Микки уже который раз открывал дневную смену в Алиби, но ему до сих пор странно заходить и видеть абсолютно пустой бар. Прохладно и тихо; безмолвие нарушала только кошка Задрючка, которую подкармливал Кев. Царственно развалившись на барной стойке, она лениво жмурилась и чихала от пыли, просачивающейся с потолка — наверху начали ремонт.

В Пэтси было проще забыть, что он истинная сова — закусочная с самого утра была переполнена людьми, и едва он успевал переодеться, как тут же ему находилась работа; и не захочешь — проснёшься. Теперь, неторопливо протирая столы, Микки каждые десять секунд зевал и изо всех сил пытался не сомкнуть глаз. Но несмотря на утреннюю спячку, это лучшая работа, которая когда-либо у него была. Хипстеров маловато, люди в основном все с района, знакомые. Бухло, по факту, бесплатно ему достаётся, а ещё на стабильной легальной работе не рискуешь словить шальную пулю или попасть в каталажку. Кев и Ви на днях даже счета ему доверили, и, хоть у него и прибавилось работы, стало даже интереснее. Конечно, никакой прибавки к зарплате он не получил, но всё равно остался доволен. Хоть какая-то польза от высчитывания травы по граммам.

Люди с «настоящей» работой, учёными степенями и стостраничными портфолию всегда будут смотреть на него свысока. Для них он — отрыжка общества, в тридцать лет — работник задрищенского бара с выручкой средней руки.

Но пошли-ка они все нахуй.

Микки Милкович вообще думал, что ближе к тридцати его тушкан будут жрать черви и хорошо, если в гробу, а не в выгребной яме на задворках нищего гетто. Или тюрьма — сложно сказать, что из двух зол меньше. Микки двадцать девять, и в первый раз за всю свою жизнь он начал мечтать, строить планы, размышлять о каких-то возможностях; ведь всё действительно складывалось удачно — лучше, чем он мог вообще себе представить, выйдя из тюрьмы. Даже при таком клейме, как судимость за тяжкое преступление, каким-то образом у него появились неплохая работа на полный день, собственное нормальное жильё, счёт в банке, книжка в поликлинике и семейная рутина с мужем и ребёнком, который называл его папой. Бля, он даже налоги теперь платит, как среднестатистический законопослушный гражданин. Чудеса в решете, да и только.

— Привет, Микки! Ты уже тут?

Микки, очнувшись от минутного забытья, вскочил со стула и продолжил обтирать верхние панели.

— Да, привет. Ты чё так рано?

— Девки подняли ни свет ни заря… Засранки, — пожаловалась Ви, залезая на один из стульев. — В школу, блин, без мамки не могут собраться. Ругались с семи утра из-за того, что одна пролила другой на кофту сок.

— И ты оставила папаню за главного эксперта в девчачьих ссорах? — ухмыльнулся Милкович.

— Да никого я не оставляла, — пробурчала Ви. — Сказала, что пойду проверю, как ты там. Не халявишь ли, и всё такое.

— Как мило с твоей стороны, — фыркнул Микки, закинув мокрое полотенце себе на плечо.

— Да ладно, он хотел детей больше, чем я, вот пусть и возится с ними. Всё справедливо, — сказала Ви, закинув косички к себе на плечо. —

 Пусть испытает на себе все прелести переходного возраста.

— Ну, зачем так-то, — со смехом сморщился Микки. — Ты же их маман, ты им тоже нужна.

— Да это понятно, — отмахнулась Вероника. Наклонившись на стойку, она сонно протёрла глаза. — Господи, чё такой дубак? Сейчас околею. Ты машину с кофе принял?

— Ещё вчера подвезли. Да.

— Слава богу, налей мне чашку.

— Налей-ка сама, — цыкнул Микки, вытащив из бара разделочную доску и фрукты. По мнению Микки, кидать в хорошее пойло лаймы с апельсинами —

 то ещё извращение, но нужно держаться в тренде.

— Кто здесь хозяин, Милкович? — взвизгнула Вероника, сделав лицо обиженной аристократки.

— Серьёзно? Ты совсем уже обленилась, а я занят, — отрезал Микки.

— Меня вытащили из тёплой кровати две одиннадцатилетних соплюшки, которые полчаса до этого визжали про испорченные шмотки, а затем я ещё полчаса топала сюда на морозе в тонких штанах. У меня снег в сапогах сейчас растаял, и горло болит, так что налей мне, блин, кофе, Милкович, ёб твою насрал, — тараторила Ви неприятным, нудным голосом.

— Господи, ладно, — сдался Микки, не желая больше слушать её. — Только помолчи уже. — Пройдя в подсобку, он распечатал новую коробку с кофе и налил кружку крепкого латте из хозяйского чайника.

— Так что ты думаешь насчёт Парада Вагин? — раздался из бара дребезжащий голос Вероники. — Кев сказал, что норм идея, и по деньгам тоже…

Парад Вагин, как уже ясно по названию, станет для него кошмаром из кошмаров. Самые маргинальные отбросы Южной стороны сползутся в Алиби в поисках верного шанса кого-нибудь трахнуть. Микки блевать тянуло от мероприятий, где старые краснорожие задохлики, из которых уже песок сыпался, приставали к молоденьким девушкам с выражением крайней незаинтересованности на лице.

— Нет. Не «норм» идея, — отрезал Милкович, со стуком шмякнув кружку на стол перед Вероникой. Та прекратила жевать апельсин и недоумённо вскинула брови. Микки бесится с того, что ей удалось так быстро порезать эти сраные апельсины. Сам он тратил на это в три раза больше времени, и дольки получались далеко не такими ровными.

— Э-э, ладно, — протянула Ви. — А почему?

— Если начать с матчасти, то мужчин больше на таких мероприятиях, чем женщин, и знаешь, почему? Те придут, возьмут пару напитков бесплатно или по скидону, а потом придут мужики, чтобы напоить их в мама-усрись — типа за их счёт. В результате бабы пьяные, а прибыли нет. Да и вообще, чего только Салюха стоит, — Микки аж крякнул, вспоминая огромного волосатого буча, которая глотала «девятку» банками.

— Так, а Салюха — женщина, что ли? — офигела Ви.

— Ну да. Салли же.

— Срань господня, — моргала Ви, качая головой и убирая свежие фрукты по тарелкам. — Что ж. Вот это новости. Возможно, ты и прав.

— Я всегда прав.

— Давай не паясничай тут мне, нахал, — проскрипела Ви, уперев руки в бока и смерив его прищуренным взглядом, словно пытаясь поставить его на место. — Мало мне дома таких умников.

— Ладно, ладно, — фыркнул Микки в ответ. Сняв с плеча полотенце, он пошёл в другой конец бара, чтоб домыть оставшиеся столы.

Вдруг в кармане зажужжал телефон. «И кто это в такую рань», — искренне удивился Микки. Увидев на экране домашний номер, он нажал «ответить».

