ЧАСТЬ III

*2 года спустя*

 

Осень встретила первый день учёбы с распростертыми объятиями. Рано пожелтевшие листья колыхались легкими порывами ветра и нежились на солнышке, что вышло впервые за долгое время из-за серых мрачных облаков.

 

Гу Юнь быстрым шагом достиг здания университета и с завидной скоростью добрался до своей аудитории. Он никогда не опаздывал на свой предмет и не любил, когда опаздывают другие, поэтому, когда он переступил порог просторного помещения, все места уже были заняты полусонными студентами-старшекурсниками.

 

Сначала лекция должна была пройти как обычно. В первый день Гу Юнь давал информацию о курсе и старался не перегружать пока ещё не совсем очнувшиеся от летнего отдыха умы своих университетских чад и позволял себе почаще шутить, чтобы разрядить обстановку.

 

Но на этот раз после нескольких минут приветственного монолога ему в нос ударил нежный аромат растворимого кофе. Того самого, первую банку от которого он хранил у себя на кухне, не в силах выбросить.

 

Когда этот бывший военный стал таким сентиментальным, ему самому было неизвестно. Гу Юнь, не прерывая рассказ, краем глаза взглянул на свой стол и заметил на нём небольшой стаканчик, из которого до сих пор валила полупрозрачная дымка пара.

 

А рядом лежал листок. Маленькая записка, на которой было написано лишь одно слово: «Цзыси».

 

Этот до безобразия аккуратный почерк Гу Юнь узнал бы и через десять, и через тысячу лет. Он замер на месте и резко умолк.

 

— Преподаватель Гу, всё в порядке? — спросил один из студентов, приведя мужчину в чувства.

 

— Кхм, да, — Гу Юнь окинул взглядом аудиторию и резко заявил. — Мне просто нужно отойти ненадолго. Пока меня нет, Лю Инь раздаст вам списки литературы с моего стола. Понятно?

 

Лю Инь, ответственный староста группы, незамедлительно поднялся со своего места.

 

— Да, преподаватель Гу!

 

— Тогда выполнять, — Гу Юнь подмигнул Лю Иню и, незаметно утащив записку со своего стола, невозмутимо вышел из аудитории быстрым шагом.

 

Сердце в груди забилось как бешеное, словно он только что пробежал марафон. Такого волнения он не испытывал даже на поле боя. Кто же знал, что чувство, которое вызывало осознание долгожданной встречи с Чан Гэном, было сродни страху поражения.

 

Гу Юнь ненавидел опаздывать, и сейчас тошнотворность этого тянущего, бьющего по ребрам тысячей снарядов Байхун ощущения чувствовалась ярче, острее. Он ненавидел, когда опаздывали другие, но наказание, которые получали его сослуживцы в армии и его студенты, были несравнимы с тем, какая кара могла ожидать его. Будь то воля небес или просто невезение, как он собирался лечить разбитое сердце, когда помимо него не успели зажить ещё старые раны?

 

Все переживания накатили внезапно, но были тут же приструнены стальной волей Гу Юня. Раз будет поздно, то так тому и быть. В любом случае, ничего не помешает ему крепко обнять и отчитать маленького паршивца за то, что заставил его волноваться и прибавил лишних седин. Годы шли, а переживания не способствовали сохранению молодости, и Гу Юнь на самом деле успел выдернуть из головы несколько молочных волосинок. Правда, в голову внезапно пришла утешающая мысль, что с сединой Ли Фэна, которому только недавно перевалило за тридцать, было очень трудно потягаться, и по сравнению с ним Гу Юнь выглядел как один из своих старшекурсников, дышащих зрелой молодостью. Сразу видно, что их декан слишком серьёзно относился к своей работе.

 

На обратной стороне записки Гу Юнь обнаружил номер аудитории, что находилась этажом выше. Ждать лифта было пустой тратой времени, поэтому он направился в сторону лестницы и на углу случайно столкнулся с мужчиной, одетым в военную форму эпохи правления императора Юань Хэ.

 

Незнакомец чуть не потерял равновесие, но Гу Юнь вовремя схватил его за плечи и не дал свалиться на пол.

 

— Ох, прошу, простите меня, — мужчина начал поспешно извиняться, поправляя сияющий блеском, непривычным для настоящих доспехов, шлем, который слегка съехал с его головы. — Я опаздываю на лекцию и не смотрю куда иду.

 

— Пустяки, я сам бежал как укушенный, — усмехнулся Гу Юнь и про себя подумал, что знает, какая собака его укусила, и именно сейчас он бежит к ней навстречу, как последний дурак, попутно сбивая людей со странными вкусами в одежде. — К слову, ваш костюм вышел из моды несколько веков назад.

