❃❃❃
Извилистые дороги ордена Гусу Лань вели во множество живописных мест. Спокойствие здешнего мира можно было описать как размашистые мазки акварельных чернил по рисовой бумаге, имеющие в себе сдержанность и чёткий замысел. Хвойные деревья усыпали скалистые утёсы, горные ручьи сопровождали путь, пушистый мох окутывал валуны. Цветущие бутоны тут были редкостью. До тех пор, пока кто-то намеренно не высадит тут капризные цветы, сами они не вырастут.
Вставать в Гусу принято было рано, в пять утра, а ложиться следовало ровно в девять вечера. Совсем недавно прозвучал колокол, пробуждая адептов к новому дню служения на пути совершенствования своего духа и тела. В это время горные вершины ещё укутывала плотная пелена тумана. Всё белым-бело, и солнцу никак не удавалось разогнать плотное одеяло низких облаков.
Белый силуэт взбирался на вершину, пробираясь сквозь пелену, еле касаясь травинок, усеявших каменистый путь, с которых ещё не успела скатиться роса. Чем выше находился мужчина в белых одеяниях, тем выше становилось яркое солнце. Туман постепенно рассеивался, и на душе становилось теплее с каждым шагом. Каким бы не был этот путь долгим и извилистым, он знал эту дорогу так хорошо, что мог бы пройти её с закрытыми глазами. Проделанный путь стоил всех его усилий, ведь вёл он к спрятанному и сокровенному.
Дорога привела к высоко расположенному дому с широким каменным фундаментом, светлой побелкой и чёрной черепичной крышей. Озарённый тёплым утренним светом, он казался родным и невероятно просторным. Из широких окон ветер выгонял невесомые газовые занавески нежно-голубого цвета. Подняв взгляд, можно было увидеть и свисающие с окна ткани чёрных одеяний. Они свободно ниспадали с подоконника. Вэй Ин снова уснул, утомлённый ожиданием рассвета. Он безмятежно спал, облокотившись на деревянный уступ резной рамы. Его безмятежность заставила гостя этих мест остановиться и полюбоваться им, наполняя взгляд теплом и тоской одновременно.
Взойдя по тропе, что больше походила на лестницу из природных круглых камней, обогнув дом и подойдя к нему со стороны главного входа, человек постучал, после чего откинул полы белоснежных одеяний, уселся на колени перед деревянными сёдзи и принялся ждать, пока его впустят.
Двери скоро раздвинулись, и на пороге его встречал Вэй Ин в своём чёрном одеянии и с улыбкой. Один его вид сразу окутывал безукоризненным пониманием и спокойствием. Зевая, продрал заспанные глаза, чуть покрасневшие от недосыпа, ведь ложился поздно и вставал так же поздно. Потёр и размял занывшую спину от неудобного положения во время сна. Несмотря на своё непрактичное расписание, Вэй Усянь всегда открывал двери, зевая:
— А-а-а-ах! Доброе утро, Лань Чжань! М? А ты чего опять на полу?
Фигурой в белом был второй нефрит ордена Гусу Лань — Ханьгуан-цзюнь. Он уважительно наклонился, приветствуя Старейшину, протянул ему аккуратно сложенную стопку белоснежных одеяний и уложил перед ним. Светлые глаза поднялись на Вэй Ина, и он спокойным тоном обратился:
— Доброе утро. Твоя одежда наконец готова. Прошу, переоденься.
Как он был рад! В глубине души Лань Чжань ликовал каждый раз, как мог сказать эти слова Вэй Ину. Как мало нужно, чтобы быть по-настоящему счастливым.
Оба мужчины прошли внутрь дома.
Это был совсем новый дом: полы из чёрного дерева, покрытые ковром, светлый из-за больших окон, заставленный деревянной мебелью по необходимости. Небольшой альков вмещал кровать, спрятанную за такими же невесомыми занавесями, что и на окне, но на сей раз имеющими белый оттенок и дополненными бусинами из красной керамики, что нитями спускались до самого низа и шумно гремели, когда их задевали. Это была доработка ныне живущего тут хозяина жилища, который, кстати, уже скрылся за искусно расписанной красноголовыми цаплями перегородкой.
Лань Чжань застыл поодаль от места, где переодевался Вэй Усянь, и лишь наблюдал, как на ширму взваливаются чёрные одежды и красные ленты его пояса. С той стороны прозвучал голос:
— Кстати, Лань Чжань! Спасибо за твой подарок. Я остался весьма доволен подставкой под Чэньцин, что ты принёс мне в прошлый раз.
Лань Ванцзы тут же перевёл взгляд в нишу, где располагался своего рода алтарь. На чёрной лакированной подставке расположилась такая же чёрная украшенная красной кисточкой флейта, а под ней на специально выделенном месте покоился многострадальный Суйбянь. Над ними висел совершенно пустой свиток. На нём должно было изобразить мифическое существо, великого деятеля или фразу мудрого старейшины, но лист иронично оставался пуст. Картина удручала своей незаконченностью, и нефрит не смог удержаться. Пройдя вглубь дома, он подцепил курильницу для благовоний и расположил её строго по феншую у подставки.
— Я очень рад, что мой подарок пришёлся тебе по вкусу. Я сам его сделал, — отозвался Лань Чжань, и его взор снова устремился к расписной ширме.
— Что? Правда? Это потрясающе! Ты и правда мастер на все руки!
Пред Лань Ванцзы предстала картина, как Старейшина Илин, облачённый в белое ханьфу, накидывает белоснежную накидку с вышитыми облаками на свои плечи и растерянно тянется за лобной лентой, оставшейся последним элементом, что он ещё не надел. Он неуверенно держал её в своих ладонях, устремив на неё взгляд своих сверкающих глаз, и та вдруг упадала, распускаясь во всю длину. Он не был уверен, должен ли он повязать её на свою голову, или может использовать как-то иначе, всё же, он не являлся адептом ордена Гусу Лань. Он — заключённый в этих горах преступник.