— Иен, чего?

— А… Пап?

— Да, — Микки выпрямился, услышав взволнованный голос сына. — Всё хорошо?

— Я, это… Не знаю.

— В смысле? Что случилось? Где Иен? — Микки на одном дыхании завалил Евгения вопросами. Что-то не так —  Микки уже понял это; такое ощущение, что мелкий ревел.

— Иен сказал мне не звонить…

— Почему? Ев, что случилось? — Микки слышал и не узнавал свой собственный голос. Ви даже сделала телик потише и смотрела теперь на него.

— Я не хочу, чтобы он ругался на меня, — прошептал Ев в трубку.

— Не будет он на тебя ругаться. Просто скажи мне, — Микки постарался сказать это как можно спокойнее, чтобы не пугать пацана, но навряд ли у него это получилось. Ноги сами тащат его домой, и надо бы так и сделать, вместо того чтобы стоять посередине пустого бара как дурак, но Микки всё же останавливает тот факт, что он не понимает, что могло произойти за сорок минут с тех пор, как он вышел из дома. И Иен, и Ев точно ещё спали, когда он закрывал за собой дверь. Иен вообще был всегда на виду, все будние вечера и выходные они проводили вместе, и ничего странного он за ним не замечал.

— По-моему, он заболел.

— Чем? Его тошнит? Температура?

— Э-эм, нет, он просто, ну, не встаёт. Просто лежит в кровати и говорит, чтоб я оставил его в покое, и мне кажется, он на меня обиделся… Это из-за того, что я брал его ноутбук? — Ев начал всхлипывать, и Микки, осознав, в чём дело, устало провёл рукой по лицу.

— Бля-я, — тихо выдохнул он, медленно присев за один из столов. — Нет, это не из-за ноутбука, Ев.

— Значит, из-за…?

— Это не из-за тебя, чел, ты ничего плохого не сделал, — заверил его Микки. — Иен просто плохо себя чувствует, такое бывает. Я сейчас приду, хорошо?

 Уже выхожу. Включи пока телевизор, посмотри мультики.

— Но…

— Ему просто нужно дать побыть одному, Ев. Поверь мне.

— Хорошо, — сказал Ев, ещё раз всхлипывая.

— Не реви. Сейчас приду и всё улажу. Давай.

Повесив трубку, Микки поплёлся обратно к бару. Ви стояла там, всё так же уставившись на него и скрестив руки на груди. Губы у неё были поджаты, а взгляд омрачала тревога.

— С Иеном что-то?

— Ага, — кивнул Милкович. — Наверное, опять… Ну, ты знаешь.

— Ну пиздец, — вздохнула Вероника, почесав лоб. — Он вроде такой весёлый ходил…

Иен и правда пребывал на полном позитиве в последнее время. С пару месяцев назад его повысили с менеджера до начальника целого Чикагского отдела, когда владельцы «Розы» решили расширяться на Пенсильванию и провели масштабную рокировку кадров. Новые обязанности и его возросшее положение на работе вдохновили его; всё ему удавалось, всё получалось. На Рождество он накупил им с Евом и остальным Галлагерам целую тонну подарков, которые едва уместились в машину. Ещё тогда, когда Микки пытался упихнуть все эти коробки под ёлку, его посетило чувство дежавю, но он не придал этому значения. Иен был счастлив. Они оба были счастливы, и конечно же, именно в такие моменты всё катится к чёрту и накрывается медным тазом говна. Судьба у Галлагеров, наверное, такая.

— Слушай, мне надо…

— Я знаю. Иди, — ответила Вероника. — Давай, иди. Сейчас Кеву позвоню. Всё нормально.

— Спасибо, — благодарно кивнул ей Микки.

— Может, Фионе тоже позвонить?

Микки заступорился на секунду.

— Нет… Не нужно. Я справлюсь.

***

Всё это так знакомо.

Иен неподвижно лежал на постели спиной к двери, накрывшись горой одеял и едва дыша — Микки уже хотел проверять пульс; осознав, что съезжает совсем уже куда-то не туда, он постучал себе по лбу и выругался про себя.

Иен не двигался, но совершенно точно не спал. Микки знал это, и, подойдя к своей стороне кровати, осторожно прилёг рядом.

Чувство совершенной беспомощности снова посещает его мысли. Будто ему снова девятнадцать, и он не может понять, почему его парень несколько часов не встаёт с постели. Иен, кажется, даже не замечает его присутствия в комнате. Хочется психануть и заорать, какого хрена опять началось.

Но Милкович знает, что как бы ни было ему тяжело справляться со срывами мужа, тому переживать эти срывы — ещё тяжелее.

— Иен, — прошептал он, согнувшись над обездвиженным телом и осторожно положив ладонь ему на щёку. — Ну что, совсем плохо, да? Иен? — Ноль реакции. — Ну скажи хоть что-нибудь, пожалуйста.

— Что с ним такое, пап? — Евгений встал в дверях. — Вчера всё было хорошо…

— Я сейчас вернусь к тебе, — прошептал Микки на ухо мужу и, выпрямившись, слез с кровати. Обняв Ева одной рукой за плечи, он вывел его из спальни. — Пошли-ка на кухню.

Они сели за обеденный стол. На столе стояло печенье, которое испёк для них Иен. Целая гора сахарного печенья из формочек — маленькие ёлочки, украшенные красно-зелёной глазурью. Микки тупо уставился на это печенье в течение секунд пяти-десяти; закрыв лицо руками, он услышал, как Ев снова начал всхлипывать.

— Помнишь, мы с Иеном говорили с тобой про биполярное расстройство? Про фазы? — Евгений кивнул, нахмурившись. — Так вот, сейчас у него грустная фаза. Ему очень грустно. И это не из-за кого-то… Не из-за меня, не из-за тебя. Просто это болезнь. Иногда он не может её контролировать.

— Давай развеселим его? — наивно предложил ребёнок. — Давай я сыграю для него песню на синтезаторе. Или пойдём на коньках кататься. Иен же любит кататься…

— Это не так просто, чел, — тихо сказал Микки, изо всех сил пытаясь говорить спокойно и не заистерить. — Иену нужно к врачу, чтобы он скорректировал курс лечения и выписал новые лекарства. Ему ещё несколько недель будет плохо…

— Как несколько недель? А Рождество? — воскликнул Ев, широко распахнув блестящие глаза. — Мы же собирались все вместе отмечать у тёти Фионы!

— Слушай, Ев, — мягко перебил его Микки. — Я понимаю, что ты расстроен, но Иен не может это контролировать, понимаешь? Ему станет лучше, но это дело времени. Сейчас, когда он слёг, никому будет не до праздников.

Евгений набычился и вскочил с табуретки.

