you take me to a place that i've never been

now i'm diving deep 

into the ocean

— Ничего, если я к окну сяду?

— Канеш, садись.

Иен благодарно улыбнулся и протиснулся между братом и пассажирскими креслами, чтобы сесть. Сидеть неудобно: слишком мало места внизу, и ноги никак не протянуть. Поёрзав на месте, постукав пальцами по коленкам и полистав «Авиатор», Иен начал совать руки во все щели, с неподдельным интересом рассматривать подлокотники и резиновую прослойку на иллюминаторе. Он ни разу не летал на самолёте, поэтому был необычайно воодушевлён предстоящим полётом и находился в крайнем нервном возбуждении с тех пор, как они погрузили чемоданы в багажник такси. Лип знает, что эйфория от первого полёта пройдёт уже через полчаса, но сейчас радостная воодушевлённость брата действовала на него крайне заразительно. Так заразительно, что его даже не парили пассажиры с маленькими детьми в соседнем ряду — дети обычно без конца хныкали и не давали спать.

— А еда будет?

— Да, принесут скоро что-нибудь перекусить. Ужин, скорее всего, на выбор будет. В эконом-классе — обычно два вида блюд.

— Классно.

— Ну такое, — усмехнулся Лип в ответ. — Не хочу ломать твою нежную психику, но в самолётах, как правило, паёк на скорую руку делается. Не как в ресторане.

Иен пожал плечами и снова завертелся, оглядывая орды рассаживающихся по местам пассажиров.

— Пофиг, сойдёт. Мы и не такое ели, и ничего, живые. Помнишь, Моника запекала хот-доги в масле и овощах? Выглядело, как блевотина, пахло ещё хуже, но она всё продолжала трындеть, что это наше любимое блюдо. Хот-доги жалко, сами по себе вкусные были.

Лип смутно помнит Монику суетящейся на кухне, но даже это отдалённое воспоминание заставляет его нахмуриться.

— Это всё ты виноват. Нафига сказал ей, что вкусно, когда она в первый раз их готовила?

— Не хотел обидеть. Она же со всего могла обидеться, под лестницу забивалась и сидела неделями там. И я вроде не помню, что вы с Фионой тогда со мной не согласились, — подметил Иен, поиграв бровями — прямо как Милкович. Муж и жена — одна сатана; только успели помолвку оформить, а уже жесты друг у друга перенимают.

— Если бы мы сказали правду, то в следующий раз она бы обиделась конкретно на нас, и тогда вообще сидеть голодными, — усмехнулся Лип. — Я эту запеканку вываливал на задний двор, и честно, на земле эта параша выглядела лучше, чем на тарелке. Соседская собака доедала.

— Фу, — сморщился Иен, отвернувшись к окну. — Других тем для разговора нет, что ли? Давай о чём-нибудь другом…

— Сопля, — подстебнул Лип брата и тыкнул его в плечо. — Я тут нарыл инфы, чем нам там заняться. — Разблокнув телефон, он открыл приложение с заметками. На экран выплыли список задач с квадратами для пометок и какие-то адреса. — Во, смотри, даже гей-клуб элитный тебе для мальчишника нашёл.

— Э-эм, что, простите? Для мальчишника? — засмеялся Иен, покачав головой. — Нет уж, Лип. Нет. И как вообще ты определил, что клуб — «элитный»?

— Я пожертвовал уйму своего драгоценного времени на чтение отзывов, чтобы найти лучший из лучших, — ответил Лип. — Поэтому только попробуй тут мне ещё раз сказать, что не пойдёшь. Надо же мне убедиться, что мой дорогой братец надышится перед смертью, вопреки народной поговорке.

Иен со смехом застонал и закатил глаза.

— Я не пойду в гей-клуб, Лип, тем более с тобой. Тебе-то там что делать?

— Не знаю, бухну. Если повезёт, склею лесбух… И тебе придётся спать в коридоре.

 Из Иена вырвался смешок, широкая лыбень расколола его лицо, и Лип тоже засмеялся вместе с ним.

— Какого мы о себе мнения… Нафиг ты сдался лесбухам? Не пойду я с тобой туда, так что прямо сейчас вычёркивай все клубы из своего списка. Я на голые жопы в блёстках на всю жизнь насмотрелся, спасибо.

— Ой, да ладно тебе, — проскулил Лип, толкнув брата в плечо. — Чё такой зануда-то стал? Совсем никакого уважения к традициям…

— Ну да, жениться на мужике — такая себе традиция, — со смехом заметил Иен. — Я просто хочу увидеть море хотя бы раз в жизни. А качков и на пляже полно будет, как приятный бонус.

— Ладно, ладно, убедил, — сдался Лип, подняв руки вверх. — Никаких клубов, понял. Пойдём на причал, пофоткаемся на фоне скал и маяков, затем на пляж. Идёт? — Иен молча кивнул и откинулся к окну. Снаружи мужики в оранжевых светоотражающих жилетках ходили и что-то напоследок проверяли, и Иен задумчиво уставился на эту картину. — Иен? Всё хорошо?

— Да, — промямлил брат, не отрываясь от иллюминатора.

— Не очень… убедительно, — поддел его Лип. — Уже жалеешь, что отказался от мальчишника в гей-клубе?

— Вот уж нет, — скривился Иен. — Просто задумался.

— О чём?

— Просто… хотелось, чтобы Микки тоже полетел с нами. Стрёмно мне, что я отдыхать улетел, а он там, один и без меня. Он из Чикаго и не выезжал никуда — только по батиным поручениям, и ещё когда меня из военки забирали.

Липу тоже стрёмно осознавать, что он бесится с упоминания Микки в таком контексте. В голове тонюсенький голосок назойливо пищит, что не для Милковичей Иенова роза цвела, и руки чешутся что-то избить — хоть кресло, например, или стюардессу, чтоб отлегло. Лип сжал руки в кулаки изо всех сил и отвернулся; ногти впились в кожу до красных пятен.

