Зачем портовая карманница поцеловала клешню живого краба?

Ориджинал, Джен, PG.

Комедия, Фантастика, Быт.

Споры, Пари, Подростки

Лина целует краба

На пороге дома кто-то затоптался. Я замерла, отняла перо от карты. Вслушалась: ключи в двух замках поворачивают. Значит, либо мои, либо кто-то, кто у них ключи отнял. Ручку поворачивали так, будто еле справлялись. Дверь открылась… кто-то сделал несколько шагов внутрь… дверь закрылась с хлопком. Там замок такой — захлопнешь дверь, и все замки сами закрываются. Ещё несколько тяжёлых, шатких шагов…

“Жанна идёт, Жанна,” — вдруг догадалась я по поступи. Решила вернуться и не отвлекаться от карты — завтра утром нужно вернуть её Филину, а копия нам нужна позарез.

Я оказалась права (в чём не сомневалась): дверь в мою комнату открылась с таким же трудом, и девочка гордо пропыхтела:

— Смотри… кого… я принесла!

Я оглянулась и тут же удивлённо воскликнула:

— Мира! Ты его откуда взяла?!

У неё в руках был небольшой наполовину заполненный водой кербиновый ящик с живым крабом внутри. Кербин это… вещица такая… Точь в точь стекло, но прочнее раз ну минимум в десять. Если стекло ты можешь камнем стукнуть и оно разобьётся на мелкие крупицы, то кербин тебе нужно этим камнем минут с двадцать долбить что есть дури. Удивительного в крабе было мало: в Зелёном, то есть у нас, воротилось портовой торговли почти больше, чем везде в стране. Больше — о-очень больше, — был оборот только в Касьяне — это на юго-восток от нас, там больше всего кораблей проходит. Удивительного было то, что мы его себе раздобыли.

— А мне его тётя Яни́на дала, — начала объяснять появление животинки Жанна, хотя по её тону я бы скорей сказала, что она хвасталась. — Я ей сказала, что хочу тебя и Линку напугать. Только надо будет потом вернуть обязательно.

— Ну это конечно. И Лину мы уж точно напугаем, — я улыбнулась, и девочка быстро закивала головой, улыбаясь в ответ. — Ну-ка… Куда спрячем?

— Сюрприз устроим? — вдруг тихо, заговорщицки прошептала Жанна.

— Оно самое, — тем же тоном ответила я, тоже кивая.

Выбор пал на угол между потрёпанным диваном и старым комодом. Лучшего себе позволить не могли — даже дом, в котором жили, был просто давно забытым закутком какого-то бедного ремесленника — вот и всё, что я о прошлом жилища и помню. А комод надо будет правда уже подвинуть… Вечно забываю попросить Котьку помочь…

Я села на пол, глядя на возившегося в кербиновой краба, и задумалась. Пока Линка вернётся… Пока Котя объявится… Приключенец, блин! Линка утром его только в глаза и видела, пока сама уходила. Взял пару вещиц своих и выскочил, только его и видели. Линка-то ладно, она заходит раз в пару часов, доверяет нам награбленное и треплется про то, как прошло: идёт тут да-ама такая, вычопористая такая вся, и за ней мальчишка вьётся, ну прям мальчишка, вот ей под сорок… Ох, увело меня…

Жанна сидела рядом и тоже смотрела на нашего совсем ненадолго питомца.

— Надо бы его накрыть чем-то… Налетит пыли… — тихо выдала я вслух, и Жанна быстро закивала.

Краб возился в ящике, то и дело недоумённо тыкая ножками стенки и будто пытаясь подняться. Ножку ставит, а она соскальзывает, а он не понимает…

— А что это мы пря-ячем? — спросил из-за наших спин низкий голос. Я не слышала, чтобы в дом кто-то заходил.

Жанна тут же завизжала и отдёрнулась, чуть не налетев на коробку. Я подорвалась, тут же сжимая кулаки. Потом поняла, кто передо мной.

— Котька! — я от злости чуть не закричала в полный голос. — Пёс морской!

