Буквально на одно мгновение, но Игорю удалось заставить его перестать улыбаться. Но.. Он забыл кое-что — нет больше никакого Сергея Разумовского. Есть только Чумной Доктор.

Олег не любитель, да и не умелец писать письма, но так уж повернулась жизнь, что написал он изрядное количество. Только вот рыжий адресат получил их слишком — слишком — поздно.

Ольга снова спасает Есению. На этот раз из лап Хольта, из эпицентра мистического урагана, вызванного пришествием Кутха. Однако этого оказывается недостаточно, чтобы вернуть себе прежнюю Есению: ее личность по прежнему разрушает душевная болезнь, победить которую не так-то просто...

Есении Разумовской удается сбежать из тюрьмы с помощью своей старой подруги Ольги Волковой. Теперь она готовится отомстить майору Игорю Грому, ведь он лишил ее будущего и разрушил все ее планы.

А Ольга в это время пытается понять - остались ли между ними былые чувства и осталось ли что-то от той Есении, которую она помнит.

[Не всякий огонь есть свет. Так как свет — есть истина, а огонь может быть вероломным. Вы думаете, что он освещает, а он испепеляет. Наша жизнь и есть огонь, сожжем мы всех, а следом сгорим сами.]

Они никогда не говорили о чувствах, ведь никто же не озвучивает банальные истины. Ещё во времена детского дома все привыкли, что эти двое постоянно ходят вместе. Но в жизни пути даже самых близких людей расходятся. Сколько нужно пережить, чтобы понять, что друг без друга просто невозможно?

И если на край света пойдет один, второй отправится за ним следом

АУ по студенческим сероволкам

— Хочешь, поменяемся? — Олег протягивает игрушку. Серёжа несколько раз переводит взгляд с неё на Олега и обратно и вдруг хитро прищуривается.

— У меня есть идея получше. Дай руку!

У Димы явно не было выбора.

Но лучше бы он не соглашался, честное слово...

мою первую ясную, грязную, обжигающую любовь звали ненависть.

и моя милая девочка, ненавидящая весь мир, умела глубоко любить.

Запястья Олега обнимают мягкие кожаные браслеты, тянущиеся от них серебряные цепи пристегнуты к задним ножкам стула. Он выглядит прекрасно, гордо и послушно, и – о боги! – о лучшем холсте Сережа и мечтать не мог.