— Лейтенант, сэр! К вам тут гражданский.
Джейсон, ломавший голову над графиком дежурств, вскинул отстранённый взгляд на заглянувшего внутрь КП рядового и раздражённо оскалился.
— Какой, нахуй, гражданский?!
— Не знаю, — новичок, имя которого он никак не мог запомнить, вжал голову в плечи, готовый в любой момент порскнуть обратно. — Пацан какой-то местный. Просил позвать, сказал важно…
— Важно-хуяжно! — Колчек тяжело вздохнул и встал, понимая, что в покое его не оставят. — Просил же меня, блять, по пустякам не беспокоить…
Снаружи парило, как в адской духовке. Август должен был принести с собой облегчение, но куда там. А уж после допотопного вентилятора, дававшего слабую иллюзию прохлады, кожу будто огнём опалило. Джейсон, сморщившись, застыл на крыльце, вглядываясь в пространство из-под неизменной кепки, и с удивлением приметил знакомую фигурку, скромно топтавшуюся в стороне, сбоку от лестницы. Обида и злость полыхнули внутри сухим порохом, на который какой-то недоумок бросил спичку. Отпустив дежурного, Колчек сбежал вниз по ступенькам и навис над юным иракцем. Парнишка напрягся, но не отступил.
— Ну? И какого хера ты припёрся?
Мальчишка — «Зейн Осман», — услужливо подсказала память — хмуро зыркнул на него исподлобья, прежде чем неохотно выдать:
— Там… Отцу плохо.
Сердце остро кольнуло и злоба сменилась тревогой. Не слушая сердитого шипения, Джейсон схватил парня за предплечье, оттащил за блокпост, припёр к стенке и рявкнул:
— Рассказывай!
— Я не хотел, чтобы всё так вышло. Думал, если тебя прогоню, у нас всё наладится. Отец позлится и забудет, но он… — послушно зачастил Зейн, нервно прикусывая губу. — Он изменился. Будто сломался изнутри. Всё время молчит и много курит, — парень сжал кулаки и вскинул полные боли и злости глаза на Джейсона. — Это всё из-за тебя! Ты во всём виноват! Принёс беду и горе в наш дом!
Колчек только вздохнул устало. Последние зачатки гнева исчезли сами собой, оставив лишь гнетущую усталость. Он-то думал, они уже с этим закончили…
— Неужели, блять? Напомни-ка, кто мне героин подсунул и спровоцировал на агрессию?
— Я хотел, как лучше! Хотел вывести тебя на чистую воду, — мгновенно взвился мальчишка. — Глаза отцу открыть!
— Ну вот, открыл, — холодно, насмешливо отрезал Джейсон, скрестив руки на груди. — Чё теперь жаловаться-то прибежал? Сделал дело, так иди наслаждайся.
Младший Осман шатнулся назад, будто Колчек его ударил, опустил голову — и остался на месте. Джейсон наблюдал за ним с затаённой грустью. Предчувствие его не обмануло — не стоило ему лезть в дела этой семьи. Ни к чему хорошему это не привело. Но после того, как ЦКВС их отпустили, радость кружила голову. Он и так выждал лишний месяц, чтобы убедиться, что за ним не следят, прежде чем рванул в Бадру. Пришлось потрудиться, чтобы найти Салима, зато как же приятно было увидеть радость в чужих глазах, обнять друга, с которым прошёл через Ад. Кто ж знал, что сын Османа, с которым тот так мечтал познакомить Колчека, возненавидит американца с первого же взгляда?
Была ли тут замешана религия, культура воспитания или банальная ревность обиженного подростка, который вдруг понял, что папу придётся с кем-то делить, Джейсон не знал. Но ситуация постепенно накалялась, и оба мужчины это видели, однако терять друг друга и зародившуюся хрупкую дружбу совершенно не хотели. Вместо этого они постарались минимизировать общение, в основном списываясь или созваниваясь по телефону, встречаясь вне дома, в других местах. Салима этот раздор с сыном безмерно расстраивал. Конечно, он Джейсону старался не жаловаться, но даже по скупым фразам становилось ясно, что Зейн категорически отказывался принимать дружбу своего отца с врагом их народа. Оставалось лишь вздыхать и терпеть: в конце августа парень отправлялся в Лондон на обучение. Салиму за ним последовать не удалось из-за недостатка денег и проблем с оформлением документов на выезд. Ещё одна головная боль, которую немного скрашивало то, что он хотя бы не останется один в пустом доме. Джейсон обещал заглядывать почаще, когда гнев младшего Османа перестанет висеть над ними.
