Открыв глаза, он уставился в желтые глаза ее фамильяра, чей хвост скользнул по его лицу. Кот мяукнул, и Северус закатил глаза.

— Если ты разбудишь ее, кот, у нас с тобой будут проблемы. Она плохо себя чувствует, — прошептал он.

Живоглот бросил на него взгляд, затем посмотрел на Гермиону и тихо мяукнув, отошел к краю дивана и там успокоился.

— Рад, что мы друг друга поняли, — прорычал Северус, снова закрывая глаза и чувствуя тепло, исходящее от Гермионы.

— Я могу раздеться сам. Я не инвалид, — слова сорвались с его губ, сопровождаемые очередным кашлем.

— Северус, позволь мне позаботиться о тебе.

Мягкая улыбка появилась на ее губах, и она взяла в свои ладони его руки, те слегка дрожали.

— Ты болен и ты дрожишь. Здесь нет никого, кроме нас с тобой. Никто тебя не осудит.

— Скажи мне, что я не все испортила... Скажи, что я не совершила самую большую ошибку в своей жизни, — печально взмолилась Гермиона.

Северус ее понимал. Она попала в ситуацию, в которой он сам бывал раньше и не раз. Ситуация, в которой никто не мог сказать ему, что в конце концов с ним все будет хорошо. Много раз ему приходилось подвергать сомнению свой же собственный выбор, раз за разом пытаясь понять, не обрек ли он себя...снова.

Александр уже больше недели страдает от колик, и кажется, что ему ничего не может помочь... поэтому Гермиона едва ли знает, какой сегодня день.

— Ты останешься здесь, а папа проверит, что там за монстр, — сказал он ей, сжимая палочку в руке так словно собирался вступить в бой.

Темно-шоколадные глаза смотрели на него с беспокойством, а ее маленькие пальчики все еще держали его за руку.

— Будь осторожен, папочка.

Зная, что дочь следит за каждым его движением, Северус ворвался в детскую будто вышел на поле битвы.