Приближающая к берегу точка приобрела узнаваемые очертания парома, пока Комаэда дошёл до пристани. Нагито притормозил и остановился немного поодаль, наблюдая, как тот подходит к причалу. Не такое большое, как лайнер, на котором они вместе покинули остров впервые после пробуждения и позже вернулись на нём сюда, но довольно массивное судно остановилось, покачиваясь на волнах, и оживилось изнутри.

Комаэда терпеливо выжидал и высматривал людей на суше: несколько человек в "тройках" показались на пирсе, и до Комаэды донеслись почти непривычные после столького времени в одиночестве звуки разговоров. Сначала он услышал знакомый голос, а после к нему повернулось лицо, которое он мог рассмотреть с такого расстояния достаточно хорошо: Хаджиме смотрел в сторону, переговариваясь с кем-то – Комаэда не узнал других людей с парома, но это его и не заботило, – и живая, но немного вымученная улыбка выдавала в нём лёгкую усталость.

Но он всё ещё – всё ещё, сейчас, и раньше, и потом, и всегда – выглядел восхитительно, думал Комаэда настолько громко, что ещё немного и его мысли бы точно услышал бы и весь экипаж, и весь Джаббервок.

По контексту Комаэда понял, что они уже прощались. Он сделал шаг вперёд, и это совпало с тем моментом, когда Хината поймал его взгляд на себе. Они оба двинулись навстречу друг другу.

Не дав Хаджиме шанса встретить его нормальным приветствием, Комаэда миновал последние сантиметры расстояния между ними и обрушил на него бесцеремонный, нетерпеливый поцелуй. Хината пошатнулся, и Комаэда едва не потерял равновесие сам, успев подумать – если он вообще о чём-нибудь сейчас думал, – как неприятно и муторно будет вытряхивать песок из волос; но руки Хаджиме мягко поймали его за локти, помогая устоять. Безмолвное согласие, приглашение в виде приоткрывшихся навстречу губ опустошило голову окончательно.

Количество пропущенных Комаэдой вдохов было близко к десятку, когда – именно поэтому – он прервал поцелуй. Диафрагма ещё отказывалась нормально работать, когда Хината, так же шумно и часто вдыхавший, выдавил со смесью ошеломления и лёгкого веселья:

— Похоже, я действительно на Джаббервоке.

Комаэда приглушённо засмеялся и молчаливо уставился на Хаджиме. Его ничуть не волновало, как нелепо должно было сейчас выглядеть его лицо с лезущей наружу глуповатой улыбкой при виде разноцветных глаз, смотревших прямо на него. Это было обычно, естественно: стоять рядом с Хаджиме вот так; ещё считанные минуты назад Комаэда испытывал лишь спокойное удовлетворение от того, что всё возвращается на свои места спустя шесть неказистых дней, но сейчас в нём было больше счастья и волнения, чем он ожидал в себе обнаружить.

— Но я тоже рад тебя видеть, – добавил Хаджиме.

Счётчик лимита эгоистичной радости в голове Комаэды предупредительно затикал. Ещё пребывая в лёгкой эйфории, он быстро оценил ситуацию.

— Ты, должно быть, хочешь переодеться... или сходить в душ.

— Обязательно, но сначала я бы поел. Немного проспал сегодня и пропустил завтрак.

Комаэда мягко улыбался, но про себя вознегодовал с того, как эта бестолковая конторка могла привезти на остров голодным столь ценного человека.

— В ресторане сейчас никого, включая Ханамуру-куна, но, думаю, мы сможем что-нибудь найти.

Хината кивнул, и они направились в сторону дороги, ведущей к жилой части острова.

По тому, как тихо было вокруг и не ощущался даже шлейф чужого присутствия, Комаэда сделал вывод, что, скорее всего, он был прав и никто ещё не вернулся со второго острова. Ресторан оказался точно таким же, каким Комаэда оставил и запомнил его, уходя после завтрака.

— Кстати, а где все? – задал назревший вопрос Хаджиме.

— Они собирались на пляж.

— А ты..? – протянул Хината, ожидая услышать конец предложения от Комаэды.

— А я решил устроить тебе подобающую встречу, – без долгих размышлений ответил Нагито.

Они остановились посреди зала, когда Хината замешкался, оценивая взглядом ни капли не смутившегося от его вопроса Комаэду и наконец произнёс с нескрываемым скепсисом:

— Ты не мог знать, когда я вернусь.

