После порывистого холодного ветра над Берлином рассыпались крупные хлопья снега. И когда Эдвард вернулся в Груневальд, площадка у дома, где он обычно оставлял машину, была покрыта тонким, снежным ковром. Удивленно оглянувшись по сторонам, он заглушил мотор автомобиля и ступил на снег, с забытым радостным чувством разглядывая след, оставленный его остроносым ботинком на белой поверхности. Ветер легко растрепал волосы Милна, и щедро осыпал их снегом до тех пор, пока он не зашел в дом. Оказавшись в прихожей, он не сразу смог разглядеть обстановку дома, уже ставшую привычной.

Круглый деревянный столик на изогнутых ножках, покрытый лаком. На нем, в высокой вазе с бело-синим орнаментом, всегда стояли свежие цветы. Чаще других — темно-красные розы, они нравились Эл больше всего. Даже привыкнув к полумраку, Эдвард не сразу открыл глаза. Сначала в памяти мелькнуло воспоминание: Элисон благодарит его за розы, с радостной улыбкой берет цветы в руки, и, вдохнув их аромат, говорит, что это, конечно, «ужасно банально» — любить розы, но что же делать? Слегка пожав плечом, она уходит в гостиную за вазой, но остановившись через пару шагов, оглядывается на Эдварда, улыбаясь широко и счастливо, совсем по-детски. От воспоминания по губам Милна скользнула теплая улыбка.

В окружающей тишине гостиной, ведущей в столовую, он с опозданием различил щелчок. А когда узнал этот звук, застыл на месте, медленно поворачивая голову в сторону, и заводя правую руку за спину, где был спрятан пистолет.

Затвор точно такого же вальтера, который Милн достал из-за спины, снова щелкнул. Эдвард был уверен, что слышал, как внутри пистолета звякнула возвратная пружина, надетая на ствол.

— Элисон, положи пистолет.

Милн медленно вывел правую руку вперед, раскрывая ладонь.

— Я Агна, Харри. Пожалуйста, отойди, я совсем не хочу тебя ранить. 

Девушка повернула голову вправо, и подняла ее высоко вверх, крепче сжимая рукоять вальтера. Пожалуй, слишком высоко, подумал Эдвард, отмечая про себя, как лихорадочно пульсирует вена на шее Эл. Кровь толчками билась в вене, словно живое, отдельное от нее, существо. Эдвард нервно выдохнул воздух из легких, делая два плавных шага вперед.

— Что ты делаешь?

Он знал, что фраза звучит нелепо, но именно такие вопросы часто помогали ему отвлечь человека с оружием в руках от намерения выстрелить. Тонкие пальцы Элис снова перехватили рукоять, крепче сжимая пистолет.

— Я подумала, что мне нужно больше упражняться в стрельбе, Харри. Но ты не бойся, — Элисон перевела на него блестящий взгляд, — я здесь еще не стреляла. Хотя, — девушка улыбнулась, — я должна быть готова, когда они снова подойдут ко мне.

Она посмотрела в зеркало, висевшее на стене с каким-то странным выражением, — то ли ненависти, то ли отвращения. Рассматривая свое лицо в блестящей поверхности, Элис упустила момент, когда Милн беззвучно подошел к ней и встал под дуло пистолета, закрывая ее отражение в зеркале.

— Стреляй, Эл.

Голос был сухим, почти беззвучным, и плотная ткань черного пальто, еще блестящая от растаявших снежинок, закрыла круглое выходное отверстие вальтера.

— Что ты делаешь?! — Элисон вздрогнула. — Отойди!

— Ты когда-нибудь стреляла в человека, Эл? — Эдвард смотрел на нее, не отрываясь. — Может быть, убивала?

Ее правая рука дрогнула, хватка слегка ослабла, но этого было вполне достаточно: Эдвард легко, — и так ловко, что Элисон даже не успела различить его движений, — забрал у нее пистолет, нажал на кнопку внизу рукояти, и, сбросив на свою ладонь магазин с патронами, спрятал его в кармане пальто.