— Ну вот снимут с него УДО-шную подписку о невыезде, так и езжайте, куда хотите. В чём проблема-то. — Липу хотелось произнести это будничным, насмешливым тоном, а получилось, как у ребёнка, которому не купили шоколадное яйцо. Иен это, разумеется, заметил.

— Лип, у тебя до сих пор с ним какие-то проблемы, или что?

Лип шумно выдохнул через нос. «Не начинай, бро». Он бы сказал это вслух, если бы Иен не приуныл, как кот в зимнюю спячку. Вот уж что-что, а это Липу обсуждать точно не хотелось. Лип надеялся, что хотя бы во время полёта тема Микки Милковича не всплывёт, но, естественно, всплывает сразу же, как непотопляемая субстанция из всем известных жизнедеятельностных отходов. И странно, что его мнение имеет значение для Иена. Они сошлись обратно без его благословения и, естественно, поженятся — тоже.

— Я не знаю, — ответил Лип после минутного молчания. Он не ненавидел Микки, вовсе нет; в какой-то степени Лип даже рад, что брат, в конце концов, выбрал именно его. Конечно, минусов больше, чем плюсов, но один из них напрочь перечёркивает все отрицательные моменты: Микки Милкович не только не оставил Иена со всеми его проблемами с психикой, больницами, лекарствами и реабилитациями, но и переживал вместе с Галлагерами худшее. Он знает, каково это — проверять по нескольку раз баночки с таблетками, стараясь не спалиться, прятать верёвки и острые предметы, расписывать месяцы на фазы; Милкович всегда поймёт их. Нелегко жить с таким человеком, как Иен. Другие его мужчины воспринимали периоды стабильности за его нормальное состояние, и поэтому сбегали сразу же, как только одна фаза сменялась другой.

Но Микки не сбежит, и Лип не опасается отпускать его теперь в свободное плавание, в другой дом и брачную постель. Теперь брат в надёжных руках человека, который прекрасно понимает, что его хорошее самочувствие — временное явление, за которое нужно будет всю жизнь бороться.

И всё же Лип не может задавить в себе дурацкого червяка, который грызёт ему плешь и заставляет представлять себе худшее, не позволяя даже немного порадоваться за брата. Конечно, он рад — у Иена свадьба, счастье, семья и всё такое, но, тем не менее, непонятная тоска давит ему на грудь. Сознание бередят воспоминания, как брат приковылял домой весь в крови и в синяках, как с постели не вставал неделю и потом напился на свадьбе Микки, как натужно улыбался и на все вопросы отвечал: «всё нормально», когда это было далеко не так; все эти состояния ассоциируются у него с Микки Милковичем. Разумом Лип понимал, что не только Микки виноват во всём произошедшем с Иеном — гораздо большую роль сыграли похеренные гены и сложившиеся обстоятельства. Впрочем, это не мешало ему перекладывать ответственность за побеги и депрессии Иена на Милковича.

— Я думал, вы всё уладили. Вы же реально давно уже не срались. Или это только при мне такое притворное затишье?

— Не, ты чё, нет. Всё пучком, — ответил Лип. — Дело во мне, скорее. Ерунда.

— Вовсе не ерунда, Лип.

Лип вздохнул и провёл руками по лицу. Как только у Иена до сих пор не выветрились из башки глупые детские представления о семье, где все, абсолютно каждый друг с другом будут ладить?

— Слушай, я делаю всё, что могу. Я правда стараюсь принимать твоего мужика таким, как есть, и несмотря на то, что он меня большей частью бесит, настраивать тебя против него я не собираюсь. Советовать бросить всю эту хуйню с замужеством и искать человека поперспективнее — тоже. Так какого члена тебя вообще волнует моё мнение?

— Ты всё-таки мне брат, — ответил Иен с лёгкой усмешкой. — И, наверное, лучший друг.

— Твой лучший друг — это Мэнди, и она вполне сносно относится к Микки, нет?

— А мне нельзя иметь двух лучших друзей? — возразил Иен, ударив его локтем в бок. — Мне хорошо с ним, Лип. Не просто хорошо, а так, как надо, — Иен сделал паузу, задумчиво уставившись в спинку кресла перед собой. — Знаешь, как будто есть только один возможный вариант жизненного сценария, и в нём мы вместе. Все дороги ведут к тому, что мы вместе. Я не знаю, как это объяснить, просто… ну, вот так оно, как есть.

Лип кивнул, про себя, однако, матернувшись; не очень ему хотелось слушать такие откровения про отношения с Микки Милковичем. В глубине души он завидовал: ни одна женщина из всех, что у него были, не доводила его до такого сумасшествия. Даже с теми, которых он вроде бы любил, не чувствовалось всё так, как надо. Иногда ему на ум приходят мысли, что просто он такой человек — бывают такие люди, которые неспособны построить крепкие любовные отношения. Впрочем, перспектива остаться в одиночестве до конца своих дней не сильно его парит.

— Ну, значит, всё нормально, — заверил его Лип. — Серьёзно, бро, не поднимай больше эту тему. Я работаю над собой — остановимся на этом.

Иен не удовлетворился таким ответом, и, видимо, хотел возразить ему, но вовремя сумел захлопнуться.

— Ладно, хорошо. Я понял.

— Не обижайся, — цыкнул Лип, заметив в его тоне тень разочарования.

— Не обижаюсь я, просто… Я не для этого поехал с тобой на море, чтобы постоянно прокручивать в голове приемлемые темы для разговора, — объяснил Иен. — Не загоняйся, Лип. Расслабься хотя бы в Калифорнии, а то приедем и снова скучными станем со своими рабочими графиками и счетами. Спасибо, что взял меня с собой.

— Да всё, всё, — отмахнулся Лип, несколько удивлённый тому, что Иен не стал развивать спор.

Весь салон расселся, заревели двигатели, и над их головами из динамиков раздался голос, чей обладатель приятным тоном проинструктировал их по технике безопасности. Иен ожил и снова в нетерпении застучал пальцами по коленкам, когда они начали взлетать.