— Ев…

— Ну и нечестно так! — закричал он, сжав руки в кулаки и затопав ногами. Микки аж вздрогнул. Он никогда ещё не видел, чтобы сын так реагировал на что-то. — У нас были планы, и что теперь?! Эми и Джемма останутся без подарков! Мы собирались сегодня в центр ехать! Нечестно!

«Нечестно», блин. Ну ещё бы. Как будто жизнь когда-то была к ним справедлива. Микки тоже одолевает желание долбануть кулаками по столу от досады, но он сдерживается перед ребёнком. «Спокойно», — уговаривает он себя.

— У тёти Фионы сегодня выходной, вроде бы. Хочешь, я позвоню ей, и вы с ней съездите…

— Я хочу с Иеном! — заверещал Евгений. Слёзы из глаз, сопли из носа; Микки оторвал кусок бумажного полотенца с рулона на стене и попытался вытереть мелкому лицо, но тот отскочил и побежал в спальню.

— Я снова его попрошу, и мы поедем вместе! Сегодня! — объявил он, прежде чем взяться за ручку двери. Микки вовремя остановил его, обхватив ладонью маленькую ручонку.

— Он не сможет, Ев, — настоятельным, едва сдерживающимся тоном сказал он. «Спокойствие, только спокойствие». Иен болеет, и это фигово, да, но ничего не поделаешь. Он просто не в состоянии встать с постели, ну пойми ты…

— Это нечестно, — бормочет ребёнок, насупившись и сморщив лоб.

— Да, дружище, я понимаю. Но всё наладится. Ты мне веришь?

Ев молчит, молчит и пускает пузырящиеся сопли.

— Да, — наконец выдал он.

— Ты не против погостить у тёти Фионы сегодня?

— Не против… Если надо.

— Просто посидишь у неё, пока я свожу Иена ко врачу, ладно?

— А почему с вами нельзя?

«Потому что я не хочу, чтобы ты видел, как его, безжизненного и отрешённого, уводят в кабинет», — подумал Микки и сказал:

— Детей в то отделение не пускают, — соврал он. — Только взрослых.

— Ладно.

Микки вздохнул и отпустил его руку.

— Ты молодец, — сказал он, поцеловав сына в лоб и потрепав ему волосы. — Я горжусь тобой.

— Да насрать мне, — огрызнулся Ев, снова насупившись и упрямо вытирая лоб. — Вообще похую.

Микки не первый раз слышал, как сын ругается матом, но сейчас это до боли поразило его. Евгений сказал это не случайно, а со злостью и очень даже целенаправленно.

— Что ты сказал?

— Я сказал, насрать! — закричал Ев. — Оставь меня уже в покое, сбагри Фионе или куда ещё! — С этими словами он затопал прочь и, дойдя до своей комнаты, громко хлопнул дверью.

«Спокойно. Спокойно. Спокойно…» 

***

В спальне, когда Микки вернулся от Фионы, было темно; только силуэт свернувшегося в комок Иена виднелся на кровати в тусклом свете декабрьского дня, проникающего из-за занавесок. Во всём доме стояла удивительная тишина.

Микки присел на край кровати спиной к Иену и уставился на дверь. Ещё даже полдень не пробил, а он уже устал.

— Как чувствуешь себя? — спросил он, зная, что не получит ответа. Микки очень хорошо знает дальнейший сценарий. Молчание, пустой взгляд; он закидывает безвольное тело к себе на плечо, тащит в машину, кутает с ног до головы одеялами и везёт в больницу.

Но Иен вдруг тихо, хрипло произнёс:

— Я напугал его?

— Кого?

— Ева, — ответил Иен. — Я слышал, как он кричал. Он никогда так раньше не кричал.

— Все дети в истерике кричат, Иен.

— Он не такой.

Микки тщательно обдумывал свои следующие слова. Иен не любит, когда ему врут, чтобы не расстраивать; Милковичу поэтому хочется быть честным, но при этом дать понять Иену, что он не виноват.

— Он изошёл на говно, когда я сказал ему, что ты пропустишь наше первое совместное Рождество, — объяснил Микки. — Он просто разо… — Микки прикусил язык, чуть не сболтнув «разочаровался». — Расстроился, — быстро исправился он. — Расстроился и закатил истерику. Это же ребёнок, ёпт. Ты здесь ни при чём.

— Я должен был отвезти его в центр сегодня за подарками. Я ему обещал.

— Иен…

— Моника обещала, что мы пойдём на каток на каникулах после Рождества. Фиона даже достала нам с Липом где-то коньки. Я так этого ждал…

Микки заранее знает, чем закончится история. Мать и всё, что с ней связано — больная тема для Иена. Может, даже самая больная. Но он не перебивает мужа, про себя радуясь, что тот хотя бы о чём-то заговорил.

— А наутро она не встала с постели. Фрэнк валялся пьяный под столом, как всегда, и мы завтракали одни. Я показал ей свои новые коньки и умолял её встать, но она словно не видела меня. Просто смотрела в стену и плакала, и меня это напугало так, что я сам заревел.

— Ты просто не знал, что происходит, — ответил Микки, пододвигаясь ближе к мужу. Он знает, что Иен обычно не любит, когда его трогают в таком состоянии, но всё равно кладёт руку на его плечо и успокаивающе поглаживает. — Ев-то знает. Мы же ему рассказали. Он знает, что всё будет хорошо.

— Знать об этом и видеть своими глазами — это разные вещи, — пробормотал Иен, скидывая его руку с плеча, и Микки нехотя отстраняется.

— Может быть, — уступает Милкович. — Но всё будет хорошо. Тебе станет лучше, и он поймёт, что не о чем было переживать.

Иен зарылся лицом в подушку и что-то невнятно пробормотал. Микки разобрал только конец: «…виноват».

— Ты не виноват, Иен.

— Виноват.

— Нет.

— Да, — упрямо бормотал муж. — Я перестал их принимать.

На Микки словно чан ледяной воды вылили разом и ударили под дых — его прошибло холодным потом, и он закашлялся от таких новостей. Целая упряжь эмоций путается внутри: гнев, страх, чувство вины и непонимание.

«Как ты мог, Галлагер? Какого хера?»

«После всего, что мы каждый день преодолевали, чтобы сохранять, сука, сраную стабильность в твоих извилинах, ты просто взял и перестал принимать таблетки?!»

— И давно? — проскрипел Микки, сам не узнавая своего голоса.

— Неделю назад. Мне было… Мне было херово. Словно в тумане всё, в каком-то сне. Я хотел на Рождество быть нормальным, думал, что это из-за лекарств, и поэтому просто…

— Поэтому ты просто взял и бросил их пить? — выплюнул Микки. - Что ты мне пообещал, Иен?! Что ты должен был мне сказать, вспомни!

Иен скривился и зажмурился, и Микки почувствовал себя мудаком за то, что поднял на него голос, пусть даже он вполне имеет право злиться.

