Летать.

Ястреб создан для полётов.

На протяжении всех месяцев кабинет ощущается запертой клеткой, из которой ему уже никогда не выбраться. В последние дни Кейго, кажется, чувствует это особенно остро.

Запал на работу пропал, она кажется бессмысленной и малорезультативной. Он с трудом концентрирует внимание на отчётах, которые ему приносят, и с неохотой посещает собрания. Даже сейчас у него никак не получается вникнуть в текст огромного документа с подведением итогов деятельности Комиссии по устранению последствий войны. Мысли в голове то и дело разбегаются, а строки отчёта приходится перечитывать снова и снова, чтобы хоть сколько-то вникнуть в суть.

Его внимание всё сильнее притягивает окно за спиной. Большое, панорамное. Кабинет директора HPSC — его кабинет уже какое-то время — находится достаточно высоко, чтобы было видно лишь небо и маленький город под ногами. Кейго цепляется взглядом за плывущие по небу облака и не может оторваться. Навевает воспоминания. О той, прошлой, жизни, когда он мог летать и видеть лишь бескрайнее небо и маленький город под собой.

Ястреб создан для полётов.

От этого вида за спиной распахиваются фантомные крылья. Он ощущает их тяжесть — иллюзорную, но такую реальную, что ему становится трудно дышать. Перья, словно настоящие, шуршат на ветру, их вес ощущается в плечах и спине. Он вспоминает моменты, когда, действительно, мог бы распахнуть крылья, заполнив всё вокруг ярким красным цветом. Он помнит, как шагал к окну, уверенный в том, что тело подхватят потоки воздуха, а крылья выполнять свою работу. Он почти слышит шум ветра в ушах и чувствует тепло лётной куртки, в которую кутался от холода.

Но это ощущение исчезает так же внезапно, как и появляется. Крылья — иллюзия, они исчезают, оставив после себя лишь пустоту. За спиной больше нет силы, способной поднять его в небо. Вместо этого — запертый кабинет, панорамные окна, от которых его тошнит, и классический костюм, сидящий идеально по размеру, но ощущающийся невыносимо тесным. Странное чувство, как будто он в чужом теле.

Никаких крыльев. Никаких полётов. Он больше не про-герой.

Он — президент Комиссии Общественной Безопасности Героев. Это работа не менее важная, чем была его геройская. Он восстанавливает полуразрушенную организацию, очищает её от коррумпированных членов, пытается вернуть доверие людей. Он делает много важного, чтобы изменить мир. Но уже другими методами. Не патрулируя улицы, не сражаясь с преступниками. Теперь его битва — законы, инициативы, борьба за права мутантов и тех, чьи причуды общество считает «злодейскими». Он пытается изменить общество, не используя грубую силу.

Он прикован к земле. В большей безопасности, чем когда-либо раньше. У него больше свободного времени, чем когда-либо. Но это не приносит радости. Это только подчеркивает его внутреннюю пустоту.

Ястреб создан для полётов.

Кейго старается не падать духом. Он ведь всегда был сильным. Но иногда… иногда накатывает. Ощущение, что всё это не его. Это не его место. Он вспоминает, как высоко он мог подниматься. Как чувствовал себя живым. Сейчас же, с этим бюрократическим грузом на плечах, не остаётся сил на мечты о полётах. Люди вокруг поддерживают его. Они говорят, что это всего лишь крылья. В остальном он цел и здоров. Они сожалеют о «Ястребе», о том, кем он был.

Им жаль Ястреба. Никому нет дела до Кейго.

А существует ли этот «Кейго» вообще? Он порой задаёт этот вопрос сам себе. Годы, проведённые в Комиссии, кажется, полностью стёрли его. Остался только Ястреб: обученный всему, что нужно Комиссии, идеально играющий свою роль как народного любимца, так и безжалостного убийцы, у которого нет вообще никаких чувств.

Ястреб ушёл, растворился вместе с его причудой, и больше никогда не вернётся.

Кейго был стёр Комиссией ещё в далёком детстве.

Так кто же он теперь?

Ястреб создан для полётов.

А Кейго прикован к земле.

Но ведь однажды все эти чувства пройдут, да? Перестанет возникать фантомная боль. Кейго перестанет чувствовать крылья за спиной, по привычке думать, как сесть так, чтобы они не мешали, начнёт спать не только на животе — ничего больше не мешает. Хотя, они точно ему никогда не мешали. Он перестанет думать о них так часто.