 

— Ах, да. Вам нравится? — молодой человек самодовольно улыбнулся и уперся руками в бока, демонстрируя тонкую фигуру и прекрасно сидевшие на ней доспехи. — Обычно мои образы выходят намного лучше этого, но в этот раз у меня не было времени, чтобы как следует подготовиться.

 

Гу Юнь слишком торопился, чтобы продолжать разговор, но краем глаза смог оценить чужой талант к преображению.

 

— Очень впечатляет, но прошу меня извинить, я тороплюсь кое-куда. Вопрос жизни и смерти.

 

Незнакомец встрепенулся и отступил в сторону, освобождая путь Гу Юню. Сразу видно, что парнем он был понятливым и сообразительным.

 

— Конечно-конечно, бегите, куда вам нужно.

 

А Гу Юнь, едва дослушав то, что ему ответили, тут же сорвался с места и рванул к лестничной площадке, сетуя про себя о том, что зря не решил подождать лифт.

 

Незнакомец на это лишь раздосадованно покачал головой. Такой красивый мужчина и так стремительно умчался от него! Какая жалость.

 

— Меня зовут Цао Чуньхуа, я новый преподаватель истории искусств! — прокричал он вслед удаляющемуся силуэту, понадеявшись, что скоро сможет вновь с ним повстречаться.

 

— Я запомню! — крикнул в ответ Гу Юнь, прежде чем скрыться из виду, и вновь погрузился в свои мысли, чудом не спотыкаясь о ступеньки.

 

Остальной путь он проделал без приключений. Ручка двери нужной ему аудитории оказалась странно тяжелой, хотя можно было поставить на то, что это руки Гу Юня ослабли от волнения. Влюбленные люди порой бывают такими немощными, но явление это было временное, и часто слабость перевоплощалась в великую силу, словно старый дряхлый феникс, восставший из пепла и вернувший утерянную века назад молодость.

 

Набравшись мужества Гу Юнь резко распахнул дверь, чуть не вырвав её с петель. Видно, великая сила пришла к нему слишком быстро, и он слегка не рассчитал мощь рывка, потому что дверь вдруг издала беспокойный и достаточно громкий треск. На вломившегося в помещение мужчину уставилось несколько десятков пар любопытных глаз. К удивлению Гу Юня здесь проводили лекцию у первокурсников. Лица сидящих студентов были ему незнакомы, а он, получается, только что сорвал своему коллеге работу.

 

— Преподаватель Гу? — мягкий спокойный голос заставил вскипеть кровь Гу Юня, который ошарашенно посмотрел на мужчину за преподавательским столом.

 

Черты молодого человека слегка заострились с годами, но взгляд и голос остались прежними. Эта до одури пронимающая аура спокойствия будто с новой силой излучалась фигурой в светлых одеждах. Если такое вообще было возможно.

 

— Простите, кажется, я ошибся аудиторией. Тут такая неразбериха с расписанием произошла, просто безобразие. Я обязательно доложу об этом в деканат, — Гу Юнь запаниковал, но виду не подал, решив на ходу сочинить очередную небылицу, чтобы поскорее смыться.

 

Чан Гэн на это лишь улыбнулся.

 

— Да, вы правы, я тоже заметил кое-какие несоответствия. Давайте встретимся у моей аудитории на перерыве и вместе сходим в деканат.

 

Так невозмутимо подыграть нужно было ещё научиться. Гу Юнь бросил на молодого преподавателя благодарный взгляд.

 

— Договорились, — Гу Юнь кивнул и как можно непринужденнее вышел из аудитории и закрыл за собой дверь, после чего пулей полетел на свою лекцию.

 

Когда он вошёл в свою аудиторию, на его губах сияла улыбка.

 

Только встретившись взглядом с парой знакомых светлых глаз, он понял, насколько же сильно соскучился.

 

***

Перерыв не заставил себя долго ждать, и на выходе из аудитории Чан Гэн сразу же заметил опершегося спиной о стенку Гу Юня, который беспокойно перебирал чётки, которые носил на бледном запястье, сколько Чан Гэн его помнил.

 

Цзыси, казалось, ничуть не изменился за всё это время. Будто с тех пор, как Чан Гэн уехал, не прошло и одного дня.

 

Неспешно подойдя к Гу Юню и встретившись со взглядом васильковых глаз, он понял, что не может сказать и слова. Благо тот не мог терпеть неловкие молчания и сразу же спросил с напускным недовольством:

 

— Долго будешь ещё так стоять? Пошли прогуляемся.

 

Погода на улице до сих пор стояла чудесная. Желтые листья, непрочно державшиеся на крепких ветвях клёна, срывались порывами тёплого ветра и летели несколько долгих минут, прежде чем плавно опуститься на землю.

