Если есть в этой жизни самоубийство, оно не там, где его видят, и длилось оно не спуск курка, а двенадцать лет жизни. (с)

Вельзевул просыпается, когда за окном снова ночь. В это время года сложно отличить ночь ото дня, но он точно знает.

Виктор еще спал, ну и пусть спит. Насколько Вельзевул помнит, он вообще очень редко спит. У него бессонница. Ха-ха, во многом они похожи. Вельзевул тоже почти не спит, уже давно. Со смерти семьи. Сначала ему везде мерещились их призраки, а сейчас просто периодически, особенно по утрам после сна. Или, когда он один. Поэтому Вельзевул дома почти не бывает, лучше уж там, где есть люди.

Он осторожно выбирается из кровати. Надо постирать, думает. Всё мокрое. Прикинув сколько будет стоить химчистка, потому что стиральной машинки у него не водилось, Вельзевул накинул на себя халат, тот самый, который когда-то давно ему выдали в доме Виктора, еще во Франции. Надо же. Он только сейчас о нем вспомнил и ведь даже не выцвел нигде, хоть и немного маловат из-за роста. Тогда-то Вельзевул был тощим подростком, но сейчас он так похудел, что даже этот будет как раз.

Вельзевул спустился вниз, на первый этаж квартиры. На барной стойке увидел недопитую бутылку вина, по дороге поднял поваленную лампу.

Всё похоже на какой-то сюрреалистичный сон. Даже в глазах поплыло, хочется кричать, голову вновь взрывает вспышкой боли, настолько, что вокруг всё темнеет. Опирается о барную стойку, сев на тот самый стул, с которого всё началось. Началось? А было ли? Точно?

Вельзевулу кажется, что всё он надумал. Что всё вокруг сон. Ведь не обязательно хороший сон будет правдой? Он ведь с самой их первой встречей, еще двести лет назад думал о таком, даже позволял себе мечтать.

Точно сон. Виктор любит женщин, так ведь? У него была жена. Что он там говорил? Да, жена погибла, есть сын. С чего бы ему искать его? Отомстить?

Так. Остановись. Мысли путаются. Не сосредоточиться. Где-где-где. Что где? Где таблетки. Точно. Врач ему говорил, что он вошел в ремиссию, но стоит избегать сильных потрясений.

Шарится руками по полкам. Нет. Наверное, в спальне. На втором этаже. Где Виктор. А точно ли «он» там?

Кидается снова наверх, в голове белый шум и громкий голос. Виктора. Он ему что-то говорит? Замолчи-замолчи-замолчи! Тебя нет! Вельзевул не находит у себя таблеток на привычном месте, зато находит…пистолет? Откуда он у него? А, впрочем, не важно. Голос уже прямо над ухом. Слышит что-то вроде «успокойся» или «что ты делаешь». Вельзевул резко разворачивается и стреляет наугад:

– Замолчи!!

И тишина. Только птицы с криком взлетели с ветки.

Проходят мучительные мгновения, длящиеся целую вечность. Перед глазами проясняется, голова перестает болезненно пульсировать, будто его болезнь рукой сняло. Но, видит Бог, лучше бы это была болезнь! Вельзевул видит перед собой лужу крови. Поднимает взгляд чуть выше и видит… Виктор?

В голове совсем не складывается. Что только что произошло? Слышит настойчивый звонок домофона. Где-то за окном громко лает собака. Раздражает.

– Виктор? Виктор? Вставай, – Вельзевул аккуратно трясете его за плечо, но тот не просыпается. Медленно накатывает осознание. Ужасное осознание. Снова хватает приступ: руки трясутся, на щеках он чувствует горячую влагу. Ползком добирается до зеркала во всю стену, оно недалеко. Видит себя: белый, как лист бумаги, трясется как от мороза в минус тридцать, в глазах ужас и слезы текут, руки в крови.

Вельзевул истерично смеется, проводя кровавыми руками по лицу, вглядываясь в себя. Что он натворил?

За окном занимается рассвет, небо уже окрасилось кровавым огнем. Значит с пробуждения прошло уже часа три-четыре, не меньше.

Где-то на улице уже визжат полицейские сирены. Но Вельзевул ничего не слышит. Впервые за двадцать лет он был бы рад шуму. А сейчас будто оглох. Он хватается за голову, вымазывая растрепанные волосы в крови, и тянется рукой к пистолету, там была полная обойма – Вельзевул точно помнит.

Но ощущает, что кто-то вложил ему в ладонь пистолет и крепко взял за запястье, нежным жестом сомкнув пальцы на рукоятке. Вельзевул дергается и хочет отползти в сторону, но не может сдвинуться с места. Может только смотреть в зеркало, чувствуя, как его руку с оружием подносят к голове, приставляя дулом к виску.

Вельзевул цепенеет и тяжело, истерично дышит, задыхаясь. Кровь на искаженном лице смешивается со слезами, сердце будто сейчас выпрыгнет из груди или разорвётся.

Всё тело трясет, и рука сильно ударяет пистолетом по голове. Над ухом слышится неодобрительное цоканье, и Вельзевул видит за своей спиной… кого? Бледный, с дырой во лбу от выстрела и со стекающей кровью по лицу, капающей на белые одежды Вельзевула.

Он же мертв, правда? Вельзевул только что сам его убил, но даже не может обернуться и посмотреть на тело, всё внимание приковано к страшному отражению в зеркале, улавливая каждое движение любимого мужчины за спиной, что играючи удерживает его на месте и нежно проводит пачканными пальцами по виску, щеке, слегка задержавшись на подбородке и пойдя дальше, по груди и ниже.

Виктор крепко обнимает его за талию, прижимая спиной к себе и не давая сдвинутся. Холодная рука крепко хватает за кисть, плотно приставляя пистолет к виску, а тихий голос ласкает ухо, обжигая дыхание, прямо как ночью:

- Всему тебя надо учить, - тихий смешок и ухмылка на таком родном лице, - надо держать так.

Виктор заботливым и любящим движением нажимая на палец, спускает курок.