Он привыкнет. Приспособится. Как всегда. Это, наверное, не самая плохая ситуация из тех, в которых он был. Он научится не думать о том, что у него нет крыльев. Научится смотреть в будущее, не оборачиваясь в прошлое. Прорвётся.

Кейго справится.

В конце концов, он не один. У него есть целая армия врачей Комиссии, психотерапевтов, других сотрудников, со многими из которых он давно знаком. У него есть герои, с которыми он поддерживает связь. Иногда чаще, иногда реже. Все они взрослые люди, занятые на своими делами.

Он не один, но чувствует себя одиноким, как никогда раньше. Кажется, что все те люди, которые могли бы хоть немного понять его боль, понять, какого это, когда жизнь делится на «до» и «после», ушли. Навсегда.

Кому расскажешь — засмеют.

Как же можно рассказать кому-то, что про-герой номер два, а теперь — президент Комиссии, нашёл свою семью среди злодеев? Это ведь смешно, правда? Это иронично. Некоторые новостные издания с удовольствием съедят эту новость и, прознав о его прошлом и его семье (сейчас это не так сложно, всем известно его имя, он же больше не Ястреб), сказали бы, что это всё гены. Что он вырос среди преступников, оттого его и тянет к ним.

Шигараки Томура мёртв. Не то чтобы они когда-то были по-настоящему близки. В конце своего пути этот парень совсем слетел с катушек, в чём, наверное, стоит винить Все За Одного. Но всё же, несмотря на всё произошедшее, Кейго не испытывает к нему ненависти. Скорее, сочувствие и жалость. Жалость к человеку, которого совсем поглотила тьма, и который не мог найти ни спасения, ни утешения. Томура бы сказал, что ему ни к чёрту не сдалась его жалость.

Химико Тога мертва. Она была действительно хорошей, просто общество сломало её и не позволило оправдаться. Кейго до последнего надеялся, что она может получить другой исход. Что её ещё можно спасти. Но, увы.

Шуичи Игучи и Ацухиро Сако живы. Этот факт в какой-то степени радует его, но только отчасти. Они живы, но за решёткой. Они не имеют права выйти на свободу, и они не захотят общаться с ним. Для них он — предатель. Тот, кто ударил ножом в спину, когда его начали считать своим.

Бубайгавара Джин мёртв. Ястреб убил его собственноручно. Кейго никогда не сможет простить себе это.

Даби тоже мёртв.

Ему бы очень хотелось сказать, что злодей Даби мёртв, но Тойя Тодороки жив, только это не правда.

Кейго не позвали на похороны. Не пристало главе геройской Комиссии посещать похороны злодея, убившего множество людей. Директор Комиссии не должен оплакивать злодея, он должен, наверное, радоваться, что тот больше не будет проблемой. Ему вообще сообщили о произошедшем между делом, словно это какая-то мелочь, которая точно не будет его сильно волновать.

Кейго пришлось держать лицо. Делать вид, что новость не ощущается, как удар под дых. Делать вид, что он не жалеет, что так и ни разу не навестил Даби, пока тот был ещё жив. В очередной раз скрывать, что он чувствует на самом деле. Это почти привычно.

Словно его сердце не разбилось на миллион маленьких кусочков в тот момент.

Кейго не подаёт виду, но он оплакивает и Даби, и Тодороки Тойю. И того мальчика, который мечтал стать героем, но погиб на пике Секотов в тринадцать лет, и того злодея, который родился три года спустя.

Может, ему действительно не стоит воспринимать смерть злодея так близко к сердцу. Может, Даби говорил правду, что никогда на самом деле не доверял Кейго (несмотря на всё, что было между ними). Может, они действительно просто использовали друг друга для своей собственной выгоды (несмотря на то, как хорошо им было вместе). Но почему тогда он не может перестать вспоминать то время с теплотой и невыносимой грустью одновременно? Почему не может забыть, как в его сердце было место для того, кто, возможно, был не так уж плох, несмотря на все свои ошибки?

Те дни уже не вернуть.

Когда-нибудь эта боль должна утихнуть. Забыться. Стереться из памяти вместе со всеми противоречивыми чувствами. Оставить его в покое. Стать одним из многих зарубцевавшихся шрамом на его теле. Тем, что напоминает о прошлом, но больше не болит.