Это был уже второй месяц заточении Непревзойдённого Старейшины Илин в Гусу. Этот дом был построен Ханьгаун-цзюнем специально для заточения тут Вэй Ина, и он старался сделать его пребывание тут комфортным. Ничто не может сдержать тьму, что есть везде. Запечатать силы Вэй Ина не представлялось возможным, ведь без золотого ядра и запечатывать-то нечего, силой сковать себя наручами он бы не позволил. Ни в коем случае не допустил бы такого и сам Лань Ванцзы. Укротить или разрушить Чэньцин, а уж тем более изъять, также не представилось возможным. Вэй Ину достаточно низкосортной флейты из бамбука, звонкой зажатой травинки меж губ, да и вовсе отдавать приказы можно и свистом. Единственный выход, что нашёл второй из двух нефритов — добровольное подчинение, заточение. Долгое время он упрашивал Старейшину Илин пойти за ним в Гусу, и тот, наконец, сдался. Сдался, когда иного выхода для себя более не видел.
Покрутившись перед глубоко уважаемым господином, Вэй Ин развёл руки в стороны и сунул их внутрь накидки. Осмотрев рукава и полы одежд, он подметил:
— Как странно… почему на моих одеждах вышиты облака? Это делает эти одежды менее похоронными, но разве это дозволено носить кому-то кроме кровных наследников клана?
Взгляд Лань Чжаня сверкнул огнями, он словно увидел звездопад прямо перед собой. Это тронуло его так глубоко, что дыхание его на мгновение перехватило, и он обомлел. Он мягко протянул руку к ладони Вэй Ина и взял ленту, сжимая её и забирая. В руках Вэй Ина она становилась ещё более невесомой. Следовало бы повязать её на лоб юноши, но сделать это он себе не мог позволить. «Держи себя в узде» — прямое значение лобной ленты, однако, нуждается ли в ней такой сломленный человек, как Вэй Усянь?
Покачав головой, Лань Чжань сложил ленту, как полагалось, в аккуратную стопочку и уложил рядом с Чэньцин и Суйбянем, на место артефактов, что никогда более не пригодятся их владельцу.
Ханьфу, что принёс Лань Чжань, отличалось от обычного традиционного наряда ордена Лань. Главное отличие заключалось в заклинаниях, что были вшиты в него. Они были призваны усмирить тьму в сердце Вэй Ина. Лань Чжань сам подбирал древние стихи и письмена, что согревали бы его тело и дух, даже если тот никогда не узнает, как именно они звучат.
Заточение тяжело далось Вэй Ину. Это отрешение от мирской суеты, изоляция от всего, что происходит за пределами этих стен и полное неведение... Сюда никто не смел подниматься и тревожить юношу, смущая его дух. Только Лань Чжань приходил составить ему компанию и сыграть на гуцине для него песнь успокоения. Иногда они даже играли вместе, дуэтом.
Лань Ванцзы остался бы тут в затворниках с ним навсегда, будь его воля. Однако теперь это была его задача — вести орден Цишань Вэнь к мирной жизнь. Старики давно хотели покоя, дети ещё даже не познали невзгод, а немногочисленные юноши пылали жаждой жизни. Он привёл Вей Ина к подножью горы и спрятал в отдалении от города. Клановые одежды были сожжены, фамилия ни в коем случае не упоминалась вслух при посторонних, а былая гордость была похоронена ещё при осаде Илина. Столько усилий, столько стараний. Как бы Старейшина Илин не хотел, в одиночку у него не выходило сделать подобное…
Увидев невероятно грустный взгляд Лань Ванцзы, Вэй Усянь почувствовал некий укол вины и поспешил взять того за рукав:
— Ну, чего ты? Благовоний наставил… будешь кланяться им и почитать меня, когда я умру. А сейчас нечего алтари возводить. Пойдём! Я просто умираю с голоду!
И правда, над почётным местом Чэньцин и Суйбяня не хватало только портрета прекрасного Тёмного Владыки, стоящего в развивающихся чёрных одеждах и с флейтой у сомкнутых губ. Этот образ рисовал себе лишь Лань Чжань, и как жаль, что он не вправе был воплотить его в жизнь.
Выход из комнаты, как и вход, был один — на деревянную широкую веранду, с которой открывался вид на небольшой сад, не требующий тщательного ухода. Кусты можжевельника пышно раскинули свои размашистые ветки, средь невысокой травы проходила аккуратная каменная дорожка, ведущая в глубину сада. Когда говорилось о просторности дома, это было скорее преуменьшением. Просторность его была сопоставима с дворцом привилегированной наложницы императора. Отдельное здание занимал кабинет, отдельный дом был отведён под спальню, строение поодаль от кабинета представляло собой кухню со складом с припасами.
Вэй Ин любил готовить. Правда, готовил он весьма посредственно. Верхом его кулинарного таланта была каша из клейкого риса с излишним количеством острого перца. Есть такое никому не удавалось, кроме него самого.
Удивительно, что такой открытый разумом ко всем наукам мужчина был совершенно неприспособлен к жизни в бытовом плане. Готовка — это ещё не всё, поддержание чистоты также являлось для него сложной задачей. В пещере Фумо до сих пор находились пара-тройка куч, составляющих склад вещей, что он сделал. Благо, на такого могущественного, но бедового человека, всегда найдётся собранный и сдержанный мужчина в белом. Который и еду приготовит, и стол накроет, и в идеальном состоянии дом поддержит. Это не значило, что Вэй Ин бездельничал — он отличался особенным трудолюбием и самоотверженностью.
Лань Ванцзы снял белую накидку, закатал рукава и взялся за большой, громоздкий нож, скорее представляющий из себя тесак с деревянной рукоятью. Выставив руки перед собой, сгибая их в локтях, он взглядом окинул поверхность рабочего места. Это был каменный стол, на нём располагался спил могучего дерева, служивший доской для нарезки, а рядом — печь, на которой уже стоял казан. Вэй Ин принес ведёрко с водой, и прямо в белоснежных накидках вознамерился тереть казан, очищая от сажи. Взгляд Лань Ванцзы дрогнул и устремился прямо на него. Беспокойство за безупречный внешний вид нарастало, и он схватился за кисти рук Вэй Ина и посмотрел тому прямо в глаза, хмуря брови:
— Не надо. Я сам. — Голос его звучал уверенно и чётко.