Тогда никто из них не предполагал, что Зейн умом пошёл в отца, и, как и Салим, привык добиваться своего…
— …Мало тебе отец за воровство уши драл, да?
Зейн, шарившийся по карманам его куртки, подпрыгнул на месте и оглянулся, но выглядел, почему-то, до ужаса довольным. Джейсон только вздохнул тяжело. Вот и объяснение внешней покладистости пацана, и его неожиданное желание поговорить с «чёртовым американцем», о котором так радостно сообщил Салим. Ох, не зря Колчек чуял, что ничем хорошим этот ужин не закончится.
— Я не воровал!
— Да неужели, б…?
Джейсон вовремя удержался от крепкого словца — воспитание Салима сказывалось, — со скептической усмешкой подошёл к вешалке. В гражданской куртке у него лежала россыпь мелочи, пачка сигарет и зажигалка — для Салима. Собственно, именно за ними он из комнаты друга и выскочил. И вот, на тебе, сюрпрайз!
Учитывая любовь парня к чужому, Колчек бы не удивился, если б вдруг монеток на месте не оказалось. Однако неожиданно обнаружилось, что вещей в его кармане не только не убыло, но и наоборот, прибыло. Пальцы наткнулись на мягкий целлофановый пакетик, втиснутый между картонным коробком и зажигалкой. Нахмурившийся лейтенант вытащил его наружу — и оцепенел, глядя на перекатывающийся внутри белый порошок.
Желудок свело от давно — и как он думал, надёжно — забытого ощущения, в горле пересохло. Колчек нечитаемым взглядом уставился на замершего рядом парня.
— Какого хуя…?
Зейн ехидно ухмыльнулся и заговорил громко, даже слишком:
— Наркоманы бывшими не бывают, да? И давно ты торчишь?
Джейсон зажмурился, нервно потирая пальцами переносицу. Кулаки чесались взять этого пиздюка, разложить на столе, да отходить ремнём по жопе так, чтоб сидеть всю оставшуюся неделю не смог. Только это не ему воспитанием идиота заниматься. Откуда тот мог узнать о зависимости, Колчек понятия не имел. Может, разговор какой их услышал, или Салим в душевном порыве спизданул. Факт оставался фактом: мальчишка пытался его подставить. Вот только хер у него что получится, потому что это уже за гранью, а Джейсон такого спускать не собирался! Следовало немедленно рассказать всё папаше — и пусть сам решает, что со своим чадом делать.
— Долбоёб малолетний! — прошипел он зло, сжимая наркоту в кулаке и разворачиваясь к комнате, где ожидал его возвращения Салим. — Нахуй! Пусть с тобой отец разбирается. Посмотрим, что он на твои фокусы скажет.
— Ты торчок и ублюдок! Американская псина! — Зейн, видно, поняв, что затея идёт не по плану, перешёл к оскорблениям, но Джейсон только усмехнулся.
— Утрись, малец. Меня в учебке и похуже называли. А вот тебе щас реальный пиздец будет. Салим! Иди сюда!
В дальней комнате хлопнула дверь, послышался голос Османа, и отвлёкшийся Колчек пропустил момент, когда мальчишка вдруг резко подался вперёд и ударил его в бок кулаком. Сильно, до ощутимой неприятной боли. Джейсон зашипел и круто развернулся, но взметнувшаяся рука так и не достигла своей цели. Не хватало только придурку вломить! Салим ему этого не простит. Однако в засранце явно умирал драматический актёр. Пацан отшатнулся назад, уперевшись спиной в стену, прижал ладонь к лицу — и именно эту сцену застал Салим, вышедший из коридора, ведущего в комнаты.