Однако, огромный шрам на спине всё ещё иногда болит.

Прошло больше года с войны, и Кейго продолжает убеждать себя и всех вокруг, что он справляется. Что он не тонет в своих мыслях, стоит только закрыться двери собственной квартиры. Стоит только ему остаться наедине с собой, запертым в четырёх стенах, в темноте спальни.

Он делает вид, что забыл о Лиге Злодеев. Что не думает о них, как о людях, которых когда-то называл друзьями. Он делает вид, что у него никогда не было чувств к Даби, которые продолжают жить внутри несмотря на всё произошедшее. Несмотря на сожжённые крылья. Несмотря на то, что Кейго их предал. Несмотря на то, что им уже никогда не провести ни минуты вместе. Возможно, он просто не в себе. Давно уже.

Он делает вид, что не думает о крыльях. Что он легко принял факт их утраты и смирился. Он, конечно же, не думает о полётах. О тех редких моментах, когда чувствовал себя свободным. Вольной птицей, которая может улететь, куда вздумается.

Никто не должен знать, как скованно и уязвимо он чувствует себя в собственном теле. Запертая ловушка из которой не выбраться. Нет больше тех обострённых чувств. Он не видит так, как раньше, он не слышит так, как раньше. Первые дни ему вообще казалось, что он ослеп и оглох одновременно. У него больше нет его защиты. Нет крыльев и перьев, которые могли быть мягким укрытием и смертоносным оружием в зависимости от того, что ему нужно. Нет когтей, которые он старательно прятал по указке Комиссии.

Комиссия больше не может ему указывать. Он сам Комиссия. Теперь он раздает указы.

Ястреб создан для полётов.

Кейго признаётся самому себе: он не справляется.

Он не может перестать видеть в случайных незнакомцах Даби. Та причёска или такой же плащ или огненная причуда — всё напоминает, но… это не тот человек. Даби больше нет. И он никогда не вернётся.

Он забывает, как звучал его голос. Забывает, как чувствовались его тёплые прикосновения. Забывает, какого это было — быть рядом.

Даби — призрак прошлого, которого Кейго пытается удержать около себя. Всё чаще он вбивает его имя в поиск. Смотрит на те немногие фотографии, которые никогда не заменят ему возможность вживую смотреть в его глаза. Он переслушивает ту запись, с которой Даби появился на телевидении, просто чтобы вновь услышать его голос. Слова, давно заученные, звучат на повторе, но этого так мало.

Он видит видит его во снах. В тех редких хороших снах, которые не напоминают о битве, о потере крыльев или о смертях дорогих людей. В тех снах, которые ощущаются приятными воспоминаниями о времени, когда они проводили вместе редкие минуты наедине, о тёплых прикосновениях, о том, как он накрывал их обоих своими большими крыльями, чтобы спрятать ото всех и украдкой поцеловать. Какими бы приятными не были эти сны, пробуждение от них ужасно.

Кейго не может забыть. Не может отпустить. И это рвёт его изнутри

Пройдёт время и всё обязательно образуется.

Это будет так, правда? В конце концов, всё в жизни проходит, а боль и утраты становятся лишь частью прошлого, как старые шрамы.

Ему, наверное, стоит вспомнить о том, что между ними осталась лишь ненависть. Он ведь выбрал свою сторону в этом конфликте — сторону закона, сторону Комиссии, сторону, которая отвергла всё, что связывало его с Даби. Он выбрал «правильное» и потерял всё. Никакой любви больше не осталось, только ненависть. Кейго ненавидит себя за это. За то что не смог выбрать другой путь, исправить всё, спасти всех.

Даби пытался убить его, но Кейго готов ему это простить.

Только прощать уже некого. Они же так и не поговорили. Президенту Комиссии не пристало навещать изувеченного злодея, чтобы поболтать по душам и извиниться. Кейго ненавидит себя за это и за упущенную возможность.

Ястреб создан для полётов.

Месяцы проходят один за другим. Сменяются сезоны. Кейго не может отучить себя думать о погоде с точки зрения полётов. Дождь или сильный снегопад напоминают ему, что в такую погоду не следует летать. А тёплая безветренная погода — самое лучшее время для полётов. Теперь его это не должно волновать. Он не может летать. Больше не может. Передвигается исключительно на служебном автомобиле. Его вообще не должна заботить погода.