— Офигенно. Капец, мы реально летим, — восторженно произнёс он, и Лип почему-то тоже горд и счастлив; будто ему десять лет, и сам он тоже сел на самолёт в первый раз.

***

Презентация прошла на высшем уровне — гораздо лучше, чем он ожидал. Ни одно из его худших опасений не сбылось; Липу представлялось, что он будет говорить в полупустом зале, и вся аудитория вместе с Иеном будет без конца зевать. В конце эти люди закидают его скептическими каверзными вопросами, исследованием которых он, разумеется, не занимался, либо в конец уткнутся в телефоны без всякого стеснения, только бы досидеть. Но ничего такого не было. Зал был переполнен, а люди внимательно слушали его речь, и Лип, увидев это, вещал с каждой минутой всё увереннее и эмоциональнее, даже в листок почти не заглянул, и на все вопросы тоже ответил легко и ёмко.

В общем, Лип Галлагер был вполне доволен собой и происходящим: из зала он вышел на крайнем подъёме душевных сил, не только из-за успешного выступления, но и из-за камня, свалившегося с души.

Все его сомнения и переживания из-за новой работы в компании, в которой ему предложили должность старшего менеджера по нанотехнологиям, постепенно рассеивались. Он стоял за трибуной и рассказывал людям о своей недавней разработке, и людям действительно было интересно: они записывали, снимали, интересовались теми или иными нюансами, и к Липу наконец-то пришло настоящее удовлетворение от того, что он делал, от такого желанного общения с единомышленниками, а не с вечно невыспавшимися студентами, чья мотивированность к работе бесконечно стремилась к нулю. Лип наконец-то был на своём месте.

Неуспешно поозиравшись по сторонам в поисках своего брата, Лип наткнулся взглядом на группу людей, которые с интересом за ним наблюдали.

— Отличное выступление, мистер Галлагер! Прекрасная работа!

— Благодарю, — махнул Лип взывавшим к нему людям, задней частью мозга доходя, что лыбится во все тридцать два. — Очень рад, что вам понравилось.

Ещё несколько человек окружило его, чтобы пожать руку и выразить своё восхищение, и —  боже ж ты мой — как же прёт это выслушивать. Но радость схлынула тяжёлой волной, как только он поздоровался со знакомым по университету доктором наук. Взгляд его упал на свою руку. Кое-как отбившись от неперестававших восхвалять его достижения людей, Лип откланялся и, зайдя за угол, посмотрел на свои ладони. Они тряслись. Папка, зажатая под левым локтем, чуть не упала на пол, но, вовремя среагировав, он прижал её к себе.

Сколько времени прошло? Прошлой ночью они с Иеном пропустили по стакану виски в баре, и брат убедил его уйти и лечь спать пораньше — в номер они пришли в полпервого ночи. Лип посмотрел на часы — стрелки показывали полдень. Двенадцать часов. Прошло, сука, всего лишь двенадцать часов. Сделав пару шагов, он почувствовал скапливающуюся в горле тошноту. Неужели он чувствовал себя так же во время презентации? Он что, слишком перевозбудился, чтобы заметить, что плохо себя чувствует?

Лип прошерстил руками волосы и передёрнулся: все ладони были в поту. Может, это из-за акклиматизации — в Калифорнии непривычно жарко. Или у него температура.

— Блядь, — выругался Лип себе под нос. Озноб накрывает его, и он слышит в ушах стук собственного сердца. «Бля, сейчас бы бухнуть», — внезапно проносится в голове. Собственное тело и разум предавали его сейчас, и Лип отмахнулся от назойливых мыслей. «Сегодня можно и бухнуть», — перефразировал он про себя. Так-то лучше. Сегодня действительно знаменательный день, и ничего страшного в том, чтобы отпраздновать его как следует. Наоборот, даже странно будет, если Лип этого не сделает. Люди всегда пьют, когда после долгого напряжения сил что-то удаётся, это нормально.

— Вы были просто великолепны, мистер Галлагер, — раздалось у него над ухом. Перед ним стояла женщина в годах, очень эффектная, при этом с естественным макияжем. Тёмно-русые её волосы были собраны в гладкий аккуратный пучок. Женщина приветливо улыбнулась ему, и Лип почувствовал себя избранным, как будто кто-то вписал его имя в золотую звезду на голливудской Аллее славы.

— Вы видели мою презентацию? — самый дурацкий вопрос, который он только мог задать ей сейчас. Липа покоробило от небрежности, так и сквозившей в его интонации, и захотелось дать себе по ебалу. Он заметил эту даму сразу же, как только она зашла в аудиторию, и что-то его привлекло в ней так, что добрую треть всего своего выступления он украдкой пялился на неё, а теперь она стоит тут и слушает чушь, которую он порет.

Женщина усмехнулась, опустила глаза на секунду и снова взглянула на него с лукавым укором. Она прекрасно знает, что он её видел, но, видимо, её умиляет, как неумело Лип притворяется дурачком.

— Да, видела. Это было весьма… Информативное выступление, — с этими словами женщина протянула ему руку. — Меня зовут Алиса Мартин-Филлипс, я преподаю в Чикагском университете. Всегда рада поддержать своих коллег.

Бля, бля, бля! Лип весь взмок и трясся, как осиновый лист на ветру, и подавать этой Алисе свою потную руку с очевидными признаками Паркинсона сейчас было бы верхом неуважения. Липу не хотелось, чтобы она увидела, насколько он жалок, но никуда не денешься — с этой женщиной он на самом деле заочно знаком, даже читал однажды её исследования, поэтому от приветствия уходить было нельзя.

— Приятно познакомиться, — ответил он настолько сдержанно, насколько смог. Прежде чем подать ей руку, Лип аккуратно вытер ладонь о пиджак, надеясь, что она правильно поймёт этот жест, списав его на свойственное всем публичным выступлениям лёгкое возбуждение. — Я читал ваши работы и тоже преклоняюсь перед вами за ваш труд.

