Всем когда-нибудь доводилось слышать о том, что любовь слепа и глуха, но для Чан Гэна это выражение имело своё, особое значение.  

Он сидел в аудитории, что донельзя была забита студентами и поражала непривычной тишиной. Слышны были только шелест бумаги конспектирующих и бархатистый голос мужчины, расхаживающего взад-вперед со сложенными за спиной руками и увлеченно рассказывающего об одной из многочисленных битв во время войны с западными странами в эпоху Великой Лян.

Никто никогда не смел перебивать Гу Юня или вести себя неподобающе на его лекциях и причины этому было две: во-первых, он был очень хорош в дисциплинировании после армии и активно использовал свои навыки на студентах, а во-вторых, он был любовью Чан Гэна — слепой и глухой, когда не принимал лекарства, и поэтому шуметь зная о чужой проблеме было вдвойне неуважительно.  

Чан Гэн с благоговением наблюдал за каждым движением преподавателя, подмечая каждую деталь. Как всегда его волосы были собраны в аккуратный пучок, оставляя две крупные пряди свисать привлекательной челкой. На темно-синем свитере плавно колыхался старый военный жетон на крепкой цепочке, а на лице играла еле заметная, довольная улыбка. Сегодня он слышал и видел хорошо и об этом свидетельствовало отсутствие круглых очков и заалевшие, словно маковые лепестки, родинки: одна под левым глазом и другая на мочке уха с той же стороны.  

Сердцу студента было с каждым разом всё труднее сдерживать свои порывы. Казалось вот-вот, и оно выпорхнет из груди и приземлится прямо в руки этого человека.  

Чан Гэн на мгновение опустил взгляд и поджал губы.  

Когда он скажет, что уходит, дрогнет ли что-то в чужой, но настолько породнившейся душе? Сможет ли он выловить во взгляде тёмных, васильковых глаз хоть каплю сожаления, или это лишь станет его далеким несбыточным сном?  

Сейчас он хотел остановить время и смотреть на Гу Юня до последнего вздоха, отпечатать в памяти каждое его слово и хранить их в своей душе как бесценное сокровище. Жаль только, что реальность и время были ему неподвластны и все его мысли оставались лишь его собственной одинокой мечтой.  

— Что же, на сегодня хватит. Завтра я жду увидеть выполненную работу и отдохнувшие лица. Я понимаю, что на носу сессия, но не забывайте беречь себя.  

Студенты единодушно поблагодарили преподавателя и начали разбредаться кто куда, в то время как Чан Гэн покрепче сжал черную папку в слегка вспотевших ладонях и медленно направился в сторону учительского стола.  

Гу Юнь сидел на его краю, опершись ладонями о столешницу и скрестив свои длинные ноги. Он поймал на себе взгляд Чан Гэна и ласково улыбнулся.

— Чан Гэн, ты ко мне? — он подозвал его к себе легким взмахом руки, явно пребывая в отличном настроении. — Подойди сюда, ну же.  

У Чан Гэна на мгновение перехватило дыхание, но он быстро взял себя в руки и не дал зарождающемся в груди эмоциям выйти наружу. Иногда ему казалось, что он был намного хуже влюбленного подростка, а контролировать себя с каждым разом становилось всё труднее и труднее.  

Как не выплеснувшиеся на бумагу слова съедают изнутри своего поэта, так и любовь Чан Гэна словно яд отравляла кровь в попытках вырваться из крепкого юношеского тела. Эти чувства были его даром и проклятием, но что же он мог с этим поделать?

— Преподаватель Гу, мне нужно с вами поговорить.  

Гу Юнь взглянул на Чан Гэна и почуял неладное. Что-то странное было в его голосе и все чувства мужчины вдруг начали кричать об опасности, словно он снова оказался на поле боя и должен был стать свидетелем важного, а то и ключевого события, от которого зависел исход битвы. Всегда доверяя своей интуиции, мужчина мгновенно посерьезнел и обратил внимание на папку в чужих руках:

— Что это у тебя в руке? — Гу Юнь взглянул на него с подозрительным, кошачим прищуром.  

— Это моя работа. Я хотел бы отдать её сегодня. — голос Чан Гэна был абсолютно спокойным, но его рука едва заметно дрожала, когда он передал папку Гу Юню, заставляя его ещё больше нахмуриться:

— Не понимаю, к чему такая спешка? Ты мог бы сдать её завтра вместе со всеми. — и тут его озарила мысль, от которой ему почему-то сразу стало не по себе. — Или дело в том, что завтра тебя не будет?

Чан Гэн поджал губы, а затем тихо, почти шепотом ответил:

— Я ухожу.  

В этот самый момент Гу Юнь пожалел о том, что принял лекарства. Сейчас ему очень хотелось, чтобы слух его обманул.