Вэй Ин забеспокоился и сделал поспешные выводы:
— Что? Боишься, что я запачкаю одежду? Брось! Я самый аккуратный в мире человек. Если уж ученики ордена Гусу способны справиться с уборкой на кухне, то уж я-то тем более!
Но Лань Чжань беспокоился не только об одежде, но и, главное, о комфорте Вэй Ина. Ему было бы хорошо, будь тот просто наблюдателем за столом. Но служанку из добродетельного нефрита Вэй Усянь делать был не намерен, поэтому всё равно принялся чистить печь от золы и сам казан от нагара и пыли. Ещё немного, и вот он уже раздувал огонь в печи, попеременно дуя туда и размахивая веером. Дрова раскалились и трещали, лицо его обдавало жаром и он широко улыбнулся, заметив, как Лань Чжань смотрит на него. Лицо Вэй Усяня испачкалось золой, но одежды были всё так же чисты, пусть и с небольшими щепками от поленьев.
Лань Ванцзы потянулся и потёр его щёку большим пальцем, убирая грязь. Руки его уже пахли луком, старательно нарезанным на тонкие полукольца. Запах был аппетитным, и Вэй Усянь невольно поморщился, а живот жалобно заскулил. Он прижал вкусно пахнущую ладонь к щеке, а после и вовсе укусил пальцы. Вот что значит укусить руку, что тебя кормит! Это был просто лук, ещё даже не обжаренный, страшно представить, что может произойти, когда кухня наполнится запахом обжаренного — а что, если хозяин дома совсем сожрёт Лань Чжаня целиком? Ванцзы тут же отдёрнул руку и бросил на него хмурый взгляд. Он прижал к себе запястье, словно ошпарился обо что-то горячие и, поджав губы, отвернулся.
— Не кусайся!
— Ах, но я так голоден! Лань Чжань, дай ещё кусочек твоего аппетитного изящного пальчика! ~
Но Лань Чжань больше ничего не ответил на странную шутку.
Скоро кухню заполнил аромат еды. Сталь казана ответила звоном на удар черпака, пока в посуде шипело раскаленное масло, в котором обжаривались овощи. А самое главное — мясо. Шкворчащие куски плоти ещё недавно бегающей свинки, что была зарезана фермером и куплена господином белых одеждах специально для того, чтобы быть поданной на стол старейшине Илин. Который сейчас дирижировал приготовлением, указывая на сосуды со специями, которыми желает дополнить свой обед.
Ярко-красное блюдо оказалось на белых тарелках, украшенное зелёным луком, салатом и другой свежей зеленью. Аромат разносился на всю округу, Вэй Усянь ничуть не сомневался в высоком качестве приготовленных яств. Лань Чжань как никто другой знал, как сделать еду по его вкусу и приемлемой для самого себя. Схватив палочки для еды и заливаясь слюной, Вэй Ин немедленно принялся за еду.
Мясо просто таяло на языке, и Вэй Ин не удержался от протяжного:
— М-м-м-м!.. Как же вкусно! ~
Из цянькуня Лань Ванцзы, как по волшебству, достал два сосуда с вином «улыбка императора», чем несказанно обрадовал Вэй Ина. Ни одна их трапеза не проходила без вина и острых закусок. Острота щипала язык, а сладкий вкус вина дополнял и создавал особую симфонию.
Могло показаться, что Вэй Ин тут голодает в заточении и ест, только, когда его приходит кормить Лань Ванцзы. Если бы это было так, любой бы уже повесился от такого. Он же не собака, которую посадили на цепь возле дома, и теперь она вынуждена ждать хозяина. Вэй Усянь был в состоянии сам себе готовить и имел доступ к кухне, просто еда, приготовленная заботливыми руками Лань Чжаня, была для него самой вкусной в мире. Помогать готовить, а потом и есть приготовленное в компании союзника — лучшая в мире вещь, особенно если ты знаешь, что союзник дорожит тобой сильнее, чем собственным кланом.
Сидя за столом на свежем воздухе и лицезрея высящиеся горные массивы, что пронзали небеса, как копья, стремясь достичь небес, чем была знаменита местность Гусу, можно было понять, насколько живописное расположение подобрал Лань Чжань. На соседней горе виднелся бурный водопад, и шум многотонной обрушивающейся воды доносился прямо до этого уютного тихого места. Имя придёт позже, ведь такое место, подобно пещере Фумо, непременно должно иметь название.
— М, Лань Чжань, а помнишь, как во время обучения в Гусу я пробрался тайком в пещеру с ледяным водопадом и выкрал твою одежду? — Вэй Ин рассмеялся и, играя палочками, продолжил: — Вон там же водопад, как насчёт того чтобы сходить туда после еды?
Лань Ванцзы посмотрел в сторону, в которую указывал Вэй Ин, и снова перевёл на него взгляд светлых глаз, который наполнился сожалением:
— Не положено. Заточение. Ты должен оставаться тут, что бы ни случилось.
— Да брось, я же буду с тобой! А значит, всё будет хорошо!
Вэй Ин подался вперёд и навис над Лань Чжанем, расплываясь в улыбке. Он всегда так улыбался, когда хотел добиться чего-то от своего нефрита, и этот раз не был исключением.
— Разве моё заточение не подразумевает под собой изоляцию от общества и внешнего мира? Там никого кроме тебя не будет, а значит, мы можем туда пойти. А если кто и придёт, то это наверняка будут адепты ордена Гусу Лань. Ты тут же сможешь отругать их за то, что они пробрались в запретную зону. Ну, что скажешь?
Лань Ванцзы очень хотел отвести его туда. Честно говоря, он бы сопроводил его куда угодно, если бы не сомневался в собственном мастерстве. Обдумав это ещё раз, сопоставив расстояние и прикинув, сколько времени займёт дорога туда и обратно, уже хотел было согласиться, но Вэй Усянь, думая, что недостаточно хорошо уговаривает, решил добавить:
— Лань Чжань, Ханьгуан-цзюнь, мне так скучно. Если ты отведёшь меня туда, клянусь, я сделаю для тебя всё, что угодно! Ну, хочешь, я буду музицировать с тобой до утра!
