В день выступления Грубера на площади Груневальда собралось не менее тысячи человек. И многие из них приехали специально, чтобы услышать новую речь того, кого позже, с легкой руки одного из приближенных назовут, — и будут звать до конца, — «фюрером», что означает «вождь».

Он уже бился в громких призывных конвульсиях, в эффекте которых были заметны уроки актерской игры (к решению и этого вопроса Грубер подошел со всей возможной педантичностью, обучаясь ораторскому и актерскому мастерству у оперного певца Пауля Девриента), когда Агна и Харри Кельнер вошли в людское море, застывшее в порыве обожания перед своим хозяином. Его руки еще не тряслись и не дрожали, и лоб пока не был изрезан глубокими поперечными морщинами. И многие из тех, кто, как жертвы, — вполне возможно, что и ритуальные, но об этом лучше всех знал «верный из вернейших», Генрих Гиллер, первый мистик и основатель концентрационных лагерей, в которых одних только евреев было уничтожено более шести миллионов человек, — будут убиты, — правда, позже, — сейчас, вполне возможно, были среди тех, кто с замиранием сердца слушал недавно избранного ими рейхсканцлера.

В сухом и холодном ветре этого мартовского утра, который, как кинжал, врезался в каждого прохожего, срывающийся голос Грубера звучал особенно громко. Позже его советники введут в обыкновение разъезды своего кандидата, — в рамках предвыборной кампании, — на самолете, чтобы он мог донести свое слово до всей паствы. Но сейчас этого еще не было, и, окружив импровизированную сцену, люди с радостью внимали всему, что он им обещал.

Стоя рядом с Харри, Агна застыла под холодным, пронизывающим ветром. Она так крепко сжимала меховой воротник элегантного темно-голубого пальто, что, если бы не черные перчатки, то наверняка можно было бы увидеть, как от усилия побелели костяшки ее пальцев. Вокруг царило безмолвие, и Агна, оглянувшись, поморщилась, все чаще замечая на лицах окружавших ее людей бесконечный восторг. Боковым зрением она отметила, как при очередным призыве оратора рука Харри дернулась, и ладонь сжалась в кулак. Затем пальцы медленно выпрямились, и левая рука Кельнера спряталась за спину. Агна заглянула в его лицо, желая узнать, какое оно в этот момент, но рядом с ней раздался какой-то неясный мычащий звук, и справа от нее возникло тело толстого Гиринга. Вернее, его часть, — насколько могла заметить Агна, еще не успев повернуть голову в сторону министра, одно воспоминание о котором приводило ее в ужас с того самого дня, когда она и Харри впервые встретили его в день своей свадьбы на Александерплатц.

Сердце дернулось, когда девушка поняла, что перед ней действительно стоит Гиринг. Широкая улыбка на его лице скрывала зубы, и для полного сходства с нелепой ухмылкой шарнирной марионетки, — каких иногда рисуют дети, — ей не хватало только скобок, разбросанных по углам глумливого рта. Несколько мгновений министр молча смотрел на Агну, продолжая улыбаться, а затем назвал ее и Харри по именам, слегка склонив голову в приветствии. Рукопожатие министра и Кельнера вышло неловким. Словно против своих ожиданий, Гирингу не удалось пожать руку Харри так, как он, должно быть, привык, — накрывая протянутую ладонь сверху. От неожиданности его глаза расширились, быстро окидывая высокого Кельнера удивленным взглядом. Но в следующую секунду они снова приняли свое обычное, скользкое выражение, и вернулись к Агне, которая, даже не желая того, притягивала к себе взгляды окружающих, а сочетание темно-голубого вельвета, из которого было сшито ее приталенное пальто, и темно-рыжих волос, завитки которых задорно выбивались из-под шляпки, делало ее еще заметнее.

— Что за неожиданная встреча!

Голос Гиринга прозвучал так радостно, словно он был старым другом Кельнеров, который наконец-то встретил их после долгой разлуки.

— Не ожидал вас здесь увидеть.

В улыбке министра показались блестящие слюной зубы, и он довольно рассмеялся.

— Мы не могли пропустить выступление.

Харри произнес фразу так легко, словно он был первым поклонником Грубера. Агна опустила голову вниз, рассматривая камешек, лежавший на земле рядом с ее ногой в бархатной туфельке.

— Да-да, как же! Это я уже слышал от вашей очаровательной супруги, не правда ли, фрау Кельнер?

Агна ответила не сразу.

— Да, рейхсмаршал.

— Когда же вы мне это сказали?

Блестящие смехом глаза министра поползли вверх, будто отыскивая нужное воспоминание в памяти своего хозяина.

