его лицо было первым, что увидит Авантюрин в первую секунду своей новой жизни.
И с этой самой секунды он поклянётся беречь его как самое дорогое сокровище и всегда быть рядом.
***
– Привет! Меня зовут Авантюрин, я андроид из Киберлайф. Желаете дать мне новое имя, или вам нравится это?
Слыша это заезженное стандартное приветствие, глядя на кроткую дежурную улыбку и взгляд всё ещё невероятно красивых, но теперь абсолютно пустых глаз андроида, Веритас не знал, что он чувствует. Его глаза то и дело соскальзывали с лица Авантюрина ниже, на тело, теперь уже не скрытое кучей одежды – стройное, изящное, но, как он и предполагал, исполосованное в нескольких местах разрывами кибер-кожи, обнажающими белый пластиковый корпус. Ужасное напоминание о рабском прошлом, о котором Авантюрин теперь не помнил совершенно ничего – и это радовало. Но и Веритаса он, как и предостерегал Кави, тоже не узнавал – и это уже совсем не радовало.
– Он… правда сможет меня вспомнить? – тихо и подавленно спросил он, переводя взгляд на отца, стоящего рядом в полной готовности оказать максимум моральной поддержки им обоим.
– Я о тех случаях только слышал, наблюдать ничего подобного воочию мне не доводилось, поэтому никаких гарантий на этот счёт дать не могу, – Кави покачал головой. – Но у меня будет возможность увидеть своими глазами столь редкое и удивительное явление, как возвращение памяти к отформатированному девианту, если ты хорошо постараешься, сынок. Авантюрин ведь важен для тебя?
– Да… Очень важен, – выдохнул Веритас, снова переводя взгляд на необычные яркие глаза андроида и упорно силясь разглядеть в их глубине хоть какой-нибудь намёк на то, что он не забыт навсегда.
– В таком случае, его судьба теперь в твоих руках, – похлопав сына по плечу, Кави ободряюще улыбнулся. – И я верю, что ты сделаешь всё для того, чтобы он забыл всё плохое, вспомнил всё хорошее и зажил рядом с тобой совершенно новой жизнью свободного андроида, равного человеку, которой он заслуживает. Кстати, раз уж у него сегодня, считай, день рождения… что думаешь насчёт имени?
– Мне нравится имя Авантюрин, оно очень красивое, но… у него с ним могут быть связаны плохие воспоминания, поэтому, наверное, будет не лишним дать ему новое имя, – Веритас задумался, покусывая нижнюю губу. – Нужно что-нибудь символичное… Только я в придумывании имён не силён.
– Что-нибудь символичное… – задумался вместе с сыном Кави. – Хайтам, а какое сегодня число?
– Шестое мая, – мигом подключился к разговору аль-Хайтам. – Сегодня ромские народы отмечают праздник Какавы, символизирующий исход угнетённых людей от правителя-тирана.
– Ну надо же, какое совпадение! – Кави так оживился, что едва не подпрыгнул. – Веритас, ты, кажется, упоминал, что Авантюрин бежал из Румынии, где его держали в рабстве? Это определённо знак свыше, что нужно дать ему имя, связанное с его происхождением и этим замечательным праздником!
– Да… пожалуй, – согласился Веритас, вновь заглядывая в глаза андроида и обращаясь к нему. – Авантюрин, запиши своё новое имя. Теперь тебя зовут… Какавача.
– Какавача… – эхом повторил тот, обрабатывая новую информацию, а после вновь улыбнулся, и Веритасу показалось, что эта улыбка вышла уже более живой. – Хорошее имя. Спасибо, мне очень нравится.
– Вот и славно! Добро пожаловать в семью, милый, – прощебетал Кави, по-отечески потрепав Авантюрина – теперь уже Какавачу – по его и без того растрёпанным золотистым волосам. Тот тихо усмехнулся в ответ на этот жест, и для Веритаса этот смех стал крепкой опорой его уверенности.
Уверенности в завтрашнем дне и в том, что у них обязательно всё будет хорошо. У всей их маленькой, но дружной семьи.
Фортуна изменчива как луна, и с сегодняшнего дня она пойдёт на прибыль.