Никто не просил его так распинаться и умолять. Мужчина и так был готов отвести его туда, но раз ему представилась возможным заключить сделку, Лань Чжань не мог упустить момент.
— Хорошо. Мы сходим туда, но услугу за это я озвучу позже. — Голос он старался держать ровным, хотя сердце Ханьгуан-цзюня перепрыгивало в грудной клетке, как шальное, от одной лишь мысли, что он, возможно, сможет дать себе волю. Потерять контроль. Внешне он не выдавал этого тревожного состояния.
— Как скажешь! — беспечно ответил Вэй Ин.
Путь к подножью горы шёл по тем же каменистым дорожкам, и мужчины в белых одеяниях без труда преодолели его. Вэй Ин не мог сдержать свой восторг от простой прогулки до места, что было буквально под ними. Оставив позади покачивающиеся ели, пройдя сквозь заросли можжевельника и диких ягод, они оказались на каменистом берегу озера, поверхность которого была неспокойной из-за падающих туда тяжёлых струй водопада. Вода была чистейшей, и в ней было видно безмятежных рыбок, что никогда не знали присутствия человека. До сегодняшнего дня.
Не успел Лань осмотреться, как Вэй Усянь принялся стягивать белоснежные сапоги и разбрасываться белыми тканями. Лань Чжань только и успел поймать их прежде, чем они бы упали на гальку. Он удивленно глянул на Вэй Усяня, что уже обнажил своё истерзанное тело, покрытое шрамами от клинков, и рванул в воду. Рванул, не подумав и доли секунды, разбрызгивая капли и бултыхаясь, как лабрадор в луже. Уже зайдя наполовину, он ощутил всю мощь ледяных объятий этого озера и заверещал:
— Ува! Холодная! — продрожал он и поднял руку, зазывая Лань Чжаня. — Ханьгуан-цзюнь, давай сюда! Вода не хуже, чем в вашем источнике! Брррр!
Лань Чжань удивленно вытаращился на него, он был буквально поражён его поведением, и ему только и оставалось, что аккуратно складывать ханьфу и слушать зазывание Вэй Усяня, что всё ещё мёрз, но продолжал плескаться в ледяной воде. Возможность пошкодничать ему была гораздо важнее комфорта. Он и не надеялся, что Лань Чжань последует его примеру, поэтому принялся рассматривать водопад. Вей Ин впервые видел его с этого ракурса, снизу вверх. У подножья таких водопадов обычно всегда есть пещера, высеченная вековыми водами.
Только он об этом подумал и решил проверить, ведь это могло бы стать его тайным убежищем, как услышал плеск воды позади себя. Обернувшись, он увидел фигуру, что спускалась стремительно, но непоколебимо, в воду. Несмотря на температуру, его спутник не издал ни звука, лицо его не переменилось, а вода возле него не разбрызгивалась. Одежда была уже аккуратно уложена в две стопки, а рядом лежала так же аккуратно сложенная лобная лента, как и положено. Непривычно было видеть Лань Чжаня таким, без ленты на лбу.
— Лань Чжань?
Вэй Усянь замер и сделал шаг назад, пока его фигура оказывалась всё ближе, и кончики его волос расплывались, как чернила по воде. Он уже не шёл, а подплывал к нему, как акула, всё ещё никак не выражая своих чувств. Глаза его, светлые, как жёлтый алмаз, смотрели на Вэй Ина снизу вверх, когда он подплыл и протянул к нему руки. Вэй Ин почувствовал дрожь по всему телу, то ли от холода, то ли от накрывшего его внезапно волнения. Руки коснулись его бёдер, и старейшина Илин словно язык проглотил и дёрнулся, как от удара током.
Лань Чжань заговорил сам:
— Вода холодная. Будешь так необдуманно лезть в воду — ноги сведёт, и ты утонешь.
Поднявшись в воде, он подошёл ещё ближе, буквально на шаг, не убирая тёплые руки с бёдер. Волосы облепили его мощную спину, с него стекали струйки воды, и он смотрел только в глаза Вэй Усяня. Это было уму не постижимо, казалось, Лань Чжань, которого он знает, никогда бы такого себе не позволил. Вэй Ин начал судорожно вспоминать, предложил ли он вино Ханьгуан-цзюню, и пил ли он его.
— Лань Чжань, ты пьян?
— Нет.
И правда, он не засыпал, Вэй Ин бы заметил, и сейчас явно не хмельной, а значит он трезв и делает всё по собственной воле, и отдаёт себе отчёт в своих действиях. Тогда почему же его действия такие беспечные и вызывающие?
— Сам же говорил, возле меня — вода теплее.
Вэй Ин не мог поверить своим ушам, глаза широко раскрылись, уставившись на невозмутимое лицо Лань Чжаня. Он чувствовал, как горят его щёки и уши. Эти слова он произносил ещё когда проходил обучение в Гусу и доставал бедного молодого господина, после сурового наказания избиением доской. Кто же знал, что, когда-нибудь они бумерангом вернуться к нему.
Мужчины стояли обнаженными в ледяной воде и смотрели друг на друга. Вода возле Ханьгуань-цзюня и правда начала казаться теплее. Не выдержав, Вэй Усянь разразился хохотом. Он смеялся всласть, подаваясь вперед и прижимаясь к тёплом телу. Лицо его расплылось в улыбке, и он, уложив подбородок в ложбинку на чужом плече, принялся прижиматься ещё сильнее, без толики сомнений.
— Ты такой романтик! Любая девушка бы растаяла от твоих сладких речей.
Кожа под водой ощутила, как что-то тёплое и твёрдое уперлось в него, и это привлекло внимание. Вэй Ин опустил взгляд, всматриваясь в прозрачную воду и увидел то, о чём обычно не говорят. Достоинство, что оказалось безудержно радо такой близости.