— Прости, — прошептал он. — Я знал, что я делаю всё только хуже, но не мог остановиться. Это было глупо.

— Да уж, очень глупо, — сказал Милкович. Перегнувшись через мужа, он включил прикроватную лампу и резко дёрнул выдвижной ящик из тумбочки. —

 Но сейчас ты у меня будешь глотать таблетки, ничего не знаю. — Достав оранжевые баночки, он начал поочерёдно подносить их к глазам и вертеть в руках, пока не нашёл нужную. — Вот. Утренние. Воду сейчас принесу.

— Я так устал, Мик…

— Глотай, сказал! — отрезал Микки, вставая с кровати. — Устал он, блять. А я не устал?!

Слёзы крупными горошинами покатились по носу и бледным, почти белым щекам Галлагера. Милковичу защемило сердце, но он одёрнул себя и ничем не выдал жалости. Никому она сейчас не нужна, эта жалость — ни ему, ни Иену.

Выйдя на кухню, он налил стакан воды и вернулся обратно. Иен полулежал на кровати, шмыгал и безразлично смотрел на баночки.

— Давай, Иен. Вперёд и с песней, — он поставил стакан на тумбочку.

Медленно Галлагер сел на кровати, протянул руку и взял таблетки. Поколебавшись с пару секунд, он закинул их в себя и запил глотком воды.

— Вот и всё. Не так уж сложно, — с облегчением вздохнул Микки, садясь рядом.

— Зачем ты это делаешь? Зачем… Почему терпишь это всё? — спросил Иен, и Милкович в непонятках уставился на него. Иен был не похож на себя: весь сухой, белый, под глазами темнели синяки. Он зажмурил глаза и рвано выдохнул, добавляя:

— Ты можешь и получше кого себе найти. Хватит терпеть это говно…

Бля. Бля-я-я-я.

Началось в деревне утро.

Микки просто прибешивает, когда муженёк впадает в настрой а-ля «я тебя не достоин, найди другого».

— Хуйни не неси, — тихо сказал он, глядя на Иена. Тот смотрел в одну точку прямо перед собой и изредка моргал. — Ты же катался со мной и с Евом на коньках на прошлой неделе. Так что оставь эту поеботину с Моникой, ты не такой.

Они помолчали.

— Я вообще не думал, что мне так понравится. Хули весёлого тут, несколько часов падать жопой на лёд? Но было круто. Когда вы с Евом ржали над чем-то до слёз, я смотрел и думал: сука, как же мне повезло. Слышишь? — Иен не ответил. — Ну, накосячил, бывает. Главное, теперь я в курсе, и мы с этим справимся как-нибудь. И я не стану теперь тебя меньше любить. Никуда я от тебя не денусь, придурок.

Иен снова молчал, но слёзы лить перестал и глаза опустил; по крайней мере, во взгляде какая-то осмысленность появилась. Уже хорошо.

— Давай, собирайся, поехали, — сказал Милкович, встав с кровати. Порывшись в шкафу, он снял с вешалки и покидал на постель мужу его джинсы, водолазку и тёплый свитер. — Я уже позвонил врачу. Расскажешь ему всё, что мне сейчас говорил, ну? — Нет ответа. Микки развернулся и упёр руки в бока. — Галлагер, ты добровольно на своих двоих пойдёшь или мне тебя волоком тащить? Ты же знаешь, я долго церемониться не буду.

Грустная улыбка оживает на губах Иена. Милковича накрывает вторая волна облегчения. Муж нехотя начал одеваться и через несколько минут поднялся — высоченный и ссутулившийся. Прислонившись к стене, он позволяет Микки причесать его и поправить загнувшуюся брючину.

— Всё будет хорошо, — приговаривает Милкович, следуя за медлительным мужем в прихожую. — Вместе разберёмся, ладно?

— Хорошо, — кивает Иен, не глядя ему в глаза. — Ладно.

***

Фиона расхаживала кругами по кухне, теребила пуговицы на пальто и задумчиво закидывала назад голову.

— Я не знаю, как это произошло.

Женщина ничего не ответила ему. Сев на стул, она в десятый раз поправила волосы, а нога у неё нервно подпрыгивала под столом.

Микки сам знает, что лукавит. На катке Иен вдруг начал параноить из-за большого количества людей, и что кто-то обязательно собьёт и придавит Евгения; муж плохо спал в последнее время, допоздна ворочался, и в постели в последнюю неделю всё сошло на нет — Милкович два раза лез к нему с поцелуями и после долгих ласк с удивлением обнаруживал, что у Галлагера даже наполовину не стоял. И это, и отсутствие аппетита Иен объяснял усталостью на работе.

— Врачи составили новый график. Из кабинета вышел — вроде всё нормально было…

— И почему тогда он спит посреди дня, раз всё нормально?

Микки вымораживает её тон. Словно она обвиняет его в случившемся.

— Он вымотался! Ему всегда нужен отдых после срывов.

— Да сколько можно-то уже! Второй раз за год!

«Второй раз с тех пор, как вы снова стали жить вместе», — слышится Милковичу.

— Врач что сказал?

Микки отмахнулся. Врач у Иена — скрытная сучка, с такой в разведку ходить; Иену, однако, тётя эта нравилась, и Милкович особо не заморачивался.

— Ну, как видишь, не заперли же его в психушку — значит, всё нормально, — выплюнул он в ответ. Прям жёстко выплюнул. У Фионы есть полное право переживать за младшего брата, но Микки не может смириться с её подозрительным тоном.

— Господи, да я даже не думала об этом, — пробормотала она, снова теребя волосы. Встав с дивана, она снова замельтешина по комнате. — А что с Рождеством? Встанет, как думаешь?

— Сомневаюсь, — Микки покачал головой.

Фиона уставилась в одну точку и закусила губу. Глаза у неё словно застекленели; она часто мигала, сдерживая слёзы, за что Микки был ей весьма благодарен. Может, ему следовало сказать ей что-нибудь в утешение; может, даже обнять. Но Микки сидит, не двигаясь с места. Лучше бы Фиона просто ушла, чтоб он мог вернуться в спальню и слушать мерное сопение Иена.

— Надо было Липу позвонить.

Микки словно пощёчину дали. «А тебя там не было… И ты не знаешь, каково!..» — раздаётся в голове пьяный голос. Кажется, эта фраза голосом старшего Галлагера навечно останется его персональным триггером, потому что в следующий момент его напрочь прорвало, как хлипкую плотину.

— И нахуя ему «надо было» позвонить?! Что бы он сделал? — заорал Милкович. — Я что, сам не могу позаботиться о своём супруге?! Я тебе не мальчик восемнадцатилетний! Я знаю его не хуже тебя, не хуже него! Нет ничего такого, чего бы я не знал о биполярке, и я сомневаюсь, что Лип так же шарит, так что идите-ка нахуй оба! Я прекрасно справляюсь и без поддатых рыцарей на белой горячке. Я здесь эксперт, блядь! И я о нём позабочусь. Всё.

