Секундная стрелка, пришпиленная к стене, нервно подрагивает. Сложно сказать сколько сейчас времени, сколько прошло и сколько ещё будет пройдено.

Сон в очередной раз покинул меня.

Ровно до момента, пока не пришёл Он...

 - Расскажи, каково это, быть причиной моей бессонницы? — спрашивает Цукишима, откладывая от себя телефон.

Щеки уже были красные, а голова кружилась, но это совсем не мешало Наранче хотеть танцевать, правда совсем не под ту музыку, которая играла сейчас – под нее хотелось только решать судоку и курить сигару. Фуго, в один глоток допивая содержимое бокала, встал, протягивая руку Наранче. Тот, сделав такие круглые глаза, насколько это было возможно, повторил действия Паннакотты, протягивая руку в ответ.

чан разучился спать

Сенку верил науке. Она была чем-то постоянным, с ней он вырос, и ей он возрождал человечество. С химией, физикой, со всеми этими формулами возникали разногласия, но ни одно никогда не было способно разочаровать в силе человеческого гения и природных возможностей, даже наоборот, все это восхищало еще больше. На четвертый день без сна Сенку все еще не сомневался ни в чем, кроме себя самого.

По каменной неровной кладке скользит тень. От камина? От свечи? Вы не замечаете её, хоть она и не ваша. Я прогуливаюсь по вашим покоям, рассматриваю шпалеры, грею прозрачные руки у пламени... 
Вы не знаете, но я читаю ваши письма из-за плеча.

Годжо страдает бессонницей, помимо всего прочего.

Либо спи, либо страдай от последствий.

Пять раз Джонатан Крик писал письма, а в шестой раз это сделал не он: манифест пейринга Джонатан/Мэдди или типа того.