Снова желая заглянуть в глаза Лань Чжаня, старейшина Илин поднял голову. Но как только он это сделал, мужчина, лишённый белых одежд, тут же отвернулся, не желая испытывать этого позора. Это позабавило Вэй Ина ещё сильнее.
— Давай выбираться. Хочу согреться дома.
— Мгм.
Пробыв в воде еще некоторое время, двое мужчин вернулись в своё убежище. Между ними повисло напряженное молчание. Это не было напряжение из-за неловкости или злости, как во время ссоры, скорее, напряжение напоминало натянутую струну, колеблющуюся после того, как её сладко потревожили в глухой тишине. Нависающее напряжение от понимания мыслей друг друга. Но обоим недоставало решительности сделать первый шаг.
Стоило оказаться снова в стенах своих покоев, как сердце Вэй Усяня рухнуло в пропасть. Находясь под всеведущим взглядом Ханьгуан-дзюна на том озере, он, не подумав, дважды пригласил этого, вне всяких сомнений, благороднейшего человека к себе в постель. О бессмертные, он не подумал и единожды! Просто выдал это, и, возвращаясь назад, Вэй Усянь не узнавал собственного голоса в тот момент, как будто говорил вовсе не он. Теперь же Вэй Ин метался из одного края комнаты в другой, отжимал волосы и уже начал бессмысленную беседу, отрешенную от происходящего, с надеждой все же избежать дальнейших событий, и при этом не показать непристойной ветрености. Возможно, за праздной беседой Лань Чжань забудет, и не напомнит о данном Вэй Усянем обещании.
— Может мне завести курочек? Или перепелов, м? Лань Чжань, что думаешь? У них такие маленькие яички! Хозяйство - это хорошо. Достанешь мне пару несушек? Фазанов тут все равно не водится.
Вэй Ин всем казался смелым решительным молодым человеком, но, как это иногда бывает, действительность отличалась от образа. Действовать в таких моментах первым? Никогда! Всё это - лишь иллюзия, на деле он мог лишь ходить по краю, в то время как кто-то другой затягивал его в омут одним резким рывком.
Как и много лет назад, Лань Ванцзы взял смелость на себя. Рука его толкнула Вэй Ина в грудь и прижала к деревянной балке, что подпирала бревно на потолке. Бревно это располагалось почти по центру комнаты, поддерживая крышу, и при столкновении балка издала гулкий звук. Вэй Ин зажмурился от удара затылком, и лишь успел айкнуть, как Лань Чжань навис над ним, приподнимая его подбородок бледной рукой, изящными длинными пальцами и низким томным голосом приказал:
— Помолчи.
А после накрыл его губы своими. На фоне холодной кожи они казались весьма горячими. Одежды второго благородного нефрита ощущались влажными от недавнего купания в ледяной воде. Потирая края его накидки между пальцев, Вэй Ин, очарованный его решительностью, заулыбался прямо в губы и сдёрнул накидку вниз с чужих плеч. Что бы он делал, если бы не решимость в делах интимных со стороны Лань Чжаня? Так бы и оставался девственно чистым и непорочным, нецелованным, да не приласканным. Стоило Вэй Усяню ослабить пояс одеяний мужчины, как кисти его зафиксировались крепкой рукой и были подняты над головой. Дыхание его перехватило, губы разомкнулись от поцелуя. Прикрытые было глаза распахнулись, и он узрел, как, словно лепестки белоснежной кувшинки, одежды Лань Ванцзы сами разошлись, снова показывая ему рельеф его непревзойдённого тела. Щеки Вэй Усяня слегка покалывало и он, прищурившись, прикусил свою нижнюю губу, жалея, что этого ещё не сделал Лань Чжань.
Лишь одной рукой Ханьгуан-цзюнь был способен преодолеть узлы, старательно завязанные Вэй Усянем ранее. Это происходило так быстро, словно изящные пальцы тренировались вовсе не струны перебирать, а раздевать юношей вроде Вэй Ина. Белые одежды, о которых так заботился Лань Чжань, что грели его взор ранее, небрежно упали на пол и были позабыты там. Под изводящее томлением ожидания шуршание одежд, рука на запястьях Вэй Ина сжималась сильнее.
— Не спеши. — прошептал Вэй Ин и задрожал от холода всем телом. — Солнце ещё высоко… Некуда спешить, — его лицо озарила смущённая улыбка.
Гуляющий ветер то задувал газовые шторы внутрь, то выгонял через открытые настежь ставни. Глянув за окно и увидев солнечные переливы, играющие сквозь листву, прыгающие на полу тени и услышав шум разгулявшихся птиц, Лань Ванцзы словно что-то понял. Глаза его сверкнули, но он только вновь переключил внимание на Вэй Усяня, ловко стягивая его штаны одним движением руки.
— Аа-а-а… Лань Чжань постой, постой! - воспротивился старейшина Илин, когда его потянули за руки вперед, а затем, не слишком аккуратно протащили через завесу звенящих бус на циновку. На сей раз он ни чем не ударился, однако оказался в весьма неудобном положении, и поменять его ему не позволили. Нефрит присел рядом и расположил чужие бедра на своих коленях.
Вэй Ин поджал обе руки под себя и какое-то время хлопал ресницами, ощущая, как ветер гуляет по его голой коже, как и чужой взгляд. Он был совершенно беззащитен. Кроме того, он тут же почувствовал неладное. Лань Ванцзы только занес руку над чужой плотью, как Вэй Усянь встрепенулся, и волосы на его затылке встали дыбом.
— Лань Ванцзы! — воскликнул тот, намереваюсь перевернуться, вскочить, и убежать. Что-то ему подсказывало, что это несомненно нужно сделать. — Ты что удумал?!
Но рука лишь мягко пала тому на поясницу и не дала подняться с его колен, а губы коснулись его шеи, прошлись по позвонкам. Лань Ванцзы шумно выдохнул в пошедшие дрожью лопатки, а затем провёл кончиками пальцев между чужих ягодиц. Это моментально обмануло все пять чувств старейшины Илин, и перед глазами его всё поблекло, мурашки покрыли его нежную кожу. Тело бросило в дрожь.