Фиона с издёвкой фыркнула.

— Ну извини уж, что хочу помочь! Прошу прощения, блять, за то, что один у меня братец алкаш, а второй — с постели не встаёт месяцами. Иди сам нахуй, Микки. Я на тебя бочку катила? Нихуя. Тебя вообще не приплетала. У меня тоже всё.

Так-то Фиона права. Она ни слова о нём не обмолвилась. Может, он тоже потихоньку сходит с ума.

— Это я виноват, — выпалил он, не задумываясь. — Я должен был это предвидеть.

Фиона цыкнула и закатила глаза. Маска гнева спала с её лица; она ссутулилась и перестала ходить по комнате.

— Иен хорошо шифруется. Конспиратор ещё тот. Не вини себя. Никто тебя не обвиняет, Микки.

Это не совсем так, потому что самобичевание никто не отменял. Милкович сам себя готов повесить.

— Были знаки, — признался он. — Я понял их только сейчас, оглядываясь назад. Просто не придавал им значения. Работа, потом Ев приехал — сам тоже закрутился с делами.

— Ну и что теперь поделаешь, — Фиона небрежно пожала плечами и отвернулась, словно они погоду обсуждали. Хотя, наверное, для неё «крутиться с делами» — та же обыденность. Иногда Микки удивляется, как он смог к этому привыкнуть.

— Ев себя хорошо вёл? — спросил он. — Извини, что свалили его на тебя.

— Да ничего, — ответила Фиона. — Расстроенный сначала был, но потом нормально. Не поел, правда, совсем.

— Извини.

— Да ерунда.

Микки взглянул ей в глаза и нервно потёр нижнюю губу.

— И сорян, что наорал.

— Да я всё понимаю, — Фиона широко улыбнулась. — Знал бы ты, сколько я на этих оболтусов срывалась. — Микки заставил себя выдавить улыбку. Фиона, подойдя к нему, легко обняла его. — Спасибо, что смотришь за ним. Что не бросаешь. Я знаю, как это сложно. У меня вот ни с ним, ни с мамой никогда не получалось.

Микки сложнее было бросить Галлагера, чем забить и жить своей жизнью без психически больных людей. Сложнее было сказать ему «нет, давай расстанемся», чем видеть его безжизненные глаза и комком свернувшееся на кровати тело. Другого счастья без этого тела Милкович не знал; он любил Иена всего и без остатка, в любом состоянии и настроении. Кажется, Фиона этого так и не поняла, но он смолчал.

— Я позвоню, как проснётся, — пробормотал он, неловко похлопав её по спине.

— Да, обязательно, — Фи снова загребла пятернёй свои волосы и стала ещё лохматее, чем была. — Пойду я домой, а то Лиам там один с Сашей… Не доверяю я подросткам. Короче, на созвоне.

— Хорошо, — прохрипел Микки. — Позвоню. — По крайней мере, она доверяет ему.

— Ну пока. С Рождеством, — зацокала по ступенькам крыльца.

— И тебя.

***

Рождественское утро проходило очень странно. Иен встал, но ничего, кроме нескольких односложных ответов, Микки из него не вытянул. Глаза он постоянно отводил, избегая зрительного контакта. Ев от этого только больше болтает, задавая ему неудобные вопросы, а Галлагер — всё больше замыкается, и так по кругу. Похоже, малой решил перебрать наугад все возможные темы для разговора в надежде, что хоть одна из них Иена заинтересует, но безрезультатно. По глазам видно было, что мужа одолевает желание убежать обратно в спальню и зарыться под одеяла. Микки аж больно смотреть на этот цирк.

И вот они сидят втроём на кухне, пока Евгений ведёт свой монолог. Микки готовил блинчики и сыну положил первую готовую порцию, чтоб он хоть ненадолго заткнулся. Это срабатывает — теперь тишину нарушает только шипение сковородки и чавканье. Иен свою порцию почти не ел, только тыкал вилкой и делал вид.

— Поешь хоть немного, ну, — тихо сказал Микки, выключив плиту и сев со своей тарелкой за стол. — Ты только больше скиснешь, если будешь голодный. — Иен недовольно скорчился и продолжил кромсать ни в чём неповинное тесто блинчика на куски и размазывать их в сметане. — Иен, ешь, кому говорю. Это не мне надо, а тебе. Сам ведь знаешь, что плохо будет потом.

— Почему плохо? — встрял Ев.

— Уши не развешивай. Жуй с закрытым ртом, — одёрнул ребёнка Иен. Оторвав кусок бумажного полотенца, он вытер Евгению подбородок.

— Ну что-о? Скажите мне, — заныл мелкий, отворачиваясь от салфетки.

— Понос будет, если таблетки на голодный желудок пить, — раздражённо выпалил Иен. — Приятного аппетита, блин. Доволен?

Евгений с абсолютно невозмутимым видом проглотил полстакана сока и сказал:

— Ну так и ешь, вкусно же. Не то папа в штаны засунет.

— Ещё как засуну, — согласился Микки, наливая себе сок.

— Я не хочу есть. У меня и так живот болит уже.

— М-м, — нахмурился Ев, оглядываясь вокруг. Через несколько секунд он вскочил со стула и достал буханку хлеба из хлебницы. — Давай тогда тост тебе сделаю, хочешь? Мама говорит, что грубая пища помогает при боли в животе. Хочешь?

— Хочу, — Иен улыбнулся, и у Микки чуть не снесло башку одной мыслью. Галлагер, наверное, сейчас или ещё раньше в какой-то момент подумал о том же. Как вообще ребёнку с таким пиздецовым стартом в жизни удаётся расти прекрасным пацаном? Как им с Иеном удалось не приучить его ко всякой херне, что они в его возрасте творили?

— Отлично. С маслом или вареньем?

— С маслом, пожалуйста.

Евгений отвернулся, чтобы включить тостер, и Микки просунул руку под стол и переплёл свои пальцы с Иеновыми. Тот не вырвал руку, и Милкович покрепче сжал его ладонь. Иен в ответ мягко погладил большим пальцем тыльную сторону его ладони.

После еды Ев выскочил из-за стола и поскакал к ёлке в гостиную. Они с Иеном через какое-то время последовали за ним, и все вместе они начали открывать подарки. Иен не выказывал особого энтузиазма сначала, но с каждым новым подарком, который распечатывал Ев, его глаза всё больше оживали. Малой радовался каждой херне, даже разноцветным носкам, которые Микки достал на рождественской распродаже. Кажется, он так себя ведёт ради рыжего, и это довольно неплохо работает.