— О, правда? — Алиса вскинула бровь, и боже мой — как же это сексуально выглядело. Она всё ещё держала его за руку, задавая следующий вопрос:

— Не хотите обсудить наши рабочие моменты за обедом? Я знаю отличное местечко тут недалеко, и мне было бы очень приятно познакомиться с вами поближе.

Изящная, шикарная женщина приглашает его пообедать, но что-то внутри орёт благим матом, чтобы он сматывался отсюда поскорее. Ему и нравится, как вожделенно она на него смотрит, и в то же время пугает. Это как с Хелен — с ней тоже всё напоминало какую-то игру, парадокс, антиномию; она могла сказать что-то совершенно обычное, но так сказать, что Лип тут же был сражён наповал и в то же время начинал считать себя кем-то большим, чем просто Лип Галлагер.

Надо согласиться, хотя бы ради соблюдения приличий, ради работы. Но тошнота всё ближе подступала к горлу, и свет в коридоре становился всё ярче с каждой секундой, почти ослепляя его.

— Я, эм-м, мне очень жаль, но, боюсь, не получится, так как у меня уже есть планы на остаток дня, — проговорил Лип. — Не знаю, как долго вы будете здесь, но, смею предположить, мы сможем позавтракать завтра, например? — Лип знает, что завтра он будет в порядке. Просто успокоиться надо. Просто нужно стаканчик ви… Нет, не думай об этом.

— Конечно, замечательно, — даже если Лип нарушил ей часть расписания, она, очевидно, из тех людей, кто этого не скажет вслух. Вытащив визитку из кармана пиджака, она протянула её Липу, как бы невзначай дотронувшись его пальцев. — Я буду вместе с мужем. Позвоните по номеру — и мы договоримся, где удобнее встретиться.

C мужем она будет. Лип чуть не захохотал от досады. Конечно, такая замужем — было бы странно, если иначе. Грациозно кивнув Липу на прощание, женщина покинула его; как только она отошла на приличное расстояние, Лип испустил тяжёлый вздох и поплёлся к другому выходу. Кто-то обернулся и проводил его обеспокоенным взглядом, но ему было всё равно, что думают сейчас о нём люди. Он просто хотел вернуться в отель.

Завалившись в номер, Лип уронил папку на пол и опустился на корточки перед мини-баром со склянками разных ёмкостей и содержимого. Остановившись на виски, Лип вытянул стеклянную пробку и в один присест залил в себя сразу полбутылки. Ещё глоток — и горло горит, но хорошо так горит, и руки больше не трясутся, как у старика.

— О, ты здесь, — Иен запорхнул в номер, и он почувствовал себя полным мудилой. Лип так торопился, что забыл про Иена — тот, возможно, всё оббегал в его поисках. — Ты чего так быстро ушёл?

Хочется попросить Иена отвалить, оставить его в покое хотя бы на полчаса, но Лип пересилил себя; стрёмно, что брат обнаружил его в таком состоянии, а ещё стрёмнее, что Иена это нисколько не смутило. Лип заставил себя подняться на ноги и поставил бутыль на бар.

— Толпа присосалась, едва вышел оттуда, — ответил он. — Вот и смылся.

— А, ну да, — понимающе кивнул Иен, сняв обувь и пройдя вглубь комнаты. — Меня вообще странные девки окружили, когда ты закончил. Говорили, что у меня зачётные волосы, просили попозировать на фото, другие — на рисунок. Фетишистки какие-то.

— Ну, люди искусства, — фыркнул Лип. — Они все социально неловкие, ничего не поделаешь.

— Они сильно удивились, когда я сказал им, что ты мой брат, — фыркнул Иен. — Ты действительно классно выступил, Лип. Очень здорово. Я, конечно, мало чего понял, но люди прям как наэлектризованные сидели, так ты их зарядил, — Иен был искренне рад за него, это видно; притянув брата к себе, он слегка приобнял его и хлопнул по плечу.

— Да?

— Ага. Вообще красава, говорю же.

Лип засмеялся от переполняющего его удовлетворения и гордости.

— Отвали.

— Я серьёзно! — воскликнул Иен. — Пойдём отметим куда-нибудь? Есть хочу…

Лип предпочёл бы остаться в номере, прикончить виски и поностальгировать по другим блондинистым профессоршам, так же стремительно врывавшимся в его жизнь когда-то, а затем в одиночестве прогуляться до бара на открытом воздухе и ужраться вдрызг. Есть ему не хотелось, как и разделять сейчас чью-то компанию, пусть даже Иена; здесь Лип одёрнул себя и вспомнил, что решил не портить поездку ни ему, ни себе своими загонами. Ещё одна причина, по которой он взял с собой брата — тот не даст ему перебрать с бухлом, не позволит выставить себя чмом перед людьми, которые, увидев его свинское поведение, с вежливой улыбочкой вернут ему резюме с отпиской, что нашли другого сотрудника, и тогда до свидания, новая работа.

— Канеш, погнали, — согласился Лип, нацепив на рожу маску почти неподдельного энтузиазма. — Там есть одно кафе…

***

Кафешка, куда они пришли, в итоге оказалась темноватой такой забегаловкой — прям что надо: тихо тренькала расслабляющая музыка, а поверхность столика липла к рукам, оставляя неприятный осадок на пальцах. Официантка принесла бокал пива, и Лип начал медленно, чтоб не умудохаться сразу же в стельку. Когда бокал почти опустел, он почувствовал, что утреннее недомогание стало потихоньку спадать, и заказал себе самый огромный гамбургер, который только был в меню.

Иен внимательно слушал его, когда он начал рассказывать о штуке, которую представлял сегодня на выступлении. Несмотря на то, что брат был там от начала до конца, он терпеливо внимал, совершенно не выказывая скуки, словно ему действительно интересно. Лип, осознав, что порет информацию, которая нафиг Иену не сдалась, мгновенно стушевался и на минуту замолк; алкоголь неплохо так развязал ему язык, но ещё не совсем затуманил разум. Хочется сделать что-нибудь глупое: поорать на других посетителей или признаться брату, почему он сегодня так быстро слинял.