 

Как только они вышли из здания, Гу Юнь осторожно взял Чан Гэна за запястье и, легонько сжав ткань его плаща, потянул за собой в сторону парка.

 

Они пристроились у той самой лавочки, что одиноко стояла в глубине парка, свободные от чужих глаз и ушей.

 

— Расскажи мне, где ты был всё это время и что делал. Я хочу знать, стоило ли ради этого…. — Гу Юнь запнулся на середине предложения.

 

Чан Гэн вздохнул, сразу поняв, что тот имел в виду.

— Стоило ли ради этого оставить тебя? Цзыси, ты это хотел сказать?

 

Гу Юнь не ответил, но Чан Гэн почувствовал, как на запястье крепко сжались чужие пальцы.

 

— Да, оно стоило того. И вернись я в прошлое, поступил бы также.

 

— Хорошо, — Гу Юнь кивнул, не в силах понять, что чувствует по этому поводу.

 

— Это помогло мне во многом разобраться и многое понять.

 

— И что же ты понял? — с замиранием сердца спросил Гу Юнь.

 

— Я понял, что несмотря ни на что всё ещё держу в сердце одного человека.

 

С этими словами Чан Гэн приблизился к Гу Юню, взял его за свободную руку и приложил её к своей груди. Под своими пальцами тот почувствовал частое сердцебиение. Тук-тук-тук.

 

Гу Юнь мог поклясться, что его сейчас отбивало такой же ритм. Поддавшись порыву, он дотронулся и провёл рукой по щеке Чан Гэна.

 

Этот непослушный юнец давным-давно стал его слабостью, а он так долго этого не замечал. Одним словом заставлял его радоваться, одним взглядом заставлял землю уйти из-под ног.

 

И теперь он касается его губ своими, не думая о последствиях, потому что уже всё для себя решил и услышал то, что ему было нужно.

 

За первым поцелуем развеялись сомнения.

 

За вторым ушли тревоги, и стёрлись границы.

 

На третий в душе воцарился покой, а тело отозвалось приятной дрожью на прикосновения к чужой коже.

 

Гу Юнь был дисциплинированным, но ни разу не святым недотрогой. Вечно полагающийся на свой разум, но не забывая о желаниях души, великий преподаватель военной истории, что сам за свою относительно короткую жизнь сумел побывать на поле боя, страстно зацеловывал лицо своего бывшего студента, задыхаясь от нахлынувшего возбуждения.

 

Касание чужих мягких губ обжигало кожу Чан Гэна сильнее горящего цзылюцзиня. Он судорожно хватался за шершавую ткань синей рубашки, впиваясь в чужие сильные руки цепкими пальцами.

 

Когда у обоих перестало хватать воздуха, чтобы продолжать, Чан Гэн обнял Гу Юня и прижался лицом к его плечу.

 

Ему хотелось сказать, как сильно он счастлив, хотелось заплакать или наоборот, громко рассмеяться, но никакие слова не могли полностью выразить его эмоции, а на всё остальное попросту бы не хватило сил.

 

Поэтому Чан Гэн решил завести разговор.

 

— Цзыси, я давно хотел спросить.

 

— Мммм, говори, — промычал Гу Юнь, пока его пальцы перебирали темные, слегка рыжеватые пряди в хвосте Чан Гэна.

 

— Ты говорил, что ни одной моей работы не проверишь, а в итоге я получал от тебя ответы на задания через несколько часов после отправки. Неужели ты мне соврал?

 

Гу Юнь на мгновение растерялся, но тут же взял себя в руки:

 

— Я никогда не вру, — без зазрения совести соврал он. — Мне просто декан не позволил.

 

— Вот как, — Чан Гэн еле слышно усмехнулся, обдав плечо Гу Юня потоком теплого воздуха. Было понятно, что тот не поверил ни единому слову.

 

Прищурившись, Гу Юнь легонько хлопнул Чан Гэна по спине.

 

— Кто научил тебя смеяться над своим бывшим преподавателем? Неужели Ляо Жань умудрился тебя так сильно испортить?

 

— Нет, это был кое-кто другой, — Чан Гэн чуть приподнял голову, опалив дыханием ухо Гу Юня, и продолжил полушепотом. — Кое-кто по фамилии Гу.

 

— Какая чушь! — Гу Юнь оттолкнул Чан Гэна и недовольно посмотрел на него. — Если бы я так заговорил со своим бывшим военачальником, то от меня бы и пустого места не осталось.

 

— Видимо ты меня сильно разбаловал во время учёбы, раз я так остро ощущаю свою безнаказанность.

 

— Так теперь это моя вина?

 

Чан Гэн пожал плечами:

 

— Ты сам это сказал.

 

И после этого Гу Юня называют бесстыдником!

