неосознанно-нечаянно
сероволк, 14.09.21
//
[жить в твоей голове — земфира]
когда серёжа впервые слышит эту песню (ему, кажется, было лет двадцать пять), она его не особо цепляет. но внезапно, в тридцать два года, зацепила — олега.
серёжа молчит, слушает. на повторе, пока олега дома нет.
пытается его по строчкам понять.
[и слушали тихий океан…]
серый нашёл на чердаке старое, допотопное совсем радио, и вот уже третий день корячится над ним, пытаясь выдавить из него хоть какие-то, отдалённо мелодичные, звуки. выходит только плюющееся шипение, от которого он морщится и острые брови сердито сводит.
на себя сердится.
— да брось, серый. ты возишься с ним целую вечность, забей уже. можем спереть у воспиталок, я видел, у них есть.
— дело не в радио, олег, — недовольно цокнув, говорит серый и сдувает с лица рыжую прядь, выскользнувшую из пучка.
— а в том, смогу ли я его починить. а я должен его починить. подумаешь, радио! экая высокая техника, тоже мне.
— экаешь как маринсанна, — усмехается олег. — слушай, я и так знаю, что ты у нас гений, только, может, не радиотехники…
— что?!
серёжино самолюбие задето. он стреляет сердитым (теперь уже на волкова) взглядом в друга и ещё яростней принимается колупаться в деталях. олег только устало вздыхает: этого — не переделаешь.
через два часа серёжа устало завывает, громко хлопнув по столу и откинув голову назад.
— ну? — олег отрывается от домашки по истории. завтра контрольная.
— херня, — обречённо заключает серёжа.
— включи-ка.
радио кряхтит сначала, а потом принимается шипеть надоедливыми помехами. разумовский поджимает губы и тянется выключить.
— оставь. звучит, как море, — отвечает на чужое удивление олег. — даже как океан, тихий какой-нибудь. когда волны пенятся, знаешь, и песчинки шуршат. я не слышал, правда, но, думаю, похоже.
серёжа изумлённо хлопает ресницами и кивает. олег продолжает учить историю.
[…и видели города]
— серый, смотри!
олег плюхается на чужую скрипучую койку. в руках журнал, всё как надо: глянцевые страницы, яркие картинки и разные шрифты. серёжа не смотрит, весь конспектами по итальянскому обложился, и недовольно бурчит, когда волков какой-то лист мнёт.
— я занят.
— да ладно тебе! зацени, чё в метро нашёл.
серёжа закатывает глаза и снисходительно смотрит на волкова — у того лицо такое одухотворённое, сдохнуть можно. впихивает в бледные руки журнал.
— и? — не понимает, хмурится серёжа.
— ты полистай!
они смотрят на блестящие страницы вместе, жадно вглядываются в каждую по несколько раз. на них — жаркие курорты с золотым песком и лазурным морем, старинные постройки, узкие улочки, высокие небоскрёбы, развалины древних замков. серёжа раньше таких не видел.
живописные фотографии далёких-далёких стран, о которых им с олегом только мечтать и можно, да и то — шёпотом, а лучше молча, чтоб «не дай бог». они побывали в венеции, в париже и нью-йорке, в москве даже. они водили пальцами по страницам и шептали свои самые большие мечты.
[и верили в вечную любовь
и думали навсегда]
серёжа целует олега первым. он разнервничался, испугался — олег задавал слишком уж много вопросов — и не выдержал. не смог описать то, что в нём сидит уже столько лет, и сделал самое примитивно простое, логичное и понятное.
отрывается от олега резко, отскакивает почти. волков тупо пялится в ответ, карие глаза потемнели странно.
— ты чего, серый?
— блять. извини.
серый дёргается, чтобы сбежать — да, позорно, да, некуда, но делать тут, сука, нечего.
олег хватает его за руку. серёжа сжимается весь, жмурится испуганно.