— Зейн! — иракец бросился к сыну, ошпарив Колчека яростным взглядом. — Что у вас тут случилось?!
Попятившийся Джейсон не успел и слова вставить, как мальчишка зачастил самым наижалобным тоном:
— Я видел, как он наркоту из кармана доставал! Спросил, зачем ему и знаешь ли ты об этом, а он меня ударил!
— Враньё! Я его и пальцем не тронул!
Салим развернулся — и взгляд его прикипел к пакетику с порошком, так и зажатому в пальцах Джейсона.
— А это ещё что?
Колчек сглотнул.
— Он меня подставляет, Салим. Ты же видишь! Твой сын меня ненавидит!
Друг молчал, и Джейсон видел в его глазах приговор — разливающийся отстранённый холод. Тупая злоба поднялась внутри — и лейтенант вытянул к нему голые руки.
— Смотри! Смотри, сука! Я не колюсь!
— Уходи.
Джейсон не поверил своим ушам, глядя на сникшего друга.
— Салим…?
Осман отвернулся, молча распахнул входную дверь и отступил в дальний угол, будто не желая касаться Колчека. Тот судорожно вздохнул.
— Пожалуйста. Я тебя прошу, выслушай…
— Ты ударил моего сына, Джейсон.
Лейтенант сглотнул повторно.
— Я этого не делал. Салим, пожалуйста, дай мне объяснить…
— Мне не нужны… твои объяснения, — чужой голос прерывисто дрогнул. — Убирайся!
В груди больно жглось и тянуло. Джейсон медлил, надеясь, что это просто ошибка. Что Салим всё-таки выслушает его, поймёт. Однако иракец сжал кулаки, и его голос окреп:
— Убирайся! Ухрудж, ибн аль-кальб! (Пошёл вон, сукин сын!)
Колчеку будто самому пощёчину отвесили. Он не распознал слов, но по довольному лицу Зейна понял смысл. Чужие глаза напротив смотрели мёртво, жёстко, отсекая все возможные возражения. Джейсон не стал больше ни уговаривать, ни спорить. Молча взял куртку и вышел прочь. Дверь с громким хлопком за ним закрылась…
— Я не думал, что всё так выйдет… — чужой голос вырвал его из воспоминаний, вернул на душный блокпост. Топтавшийся напротив мальчишка, ранее такой уверенный и дерзкий, сейчас смотрел с отчаянием глазами незаслуженно побитого пса. — Что отец так будет переживать. Ты должен поговорить с ним.
Джейсон зло фыркнул, прошипел в чужое лицо:
— Я тебе, говнюку, ничего не должен…
— Отцу без тебя плохо, — упрямо перебил его Зейн, не моргнув глазом проглотив оскорбление. — Ссора с тобой его подкосила. Поговори с ним. Не ради меня, ради него.
Злые слова, готовые сорваться с языка, так на нём и остались. Джейсон не мог отрицать, что беспокойство за Салима сводило его с ума. Сколько раз он хотел позвонить, написать. Узнать, как там живёт человек, ставший ему за короткое время близким другом… и даже кем-то большим. Но страх, что Салим его не простит и пошлёт, сдерживал. Или что он попадёт на Зейна и сделает только хуже. И Колчек крепился, давил в себе горькое чувство потери. Сейчас же, когда сынишка Османа вдруг сам заявился и просил его вернуться, тревога взвыла внутри раненным зверем. Насколько же там всё должно быть плохо?!
Джейсон тяжело вздохнул и покачал головой, сдаваясь:
— Как ты себе это представляешь, пацан? Твой отец меня на порог не пустит. Благодаря твоей неоценимой помощи, он думает, что я ублюдок и наркоман, избивший его драгоценного ребёнка.
— Я могу поговорить с ним, — порывисто предложил Зейн, подаваясь вперёд. — Объяснить, как всё было.