— Ты сам сказал, что я могу получить всё, что захочу, взамен на услугу.
Тыльная сторона всегда была у старейшины Илин особенно чувствительной зоной. Касания там, в области его округлых ягодиц, всё, что можно было сделать с ним, остро отражалось во всём теле. Сколько бы ударов он не выдержал за свою жизнь, стоило шлепнуть по ягодице, как он немедленно поджимался, огрызался, не стесняясь в выражениях. Сегодня судьбу испытывать не хотелось, поэтому, прижав к кровати, Лань Ванцзы только нежно поглаживал кожу, любуясь ее здоровым цветом, наслаждаясь напряжением, тонусом мышц.
От напряжения все чувства Вэй Ина обострились. Шуршание простыни, каждая складочка которой хрустела под ним, каждое движение живо отражалось у него перед глазами. Хотя он и не имел возможности и обернуться и понаблюдать, всё хорошо передавалось через мурашки на коже. Ощущения, что заставили его разум перебрать все возможные возмутительные картинки перед глазами. Липкая, тягучая жидкость коснулась его копчика, и он поджал губу, когда та побежала вниз по ложбинке. Он еле держал себя, как бы не хотелось дёрнуться — так было щекотно.
Убегающую тягучую, но быструю каплю поймали подушечки изящных кончиков пальцев, возвращая её выше. Обведя двумя пальцами колечко, ощутив морщинки, равномерно распределил ароматный эликсир по краям, и Лань Чжань протолкнул внутрь средний палец первой фалангой.
— Расслабься.
— Я стараюсь… — с выдохом прошептал Вэй Ин.
Прогнувшись в спине, он расположился на постели, прижимаясь животом, вытягивая руки вперёд. Улегшись головой на одну из них, он всё же украдкой обернулся на изящный нефрит. Сегодня в его руках оказался необузданный инструмент, что требовал кропотливой настройки.
Подумав об этом, Вэй Ин не смог не усмехнуться, и глаза его заулыбались. Их взгляды неожиданно пересеклись, и в тот же момент Ханьгуан-цзюнь сыграл на его струнах, ввел палец глубже, и ладонь плотно прижалась к его ложбинке, вытягивая из Вэй Ина стон, идущий из глубины души. Это был момент наказания молодого человека за несерьёзное отношение к столь интимному моменту. Зыркнув на Лань Чжаня, Вэй Усянь не смог скрыть заполняющего его восторга. На этот раз сознательно прикусив губу, соблазнительно улыбнулся и хихикнул:
— Сделай это еще раз — просил Вэй Усянь и, получив желаемое, с придыханием протянул: — Да… вот тут~
Глаза Лань Ванцзы дрогнули, сверкнув холодными, но яркими, бликами и грудь его замерла на мгновение от столь соблазнительного звука. Как оказалось, инструмент в его руках вполне податливый, и достичь идеального звука не так уж и сложно. Двигая длинным пальцем, сгибая его, он искал особый подход, чтобы этот звук не умолкал. Добавляя второй палец, ускоряя движения, и вот уже к томным вздохам Вэй Ина добавился непристойный хлюпающий звук. Вэй Ин не мог найти себе места от ощущений, схожих с нарастающей вибрацией, отдающейся покалыванием на затылке.
Дыхание сбивалось, бедра подрагивали, а губы больше не могли сомкнуться, и кожа их уже успела пересохнуть от частого дыхания. Но Лань Ванцзы не собирался останавливаться и Вэй Усянь, даже не смотря на его лицо, ощущал этот напор, нежелание прекращать, намерение довести партнера до пика, лишь изводя его двумя пальцами.
Выпрямив пальцы и снова их согнув, Лань Ванцзы добился своего. Старейшина Илин вздрогнул, взвыл, прогибаться в спине, а затем, по всей видимости, решительно вознамерился ретироваться с поле боя. Решительное бегство посредством уползания было предотвращено. Свободной рукой Ханьгуан-цзюнь успел ухватить Вэй Ина за запястье. Слегка навалившись и придавив его к постели, завёл руку за спину и прижал её к изящной пояснице. Понимая, что делает всё правильно, быстрее стал двигаться, задевая нужную точку внутри Вэй Усяня. Это была не просто вибрация, скорее неописуемый импульс, сводящий бедного заклинателя с ума.
— Лань Чжань! Пощади! — умолял Вэй Усянь, сжимаясь, как пружина и разжимаясь.
Всё его тело дрожало, ноги сжимались вместе, и это вид сводил Лань Ванцзы с ума. В одночасье на лбу его проступили капельки пота, дыхание участились и возбуждение переполнило его. Взгляд устремился только на объект его желания, его чувств, его наслаждения. Он ловил каждую дрожь, каждый звук, будь то просьба или же скулёж.
Как бы долго Вэй Ин не сдерживал себя — этому пришёл конец. Прикусив губу он, подрагивая всем телом, приподнял бёдра, давая возбуждённому члену излиться под себя белой жидкостью. Поджимая губы, Вэй Усянь издал удовлетворённое мычание, перетекающее в выдох, а затем - в короткий стон. Лань Чжань, чувствуя это, замедлился, а затем и вовсе прекратил, освободив свои изящные пальцы, и принялся осыпать чужие плечи короткими поцелуями. Ладонь с липкими пальцами сжала его ягодицу, и на лице Вэй Усяня снова нарисовалась улыбка. Довольно жмурясь, он обернулся на мужчину, чьё лицо хотя и взмокло, но оставалось таким же невозмутимым. Только брови слегка вздымались, безмолвно прося прощения за грубую хватку.
Обжигающее дыхание и поцелуи прошлись ниже, и прервались только на пояснице. Губы словно нехотя оторвались от чужой плоти. Пару чёрных прядей скользнули с его плеча, и кончики их пощекотали округлую поверхность. Крепкий мужской стан выпрямился, являя всё своё величие. Не спрашивая разрешения на продолжение, руки ухватились за чужие плечи и резко перевернули заклинателя на спину. Ну конечно, разве требуется разрешение тому, кто изучил твоё тело и душу так глубоко?