— Они не придут за тобой, Эл. Я обещаю.

Не глядя на Милна, Эл беззвучно заплакала.

— Со мной что-то не так, да? Со мной что-то не так… Тебе не кажется?

Элисон посмотрела на Эдварда глазами, полными слез, и снова вернулась к своему отражению в зеркале.

— Я так хотела его найти, Харри. Так хотела! Помнишь, ты разозлился на меня? Ты…. — тяжелый вздох ненадолго остановил быстрый поток слов, — …злился на меня, потому что я искала фрау Берхен, помнишь?

Эдвард кивнул, ожидая продолжения.

— Я нашла ее. Но она… сделала вид, что не понимает меня. Не захотела помочь. Людям очень страшно. Я даже не могу найти его, я бесполезна! И ты…— Элис повернулась к Эдварду, не замечая, как слеза бежит по щеке, — …рискуешь из-за меня своей жизнью… Ты был у него, да?

Милн кивнул. Его лицо исказилось от боли, словно муки Элисон стали его собственным кошмаром.

— Он не придет и не тронет тебя. Ни он, и никто другой.

Девушка вздрогнула, широко раскрыв глаза, и Милн, продолжая тихо говорить, приближался к Элисон до тех пор, пока не зашептал ей на ухо, склонив светлую голову вниз, и обняв за девушку плечи:

— На всякое зло, Эл, есть зло большее, но иногда оно может служить добру. Все они боятся Гейдриха, и Гиринг принял меня за него. Он не посмеет больше подойти к тебе, обещаю.

Каждое слово Эдвард произносил так убежденно, как только мог. Горячий шепот вылетал из его губ, касался кожи Эл, и постепенно успокаивал ее. Остановив на лице Эдварда блестящий от слез взгляд, она решилась сказать о том, что не давало ей покоя:

— Прости меня. Прости, что повела себя так глупо, это «спасибо» тогда…

Окончательно смутившись, Эл провела рукой по горячим щекам и опустила голову вниз, растирая ладонь о ткань домашнего платья.

— …Я хотела поблагодарить тебя за то, что ты всегда мне помогаешь, за то, что ты спас меня из той комнаты, а не за то, что… я не хочу, чтобы ты думал, что я о чем-то жалею.

Эл посмотрела на Эдварда, не позволяя себе отвести взгляд от его лица, и боясь того, что увидит в глазах Милна осуждение или злость.

— Я ни о чем не жалею, и я не хочу, чтобы ты думал, что я использовала тебя тогда! Я не…

Милн смотрел на нее с такой теплотой и сочувствием, что сердце Элис замерло.

— Я не думаю об этом, Эл. И никогда так не думал.

— Правда?

— Правда.

...Они говорили обо всем на свете, и еще о большем молчали. Темнота помогла расслабиться, а в тишине спальни, в отсветах уличного фонаря, который то и дело заглядывал в окно, их глаза светились, встречаясь друг с другом. Эл, набравшись смелости, спросила о Ханне, и узнала, что после той встречи в кафе Мюнхена, она и Эдвард виделись лишь однажды.

— Сомневаюсь, — отозвался Милн, прикуривая сигарету, — что встречу в лагере можно считать «свиданием», как тебе о том сказала Магда Гиббельс.

Выдохнув сигаретный дым, он с улыбкой посмотрел на Элисон.

— Ханна в прошлом, фрау Кельнер. Я влюблен, и это безнадежно.

— Почему? — Эл затаила дыхание, чувствуя, как на щеках выступает румянец.

— Она очень строптива, и я не уверен, что это взаимно.

Облако сигаретного дыма поднялось вверх, и теперь медленно таяло в розовом луче близкого солнца. Легкий шорох смолк совсем близко. Холодные пальцы Элис осторожно очертили контур его высоких скул. Эдвард улыбнулся, поймал руку Эл, и поцеловал раскрытую, едва дрожащую ладошку.