— На вечере в доме министра пропаганды.

Голос Агны, смешиваясь с голосом оратора, прозвучал тихо, и Гиринг снова, как и тогда, наклонился к ней.

— Да, конечно, как я мог забыть! Гиббельс! Он там, видите?

Не оглядываясь, Гиринг наклонил голову вправо, и прямо за его плечом девушка снова увидела эти мертвые глаза. Гиббельс стоял в нескольких метрах от них, и говорил с Гиллером. Мог ли он почувствовать на себе ее взгляд так быстро? Агна не успела ответить себе на этот вопрос: коротышка пристально посмотрел на нее, заново разглядывая своим пронизывающим взглядом каждую черту ее лица. Затем он улыбнулся, отчего его бледное лицо с черными глазами стало только страшнее, и попытался завершить разговор, но Гиллер остановил его жестом, и беседа, к огромной досаде хромого министра, продолжилась.

Ему пришлось продолжить разговор, но с того момента, как он заметил Агну в толпе, его взгляд то и дело возвращался к ней, и горя ярким блеском, останавливался на ее стройной фигуре. Наслаждаясь смущением девушки, которая быстро отвела глаза от заметившего ее Гиббельса, Гиринг рассмеялся и спросил, как у них, — супругов Кельнер, — дела? Рейхсминистр авиации заверил, что это не праздное любопытство: ему стало известно, что фрау Кельнер уже однажды ночевала в библиотеке своего роскошного дома в Груневальде, по улице Херберштрассе, что совсем недалеко отсюда. В библиотеке, а не в одной постели со своим красивым мужем, чью внешность успела отметить первая красавица третьего рейха, и, к слову, жена Гиббельса, — Магда. Так все ли у них хорошо?

Агна оглянулась на Харри, и, чувствуя себя персонажем замедленной фантастической съемки, кивнула. Да, у них все хорошо, в тот вечер они просто немного поспорили, что случается со всеми супругами, не только с молодоженами. Выдержав лукавый взгляд Гиринга, девушка улыбнулась как можно убедительнее. На этом встреча с огромным министром, — он «совсем забыл», что ему уже пора идти, — закончилась, и «дядя Херманн», — учитывая его внушительную комплекцию, — на удивление легко снова исчез в толпе. Агна дождалась, когда он уйдет как можно дальше, и протиснулась сквозь плотное кольцо людей, к выходу из толпы.

* * *

Эдвард легко догнал Элис, и, перейдя на шаг, взял ее за локоть, уводя в сторону леса. Они молча и долго шли рядом, но как только мост через реку Хафель остался позади, Эл выдернула руку и побежала прочь. Теперь, вдалеке от посторонних глаз, она, наконец, могла дать волю своему страху, но… ничего не происходило. С гримасой боли и отвращения, Элис схватилась за горло и опустила руки вниз. Так продолжалось довольно долго: она то останавливалась на месте, то делала несколько шагов, безуспешно пытаясь восстановить ровное дыхание. Может быть, если бы она умела плакать, ей стало бы легче. Но про себя Элис знала, — еще с того дня, когда тетя сообщила ей, что ее папа и мама умерли от испанки, — что слезы ей не помогают, не приносят облегчения. Боль засела внутри, скатываясь в громадный ком. В такие минуты она не могла дышать, и только в панике хватала себя за горло, словно хотела вскрыть кожу, и задышать полной грудью.

Эдвард с тревогой смотрел на Элис, и не понимал, что ему следует делать? Женщины, которых он знал, не только умели плакать, но и умело пользовались этим весьма сомнительным оружием в своих целях. Но с Эл все было не так. Девушка двигалась резко и быстро, и в том, как она повернула шею, Эдвард снова узнал то же, что уже замечал раньше, — движение, похожее на то, какое делает человек, желая освободиться от удавки, уже накинутой на его шею.

Эл затихла, стоя на одном месте, спиной к Милну. Солнечный луч, проходя сквозь листву, переносил на ее спину причудливые тени, сотканные из очертаний первых весенних листьев, которые уже успели появиться на ветках берез и хвои. Эдвард подумал, что опасность миновала, но вдруг Эл сбросила пальто на землю и медленно пошла вперед. Он догнал ее и набросил пальто на плечи в тот момент, когда она делала новый шаг. Это сбило ее с ритма, и, не удержавшись на каблуках, она крепко схватила Милна за руку, и с удивлением взглянула на него, — так, словно видела впервые в жизни.

— Пусти, — глухо прошептала Элис, отпуская рукав темного пальто.

Она начала падать, но Милн успел подхватить ее. Девушка была без сознания.