— Что ты сказал?  

— Не заставляйте меня повторять это ещё раз, пожалуйста.  

В это было трудно, нет, невозможно поверить. Столько лет этот человек находился у него под боком и Гу Юнь просто не был готов его отпустить и особенно сейчас, когда до конца учёбы всё ещё оставалась пара лет. Он иногда ловил себя на мысли о том, что же будет с ними дальше и куда их заведёт их странная привязанность, но никогда не хотел забегать вперёд и забивать этим голову.  

Теперь же эта новость на удивление самого Гу Юня была как вылитый на голову ушат ледяной воды и ему впервые за долгое время стало по-настоящему страшно.

— Я конечно слышал, как студенты говорили, что лекции Шэнь И нудноваты, но дело же в сложности предмета и отчисляться из-за этого глупо. Где ты ещё найдёшь такого высококвалифицированного преподавателя с военным опытом?

Кажется, от переполняющего его негодования и возмущения, Гу Юнь начал нести несуразицу, от которой даже у печального Чан Гэна удивленно приподнялись брови. Как ему вообще взбрело в голову вплести сюда бедного преподавателя Шэня?

— Дело совсем не в Шэнь И, с чего вы вообще взяли?

— Тогда в чем же ещё может быть дело, ты же так прилежно учишься. — Гу Юнь резко встал и положил руки на плечи Чан Гэна, словно боялся что тот испарится прямо сейчас, на его глазах. —  Неужели это я чем-то тебя обидел? Почему же ты сразу мне не сказал, давай с этим разберемся, мы же взрослые люди в конце-то концов!

В сердце Чан Гэна ёкнуло. Он никак не ожидал от Гу Юня такой реакции и сейчас не знал, смеяться ему или плакать.

— Мне предложили поучаствовать в хорошей волонтерской программе с возможностью закончить учёбу заочно. Я всегда хотел увидеть мир и посмотреть как живут люди в разных уголках планеты. Преподаватель Гу, это бесценный опыт и было бы глупо не воспользоваться такой прекрасной возможностью.  

Гу Юнь, внимательно выслушав всё это, решил что ему нужно прочистить уши, потому что всё происходящее явно не хотело восприниматься всерьёз и тем более укладываться у него в голове. Он нахмурился и сурово взглянул на своего студента:

— Это тебя преподаватель Ляо надоумил?  

Ляо Жань, преподаватель религии —  а точнее, по мнению Гу Юня, “этот грязный, треклятый сектант” — постоянно отправлял лучших студентов колесить по миру и набираться духовных и практических знаний, но кто же мог подумать, что он охмурит своими сладкими речами его маленького Чан Гэна?  

Несмотря на переполнявшую юношу горечь, взгляд его был решительным.  

— Я уже всё решил, прошу, не нужно злиться на меня.

Казалось, ничто не было способно его переубедить. Вопиющее, парадоксальное упрямство и непослушание со стороны любимого студента окончательно вывели Гу Юня из душевного равновесия. Он медленно убрал ладони с плеч Чан Гэна и опустил взгляд.

— Если уйдешь, то никогда не сдашь мой предмет, слышишь? Я не приму у тебя ни одной работы и ты никогда не получишь свой драгоценный диплом.

И в этот момент Чан Гэн наконец понял, что за всё это время он всё-таки смог выкроить себе место в чужом сердце. Это означало, что все его мечты, казавшиеся несбыточными снами, были самыми настоящими возможностями, и в душе юноши, давно слабо теплившаяся надежда разгорелась ярким пламенем.  

Чан Гэн усмехнулся, заставив опешить и так потрясенного Гу Юня. Иногда тому казалось, что он слишком стар и больше не сможет выдерживать столь сильных наплывов эмоций, даже будучи всего на несколько лет старше человека перед ним.  

— Чего ты усмехаешься, я совершенно серьёзно! — возмутился было он, но вдруг почувствовал как его руку обхватила чужая ладонь.

Чан Гэн нежно огладил бледную кисть большим пальцем и поднёс её к губам, оставляя едва ощутимый, словно поток свежего воздуха, поцелуй. Лицо Гу Юня от увиденного зрелища залилось краской и, кажется, впервые в жизни он не нашёлся что сказать. По руке пробежала мелкая приятная дрожь и уже и так понемногу рассыпающееся каменное сердце мужчины в один миг превратилось в песок.

— Ты….

Чан Гэн отпустил руку Гу Юня и медленным шагом направился в сторону двери. На всегда спокойном лице юноши отражалась печаль, но он всё равно нашёл в себе силы, для того, чтобы улыбнуться своей любви в последний раз перед долгой разлукой.

Его голос был чище родниковой воды, а слова, как только достигли ушей Гу Юня, тут же отозвались в нём нежным трепетом.  

— До встречи, Цзыси.