неосознанно-нечаянно

чаеголик 25.06.2022, 12:33

сероволк, 14.09.21

//

[жить в твоей голове — земфира]

когда серёжа впервые слышит эту песню (ему, кажется, было лет двадцать пять), она его не особо цепляет. но внезапно, в тридцать два года, зацепила — олега.

серёжа молчит, слушает. на повторе, пока олега дома нет. 

пытается его по строчкам понять.

[и слушали тихий океан…]

серый нашёл на чердаке старое, допотопное совсем радио, и вот уже третий день корячится над ним, пытаясь выдавить из него хоть какие-то, отдалённо мелодичные, звуки. выходит только плюющееся шипение, от которого он морщится и острые брови сердито сводит. 

на себя сердится.

— да брось, серый. ты возишься с ним целую вечность, забей уже. можем спереть у воспиталок, я видел, у них есть. 

— дело не в радио, олег, — недовольно цокнув, говорит серый и сдувает с лица рыжую прядь, выскользнувшую из пучка.

— а в том, смогу ли я его починить. а я должен его починить. подумаешь, радио! экая высокая техника, тоже мне.

— экаешь как маринсанна, — усмехается олег. — слушай, я и так знаю, что ты у нас гений, только, может, не радиотехники…

— что?! 

серёжино самолюбие задето. он стреляет сердитым (теперь уже на волкова) взглядом в друга и ещё яростней принимается колупаться в деталях. олег только устало вздыхает: этого — не переделаешь.

через два часа серёжа устало завывает, громко хлопнув по столу и откинув голову назад. 

— ну? — олег отрывается от домашки по истории. завтра контрольная.

— херня, — обречённо заключает серёжа.

— включи-ка.

радио кряхтит сначала, а потом принимается шипеть надоедливыми помехами. разумовский поджимает губы и тянется выключить.

— оставь. звучит, как море, — отвечает на чужое удивление олег. — даже как океан, тихий какой-нибудь. когда волны пенятся, знаешь, и песчинки шуршат. я не слышал, правда, но, думаю, похоже.

серёжа изумлённо хлопает ресницами и кивает. олег продолжает учить историю.

[…и видели города]

— серый, смотри! 

олег плюхается на чужую скрипучую койку. в руках журнал, всё как надо: глянцевые страницы, яркие картинки и разные шрифты. серёжа не смотрит, весь конспектами по итальянскому обложился, и недовольно бурчит, когда волков какой-то лист мнёт.

— я занят.

— да ладно тебе! зацени, чё в метро нашёл.

серёжа закатывает глаза и снисходительно смотрит на волкова — у того лицо такое одухотворённое, сдохнуть можно. впихивает в бледные руки журнал.

— и? — не понимает, хмурится серёжа.

— ты полистай! 

они смотрят на блестящие страницы вместе, жадно вглядываются в каждую по несколько раз. на них — жаркие курорты с золотым песком и лазурным морем, старинные постройки, узкие улочки, высокие небоскрёбы, развалины древних замков. серёжа раньше таких не видел. 

живописные фотографии далёких-далёких стран, о которых им с олегом только мечтать и можно, да и то — шёпотом, а лучше молча, чтоб «не дай бог». они побывали в венеции, в париже и нью-йорке, в москве даже. они водили пальцами по страницам и шептали свои самые большие мечты. 

[и верили в вечную любовь

и думали навсегда]

серёжа целует олега первым. он разнервничался, испугался — олег задавал слишком уж много вопросов — и не выдержал. не смог описать то, что в нём сидит уже столько лет, и сделал самое примитивно простое, логичное и понятное.

отрывается от олега резко, отскакивает почти. волков тупо пялится в ответ, карие глаза потемнели странно.

— ты чего, серый?

— блять. извини.

серый дёргается, чтобы сбежать — да, позорно, да, некуда, но делать тут, сука, нечего.

олег хватает его за руку. серёжа сжимается весь, жмурится испуганно.