— А вот про пса морского не надо, — с тихим, очень серьёзным недовольством выдал Котя, качая головой из стороны в сторону — всё равно видно, что виду просто напускает. Ещё же и голос специально понизил, чтоб побольше напугать!

— А ты заслужил! — вдруг поддержала меня Жанка, топнув ногой. Обычно она молчала, когда мы трое — я, Котя и Лина, — ругались.

“Вон, взрослеет уже…” — подумалось мне на секунду. Ей ещё два месяца и будет тринадцать. Она у нас самая-самая младшая. Линке — семнадцать и четыре, и Котьке в прошлом месяце тоже семнадцать стало, а мне — ещё те же два месяца, что и Жанке, до ровных шестнадцати с половиной.

Вчетвером, конечно, весело. Сами по себе, взрослых нет. Тянуться только проблемно бывает. На одной Лине с её кармашками; да Коте с его то ли погрузкой, то ли чёрным счетоводством, то ли он так и не договаривал, где он есть; да моих красивых глазок, пока я сижу и малюю редким прохожим портреты; на всём этом продержаться было трудно. Но вчетвером было проще, легче. Безопаснее. А Жанна к Янине, как раз, недавно пошла, носится ей по всякой мелочи — взять то же принеси-подай; получает своё уже.

— Так что в медном коробóчке? — вернулся к теме Котя. Вон, улыбается уже, будто ничего не было. Глянул на Жанку, после — на меня.

— Краб для Лины, — сразу же честно выдала девочка.

— И для тебя сначала оплеуха, а потом Чирр голодный! — я всё ещё злилась. Мне отходить от переживаний разных тяжело, вокруг меня ребята на это жаловались — всегда, время от времени.

Я, ничего не дожидаясь, стукнула его кулаком по рёбрам — Котька аж пошатнулся и ухнул. А он выше меня и крепче, вдобавок — парень.

— Что-то ты крепче бить стала… — пробормотал он, немного согнувшись и растирая грудь на месте удара. Надеюсь, синяк останется хороший, чтоб помнил..

И тут я смутилась. Это, погодите-ка, с каких пор он мне не “Вот ты радуйся, что ты девчонка, что я тебя бить не стану!” говорит, а хвалит меня? Сегодня первый день и первый раз, совершенно точно. Белены, может, где случайно учуял, правда вот…

А Чирр, как бы так сказать… Представьте себе бродячую собаку, грязно-бурую такую, всю в колтунах. А теперь сделайте её размером с осла. А теперь дайте ей совиную шею, что она ей во все стороны воротит, и когти с два моих указательных пальца — а я не такая уж и маленькая по росту. Это Котька здесь впереди всея страны. Вот этому кошмару ещё дайте ум подростка как раз возраста Жанны, но очень жадного, злого, грубого, жестокого. А потом дайте ему говорить, как… на языке вертится… ради Миры… сойка-пересмешница, вот как она. Но говорит ещё получше неё. Чтоб тебя позвать, будто это твой друг говорит, и поймать в ловушку. А ест Чирр только мясо.

— Так что с крабом, ещё раз?

Я вздохнула.

— Жанна, расскажи ему, хорошо?

— А ты куда? — Котя поднял брови. Вообще весь из себя важный такой, актёрствует. Как под семнадцать стукнуло, месяца четыре оставалось, так прям выпятился весь. Думать страшно иногда, что ай их, ай!

— Карта. Филин, — я указала рукой на стол.

Он кивнул, и я вернулась к делу, пока Жанна посвящала его в курс истории с крабом.

— О, правда что ли? Я-то думал, ты шутила, — он обернулся ко мне.

— Я никогда не шучу, — я отвлеклась от карты на пару секунд только ради злорадной улыбки.

— Здесь ты права. Никогда у тебя не получалось, — опять начинается… Не подменили таки, настоящий… Он дополнил: — Я там мелочи съедобной притащил.

— Нам её деть некуда, ты ж помнишь?

— А с подвалом что?

