Дни без драгоценной сестры тянутся мучительно долго, и одинокие мысли сводят с ума. Где-то на краю вселенной, нежный ангел искреннее верит в возвращение еë защитника. Чем думали великие сценаристы, прикладывая руку к перу, дабы написать такого рода абсурд? Кто придумал столь сюрреалистичный эпизод с провалом? Ведь сны были под тотальным контролем, и план продуман до мелочей. Витражи совсем чужие, голоса за стеной малознакомы. Нет милого края, ты сам приложил руку к уничтожению желанной утопии, погряз в несбывшихся фантазиях. Быть может, есть шанс искупить грехи, оставив прошлое позади и приняв ошибки.
Грешник, возомнивший себя великим дирижёром, так гнусно пал в собственных идеях. Внутренний голос уже истошно воет о желании проявить свою суть.
Вдруг грубая, но родная рука касается оперения, от чего крылья нервно дëргаются:
— Тебе когда-нибудь рассказывали о фарфоровой кукле за толстым стеклом? Люди любуются еë красотой и тишиной, даже если она обретёт разум, то не будет рваться к свободе. Ей чуждо это чувство.
— Прекрати, свобода иная, – Воскресенье хочет повернуть голову к собеседнику, но грубые ладони силой удерживают.
— Так почему ты лишаешь свободы дворового пса? Твой Рай чересчур огромен, но в нëм нет места для меня. Ты и есть фарфоровая кукла.
Они простоят в тишине ещё несколько мгновений прежде, чем почувствуется поступающий холод от рук Галлахера. Глаза округлились и крылья предательски закрыли лицо. Это ли самоличные обвинения? Воскресенье не осознавал, что вырос в неволе под гнётом подавляющего голоса. Вслед за тиранами прятался от внешнего мира и, возможно, бессознательно настигают слабые души насилием. Однако, контроль подвластен лишь тем, кто не живёт сладкими грëзами, а придерживается жестоких реалий и идёт с ними в ногу. Дитя Порядка желает уснуть вновь, вернуться во вредное прошлое и заставить его повернуть время вспять.
Воскресенье неоднократно наблюдал за псом Гончих и сделал вывод, что тот не похож на других. Мысли были не о том, как идеально мемория вписывается, всë совсем наоборот. Галлахер наполнил жизнь раздором, имел собственные цели, не подчиняясь создаваемому Порядку и шёл наперекор правилам. Он будто издевался над честью и мечтами, однако от этого больше ощущался жгучий холод.
Поначалу это даже раздражало: не для того изящно белоснежные руки подбирали под себя каждого жителя Пенаконии, чтобы кто-то посмел внести свой хаос. Не для того, чтобы дерзкий пëс по-хамски разрушал неприступную крепость.
Чужие руки совсем обледенели:
— Птенец, у тебя будет много времени на мысли. Хотя бы попрощайся со мной должным образом, – именно этого неповиновения так не хватало в иллюзиях.
Воскресенье бы предпочëл разбиться в кровь, но сейчас так старательно пытается согреться о ладони. Мягко закрывает глаза и поддаëтся, больно хочется накрыть своими руками и подарить остатки собственного тепла, хочется ластиться ближе. Может есть шанс согреться вместе? Умиротворение вернëт контроль и крылатый будет вновь уверен в завтрашнем дне. И правда, свобода может быть разная, той суматохи и лишней таинственности не хватало "идеальному плану".
"Птенец" не промолвит ни слова, когда всë-таки обернëтся, ведь изначально знал, что желанного хищника в комнате не было и больше никогда не будет. Как жаль, что грëзы столь навязчивы. Галлахер – воплощение раздора души Воскресенья, доказательство его отчуждения и неоправданных снов. Далёкий образ, что способны понять лишь гении, создавшие его.
Растягивать пьесу нет смысла. "Зверь" приковал внимание с первой встречи своей непоколебимой волей – уже тогда Воскресенье полноценно осознавал, что не способен сломить чужое существо. Одно за другим противостоянием только грело душу, вдохновляло подсознание вырываться наружу и наставлять на истинный путь. В дневниках кратко мелькал чужой образ, издалека вынуждал менять ход мыслей, как противник на шахматной доске. Ты будешь уверен в правильности своего хода до тех пор, пока стыдливой не опустишь голову от глупого провала, ведь упустил единственную незначительную деталь.
Воскресенье отчаянно утонул, сам и не заметив, как погрузился с головой, удовлетворяя маленький интерес. Вышел на другом берегу и сразу же потерялся в бескрайнем лесу, в который не должен был заходить. Однако, любопытство, совмещённое с утопией, всегда сильнее и тем опаснее. С колотящимся сердцем он был уверен, что сохраняет абсолютное спокойствие.
Галлахера не существует. И никогда не существовало. Воскресенье корит себя за утопию и счастливый мир, где сам влюбился в непостижимую куклу. Встаёт на колени и тихо молит Гармонию о прощении. Как бы не сойти с ума от привлекательной утопии.