— прости. прости меня, блять, пожалуйста, прости. я случайно, это… я не хотел, прошу, прости меня. только не бей, боже, только не бей, я никогда больше… блять. прости меня, я никогда…
— никогда? случайно? не хотел? — глухим эхом повторяет олег.
— да. нет. блять, то есть… — серёжа судорожно вздыхает и выпрямляется, взгляд уводит в сторону. — просто ударь уже.
олег целует серёжу вторым.
[запутались в полной темноте
включили свои огни]
серёжа вскакивает посреди ночи. в голове звенит хохот птицы раздражающим скрипом. последнее время он особенно злой, жестокий… кровожадный.
олег просыпается следом. теперь они спят в одной кровати.
— опять кошмары?
серёжа кивает и пытается унять дрожь. олег сжимает его ладонь своей, и серёжа давит из себя вымученную улыбку. волков достаёт из-под подушки маленький фонарик и светит им на стену.
— театр теней?
это кажется такой детской глупостью, но что-то растягивает серёжины губы в улыбке.
— давай.
сначала, конечно, собака. серёжа говорит, что у олега это волк — олег согласно воет, мол, на луну, и серёжа тихо смеётся. потом заяц, показывать которого умеет только серёжа (и вовсе он не хвастается). после пытаются вспомнить, как показать корову и улитку.
олег показывает птицу.
серёжа начинает задыхаться, хватает олега за запястья и тянет к себе. волков в панике начинает спрашивать, что случилось, целует в горячий лоб и красные щёки. серёжа плачет, но не отвечает. переплетает пальцы, жмётся ближе, и засыпает с рассветом. олег не засыпает вовсе.
[обрушились небом в комнате…]
— олег! потолок падает!!
серёжа встряхивает белую простыню над спящим олегом. волков подрывается и матерится спросонья, пытается выпутаться. серёжа громко ржёт и валится на олега сверху, обхватывая укутанную фигуру руками и ногами.
— да иди ты нахуй, серый! — давит из себя, из белого (серого) ((рыжего)) плена освободившись.
серёжа только звонче хохочет и целует олега в нос. визжит, когда волков его скидывает и под себя подминает, зубами в плечо веснушчатое вцепившись.
серёжа извивается ужом, не может перестать смеяться, а олег несильно, но очень уж кровожадно его кусает.
— это был мой законный выходной!
— пр— прости-и!! — задыхается разумовский и пытается олега с себя сбросить.
олег вдруг останавливается и серьёзно смотрит в смешливые синие глаза.
— как я могу тебя не простить?
серёжа мягко улыбается и первый тянется за поцелуем.
но это всё было, конечно, давно уже, в детстве. когда солнце ярче, лето жарче, январский мороз щиплет щёки дружелюбно, а не злобно. это всё раньше, а теперь они
[остались совсем одни]
вдвоём против всего мира.
— ты чего тут? — олег снимает куртку и кладёт её на спинку кресла.
— музыку слушаю.
— ясно.
садится рядом, голову кладёт на острое плечо. смотрит вслед за серёжей, на спокойный, родной и вечный, кажется, питер.
— как там девчонка твоя? лера?
серёжа мотает головой. молчит.
— не хочешь? ну ладно. давай помолчим.
серёжа кивает, прикрывает глаза, а песня всё льётся. шипит не радио, но динамик телефона.
[жить в твоей голове и любить тебя
неоправданно
отчаянно]
они любят друг друга именно так. убедились за двадцать с лишним лет, не сомневаются больше.
[жить в твоей голове и убить тебя]
— неосознанно, — всхлипом вырывается у серёжи, и он пальцами в колени свои впивается. — нечаянно.
шёпотом, едва различимым, болезненным.
— нечаянно, — повторяет, словом этим задыхаясь.
за окном — питер горит ночными своими огнями. за спиной — тепло любимого человека. внутри — вина.
— прости. прости…
олег целует серёжу в плечо, находит его ладонь и слабо сжимает.
— как я могу тебя не простить?