Всё же у Евгения прекрасное детство. У них мама, конечно, тоже старалась что-то делать к Рождеству. Ёлки, конечно, никогда не было. Была одежда из секонда, подержанные игрушки (возможно, и краденые). Фиона, скорее всего, получше справлялась, но навряд ли так, как они с Иеном. Перед сыном лежала целая гора из цветных книжек, комиксов, дисков с фильмами, новых рубашек. Просто, блядь, невероятно и прекрасно в то же время.

— Ну, как тебе подарок? Нравится?

Кресло маловато для двоих, но Иен всё равно пытается подвинуться, когда Ев шлёпается чуть ли ни ему на колени. Галлагер уже надел часы, которые они с Евгением вместе для него выбирали.

— Конечно, нравится, — заверил сына Иен. — Очень нравится. Это ты выбирал? А то папка у тебя не обладает столь утончённым вкусом…

— Ой, иди-ка в пень, — смеётся Микки. — И это говорит человек, который дрочит на хипстерские фланелевые рубашки в клетку.

— По крайней мере, я ношу их с джинсами по размеру.

— По крайней мере, я не скачу пол-утра по комнате, втягивая живот и пытаясь натянуть панталоны от слова «колготки», как некоторые.

— Они не настолько узкие, Микки! — фыркнул Иен, показав ему фак.

— Вы странные. Оба, — перебил их Евгений с ухмылкой на лице. Галлагер повеселел, и гнетущая обстановка начала потихоньку рассеиваться.

— Ага, — ответил Иен. — Ну так что, хорошее у тебя в этом году Рождество?

— Да! — кивнул Ев. — Особенно теперь, когда тебе лучше. Тебе ведь лучше?

— Определённо лучше. Это всё твои тосты.

***

— Почему мне нельзя остаться на подольше?

Микки стиснул зубы и раздражённо закатил глаза. Вот уже четвёртый раз за последние десять минут сын задал ему этот вопрос.

— Потому что тебе нужно и с мамой, и с Алексом, и с сестрой своей тоже Рождество отметить. А потом начнётся школа. Я тебе это десять раз уже объяснил, — сдержанно ответил он. — Маман твоя с минуты на минуту будет здесь и не особенно обрадуется твоим капризам после долгого рейса в эконом-классе, поверь мне.

Евгений насупился и выпятил подбородок, прямо как Иен. Милковичу хочется почему-то обнять сына, и он снова открыл рот, чтобы сказать что-то в утешение, но его прервал стук в дверь.

— Вот и она, — сказал Микки, вставая с дивана. — Ты собрался? Точно всё забрал? Проверь-ка ещё раз.

— Я с Иеном не попрощался.

— Ты только что с ним попрощался, хитрюга, — усмехнулся Микки. — Не буди его, он спать лёг. — Евгений надулся ещё пуще, и Микки не сдержал смеха. — Окей, ладно, иди ещё раз прощайся. Только быстро.

Малой побежал в спальню, когда Микки открыл Светлане дверь.

— Какой же у вас дубак, — простучала женщина зубами вместо приветствия. — Чё так долго не открываете? — она потопала, стряхивая снег с сапог, и зашла внутрь. — Жень?

— Он с Иеном, сейчас выйдет, — сказал ей Микки. — Погоди.

— Как Морковкин-то?

— Уже лучше, — ответил Микки. — Сорян, я тебя напугал, наверное. На самом деле не уверен, насколько этот срыв серьёзен, но на всякий…

— Пап! — крикнул Ев из спальни. — Подойди сюда, пап!

Микки моментально запаниковал. В голосе сына он услышал тревогу, и в два прыжка преодолел расстояние из прихожей до спальни, не успев даже ни о чём конкретном подумать.

— Что случилось? — спросила Светлана, прискакав на секунду позже него.

— Иен заперся в ванной и не отвечает…

Микки, не став даже слушать дальше, подлетел к ванной комнате и заколотился в дверь кулаком.

— Иен, открой! — Нет ответа. Никаких звуков оттуда не раздавалось — полная тишина. — Иен, блядь! Я сейчас дверь сломаю!

Дверь распахнулась, прежде чем Микки выполнил свои угрозы.

— Да господи, ёб твою мать, — раздражённо прошипел рыжий. — Мне в туалет сходить можно спокойно? — гневно вопрошает он Милковича. Тот отвернулся и провёл руками по лицу, осознавая, что у него уже крыша едет потихоньку. Ёбаный пиздец.

— Привет, Свет, — поздоровался он и обнял Светлану. — Извини, что я тут… Не очень себя чувствую.

— Да ладно. Я хоть проснулась с вами, а то хоть спички в глаза вставляй, — устало произнесла Светлана. — Умеете напугать, прямо как в старые добрые времена, — она с косой ухмылкой глянула на Микки, недовольно кусавшего губы в углу. — Так, ну всё. Досвиданькайся, и поехали, — сказала она Еву.

— Иди сюда, — Иен, слегка наклонившись, распахнул объятия, и Ев прильнул к нему. — Не скучай.

— Извини, что позвал папу… — смущённо промямлил Ев, словно что-то плохое сделал.

— Нет, всё нормально, — ответил Иен, потрепав его по щеке. — Ты всё правильно сделал. Но я не буду делать вещи, о которых ты подумал. Хорошо?

— Точно?

— Точно. Даю честное слово, — ответил Иен. — Теперь иди, обними своего батьку, и поезжайте.

***

Как только Светлана и Ев вышли за порог, острое напряжение повисло в воздухе. Кажется, Иен разозлился, но Милкович на нервяке всё равно несётся в ванную, остервенело вытряхивает баночки и пересчитывает таблетки.

— Я ничего не принимал, Мик! Ничего лишнего, имею в виду…

— Отлично, я просто…

— Мик, я нервный биполярник с придурью, а не отсталый олигофрен, — выплюнул рыжий, вскинув руки. — Я вижу, что ты делаешь, так что не надо мне тут…

— Отлично, раз ты не принимал ничего лишнего, дай мне в этом убедиться, — огрызнулся Микки. Открыв шкаф, он проверил пачки с нераспечатанными бритвенными лезвиями. — И что это было тогда, Иен?! Ты так сильно тужился на сральнике, что не мог сказать Еву подождать?!

Иен покачал головой, развернулся и медленно вышел из ванной. Микки последовал за ним в ожидании ответа. Сев на кровать, Иен сказал:

— Я просто решил не выходить. Я прятался, — тихо признался он. — Я сейчас похож на зомби, не хотел, чтобы Светлана видела меня в таком состоянии. Вдруг она запретит Еву ездить к нам?

— С хера ли лысого?

— Потому что я, блядь, псих, — выплюнул Иен, взмахнув руками. — Нетрудно догадаться.

— Ой, хватит прибедняться, — скорчился Микки. — Кто сказал, что ты псих?

— Думаешь, она не помнит, как я его похитил? Её собственного ребёнка, блин. Я бы не стал её винить, если бы она больше его к нам не пустила…

— Иен, это было сто лет назад.

— Да, и теперь, сто лет спустя, я снова пускаю всё по пизде.