— Короче, нереально горячая замужняя профессорша. Абсолютно мой типаж.

— На сколько она тебя старше-то хоть? — фыркнул Иен в свой стакан с минералкой.

— Трудно сказать даже, — с ухмылкой ответил Лип. — На пятнадцать, может, и двадцать лет.

— Ох ты ж бля, — брат даже закашлялся и отставил от себя воду. — Может, она близнец той кокнутой на голову преподши, с которой ты в прошлом году встречался?

— Чем-то похожи.

— Ты, блин, как магнит для сумасшедших милфок, — сказал Иен, вскинув бровь. — Надеюсь, ты её отшил.

— Не, я пообещал завтра позавтракать с ней и её мужем, — пожал плечами Лип. Иен в недоумении на него уставился. — Ну, у меня выбора так-то не было. Она как специалист реально крута в своей области. Может, словечко замолвит за меня, если я заработаю её благосклонность. Пойдёшь со мной? — с надеждой в голосе спросил он брата. — А то за мной не следи — так я её в туалете чпокну, когда муженёк будет поглощать свой жирный тост.

Иен закатил глаза и поозирался по сторонам какое-то время с сосредоточенным выражением на лице, словно о чём-то раздумывая.

— Честно, Лип, я не очень хочу принимать в этом участие, — выдал Иен. — Я, блин, представляю, как вы будете сидеть и обсуждать какую-то супер-навороченную хрень, которую я в гробу видел…

— Да не, перестань, — возразил Лип. — Ты сможешь разговорить их на другие темы и понравишься им. Ставка на то, что они автоматически перенесут свою симпатию к тебе на твоего не такого обаятельного, но мозговитого брата. Профит.

— Засранец, — фыркнул Иен, обиженно прищурившись.

— Не, ну серьёзно, Иен! Меня правда нужно будет остановить, если я соберусь её трахнуть. Я не шучу.

Иен громко засмеялся, да так, что кусочки курицы из его сэндвича выпали изо рта на стол. Лип тоже усмехнулся с этого зрелища, а брат в конце концов закашлялся и второпях запил это дело стаканом воды.

— Господи, боже ж ты мой, бля, — выдохнул Иен, постучав себе по груди. — Лип, ты же взрослый человек, ну ё-моё. Я же не могу за тобой, как в ясельной группе, бегать везде и следить, чтоб ты, не дай бог, не дёргал девочек за косички.

— Или за кое-что другое, — хохотнул Лип, и Иен подхватил, качая головой. — Пожалуйста, бро. Только один раз подстрахуй. Она, реально, офигеть какая секси.

— Ладно, ладно, — смягчился Иен. — Но если мне зададут какой-нибудь умный вопрос и я тебя опозорю, виноват будешь ты.

— Да не вопрос, — с этими словами Лип поднял руку и жестом подозвал официантку — миленькую брюнетку с ямочками на щеках и идеальными сиськами, которая наверняка будет уссываться от смеха над всем, что он говорит, даже если это довольно отдалённо относится к юмору. Если бы Лип поехал один, без брата, он бы точно раскрутил её.

— Зайка, можно нам ещё по пиву?

— Одно пиво, только ему, — поправил Иен, вскинув ладони кверху. — Я не буду.

— Вам воды? — спросила девушка, и Иен кивнул. — Хорошо, сейчас принесу.

— Один-то бокал выпей, — попытался он уговорить брата. Тот замотал головой. — Да ладно тебе, не на работу же завтра!

— Не буду, — ответил Иен. — Лекарства сейчас очень хреново с алкоголем кореллируют. Могу уснуть прямо на этом столе — тебе тащить меня в номер, — усмехнулся он. — А потом меня вывернет прямо на постель, и убирать сам знаешь кому. Всё, кончилась шальная юность, и тусовки с ней тоже, — Иен произнёс это довольно грустное само по себе положение без единого намёка на скорбь. Только тёплая улыбка, как будто он в крайнем восторге жить без бухлишка.

Лип понятия не имеет, как брату это удаётся. Если бы врачи так же сказали ему, что нужно бросить пить и завязать с «тусовками», он бы свихнулся от сраной трезвости. Алкоголь размывает реальность, делая её красочнее, превращает серых и унылых людей в ярких и интересных личностей. Алкоголь способен отключить его кишащий тараканами разум, пусть даже на несколько часов, но даёт ему забыться.

— Иен, ты счастлив?

— Да, — Иен, смутившись, кивнул. — А что?

Лип помнит, как брат лежал на своей постели неделями, замуровав себя в три слоя одеял. Лип видит, что сейчас он говорит правду, но почему-то трудно поверить в неё, в правду эту; Лип просто не представляет себе, как можно довольствоваться жизнью, в которой ты субботние вечера проводишь дома, трезвый, с конченым на голову уголовником под одним боком и с подозрительно умным высерком этого уголовника от русской проститутки — под другим. Ему непонятно, как он может так легко впускать кого-то в свою жизнь, дом и постель.

— Ну, что там за квартира-то хоть? Ты вроде говорил, парк рядом?

— Да, и не только парк. Вообще район очень зелёный. Метро в пяти минутах, детская площадка… — начал перечислять Иен. — И у Ева будет своя комната, а то стрёмно постоянно укладывать его на диване в гостиной. Короче, увидишь, когда переезжать будем. Ты же поможешь нам вещи перетащить? — Иен усмехнулся, глядя на его наверняка хмурую физиономию. — Разумеется, бесплатно, потому что с новой мебелью и кредитами денег у нас — кот наплакал.

— Если пицца и пивко будет на новоселье, то почему бы и не помочь, — парирует Лип.