— Чтобы добить окончательно? — фыркнул Джейсон, но не испытал ожидаемого удовольствия от страдания в чужих глазах. Напротив, на душе стало ещё тяжелее. — Ты пойми, придурок, он в тебе души не чает! Ты для него — всё. Смысл ёбаной жизни! Знал бы ты, как он переживал, когда с тобой в день рождения посрался. Как заебал нас всех в край своим: «Мне к сыну надо!», — Джейсон судорожно выдохнул, помолчал и тихо добавил: — Может, мы только из-за него тогда все и выжили.
Чёрные глаза уставились на него с любопытной настороженностью.
— Он мне не рассказывал…
— Конечно, не рассказывал, — фыркнул Джейсон. — Ему и так кошмаров по ночам хватает, чтоб ещё специально это вспоминать! Там… в том дерьме мы забыли про войну. Она потеряла всякий смысл. А ты умудрился вернуть его обратно.
Зейн ощутимо сбледнул и ничего не ответил, потерянно опустив голову. Между ними повисло молчание, неловкое, гнетущее, но лишённое прежней враждебности. Уже не враги, но всё ещё чужие люди, только начавшие узнавать друг друга по-настоящему.
Из-за угла КП робко показался дежурный, Колчек цыкнул на него, и рядовой поспешил скрыться обратно, а лейтенант тяжело вздохнул:
— Ладно, пацан. Это хорошо, что мы с тобой наконец откровенно поговорили, но я, вообще-то, на службе, так что давай, вали-ка отсюда подобру-поздорову.
— Ты придёшь? — тут же вскинулся мальчишка с такой надеждой, что Джейсону захотелось нервно рассмеяться. Лёд определённо тронулся… Однако так сразу радовать засранца ему не хотелось, так что он неопределённо повёл плечами и нейтрально бросил:
— Я подумаю.
— Ты ему нужен…
— Без тебя знаю, — уже совсем беззлобно огрызнулся лейтенант и поинтересовался, вовремя вспомнив кое о чём: — Кстати, колись, где героин взял?
— А тебе-то чё?
— Хуй через плечо! Прикидываю, сколько проблем нам с Салимом из-за твоей дурости разгребать придётся.
Парнишка нахохлился, поджал губы и глухо пробормотал:
— Это мука.
— Прости, что?!
— Мука это была! — сердито вскинулся Зейн. — Я не настолько больной, чтоб ради тебя торговцев белым искать.
— Да кто ж тебя знает-то… — буркнул Джейсон, устало потирая лоб. От сердца отлегло. Хоть с этой стороны всё решилось нормально.
Снова молчание, уже не такое тревожное, почти миролюбивое.
— Я уезжаю через неделю, — вдруг тихо подал голос Зейн. — Отец один останется. Он… не справится…
Парнишка запнулся, смолк и шмыгнул носом. Джейсон и рад был бы выдать, что раньше надо было думать. Что это не его проблемы… Но факт в том, что это именно его проблемы. И он скорее сам сдохнет, чем оставит Салима загибаться от его демонов — как внутренних, так и внешних.
— Он никогда не будет один, — слова вылетели просто и легко, как что-то само собой разумеющееся. — Морпехи своих не бросают. Semper, сука, Fi!
Зейн глянул на него недоверчиво, растерянно, но что-то такое в тёмных глазах отразилось. Кажется, что-то он всё-таки понял, слава Аллаху, Будде, Кришне, и всем прочим Всевышним. Джейсон удовлетворённо хмыкнул.
— Жди вечером в гости. И чтоб теперь без фокусов!
— Обещаю!
На том и разошлись.
Однако дать обещание оказалось куда легче, чем выполнить. Чем ближе становился час икс, тем больше Джейсон паниковал. После окончания смены, взяв служебную машину, он отправился в Бадру по давно известному адресу — и так и завис на пороге чужого дома, который какую-то неделю назад казался ему почти родным. Страх мучительно сжимал горло. Он понятия не имел, как встретит его Салим, и что следует сказать в ответ. Извиниться, пусть и нет его вины? Держаться холодно или так, будто ничего не было? Как он там вообще?!