 

— Я смотрю тут кто-то не накатался по миру. Сейчас я этого человека закину в уходящий поезд, и посмотрим, как ему в новую встречу через пару лет будет хватать смелости издеваться надо мной.

 

Чан Гэн на это лишь обхватил его за талию и прижал к себе.

 

— А Цзыси тогда будет по мне скучать?

 

— И не мечтай, — произнёс Гу Юнь, перед тем как снова приник к чужим губам.

 

***

 

— То есть ты хочешь сказать, что Чан Гэн и ты…

 

— Угу, — Гу Юнь спокойно попивал чай, пока до глубины души потрясенный Шэнь И пытался смириться с этой новостью.

 

Мужчина посмотрел в сторону длинной очереди, высматривая недавно вернувшегося с лекции Чан Гэна. Шэнь И покачал головой.

 

— До сих пор не понимаю, как тебе хватило бесстыдства осквернить этот прекрасный тибетский цветок.

 

Гу Юнь подавился чаем и чуть не задохнулся от возмущения. На него сразу нахлынули яркие воспоминания о том, как они с Чан Гэном проводили ночи на прошлой недели и сколько заставляющих даже такого человека как он покрыться алым румянцем вещей произносились его благородными устами.

 

Этот Чан Гэн действительно был волком в овечьей шкуре. Даже Гу Юнь попался в его хитрую ловушку, но впервые в жизни ему не хотелось из неё выбираться. Ему не хотелось думать, как выпутаться из сетей, сплетенных из красных шёлковых нитей, потому что знал, что в этом плену ему не причинят вреда, а будут обхаживать даже лучше чем в древности слуги лелеяли великого Императора.

 

А самое главное, он хотел этой любви и желал в обмен отдавать свою.

 

— Кто это ещё кого осквернил, интересно, — тихо пробурчал себе под нос Гу Юнь, уткнувшись лицом в кружку чая.

 

— Что?

 

— Ничего. Говорю, что галстук у тебя дурацкий.

 

— Цзыси!

 

— Кстати говоря, — Гу Юнь решил быстро сменить тему, чтобы ему не пришлось рассказывать Шэнь И о подробностях своей личной жизни, после которых тот, возможно, перестанет спать по ночам. — Цао Чуньхуа и тот паренёк Гэ Чэнь, что ассистирует у тебя в лаборатории, оказались старыми друзьями Чан Гэна, которых он встретил во время путешествия и привёз с собой.

 

При упоминании Гэ Чэня у Шэнь И сразу же загорелись глаза.

 

— Да, Сяо Чэнь мне рассказывал. Этот ребёнок настоящая находка, ты бы знал, что за чудо-машину мы с ним недавно спроектировали.

 

Каждый раз когда Шэнь И рассказывал о Гэ Чэне, складывалось впечатление будто он нашёл своего потерянного сына, потому что сомнений в том, что эти двое были родственными душами, не возникли бы ни у кого. Его друг был настолько рад, что кто-то также сильно любит его предмет как он сам, что иногда казалось, что во время очередного разговора он вот-вот заплачет от счастья.

 

Гу Юнь задумался и сделал глоток. Этот жасминовый чай, переданный Ляо Жанем, оказался очень вкусным.

 

— Чан Гэн оказался весьма полезным для общества юношей, — заметил он. — Объездил мир, стал преподавателем и привёз с собой очень способный ходячий гардероб с дипломом историка-искусствоведа и второго тебя, но помоложе. А самое главное, что все при этом остались довольны, включая нашего декана!

 

— И правда, из него вышел прекрасный молодой человек, — согласился Шэнь И и зачем-то прищурился, пристально глядя на Гу Юня. — Но что будет дальше?

 

— О чём ты?

 

— О том, что вы собираетесь делать в будущем.

 

Гу Юнь сначала не нашёлся что ответить, потому что сам этого не знал.

 

То, что происходило между ними, пока Чан Гэн был его студентом, нельзя было назвать формальными отношениями, хотя за рамки дозволенного ни один, ни второй ни разу не заходили. Сейчас бремя субординации и негласное вето на такого рода связи между преподавателем и студентом были сброшены, и этой годами копившейся недосказанности наконец удалось вдохнуть глоток свежего воздуха и наконец испариться, подхватываемой потоками весеннего ветра.

 

Планы имеют свойство меняться. Непостоянство жизни никогда не было другом стабильности, поэтому ответ на чужой вопрос был лишь один, но он навряд ли сможет удовлетворить собеседника.

 

Гу Юнь задумчиво посмотрел в сторону стоящего в очереди Чан Гэна и, заметив на себе его взгляд, нежно улыбнулся.

 

— Всё просто, мой дорогой Шэнь Цзипин. Мы будем жить, отбросив сожаления.