Уши прекрасного Нефрита отразили смущение, слегка порозовев, взгляд дрогнул. Его ладони огладили сжатые ранее плечи, откинули растрёпанные волосы и кончики пальцев коснулись бугристого шрама на груди Старейшины Илин. Символ солнца пылал над его сердцем. Спустя столько лет линии шрама всё так же горели ярко алым, как в тот день, когда раскалённое тавро прожгло его грудь. Лань Чжань накрыл шрам ладонью, словно желая спрятать, и снова его лицо омрачила тоска.
Вэй Усянь привёл его в чувства:
— Ты неприлично долго смотришь на мою грудь, — нарочито наиграно прикрывая грудь руками, как застенчивая девица, проговорил он. — Господин Ханьгуан-дзюнь, как вам не стыдно! Что за грязные мыслишки вас преследуют?
Лань Ванцзы лишь кивнул, поднимая свой взгляд:
— Мгм…
Это было похоже на игру.
Вэй Усянь упирался, старался спрятать своё тело за руками, продолжая начатую игру, а Лань Чжань подыграл, убирая его руки, грубо, но не применяя силу. Ревностно сжимая его грудь, Лань Чжань впился в растянутые в улыбке губы. Ощущая его вкус, слыша его запах, он водил пальцами по внезапно затвердевшим от сильного ветра из окна соскам.
Своевольный ветер задул с такой силой, что заставил взмыть в воздух газовые шторы, касаясь потолка небесно-голубого цвета, а красные бусины занавеса, что отделяли циновку от общей комнаты, издавать приятный звонкий звук при постукивании друг о друга, от безудержного покачивания. Загнанная в помещение неопытная молодая птица побеспокоила Второго Господина Ланя, вынуждая отстранится от желанных губ и прервать их забавы. Взгляд его холодны метнулся на уцепившуюся за веревку у самого потолка птицу. Она беспокойно наблюдала за незнакомой обстановкой, судорожно вертя головой. Вэй Ину было отчасти всё равно, кто наблюдает за их утехами, но если Лань Ванцзы заинтересовался, то и самому юноше нужно было обязательно взглянуть.
— Похоже, у нас гости!
Вэй Усянь неосторожно резким движением приподнялся с постели, сразу цепляясь длинными пальцами за крепкие напряженные плечи Лань Ванцзы. Вэй Ин лишь успел слегка рассмотреть оперение птички и желтый клюв, прежде чем та, почувствовав угрозу, метнулась с места. Она была дезориентирована в незнакомом замкнутом пространстве.
Птица металась по комнате, врезаясь то в стены, то в перекладины на потолке, путалась в тканях занавесок и падала, теряя перья с золотистым отливом. Бедняжка в очередной раз взмыла вверх, не желая видеть перед собой единственный выход в виде большого распахнутого окна. Очевидно, оно пугало её вновь взмывшем тюлем, и храбрости глупой юной птичке явно не хватало.
Наконец птица гулко стукнулась о потолочные балки и спланировала на пол, приволакивая одно крыло. Крошечное круглое тельце колотило от страха. Сердце птички, должно быть, стучало как бешенное. Она беспомощно раскрывала клюв, глотая воздух. Маленькие легкие, что занимали большую часть её тела, безудержно сокращались, делая тело птички похожим на несуразный шарик, что никак не могут надуть. Скоро она успокоилась. Мужчины всё это время неотрывно смотрели на неё. Птичка смотрела на них в ответ, медленно моргая глазками и нерешительно крутя головой. Она насупилась, прижимая к себе крылья, и распушила перья, но было видно, как она всё ещё подрагивает беспокойно на месте.
— Ой… — Вэй Ин поморщился, представляя, какие звёзды разлетелись у той перед глазами от удара. — Это было больно.
Увидев, как Лань Ванцзы вознамерился помочь птице подняться, Вэй Усянь поспешил схватить его за руку и усадить назад.
— Лань Чжань. Постой. Вдруг ты её снова спугнёшь? Тогда бедняжке ещё сильнее достанется.
Лань Ванцзы пристально посмотрел на мужчину и снова на птицу, что сидела точно напротив кровати, и взгляд её пронзал сердце нефрита своей невинностью. Он чувствовал себя неуютно под её бдительным присмотром.
— Я справлюсь, - кратко отозвался Лань Чждань и, бесшумно поднявшись, приблизился к птице.
Его босые ступни, казалось, и не касались пола, настолько он плавно смог подойти и, встав на одной колено, накрыть несчастную своими ладонями. Вэй Усянь не мог налюбоваться на его обнажённое тело: подтянутое, жилистое, идеальное. Руки, державшие смиренную пташку, были заботливыми, большими и изящными. Птица больше не пыталась вырваться на свободу, и Лань Ванцзы растерянно осмотрел комнату, не зная, что же с ней дальше делать. Выпустить в окно? А вдруг она сильно пострадала и не сможет взлететь? Вынести за дверь?
— Лань Чжань, сюда! — Вэй Ин перевернул какую-то корзинку и забросил под неё свои красные ткани от пояса. — Накроем её корзинкой, а потом отпустим!
Пусть Лань Ванцзы и выглядел как нефритовая статуя, контролирующая свои эмоции, непоколебимый грозный страж, не показывающий окружающим своих намерений, он был очень добрым и чутким. Пусть он и казался кому-то холодным, как река, но у любой реки есть бурные воды, поток которых сносит всё на своем пути. Так и у Лань Чжаня его чувства порой бывало невероятно сложно передать словами. Зато поступками он мог выразить всё гораздо яснее. Только из-за этого он не смог закрыть глаза на судьбу Вэй Усяня. На его судьбу, что он сам повёл кривой дорогой. И как он был рад, что смог запереть его в этом месте. Нет, не запереть… спрятать от угроз. Вот как эту птицу под корзинкой, пока она не могла сама лететь.
Вэй Ин повис на шее Лань Ванцзы, снова приковывая его внимание к своей персоне. Заглядывая ему в глаза, Вэй Ин не мог скрыть своих намерений.