От мучительных сомнений его спасла раскрывшаяся дверь. Зейн вздрогнул от неожиданности при виде морпеха, но быстро взял себя в руки и отступил в сторону, освобождая проход.
— Он в гостиной. Я всё ему рассказал, — негромкий голос паренька подрагивал. — Я больше не буду… Изхурни (Прости меня).
Джейсону даже перевод не потребовался. Вздохнул, протянул руку и сжал неуверенно поданную навстречу ладонь.
— Забыли.
Мальчишка смущённо фыркнул, оглянулся через плечо.
— Пап, я ушёл. Переночую у Тарика. Джейсон здесь!
В комнате что-то со стуком упало. Колчек закатил глаза, а младший Осман, стрельнув в него чёрным, предупреждающе-озабоченным взглядом, выскочил за дверь и захлопнул её за собой. Теперь Джейсону деваться было некуда.
Салим обнаружился в гостиной. Стоял около дивана, выпрямившись в струну. У его ног валялась кружка с разлитым чаем. Джейсон только на него глянул — и сердце ухнуло в пятки, как на американских горках. За ту неделю, что они не виделись, Осман, казалось, постарел лет на десять. Чёрные тени залегли под потухшими глазами, черты лица, всегда округлые и мягкие, заострились, щёки и подбородок покрыла неряшливая крапь щетины. Джейсону хотелось то ли плакать, то ли материться, то ли всё-таки вернуть Зейна и всыпать ему по первое число… и по второе сразу, авансом.
Он искал слова, которые могли бы выразить всё то, что он чувствовал, что спасли бы положение и положили начало такому необходимому разговору…
— Херово выглядишь.
…но вот такого он точно говорить не собирался!
Салим моргнул и тяжело опустился — почти упал — обратно на диван.
— Тяжёлая выдалась неделя.
— У меня тоже, — с готовностью подхватил Колчек, осторожно подходя ближе. На столе ещё дымилась непогасшей сигаретой полная пепельница. Салим вымученно улыбнулся.
— По тебе так не скажешь.
На это возразить было нечего. Джейсон и рад был бы в угол забиться, чтобы повыть от тоски, да только на службе такое поведение не приветствуется. А его с должности после Аккада никто никуда не отпускал. Вернули на КП, контракт отрабатывать, а там хрен распустишься. Пусть даже нет Никки рядом — его перевели куда-то, вместе не позволили остаться — зато полно рядовых желторотиков, и иного руководства, которое чихать хотело на Колчековские загоны. Приходилось держать себя в строю.
Повисшее между ними молчание было липким, тревожным, и Джейсон понятия не имел, как его разрушить. Он никогда особо не умел во все эти душевные разговоры. Рубил правду-матку, лез напрямую, если чуял, что что-то не так. И извиняться не любил. Не научился. А теперь уже поздно. Зато у Салима, кажется, такой проблемы не было, потому что, подняв с пола треснувшую кружку, он поднял глаза и выдал как на духу:
— Зейн мне всё рассказал.
Джейсон поджал губы, сдерживая рвущиеся с языка слова, кашлянул:
— Я хотел тебе позвонить, Салим. Я… блять, я столько раз хотел… Но боялся, что ещё больше всё испорчу…
— Я с самого начала всё знал.
Джейсон поперхнулся и ошарашенно уставился на иракца.
— Не понял. Так какого хера тогда…?!
Салим болезненно дёрнул губами, скользнул взглядом в сторону, словно не мог заставить себя посмотреть на друга.
— Я виноват, Джейсон, — он тяжело вздохнул, навалился локтями на колени и обхватил руками голову. И без того тихий голос зазвучал совсем глухо. — Когда я увидел… «наркотики», и как ты замахнулся на Зейна… Я не думал, что он так далеко зайдёт в своей ненависти. Табан!Проклятье! Я решил, что не имел права доводить до такого. Я всегда пытался быть хорошим отцом, а раз уж мой сын так настроен против нашей дружбы, что готов пойти на преступление…
— …ты решил от неё отказаться, — медленно закончил Колчек. Салим вскинул на него больной взгляд.
