— Давай, покрути бёдрами, Том, это платье к лицу тебе, к чему так хмуриться?

— Завались, Ларссон.

— Я всегда буду рядом, ты же знаешь это.. Только, пожалуйста, пообещай мне никогда не забывать меня..

Когда речь заходит о воображаемом друге, мы всегда представляем необычного спутника наших детских приключений и непосредственного участника увлекательных историй. Да вот только, можно ли считать нормальным, когда твой "друг" имеет собственную волю и куда больше возможностей, нежели просто плод твоего воображения? И он явно не намерен отпускать тебя.

Бывало ли у вас когда-нибудь такое странное желание сесть именно в этот автобус? Именно в это время, даже если вам это будет неудобно. Стараться вставать пораньше, дабы успевать на чёртов автобус, чей маршрут пролегал через весь город и лишь под конец доезжал до вашей школы. И это всё просто ради того, чтобы встретиться взглядами со странноватым, но интересным карамельноволосым парнишей, что на середине всего пути берёт свой рюкзак и покидает автобус, оставляя тебя наедине со своими мыслями.

– Мы с Мэттом заметили, что вы с Томом, в последнее время, совсем не ладите, – Эдд отвёл взгляд, как бы собираясь с мыслями, – и мы решили, что вам нужно сходить вместе в поход, хотя бы на несколько дней.

У черноглазого из рук выпал столовый прибор, а норвежец едва не подавился тёплым чаем.

– Что?! – воскликнули Том и Торд одновременно, глядя то на Эдда, то на до этого молчавшего Харгривза.

– Это поможет вам лучше понять друг друга, да и всего-то несколько дней, – неловко дополнил Мэтт.

Иногда бывает так до нешуточного тяжко, что хочется опустить руки. Не вспоминать о том, что есть такое явление, как социум. Схватиться ладонями за макушку и спрятать лицо в собственных коленях.

В такие моменты Томас искренне благодарен тому, что у него есть сейчас. Не без чужих слов поддержки, конечно.

Касание за касанием тает пресловутая напыщенная неприязнь друг к другу. И уже так податливо они прижимаются к друг другу, как можно ближе, топя в прерывистых вздохах все накопившиеся тёплые «хочу» в адрес друг друга, что боялись быть оглашёнными в стенах этой комнаты.

Протягивая руки к тому, от чего открещивался — являешь чужому взору всю свою слабость. Ты не забывал его. Пытался, но загнанной пташкой метался от стопки к домашнему быту, явно пытаясь утопить на дне бутылки свою тоску и беспомощность. А сейчас он здесь, и ты наиболее чётко чувствуешь то, насколько ты сломлен.

торду поставили брекеты.

Знал бы Том, что так всё обернется, никогда бы не отпустил его с территории главного штаба.

Томас подозревал, что черное и белое в жизни всегда чередуется. И он мог бы с этим смириться, если бы не стоял над пропастью новой, самой большой в его жизни и будто нескончаемой черной полосы...