— Вы снова отвлеклись, молодой господин Лань, — запричитал Вэй Ин и вдруг навалился на него, заставляя упасть сквозь занавес бусин на постель.
— Лань Чжань, я действительно впечатлён. Добродетельный муж. Твои намерения и помыслы настолько чисты, что животные доверяют тебе на уровне инстинктов. Тебе не хотелось, чтобы она наблюдала, как я ласкаю тебя, верно?
Вэй Усянь расположился поверх его бёдер, водя руками по прохладной, даже ледяной коже. Теперь, когда между ними уже была близость, о которой оба и не могли помыслить, ему словно стало легче, и вернулся былой шаловливый нрав. А вот Лань Чжань был холоден, словно живой мертвец, но там, где касался Усянь, тут же становилось тепло. Особенно когда руки заклинателя коснулись лица второго нефрита. Оно тут же снова зарумянилось, и уши его загорелись, а возбуждение прошлось по всему телу вплоть до члена, что бесцеремонно уперся в ложбинку между чужих ягодиц. Вэй Ин улыбнулся и, приподнимаясь сам направил головку к уже умело разработанному входу.
Брови Лань Чжаня дернулись и он заметно сжал губы, неотрывно рассматривая полное непривычной похоти лицо Вэй Усяня. Он даже не мог представить, что однажды такое с ними случиться. Проникнув внутрь, он тут же схватился за бедра партнёра. Одновременно хотелось проникнуть как можно глубже, усилить это ощущение, как изнутри Вэй Усянь плавит его член, и в тоже время ни в коем случае не хотелось навредить или причинить боль. Но ехидное выражение лица, издевательский смех и покачивание бедрами из стороны в сторону дразнили его, словно желанная добыча мелькала перед белым тигром.
Наплевать, если его снова уличат в излишне пристальном взгляде. Лишь так он мог бесконтрольно пожирать его, пока кончики пальцем сжимали его стройное тело. Легкие постанывания наполняли комнату, но молодой любовник никак не решался принять его в себя полностью. Всё продолжалось слишком долго. Руки плотно ухватились и осадили юношу прямиком вниз, на член. Лань Чжань вскинул бедра навстречу, проникая достаточно глубоко, чтобы по комнате раздался гораздо более громкий стон, немедленно заглушенный обеими ладонями. Вэй Усяня пробила дрожь, и он с полминуты боролся с потерей равновесия, являя на своём лице целую палитру эмоций. Он хватался за мужчину, и в тоже время словно бы хотел отстраниться, как будто подобное было для него слишком резким.
— О таком предупреждать надо! — гаркнул Усянь, ударяя нетерпеливого господина в грудь, и тут же хватаясь за бусы, свисающие с потолка, ведь господин под ним стал двигаться навстречу.
Стоны Вэй Усяня действовали на Лань Ванцзы, словно наркотик. Они дурманили его, заставляя отречься от мирского и сосредоточится лишь на них. Он был готов просто доставлять Вэй Ину удовольствие, даже если бы не получал ничего взамен, но Вэй Усянь считал иначе. Вэй Ин всегда хотел отплатить Лань Чжаню, и поэтому даже сейчас стал двигать бедрами ему на встречу, отбросив своё былое смущение. Процесс из-за этого ускорился, и комната наполнилась частыми стонами и громкими шлепками, отчего, наверное, теперь бедной птичке было неуютно быть свидетелем этого. Вэй Ин прогибался, рискуя порвать бусы, которые так и не отпустил, и те, несомненно, разлетелись бы по полу, но подхвативший его тело Лань Чжань не позволил этому случится, совершая последние движения бёдрами.
Возбуждённый член Вэй Усяня, потиравшийся о взмокший идеальный пресс, судорожно изверг из себя белоснежные капли и те, словно мелкий жемчуг, покатились вниз по ложбинкам. Краснея, он был не в силах сдержать неугомонное дыхание и содрогался от каждого влажного поцелуя, которыми его поспешил осыпать Лань Ванцзы. Он чувствовал пульсацию внутри себя, от последних движений руками по бедрами проходила синхронная дрожь. Что-то изнутри наполняло его ещё сильнее. Долгожданная разрядка пришла почти одновременно, и прохладный ветер стал снова ощущаться болезненно, отчего жаться друг к другу хотелось всё сильнее и сильнее.
— Лань Чжань… Если так будет каждый раз… тебе стоит приходить реже.
Холодные ярко-жёлтые глаза Лань Ванцзы встретили взгляд Старейшины Илин и, словно зная свою безнаказанность, острые зубы впились в мягкую кожу на его груди, оставляя бесстыжий след от зубов. Следовало полагать, что это был отрицательный ответ.
А тем временем за большими резными рамами окон небо окрашивалось в красные цвета, предвещая скорый закат, а за ним - ночь. Вымотанное тело Вэй Усяня безмятежно провалилось в сон и, укрытое плотной тканью, видело уже десятый сон, пока бессменный Страж заботливо охранял его сны.
Взгляд его снова упал на пустой свиток над покоящимся под ним Суйбянем и Чэньцин. Желтизна бумаги и пустота в мгновение ока сводило его с ума от навязчивых мыслей. В народе уже гуляли нелестные изображения того самого заточённого демона — Старейшины Илин, но никто не сумел бы передать всю красоту этого темного пути. Взяв тушечницу и мокнув в неё кисть, второй Нефрит в пару мазков изобразил его. Свой ветер перемен, что вздымает в воздух его мысли и волнует струны души.
Покидая острые пики горных хребтов Гусу, Лань Ванцзы всегда оборачивается, чтобы напомнить себе, что там, глубоко-глубоко за туманом есть место, где он готов забыться. Место, куда ему непременно нужно вернуться. Наступит время, когда Второй нефрит ордена Гусу Лань отринет всё земное и снова, взобравшись по ступеням поросшими травой, скроется за скалистыми утёсами, дабы достичь своего покоя в добровольном заточении и изоляции. Заточит себя, чтобы никогда не оборачиваться, с тоской думая о следующей встрече.