— Мне это показалось лучшим выходом. Разорвать всё сейчас, пока не успели ещё сродниться, привязаться друг к другу. Я думал, что выдержу, — он горько рассмеялся. — Но, кажется, я переоценил свои силы.
Джейсон глубоко вдохнул-выдохнул. Ну и вот как так? Как так-то, блять, что Салим, умный мужик, который в пещерах им всем мозги прочистил, в быту оказался совершенно беспомощен перед своим придурком-сыном?!
Глядя на горестно сгорбленную спину и сведённые плечи, он не выдержал, обошёл стол и сел с другой стороны, утешающе и успокаивающе положил ладонь на родное плечо.
— Ну и?.. Чё дальше-то делать будем? Я ж так понимаю, вы поговорили, всё выяснили, и ты больше на меня не сердишься?
— Я — нет. А ты? — Салим глянул на него вымученно. Джейсон недоумённо моргнул.
— А я-то что?
— Я оскорбил тебя. И я, и мой сын. Незаслуженно и жестоко…
— Ой, вот только не начинай! — тут же перебил его Колчек. — Мне будет достаточно простого «извини». Нехер тут сопли разводить, королева Драмы!1
— Только извини? — улыбнулся Салим, и его измученное лицо будто осветилось изнутри.
И Джейсон залип.
Они сейчас сидели так близко, что Колчек чувствовал исходящий от друга терпкий аромат пота, едкий — курева, и чего-то… прямо такого исконно восточного, сладкого и пряного одновременно. Его взгляд скользил по чужим чертам. По пухлым губам и небритым щекам, пока не столкнулся с внимательными карими глазами, смягчёнными усталой улыбкой, которые будто что-то искали в его лице. Или ему просто так казалось?..
Было одновременно страшно и волнительно. Он мечтал об этом… но если сейчас решится, не станет ли это окончанием их и без того пошедшей трещинами дружбы? Если вдруг Колчек всё неправильно понял… если Салим… Он же ещё может повернуть назад! И они останутся просто друзьями. И Джейсон будет всю жизнь мучиться, думая, а что, если…
— Салим, — голос охрип от волнения, и Джейсон судорожно откашлялся, прежде чем продолжить. — Я хочу сейчас сделать одну глупость… которая может окончательно всё разрушить.
Иракец удивлённо нахмурился. На гладком лбу пролегла глубокая складка, которую Джейсон тут же захотел разгладить пальцем, да так сильно, что пришлось сжать руки в кулаки.
— И какую же?
Говорить под этим пристальным взглядом казалось сродни самоубийству.
— Закрой глаза.
Салим скептически приподнял бровь, и Джейсон почуял, как его решимость трещит по швам.
— Пожалуйста.
Салим вздохнул — и покорно зажмурился.
От накатившего нервяка немели пальцы, и непроизвольная дрожь сводила тело. Джейсон не нервничал так ни на одной миссии под пулями. Там всё было просто и понятно, а здесь…
Он облизнул губы, потянулся вперёд — и неловко ткнулся козырьком кепки Салиму в лоб, над бровью. Тот ойкнул, открыл глаза, недоумённо уставившись на Колчека, и Джейсон почувствовал себя полным идиотом. Как в каком-то дурацком, комедийном ситкоме, где у героев никогда не бывает хорошего конца.
— Бля… Прости! — он отпрянул, испытывая непреодолимое желание прямо здесь и сейчас провалиться под землю, свалить немедленно куда угодно, лишь бы не встречаться с Салимом взглядом, по которому наверняка всё сразу станет понятно. — Я долбаёб. Всё! Забыли…
Он рванулся, пытаясь вскочить, однако Салим перехватил его за плечо и удержал на месте.
— Тише, Джейсон. Не психуй.
— Салим, я…
— Я, кажется, понял, что ты хотел сделать.
У Колчека всё внутри разом оледенело. Он уставился на мужчину напротив затравленным взглядом, сипло выдохнул:
— Правда?