— Да там крысиха же завелась… — тихо объяснила Жанна.

Дверь снова открылась.

— О-о… — тихо, зловеще протянул Котя.

— Вот сейчас будет весело… — поддержала я фразой, давно вычитанной из книжки. Запоминающаяся — что книга, что фраза. Ладно, раз так, карту можно и отложить…

Лина вошла в комнату довольнющая — на локте висит сумка, новая, блестящая, из какой-то змеиной кожи.

— Ты у нас теперь модница? — тут же подшутил Котя. Что-то мне подсказывает, что он таким и останется со своими поддёвками, на всю жизнь.

— Нет! Ты представь, дама такая, прямо важная-разважная, забыла её на скамье. Присела, чтоб её собачка, такая, на крыску похожая, рядом покрутилась, а ей самой стоять не пришлось. И тут вещички её! — она похлопала по боку сумки. — И мои бумажнички, и мелочь всякая.

— Да-а? А у нас тут для тебя подарок тоже… — обрадовал её Котя, а после заверил: — Тебе ну о-очень понравится!

Лина, как тут иначе, полностью поверила. Не очень понимаю, правда, как можно вот так полностью, хотя бы на секунду, если дело несерьёзное, доверять Коте или кому-то даже отдалённо на него похожему.

Ну, её счастье тут же, в одну секунду, развеялось, когда он с тем же довольным, будто он ей миллион Рев — наших денег, то есть, — вручает, достал из угола кербинную коробку с крабом. Даже не протянул ей — просто показал. И всё с невероятно довольным, полным превосходства выражением лица. И выглядел так важно, вот прям важней не припомнить было тогда, что даже не обратишь внимания на то, что он на вид такой же неаккуратный уличный мальчишка. Выглядел на эти самые миллион Рев, считай, просто по впечатлению.

— Не хочу я, — тут же завертела носом Лина. — Ну давайте что-нибудь другое… Ну ребят…

— Что, боишься, что он нос тебе откусит? — тут же съехидничал Котя. Наклонился к ней и вот это выдал. Вот здесь я уже совсем занемогла сдерживать смех.

— Да ладно, Лин, — я развела руками, улыбку было не сдержать. — Ну ему же тоже любви, ласки хочется! Не только же тебе да сумочки дорогие подавай. Одари друга.

— А я тебе говорила: “Не спорь с ними, не спорь с ними”, — сказала Жанна, складывая руки на груди, нагоняя на себя важный вид, очень напоминающий Котин.

— Ну да, это не тебе ночевать со дня на день в Тринадцатом… — с недовольством и раздражением буркнул Котя.

— В Тринадцатом?! — вскрикнула я.

Жанна тут же шикнула на меня, Котя бросил ещё один “как-вы-мне-надоели” взгляд, а Лина поддержала его строгим, укоризненным выражением, обращённым ко мне.

Тринадцатый ангар слыл самой худшей славой во всём Зелёном. Туда даже на спор не посылали, если совсем безумцами не были. А Котьку кто-то послал. Тринадцатый ангар, причём самый мелкий из всех Тринадцати, был самым дальним к западу по береговой линии, но причалов перед ним не было, так что заезжали туда только за особой надобностью и по земле. Рядом с ним был Двенадцатый — тот загорелся. Двенадцатый снесли, а Тринадцатый стоять остался. Только там с того момента начала всякая страхолюдина. Его бросили после череды то взрывов, то пожаров, то сбоев техники, то случайно сломавших себе что-то людей. Просто бросили. Не снесли даже…

— Всё, целуй краба! — прервал мой поток мыслей Котя.

Лина заворотилась, но Жанна настойчиво сунула ей краба.

— Чтоб я с вами ещё раз спорила! — негромко, зло крикнула Линка, а после поцеловала таки граба в клешню.

В маленькую. Большой он тут же схватил её за нос.

В громкий, очень громкий истерический хохот мы сорвались одновременно. Ну, в истерике была ещё и Линка. Только не смеялась.

След, наверное, надолго останется.