Шэнь Цинцю никогда набожным человеком не был.

В конце концов, Шэнь Цинцю удачей всегда был обязан демону.

– Даже если бы я захотел пасть так низко, чтобы выйти за демона, то не смог бы.

– Потому что Шэнь-шисюн не… – с языка так и срывалось оскорбительное «обрезанный рукав», однако лорд решил перефразировать: – предпочитает мужчин?

Шэнь Цинцю закатил глаза.

– Потому что я уже связан узами брака. [Когда ревновал Шэнь Цинцю, это было мило. Когда ревновал Юэ Цинъюань, на одного демона со сломанным носом в мире становилось больше].

Шэнь Цинцю определенно не ревновал мужа к этой распрекрасной бродячей заклинательнице, которая при каждом удобном случае трогала его, не стесняясь комментировать вслух, как тот окреп с момента их последней встречи. «О, – так и хотелось сказать в ответ, – ты даже не представляешь насколько!»

Когда Шэнь Цинцю согласился жить с ним, Юэ Цинъюань готов был поклясться, что счастливее него человека не сыскать на свете. Что ж, с этим вполне могли поспорить Мобэй и Ло Бинхэ, которые, едва узнав о переезде Шэнь Цинцю, менее чем за десять минут упаковали все его вещи и перевезли на новую квартиру. [Или: в новогоднюю ночь Юэ Цинъюань делает Шэнь Цинцю «предложение»]

– Ты такой забавный, даочжан, – губы Шэнь Цзю сложились в едкую усмешку. – Я же шлюха. Где ты видел шлюх, которые привязываются к своим клиентам? Юэ Цинъюань немного подумал, опустошил чашу вина и пришел к выводу, что Шэнь Цзю прав. Он уже совершил ошибку, придя сюда в третий раз. По собственной воле. au, в котором Цю продали маленького раба в бордель

— Я… последние лет десять я чувствую, что забыл о чем-то важном. О чем-то, о чем никогда в жизни не должен был забывать, – улыбка Юэ Цинъюаня стала грустной.

— Хмпф! — ответил Шэнь Цинцю. — Если ты об этом забыл, то, может, оно и вовсе не имело никакого значения. Не стоит засорять голову ненужными мыслями. [у старости имеются некоторые побочные эффекты... в виде внепланового склероза на двоих, например]

— Не спеши, Сянь-ди. Если ты помнишь, мы ставили ещё и на количество раз. Ваше Высочество, так сколько? Один?

– Ваше Высочество наверняка тогда был пьян.

– Я-я не пью! – Се Лянь замахал руками.

– Тогда точно один, – Вэй Усянь поник и со вздохом протянул мешочек обратно Шэнь Цинцю.

– Нет-нет-нет, стойте!

– Два? Три?

– Много, но..! Кхм! Почему мы вообще обсуждаем подобные вещи за завтраком?

Ло Бинхэ, сверкая алыми от злости глазами, схватил его за запястье, не давая поднести огонь к ритуальным деньгам, и крикнул:

– Какого чёрта ты творишь?!

Какого чёрта он творил…

Лань Ванцзи задавался тем же вопросом, однако ответить на него был не в силах. Что он мог сказать, если и сам толком ничего не понимал? Не понимал, зачем купил эти бумажки, почему вообще подумал, что сжечь их для Вэй Ина – хорошая идея.

Се Лянь задумчиво нахмурил брови: – Сань Лан тем утром искал какую-то книгу о цветах.

– Цветы? – удивился Вэй Усянь. – Перед уходом Лань Чжань спрашивал о каком-то цветке своего брата.

– Пропажа наших благоверных как-то связана с глупыми цветами? Что ещё за… – Шэнь Цинцю внезапно замолк, словно о чем-то вспомнив.

>Лань Ванцзи, Ло Бинхэ и Хуа Чэн одним утром бесследно исчезают, и единственная подсказка об их местонахождении заключается в цветке. Смертельно ядовитом цветке

Раздражало его. То, что он ушел. То, что он невидим. То, что ни единое его слово – слово, которое при жизни имело вес золота, - не достигает чужих ушей.

После смерти Шэнь Цинцю внезапно обнаружил, что его душа привязана к его глуповатому проклятому шисюну, будь он неладен!