— Ты ныть перестанешь или как? Заебал. Сколько можно себя жалеть?

Темнота начинает сгущаться на улице и проникает в спальню, но даже в тёмной комнате Микки видит, как напрягся Иен. Чуть выпрямившись, он втянул шею и медленно поднялся с кровати.

— Я не себя жалею, мне тебя жалко, мудила ты. Что, если она из-за меня запретит тебе с ним общаться? Как будешь жить с этим, м?

— Да не запретит она…

— Откуда ты знаешь?

— Потому что знаю, блядь! — вскрикнул Микки, разводя руками. — Ты совсем уже перемозговал, Иен! Слишком много, бля… Думать надо поменьше, а то тебе реально всякая хуйня в голову лезет! Я не собираюсь смотреть сквозь пальцы на твои хикканские выходки, и может быть, даже доверять тебе стану меньше, но это так же не значит, что я сяду на кроватку и буду жалеть о том, что мы вместе, или… что бы ты там себе не выдумал, — протараторил Милкович. — Ты нашкодил — ты сказал мне об этом — мы всё уладили. Не бывает беспроблемного решения проблемы, всегда какое-то говно. И что, давай теперь сядем в лужу и дружно поплачем. Так, что ли? — Милкович выдохнул от злости на Галлагера, внезапно нашедшей на него. Тот покачал головой и вытер глаза руками.

— Я не хочу, чтобы такое снова когда-нибудь повторилось. Не хочу больше тебя подводить, правда, ещё и… Ещё и на Рождество, блять. Выбрал время.

— Ну, всё, — успокаивающе произнёс Микки, взяв Иена за щёки обеими руками. — В следующий раз просто скажи мне сразу же, если хоть какие-то симптомы появятся. Ну, налажал, бывает…

Иен обнял его, уткнувшись носом в плечо, и тяжело вздохнул.

— Помнишь, что мы в ЗАГСе друг другу сказали? И в Алиби потом, — тихо продолжил Милкович. — Два раза повторяли. «В болезни и в здравии». Ну вот и хули теперь, давай всё бросим? «Здравие» придёт, мы же вместе. Я тебя люблю, и ты мне ещё нужен, понял? Со всеми своими заёбами.

Иен, уже не сдерживаясь, всхлипывает у него на плече. Отстранившись, он подвёл Микки к постели и чуть подтолкнул его, чтобы тот лёг, в следующую секунду ложась рядом.

— Мик, прости, — шепчет он. — Прости меня.

Милкович крепче прижимает его к себе, запускает пальцы в рыжие волосы и нежными поглаживаниями пробирает жёсткие пряди.

— Ты обещал, что будешь стараться, — Иен кивнул ему в грудь. — Ты ведь сдержишь это обещание? Не свалишь от меня в закат, как восемь лет назад?

— Нет, — шмыгнул Иен. — Ни за что.

— Ну вот и договорились, — усмехнулся Милкович. — Потом ещё поговорим, когда оправишься.

***

— Ты приехал, чтоб в телефон поиграть, пока я корячусь с готовкой?

— Что, макароны соусом полить — это так сложно? — сморщился Карл, бросив на него безразличный взгляд со своего стула.

— Вообще-то это всё сварить надо сначала.

— Да последней обезьяне под силу сварить макароны.

— Окей, ладно, умник, — цыкнул на него Микки. — Чё припёрся-то?

— Я заваливаю свои пробные тесты по GED. Фи на меня орёт, задрала уже. Говорит, что я нихера не делаю, хотя я постоянно сижу с этими книжками, —

 жалуется Карл. — Тупой дак, чё я поделаю. Выше головы не прыгнешь. Бля, ты-то как-то сдал ведь…

— Ты сейчас меня завуалированно тупым назвал? — усмехнулся Микки.

Карл закатывает глаза и вздыхает.

— Не, чел, ну мы с тобой похожи, типа. Фиона и Деб с Иеном тоже школу бросили, но классе в десятом, и они в неё хотя бы ходили. А я мало того что проёбывал, я даже восьмой не закончил. А ты в девятом вылетел, да?

Карл точно подметил.

— Я уже говорил тебе, что делать.

— Э-э, что? Когда? — скосился Карл.

— Слушать надо было, — проворчал Микки, пошевеливая и пробуя соус на вкус.

— Фрэнк говорит, что у меня, это… СДВГ. Дефицит внимания, как-то так.

— Фрэнк много чего говорит. Странно, как ты за всю жизнь не допёр, что нельзя ему доверять, — хмыкнул Микки. — А я тебе сказал, чтобы ты пошёл на курсы, вместо того чтобы пытаться чё-то нарешивать самостоятельно. Я сам в тюрьме на них ходил. Потому что, знаешь, иногда полезно пообщаться с людьми, которые шарят гораздо больше тебя, — с издёвкой добавил он.

— Я не хочу сидеть в классе с толпой плаксивых неудачников, — фыркнул Карл.

— Почему? Ты сам такой же, — ухмыльнулся Микки.

Карл жестом послал его нахер.

— Потому что тоска смертная. Я подохну там. Дома всё ещё ничего…

— Ну, как знаешь. Твои проблемы — тебе и решать.

Соус пошёл паром, и Микки с помощью прихватки снял его с плиты и залил им макароны. Подлива эта была хоть и дешёвая, но ужасно вкусная — Иен стебал его неделю, когда он затарился целой коробкой сухих растворимых концентратов в пакетиках. У Микки уже под ложечкой сосало от запаха.

— Попробуй на курсы походить, реально, мой тебе совет. Может, и девушку себе там найдёшь.

У Карла аж уши зашевелились, когда Микки вынес ему такое предложение. «Вот как надо с тобой разговаривать. Дефицит внимания у него, блин, тоже мне», — подумал Микки. Пиздюк оживился на минуту, словно обдумывая что-то, но потом сделал вид, что его это нисколько не впечатлило.

— Да нафиг она нужна, — пробормотал он, снова уткнувшись в телефон. — Где Иен-то? Опять валяется?

— Не, он в поряде, — ответил Микки. Он надеялся, что это прозвучало из его уст достаточно убедительно, чем есть на самом деле. Не то что бы Иен был не «в поряде». Каждое утро он исправно вставал, завтракал (пусть и не плотно), глотал свои таблетки и ехал на работу. Но как-то натянуто у них всё шло после отъезда Ева. Некогда жаркие споры, бурные обсуждения всего на свете с подколками скатились до скучных, почти формальных разговоров. Оба старались держать хоть какой-то уровень общения, но в том-то и дело, что раньше им не приходилось так стараться. Это хуйня какая-то, а не общение, и не пошло бы всё ещё хуже — так думал Микки, когда Иен замечал, что муж следит за тем, как он принимает лекарства. — Моется он. В душе.