Салим пристально смотрел на него. По застывшему лицу и потемневшим глазам ничего невозможно было понять. Только складка на лбу стала глубже, да брови сильнее сошлись, как будто иракец напряжённо размышлял о чём-то. И решился, коротко усмехнувшись:
— Как ты там говорил? «Закрой глаза»? Доверишься мне?
Странный вопрос. Джейсон жизнь был готов за него отдать! Но сейчас всё было совсем по-другому. Совсем иной уровень доверия…
Он зажмурился.
Не видя ничего, Джейсон чувствовал себя непривычно беззащитным и уязвимым. Вздрогнул, когда чужие руки бережно сняли с него кепку. Когда чужие пальцы осторожно легли на затылок, зарываясь в отросшие волосы. Когда чужие губы легко коснулись его, только обозначая намерение, спрашивая разрешение.
Джейсон сипло выдохнул, приоткрывая рот, немея, не веря до конца. Салим приник к нему плотнее, увереннее, мягко поворачивая его голову за затылок, чтобы удобнее было целовать. Легко коснулся кончиком языка нижней губы, мазнул, обводя, по контуру, скользнул внутрь рта, задевая зубы. Джейсон бездумно ответил, ощущая на языке привкус чая, табака и почему-то мяты. Однако Салим не стал заходить далеко. Потёрся легко крылом носа о его нос и отстранился, так же мягко и бережно, напоследок легко коснувшись его губ в тени целомудренного поцелуя.
Джейсон распахнул глаза, шало вглядываясь в чужое лицо напротив. Салим улыбался и выглядел таким довольным, что Колчеку захотелось смеяться в голос.
— Как ты понял?
— Я больше десяти лет состоял в браке, Джейсон. Я знаю, что такое любовь… пусть в таком ключе мне ещё не приходилось её испытывать.
— И тебе… не противно? — всё ещё настороженно поинтересовался лейтенант. — У вас же это, вроде как, запрещено.
— Запрещено, — спокойно кивнул Салим. — За мужеложство у нас принята смертная казнь — побивание камнями на улице, на глазах у других людей, чтобы все были свидетелями позора…
Видимо, на лице Джейсона весьма красноречиво отразилось, что он думал о такого рода обычаях. Салим вздохнул и мягко взял его за запястье, легонько поглаживая.
— Традиционный и правильный брак не принёс радости ни мне, ни кому-либо другому в моей семье. А знакомство с тобой... Оно что-то во мне пробудило. Ты дорог мне, Джейсон, и я… не готов терять тебя. Чем бы мне это ни грозило. Я люблю тебя. Как друга, как верного товарища… а может, и как кого-то большего. Время покажет. Сейчас я лишь хочу, чтобы у нас было это время, чтобы разобраться в своих чувствах. И если даже мой сын что-то понял, и смог перебороть привитые ему предубеждения… Полагаю, мы тоже справимся.
Джейсон неуверенно усмехнулся в ответ.
— Бля, как же у тебя всё сложно-то!
— Жизнь вообще очень сложная штука, — насмешливо приподнял брови Осман. — Привыкай, мой легкомысленный друг.
— Это ты меня сейчас тупым назвал? — наигранно нахохлился Колчек, и снова залип, вслушиваясь в лёгкий, тёплый смех, от которого что-то предательски дрожало внутри.
— Нет. Ты умный, очаровательный, и самый лучший из людей, кого я знал.
Осман потянулся к нему за новым поцелуем, и Джейсон охотно ответил, но быстро отстранился. Сердце бешено колотилось в груди, как у подростка на первом свидании.
— Если ты прям так настроен продолжить наше… — он сглотнул, неуверенный, как это стоит обозвать, хотя потемневшие глаза Салима говорили сами за себя, — приключение, то у меня есть условие.
— Условие?
— Ага. Ты идёшь бриться.
Салим несколько секунд озадаченно смотрел на него, после чего закатил глаза и мученически выдохнул:
— Шайтан!
— Привыкай, мой восточный приятель, — ехидно вернул ему Колчек, и заржал в ответ на укоризненный и многообещающий взгляд.
Вечер определённо обещал быть интересным…