— Да это-то не проблема. Накормим. Блин, не могу дождаться уже…

Знакомое тревожное ощущение закралось в душу Липу. Каждый раз, когда он обдумывает переезд брата, тоска накатывает на него. Он не хочет смотреть новую квартиру, он даже думать об этом не хочет. Вне зависимости от того, сколько раз он напомнит себе, что его брат — взрослый мужик, который не нуждается в чьей бы то ни было опеке, Лип не перестанет за него переживать. Не перестанет вспоминать, как Иен набирал номер Милковича, валяясь на промёрзшей земле в тёмном переулке, и не дозвонился.

В один присест заглотив очередной бокал пива, он подозвал официантку и заказал ещё. Иен нахмурился, но ничего не сказал. Вместо этого он отодвинул свой стакан с водой поближе к нему, словно надеясь, что он перепутает его со своим бокалом.

— Ты точно не хочешь в клубешник? — с пьяной ухмылкой вопрошает Лип. — Тут недалеко один. Может, сходим?

Иен покачал головой.

— Честно говоря, я не уверен, что снова когда-нибудь пойду туда. Мне надо быть в нормальном таком подпитии, чтобы сейчас захотеть посещать подобные места. От музыки и алкоголя сведёт нахер в соньку… Вырублюсь с двух стопок. А с лекарств тоже слезать нельзя, так что вот.

Здорово, что он может так откровенно обсуждать свою биполярку с ним, да и вообще всё обсуждать; однако, так было не всегда. Множество противоречий и вранья стояло между ними когда-то. Лип надеется, что сейчас Иен ничего не скрывает. Если ничем не делиться с близкими, в конце концов, начнёшь гнить от скопившегося в тебе говнища. Интересно, насколько он сам уже сгнил?

— Ну, тогда пошли в гостиницу.

Иен согласился. Лип расплатился, отвалив смешливой официантке приличные чаевые, и они уходят. Несколько минут в ночной тиши, нарушаемой только шелестом ветра в кронах деревьев и отдалённым шумом волн с причала, Галлагеры шагают по вымощенной дорожке к отелю. Затем Иен, увидев какую-то старую отреставрированную постройку в глубине парка, начал что-то болтать про архитектуру старого Чикаго, потом они обсуждали Алиби, чемпионат мира по бобслею, и Лип с ностальгической печалью думал, что это, наверное, последний раз, когда они разговаривают так, как делали это в юности — дурковатые школьники без царя в голове и с вечно отсутствующими родителями. Ни холодных переулков за вонючими клубами, ни новых квартир в ипотеку, ни тебе таблеток, лекарств, больниц и реабилитаций — всё это тема нон-грата сегодня, и Лип вдыхает и выдыхает вечерний летний воздух — спокойно, размеренно.

 ***

Холодно. Морозит так, что опизденеть можно. И ни зги не видно — глаза будто закрыты, но другой орган чувств его не подводит: Лип слышит стук собственных зубов и, однако, каким-то образом всё-таки замечает своё тёплое дыхание, клубами вырывающееся изо рта. А рот весь умазан в чём-то мокром и вонючем — он повозил рукавом по лицу, пока не понял, что это его рвота. По ходу, он заснул на улице сильно пьяным и блевал во сне.

Надо встать и идти, идти домой, но не получается даже пошевелиться. Лип открыл глаза (или не открывал) — в голове заухало, загрохотало по перепонкам кошмарной, невыносимой болью; руки и ноги словно кто забинтовал втугую резиновыми жгутами, настолько всё онемело. В ноздрях —

 запёкшаяся кровь; должно быть, он упал. Местами кожу покалывает, как будто там ссадины или порезы — он только чувствует, но не видит, потому что не может даже голову поднять, чтобы разглядеть своё тело.

Потом он всё же подтянул руку к карману и попытался нащупать сигареты, но безуспешно. Не было ни сигарет, ни кошелька, ни ключей, ни телефона — ни-че-го, ёбаный сука в рот. Может, его ограбили? Да, скорее всего, и избили, а потом уже и обшмонали. Может, он сопротивлялся. Совершенно очевидно, что до сих пор не протрезвел.

Или он вообще не пил? Стоп; конечно, он не пил, о чём вопрос. Просто приложили хорошо битой по кумполу, вот и всё. Лип встаёт на ноги, а они тут же расплываются в желе. Он весь расплывается в желе и оседает на пол… На землю? Асфальт? Лип зовёт на помощь, но слова тонут в желеобразной массе, комками залепившей ему рот.

Внезапно ноги снова превращаются в ноги, ногам становится тепло; Лип подумал, что ему кто-то бросил одеяло, и он полез вниз, чтобы завернуться в него полностью и согреться. Одеяла почему-то нет, и Лип не понимает, что происходит, и тепло превращается в холодную сырость; тут до него доходит. Он обмочился. Ебать, надо же было так надраться, чтоб во сне нассать в штаны. Во сне…

«Помогите», — сказал он в пустоту, надеясь, что кто-нибудь всё же услышит. Может, вызовут полицию, а те уже отвезут его в больницу — по крайней мере, на больничной койке мягче и теплее, чем там, где он находится сейчас.

— Здарова, хуйло, — хрипло раздалось у него над ухом. — До сих пор здесь валяешься? Какой же ты обсосина, боже...

Знакомый голос. Наверное, это тот же козёл, который ограбил его и оставил здесь замерзать. Скорее всего, он вернулся, чтобы убить его.

«Пожалуйста, оставь меня в покое. Пожалуйста, не трогай меня».

— Деньги мне верни сначала, ублюдок!

«Какие деньги? Нет у меня никаких денег».

— Нет, говоришь? А если найду?

Лип хотел спросить, что происходит, но ему слишком больно было открывать рот, потому что челюсь ужасно саднила. Во рту разлился неприятный металлический привкус крови.

— Отвечай, псина! Я знаю, что ты меня слышишь. Ты тупой, но не глухой! — С этими словами Липа внезапно ударили под дых, и он вскрикнул. Боль пульсирует в рёбрах с такой силой, что ему кажется, он сейчас сойдёт с ума. Если бы он всё не выблевал ранее, его бы сейчас снова стошнило.