— Да, но мне повезло.

Хаджиме громко хмыкнул, на что Комаэда ожидаемо заметил:

— Ты предпочёл бы, чтобы я пошёл с ними и дал тебе возможность незаметно приехать и закрыться в одиночестве в коттедже с твоей кроватью, которую никто больше наконец не занимает?

У Комаэды ушло много времени и практики, чтобы научиться произносить подобное в шутку, хотя чаще он, судя по сконфуженным лицам одноклассников, всё ещё звучал слишком серьёзно. Но хотя бы Хаджиме обычно угадывал верное настроение.

— Прекрати, – Хината криво улыбнулся, сдвинув брови, и быстро выкинул руку вперёд к голове Комаэды. Нагито ожидал, что тот ущипнёт его за ухо или мягко, но настойчиво потреплет за волосы, но Хаджиме немного замешкался, и в конце концов его ладонь скользнула по щеке Комаэды.

Возникшая на несколько мгновений гримаса разгладилась, и Хината спокойно, немного понизив голос, произнёс:

— Забудь. Мне и правда не на что жаловаться.

За обедом они были немногословны. Комаэда не осмелился донимать разговорами утомлённого дорогой и работой Хинату и, немного перекусив, смиренно ждал за столом и наблюдал за ним, стараясь не смотреть слишком пристально. За то время, что они провели в ресторане, никто так и не появился.

Комаэда устроился на диване с книгой, когда в ванной зашумела вода. Его настроение сложно было назвать подходящим для увлечённого, вдумчивого чтения, но это был единственный способ скоротать время до... до чего? Комаэда как никогда хотел насладиться присутствием Хаджиме, будь то разговор, совместная прогулка, что-нибудь ещё из того, чем он определённо не прочь был заняться после шести дней разлуки. Но он не смел настаивать на этом, когда Хаджиме наверняка в первую очередь хотелось отдохнуть. Предложение спрятаться ото всех, включая Комаэду, в коттедже было подтруниванием, но Нагито не отрицал, что вложил в него крошечную долю серьёзности.

Когда ему удалось прочесть четыре страницы, мало-мальски уловив смысл на них написанного, душ стих. Хината появился в комнате, в одном лишь полотенце на бёдрах, и Комаэда не заметил, как его шея сама выпрямилась, а взгляд пополз вверх прочь от книги, чтобы насладиться прекрасным видом. Лучше, чем в костюме, Хаджиме, бесспорно, выглядел только без него.

Почти неловкая пауза длилась с того момента, как Хината посмотрел на него так же пристально, и до тех пор, пока он парой широких шагов не преодолел расстояние между ними, нависнув над Комаэдой.

— Х-Хаджиме, что ты делаешь? – промямлил он, обескураженный. Отчётливое присутствие, жар распаренной горячей водой руки, которая упиралась в спинку дивана где-то очень близко к его шее, усиливало внезапно охватившее его и стремительно разраставшееся внутри чувство беспомощности.

— Ты весь день глаз с меня не спускаешь. Я не могу делать то же самое? – насмешливо отметил Хината; он был просто чудовищно близко, и каждый выдох, звук каждого слова буквально прошёлся по лицу Комаэды.

Каким-то чудесным, непостижимым образом Нагито удалось выдержать этот взгляд и сохранить относительно ровный голос:

— Сначала хотя бы оденься.

— Зачем?

— Я ведь могу воспринять это как намёк.

— Кто сказал, что это не может быть намёком с моей стороны?

— Но Хаджиме, тогда тебе снова придётся идти в душ.

Хаджиме тихо рассмеялся и отстранился, но в том, как немного неловко он отвернулся, направляясь к шкафу, Комаэда увидел знак своей победы.

— У нас ещё полно времени, – пробормотал Хината себе под нос, а Нагито снисходительно сделал вид, что не услышал.

Комаэда вернулся к книге под шуршание ткани. Присутствие Хаджиме его успокаивало, и Нагито уже с трудом помнил и с трудом представлял, как это было: когда они жили в разных коттеджах, встречаясь лишь за завтраком и расходясь самое позднее ближе к ночи. Даже когда Хината был в отъезде, Комаэда оставался здесь, в окружении его вещей, его запаха, эхом застывшего в воздухе звука шагов. И это было то, что Комаэда мог назвать правильным.