Кейго продолжает работать. Его больше нет в рейтинге героев. У него есть только бесконечные собрания отчёты и ещё чёрт его знает сколько разных видов документов. Он решает вопросы, подписывает новые предписания для героев по работе со злодеями. Кейго подписывает бумаги, организует собрания, делает вид, что всё нормально.

Он не общается ни с кем из старых друзей-героев. Им не до него. Ему не до них. Он делает вид, что всё в порядке, и никто не замечает, как он ломается всё сильнее и сильнее. Он хорошо умеет притворятся, спасибо воспитанию Комиссии.

Ястреб создан для полётов.

Кейго лежит в своей комнате, свернувшись калачиком на матрасе, и не может понять, ради чего он вообще живёт. Он потерял всё, что когда-то приносило ему хоть какую-то радость. Смыслом жизни стала эта бесконечная работа, которую он никогда не хотел делать. Он делает её не для себя, а потому что «так надо». Потому что «так правильно». Потому что нет другого выбора.

Он продолжает работать. Он — тот, кто решает проблемы для других, но не может разобраться со своими собственными. Он не может даже по-настоящему осознать, что всё это — не его жизнь, а просто обязанность.

Кейго хотел летать. Он хотел быть свободным. Он хотел любить и быть любимым. Но вместо этого он остался один, и каждый день ему кажется, что сил остаётся всё меньше и меньше.

Проходят месяцы, и Кейго берёт отпуск. Он заканчивает всё важные дела в Комиссии, чтобы никто не беспокоил его на выходных, делает заметки о всём том, что предстоит сделать в будущем для своих помощников. Много заметок. Очень много. Он пишет несколько обращений к героям. Неофициальные, не те, что будут опубликованы на сайте Комиссии на всеобщее обозрение. Те, что в неприметных конвертах будут переданы лично в руки, и только адресаты будут знать, что в них написано.

Коллеги поздравляют его со скорым отпуском и он натянуто улыбается, принимая поздравления и отшучиваясь, что не быть же ему вечно трудоголиком.

Избавление от работы чувствуется небольшим — совсем крохотным — освобождением.

Ястреб создан для полётов.

Кейго приходит в дом Старателя. Он впервые за всё прошедшее время решился попросить разрешение на посещение могилы Тойи. Только на самом деле никакой могилы нет. Есть лишь небольшое святилище в доме бывшего героя и урна с прахом. Тойю кремировали. Кейго не удивлён.

Он остаётся в комнате один на несколько минут. Слышит, как в соседней комнате скрипит пол, как из окна проникает тусклый свет. Всё это кажется настолько чуждым. Он смотрит на фотографию юного Тойи. Руки невольно сжимаются.

Где-то внутри Кейго осознаёт, что не осталось ничего. Никакого тела. Никаких воспоминаний, кроме тех, что хранятся в его голове. Только пепел.

— Это всё, что от тебя осталось, — шепчет он, почти не веря, что всё это правда. — Это всё, что осталось от нас. Надеюсь, хоть так ты наконец смог стать свободным. И я смогу стать свободным тоже.

Кейго не плачет. Он совершенно точно не плачет.

Следующие дни проходят тихой чередой. Время теряет всякое значение. Кейго отключает рабочий телефон, убирает квартиру. Она слишком пуста, чтобы быть настоящим домом. А все те, что есть, напоминают ему о жизни, которую он потерял. Вещи, фотографии, старые отчёты — всё это остаётся лишь бременем, от которого невозможно избавиться.

Близится вторая годовщина победы в войне. Кейго признаёт своё поражение.

Ястреб создан для полётов.

Кейго хочет летать вновь. Он больше не справляется. Он больше не хочет пытаться справиться. Н хочет, чтобы ему помогли. Он просто хочет… чтобы это всё закончилсь.

Вид на город с высоты многоэтажки напоминает о том времени, когда всё было хорошо. Или, по крайне мере, так казалось. Маленький город. Небо над головой. Шум ветра в ушах. Почти как тогда.

Ястреб создан для полётов.

Кейго мысленно вспоминает свой список дел. Он отдал все поручения, всё закончил. Со всеми попрощался, даже если они ещё не поняли, что это было прощание.

Ястреб создан для полётов.

И Кейго делает шаг вперёд.

Ястреб вновь летит.

Кейго теперь свободен.