— Давай, Фрэнк, ты же большой и умный мальчик. Просто скажи, где деньги.

Фрэнк? Прежде чем Лип успел обдумать, почему его назвали Фрэнком, его снова ударили — на этот раз в лицо. Затылком он улетел в кирпичную стену сзади; в ушах раздался треск — черепушка, наверное, а потом всё потемнело. Только гул в ушах напоминал ему, что он до сих пор жив.

— Да, у нас всё хорошо, Мик, — раздался ещё один голос откуда-то издалека. — Отдыхаем нормуль. Как у тебя дела? — это говорил Иен; точно, он. — Понятно… Лекарства пьёшь?.. Блин, ну хоть один раз этот вопрос задам тебе я, — смеётся.

Лип делает над собой усилие и открывает глаза. Вместо звездного ночного неба над ним раскинулся потолок; в комнате темно, но, кажется, на улице уже светает. Дотянувшись до телефона на тумбочке, Лип обнаружил, что он тоже мокрый. На секунду он смутился, подумав, что он на самом деле обоссался, а не только во сне — не привыкать же, однако теперь это было сложнее скрыть от брата. Но в следующую минуту, вытерев руки о штаны и ощупав себя, он осознал, что это ладони у него так вспотели. Повернувшись на другой бок, он почувствовал холод, мурашками пробегающий по спине. Спина, шея и всё тело было в поту; вся простынь и одеяло пропитались влагой.

— Ёбаный пиздец, — пробормотал Лип, сев на постели и стаскивая с себя майку. — Да что ж такое…

— Конечно, высыпаюсь. Да, тут кондиционер, — Лип вылез из постели с абсолютно незаинтересованным выражением на лице, стараясь сделать вид, что не слушает разговор брата по телефону. — Да! Боже, да прекрасно я себя чувствую. Прекрати уже.

Иен стоял на открытом балконе и специально приглушал тон, чтобы не будить, но Лип всё равно слышал каждое слово, даже сказанное шёпотом. Добрая улыбка освещала его глупое лицо: на самом-то деле ему нравится, когда Милкович за него переживает.

— На пляж завтра пойдём после завтрака... Ага... Да Лип тащит меня на завтрак со своими профессорами, блин. Какие-то ему нужные штуки разрабатывают. — Пауза. — Да бог его знает, я тоже не шарю. Мне просто посидеть надо с ними.

Лип, в темноте ощупывая местность, чуть не врезался в телевизор, споткнувшись на ровном месте, но брат не заметил, и он пробирается дальше к мини-бару за водкой. Руки немного потрясывает, но уже не так сильно, как вчера. Лип не хочет думать об этом; Лип об этом уже не думает, вливая в себя спасительную жидкость, и с удовлетворением ощущает, как приятно горчит на языке.

— Да ладно, меня всего-то два дня как нет, а ты уже разгубонился, — Иен хихикает, как писклявая девчонка, весь такой из себя кокетка с этим Микки. Как же бесит. — Ладно, ладно, я тоже по тебе скучаю, лузер.

Лип выбросил опустошённую бутылку в мусорку и достал другую — просто, чтобы успокоиться и не нести херни на завтраке с важными людьми. Когда он пьян, в нём просыпается скрытая харизматичность, и ему гораздо легче общаться, нежели по трезвяку выдавливать из себя приятности. Надо бы соком разбавить, чтобы не косить и дойти до кафе утром без братской помощи, но вставать за ним было лень.

— Да. Да… Я тоже тебя люблю. Иди давай ложись, вон сколько времени уже…

Лип откупорил бутылку, и крышка с тихим звоном упала на пол.

***

Завтрак длился очень долго, гораздо дольше, чем хотелось бы, но было очень вкусно; к тому же, ему всё-таки удалось никого не трахнуть, так что день складывался вполне неплохо. В полдень они добрались до моря. Пляж забит — людей, как килек в бочке, чуть ли не друг на друге загорают, но Иен всё равно рвёт себе рот в счастливой, довольной улыбке, как идиот. Прошло полчаса, солнце окончательно вышло из-за облаков, и песок под ногами раскалился так, что Лип с ойканьем надел шлёпанцы.

— Бляха, я, наверное, совсем не летний человек, — сказал Лип, стирая пот с верхней губы. — Дайте лучше горку с ватрушками, пускай и в минус двадцать — всё лучше.

— Да ладно те, ты посмотри, какое море сегодня классное. Заебись же, — Иен воодушевлённо окинул взглядом горизонт, приложив руку козырьком к лицу.

— Я сейчас поджарюсь нафиг. Адище какое-то.

— Ага, посиди два часа с людьми, которые говорят на другом языке и думают, что ты их понимаешь, а тебе нужно притвориться, что так и есть. Вот это адище, — засмеялся Иен, покачав головой. — Так что мы квиты.

— А мужик-то от тебя взгляд оторвать не мог. Так пялился, будто сейчас сожрёт, — подъебнул его Лип, вспоминая завтрак. — «О, Иен, так ты в общепите работаешь? Интересно, интересно. В кофе разбираешься, значит, да? Интересно, интересно,» — он передразнивал мужа Алисы, и Иен в ответ смешливо фыркал, раскладывая полотенце на песке. — «А сосать будешь? Интересно, интересно,» — тут уже они оба зашлись смехом.

— Этот Дастин-хуястин реально меня за бедро трогал, типа невзначай так рукой водил, — Иен сморщился и помотал головой, усевшись на песок. — Я отодвинулся, помнишь? Когда за салатом потянулся — пододвинулся ближе к тебе. Но его это не остановило, кстати.

— Серьёзно? — хохотнул Лип, вскинув брови. — А чё ты молчал?

— Да не знаю, чё залупаться-то на глазах у всех. Да и к тому же, они вроде тебе помочь хотят с продвижением, я бы только всё испортил… Похер, чё, первый раз что ли. Я вроде как эксперт по вежливому отшиванию странных женатиков.