— прости. прости меня, блять, пожалуйста, прости. я случайно, это… я не хотел, прошу, прости меня. только не бей, боже, только не бей, я никогда больше… блять. прости меня, я никогда… 

— никогда? случайно? не хотел? — глухим эхом повторяет олег.

— да. нет. блять, то есть… — серёжа судорожно вздыхает и выпрямляется, взгляд уводит в сторону. — просто ударь уже.

олег целует серёжу вторым.

[запутались в полной темноте

включили свои огни]

серёжа вскакивает посреди ночи. в голове звенит хохот птицы раздражающим скрипом. последнее время он особенно злой, жестокий… кровожадный.

олег просыпается следом. теперь они спят в одной кровати.

— опять кошмары?

серёжа кивает и пытается унять дрожь. олег сжимает его ладонь своей, и серёжа давит из себя вымученную улыбку. волков достаёт из-под подушки маленький фонарик и светит им на стену.

— театр теней?

это кажется такой детской глупостью, но что-то растягивает серёжины губы в улыбке.

— давай.

сначала, конечно, собака. серёжа говорит, что у олега это волк — олег согласно воет, мол, на луну, и серёжа тихо смеётся. потом заяц, показывать которого умеет только серёжа (и вовсе он не хвастается). после пытаются вспомнить, как показать корову и улитку.

олег показывает птицу.

серёжа начинает задыхаться, хватает олега за запястья и тянет к себе. волков в панике начинает спрашивать, что случилось, целует в горячий лоб и красные щёки. серёжа плачет, но не отвечает. переплетает пальцы, жмётся ближе, и засыпает с рассветом. олег не засыпает вовсе.

[обрушились небом в комнате…]

— олег! потолок падает!!

серёжа встряхивает белую простыню над спящим олегом. волков подрывается и матерится спросонья, пытается выпутаться. серёжа громко ржёт и валится на олега сверху, обхватывая укутанную фигуру руками и ногами.

— да иди ты нахуй, серый! — давит из себя, из белого (серого) ((рыжего)) плена освободившись.

серёжа только звонче хохочет и целует олега в нос. визжит, когда волков его скидывает и под себя подминает, зубами в плечо веснушчатое вцепившись.

серёжа извивается ужом, не может перестать смеяться, а олег несильно, но очень уж кровожадно его кусает.

— это был мой законный выходной!

— пр— прости-и!! — задыхается разумовский и пытается олега с себя сбросить.

олег вдруг останавливается и серьёзно смотрит в смешливые синие глаза.

— как я могу тебя не простить? 

серёжа мягко улыбается и первый тянется за поцелуем. 


но это всё было, конечно, давно уже, в детстве. когда солнце ярче, лето жарче, январский мороз щиплет щёки дружелюбно, а не злобно. это всё раньше, а теперь они 

[остались совсем одни]

вдвоём против всего мира.

— ты чего тут? — олег снимает куртку и кладёт её на спинку кресла.

— музыку слушаю.

— ясно.

садится рядом, голову кладёт на острое плечо. смотрит вслед за серёжей, на спокойный, родной и вечный, кажется, питер.

— как там девчонка твоя? лера? 

серёжа мотает головой. молчит.

— не хочешь? ну ладно. давай помолчим.

серёжа кивает, прикрывает глаза, а песня всё льётся. шипит не радио, но динамик телефона.

[жить в твоей голове и любить тебя 

неоправданно 

отчаянно]

они любят друг друга именно так. убедились за двадцать с лишним лет, не сомневаются больше. 

[жить в твоей голове и убить тебя]

— неосознанно, — всхлипом вырывается у серёжи, и он пальцами в колени свои впивается. — нечаянно. 

шёпотом, едва различимым, болезненным. 

— нечаянно, — повторяет, словом этим задыхаясь. 

за окном — питер горит ночными своими огнями. за спиной — тепло любимого человека. внутри — вина.

— прости. прости…

олег целует серёжу в плечо, находит его ладонь и слабо сжимает.

— как я могу тебя не простить?