— Фиона тут сказала на днях…

— Что? — буднично прервал его Иен, внезапно образовавшись на кухне, так что Карл чуть не слетел со стула, подпрыгнув от неожиданности. — Что Фиона сказала?

— Ебать, Иен. Ты как привидение.

Иен ухмыльнулся и, саркастично вскинув брови, провёл рукой по волосам. Видимо, он понял, что собирался сказать Карл. С его мокрых волос на шею скатилась капля, и Микки представляет, как он слизывает эту каплю, лапая его разгорячённое после душа тело. Белая футболка на нём тоже была наполовину мокрой, что ещё больше возбуждало Милковича. При Карле нужно было сдерживаться, и Микки отвёл взгляд.

Хотя дело было не только в Карле, точнее — вовсе не в нём. В последний раз Микки и Иен занимались сексом недели три назад, и вовсе не от того, что не хотелось. Они хоть и не подростки со спермотоксикозом, но и не старики виагроидные.

— В армии научили, — ответил Иен. — Пахнет вкусно, — бросил он Микки.

— Будешь?

— Да, наложи тарелку. Карл, ты будешь?

— Не, я домой пошёл. Сегодня с Сашей сижу, девки уйдут куда-то тусить.

— Как мило с твоей стороны.

Карл нахмурился и покраснел, как рак, словно его в убийстве обвинили.

— Фи чёт вышла из себя вчера, когда пришла с работы и увидела, что Фрэнк опять насрал под ковёр, так что я сам предложил, хули нет, — сказал он, вскакивая из-за стола. — Рад, что тебе лучше, бро, — он похлопал Иена по плечу. — Увидимся.

— Да, увидимся. Спасибо, Карл, — ответил Иен, отсалютовав брату. Когда дверь за ним закрылась, Иен развернулся к нему с выражением крайнего недоумения на лице. — Он что, ехал сюда, чтобы только меня проверить?

— Не знаю, — хохотнул Микки. — Он меня спрашивал про тесты, но так-то можно было и написать. Видимо, хотел убедиться, что с тобой всё в порядке.

— Ребёнок исправляется с возрастом, понятно, — улыбнулся Иен. — Горжусь.

— На меня посмотри, я вообще борщи тебе ебашу каждый день! Мной бы гордился, — засмеялся Микки. Встав из-за стола, он наложил макарон с подливой в две глубокие тарелки и, посыпав всё это дело натёртым пармезаном, поставил перед Иеном.

— Хочешь…? — начал Микки, но не договорил. Галлагер пристально смотрел на него. В глазах у рыжего стояли слёзы. Он весь в один момент ссутулился, стал каким-то уставшим. — Бля, чё случилось?

Иен прерывисто выдохнул.

— Я не знаю… Просто, каждый раз, когда мы садимся есть, я чувствую, что ты что-то недоговариваешь. Что ты хочешь обсудить со мной мои срывы, но каждый раз молчишь.

— И что… Нет, а… Ты чего ревёшь-то опять? — выпалил Микки, оседая на стул.

— Потому что мне хреново от этого, Мик. Я опять довёл Ева до слёз. Я давно решил, что в моей семье никто не будет доводить друг друга до слёз. Это не просто неприемлемо, это пиздец. Я не могу перестать об этом думать.

— Боже, Иен, — Микки потёр пальцами глаза и откинулся на спинку стула. — Я просто хотел обсудить с тобой что-то типа плана, ну… Что-то, что ты будешь делать, что ты мне скажешь, когда снова почувствуешь отвращение к таблеткам. Я не буду злиться и говнить на тебя, просто говори мне все сразу.

— Да… Понимаю. Я постараюсь.

— Может, лучше мне в следующий раз ко врачу зайти вместе с тобой? Я видел в больнице, что пары так и делают, но не знаю, если ты не против.

Иен прикусил губу. Жест, который выдал его с головой — Галлагер не хочет, чтобы Микки заходил вместе с ним в кабинет. Милкович старается не придавать этому значения — может, это не от недостатка доверия. Может, Иен просто стесняется.

— Да… Наверное, так лучше. То есть не «наверное», я хотел сказать — это хорошая идея.

— Ну, разумеется, если это поможет. Если нет, то нет, — Микки тщательно напустил на себя безразличный вид и пожал плечами, несмотря на то, что его задели секундные колебания мужа.

— Ев что-нибудь говорил тебе по скайпу на этот счёт? — спросил Иен.

— Не, просто интересовался, как ты себя чувствуешь, — вздохнул Микки. — Иен, ты такую драму из этого делаешь, как будто ты ему жизнь сломал и травму на нежной психике оставил. На наших родителей посмотри. Мы с тобой вообще святые. Отцы года нахер.

Иен рассмеялся и подался вперёд, оперевшись на бёдра сидящего Милковича. Даже такой жест вызвал у изголодавшегося Микки армию мурашек. Казалось, если рыжий поднимет ладони чуть выше, то он спустит прямо в треники. Милкович делал всё возможное, чтобы дать Иену привыкнуть к новым лекарствам, и долгое воздержание сейчас явило свои последствия. Ему хотелось затрогать его всего, сожрать этот нагло ухмыляющийся рот…

— Ну, ты иногда скажешь так скажешь, — Иен снова разразился хихиканьем. Не успел Микки ничего ответить, как Иен придвинулся ещё ближе и прильнул к его губам и поцеловал — медленно и как-то неуверенно. Отстранившись, Иен снова фыркнул и прижался к Микки лбом. — Так. Что у нас будет на ужин?

В этот момент у Иена сильно забулькало в животе, и они оба глупо и счастливо этому расхохотались. Напряжение последних недель таяло на глазах.

— Ты ещё даже обед не съел, — подметил Микки, мотнув головой в сторону тарелок с дымящимися макаронами. — Что хочешь?

— Может, закажем доставку и кино посмотрим? — предложил Иен. — Это как свидание в ресторане, только дома. Как ты любишь.

— О да, — Микки довольно ухмыльнулся. — Давай, чел, я только за. Чур ты выбираешь фильмец.

— Да?

— Ага, только если опять с субтитрами будет, бушь смотреть один.

— На языке оригинала лучше, Мик! — возмутился Иен. — Никакая озвучка не передаст живого голоса актёров! И фильм был хороший!

— Хорошие фильмы не предполагают чтение субтитров, — с ухмылкой крякнул Микки. — Ничего не знаю.

Несколько часов спустя они сидели на диване и смотрели какой-то фильм с Ван Даммом. Сидели по разным сторонам; Микки не стремился быстро сокращать расстояние после долгого перерыва — несмотря на то, что ему до ужаса хотелось оседлать рыжего и засунуть язык подальше ему в рот, вместо того чтобы смотреть фильм, который они оба видели тысячу раз. На данный момент будет лучше, если Милкович позволит ему самому проявить инициативу.

Прошёл час. Иен сам придвинулся к мужу и взял его за руку…