— Может, не стоит отшивать странного женатика, прежде чем сам в него превратишься? — хохочет Лип. — Вроде ничего такой мужичонка.

Иен посмотрел на Липа, как на болвана, и кинул в него песком; песок случайно попал в женщину, лежавшую с книгой поодаль. Иен извинился и снова с укором взглянул на брата, качая головой.

— Не, знаешь, как-то не горю желанием.

— Ну, смотри сам.

Они зашли в воду и остановились на месте, едва она коснулась их лодыжек. Волны будто смывали многолетнюю усталость с ног, ласково приглашая к себе; Лип, расслабившись, бросил взгляд на брата, но у того в глазах блестел не то страх, не то восторг в преддверии чего-то… Лип вспоминает, как они прогуливали школу, чтобы сходить на «Властелина колец». Иен боялся, что спалят, но обошлось; они прошли в зал и начали смотреть, при этом не вникая особенно в то, что происходит на экране, потому что были слишком взбудоражены своим побегом. Что-то грандиозное, невероятное было тогда в том, чтобы прогулять школу — бунт, первый в их жизни, первое нарушение блядских правил, связывающих человечество по рукам и ногам. У Иена были такие же глаза тогда, и Лип гордился собой, что именно он открыл брату эти возможности.

«Держи крепче и не отпускай, понял?» — вспоминаются слова Фионы. Она и так выбивалась из сил с ними пятерыми, поэтому Лип взял на себя ответственность за одного из братьев, чтобы он не влипал ни в какие неприятности и чтобы Фиона хотя бы за него была спокойна. Но школа давно позади, а младшему брату — тому, которого он учил завязывать шнурки и которому отдавал своё одеяло в холодном фургоне — уже под тридцать, и Лип понимает, что пришла пора наконец-то его отпустить.

— Лип, ты чё?

Лип смотрит на свои руки; они всё ещё трясутся, незаметно, но тем не менее, и он сжимает их в кулаки.

— Да ничего… Я, наверное, с кофе перебрал.

— Точно всё нормально? Так смотришь странно.

Лип кивнул, изо всех сил стараясь прогнать из своей больной башки мысли о водке.

— Дурило, ты чё солнцезащитным кремом не мажешься? Уже вон весь красный, как рак, второй день как приехали…

— Я намазался вообще-то сегодня, — Иен вытянул шею, разглядывая свои веснушчатые плечи. — Всё нормально будет.

— Ага, будешь как помидор на своей свадьбе.

Иен закатил глаза и отмахнулся. Они заходят всё дальше в воду, волны уже щекочут им живот, и Лип вдруг в полу-шутку говорит:

— Может, не надо свадьбу-то? А то я ж скучать буду.

— Придурок, отвали, — засмеялся Иен, взмахнув рукой и отправив в его сторону кучу брызг. — И это ты меня ещё королевой драмы называешь? Мы жить будем в двух шагах от тебя, а не на другой стороне Земли.

— Всё равно будет уже не то.

Иен фыркнул и, присев, окунулся с головой и вынырнул наружу, сплёвывая воду.

— Я тоже буду по тебе скучать, срань ты алкогольная, — усмехнулся он. — И я вообще без тебя не справлюсь. Ну, по жизни…

— Справишься, — перебил его Лип, понимая, к чему Иен клонит. — Ты сам выбрался со дна, Иен. Я тебя за уши не тащил.

— Неправда. Ты же мне помог, бро, — возразил Иен. — Вы с Фионой оба. Не забили, не махнули рукой, хотя я представляю, как это было непросто.

«Держи крепче и не отпускай».

— Идиот, что ли? У нас и мысли такой… не было, — Лип закашлялся и отвёл взгляд. Он почему-то знает, что брат собирается ему сейчас сказать, и не может, совершенно не может взглянуть ему в глаза. Лип не готов был услышать эти слова:

— Если… Ну, знаешь, вдруг тебе будет нужна моя помощь в чём-то, то не стесняйся и звони. В любое время дня и ночи. Не забывай, что я твой бро, ладно?

Он вспомнил, как проснулся на полу под одеялом и с подушкой под головой, которые он точно уж не смог бы достать себе сам. Он вспомнил стакан воды и три таблетки аспирина на столе; вспомнил обеспокоенные взгляды брата, когда Дебби язвила на больную тему его алкоголизма. Лип постепенно становился Фрэнком и, однако, в течение нескольких лет не мог этого признать. Продолжая врать самому себе, он пил ещё больше и чаще, чтобы забыть об этом, и в результате вывел себя на замкнутый круг.

— Лип, я помогу тебе…

Лип ничего не отвечает; из самой глубины его разума вырывается сдавленное «да, пожалуйста, помоги», но пока что он не готов сказать это вслух.

— Мы здесь весь день будем стоять или пойдём?

— Куда?

— Купаться, блин, куда ещё, — Лип кивком головы указал на огромный океан, в котором они уже стояли по пояс. В чертах Иена показалось разочарование, и Лип быстро добавил:

— Или тебе, как истинному ирландскому католику, после сытного обеда по закону Архимеда полагается поспать?

— Так, я не понял, — засмеялся Иен. — Фиона вообще-то придумала это правило, а не католики, потому что ей тогда нужен был бассейн, чтобы затусить там с парнем. Да и вообще, как будто мы всегда соблюдаем правила, — с тенью задумчивости добавил он.

— Вот уж не знаю, ты приехал в Калифорнию, а всё из себя скучного женатого христианина строишь, так что я подумал…

— В жопу иди! — заржал Иен, со смехом окуная его за волосы в воду.

Лип отфырчался и собрался уже было нанести ответный удар, но мелкий рыжий пиздюк ловко увернулся и побежал дальше в воду, разбрасывая брызги на остальных купающихся.

— Да ты издеваешься, ссанина! — весело закричал ему Лип и со смехом нырнул за ним в переливающуюся гладь океана.