Глухой звук падения на кровать, шорох смятых простыней и застеленного одеяла – Комаэда зафиксировал его, не отрываясь от чтения. Хаджиме издал протяжный вздох; наслаждаясь его удивительным уютом, Комаэда подавил зевок.

— Что нового было без меня?

Комаэда повернул голову, неторопливо перечисляя:

— В прошлую пятницу Соня-сан дала Ханамуре-куну такую пощёчину за очередную сальную шутку, что на его лице остался синяк; Миода-сан разбила об колонну гитару, в прошлый раз привезённую Асахиной-сан и Хагакуре-куном, во время репетиции; а Сода-кун чуть не запустил фейерверк в себя.

— Что ж, это был неплохой обзор на то, что происходит примерно... каждую неделю? – криво усмехнулся Хаджиме.

— Я подумал, что после наблюдения за хрупким и постоянно меняющимся миром за океаном, ты захочешь вспомнить, что всегда можешь полагаться на Джаббервок, – ответил Комаэда со спокойной улыбкой.

На момент Хината застыл в лёгком смятении, приподняв голову над подушкой.

— Пожалуй, в этом... есть какой-то смысл.

— Удивительно, что хотя бы иногда он есть в том, что я говорю, – подхватил Комаэда, с ноткой ехидного предвкушения ожидая вспышку ответной реакции.

— Эй, я знаю, что ты делаешь это специально, но тебя это не оправдывает, – воскликнул Хаджиме.

Комаэда мог бы продолжить шутку, но натянувшаяся на лице Хинаты кривая улыбка уже выглядела пределом того, насколько тот готов ему подыгрывать.

— Извини, это была не самая удачная попытка тебя подначить, – хотя Комаэда мог бы с этим поспорить.

— Всё нормально, если ты не думаешь так на самом деле, – Хаджиме громко вздохнул. — Лучше иди сюда.

Прямее приглашения вообразить было нельзя. Комаэда отложил книгу на стол и переместился на кровать, сразу оказавшись в объятиях – долгожданных объятиях. Нагито тихо выдохнул от мурашек, приятно разошедшихся по всему телу, когда он уткнулся щекой в плечо Хаджиме.

— Как всё прошло? – тихо спросил он чуть позже, немного насытившись моментом.

— Нормально... мне тоже особенно нечего рассказывать в этот раз. Больше поездок туда-сюда и бесполезной работы.

— Им не стоило бы тебя беспокоить по пустякам, – протянул Нагито, не скрывая своего недовольства.

— Знаешь... у меня складывается впечатление, что меня не беспокоят по всей той уйме пустяков, по которой могли бы, – Хаджиме нервно усмехнулся.

Через открытое окно в комнату ворвался переливающийся, протяжный крик чайки, пролетевшей мимо: такой громкий, что Комаэда его услышал и на секунду задержал в мыслях.

Его вполне устроило бы, если бы следующие несколько часов они не произнесли больше ни слова. Нагито был не прочь размякнуть окончательно и поддаться накатившей приятной сонливости, чтобы открыть глаза – неважно, через двадцать минут или только на следующее утро – и обнаружить, что ничего не изменилось и Хаджиме всё ещё был тут.

— Наверное, стоит пойти дать остальным знать, что я здесь, – вслух подумал Хината.

— Они могли ещё не вернуться, – тихо пробормотал Комаэда ему в рубашку. — Ближе к вечеру многие придут на ужин.

— Ты просто ищешь оправдания не вылезать из постели, – Хаджиме мягко взлохматил его волосы на затылке и тут же в контраст резкому движению мягко пригладил их кончиками пальцев вдоль шеи. Если Хината действительно хотел упрекнуть его в том, что он только что озвучил, он не стал бы напоминать Комаэде о том, почему он это делает..?

— Ты заманил меня сюда для того, чтобы начать упрекать за то, что я всего лишь согласился присоединиться к тебе? Не очень-то честно, Хината-кун.

Они давно называли друг друга по именам, но изредка Комаэда использовал эту разницу: иногда – когда был не в шутку недоволен, иногда – чтобы заставить Хаджиме так думать.

— Ладно, это было не очень убедительно, – тихо прыснул Хината, заметно пристыженный. — Прошлой ночью я впервые проспал полные девять часов с тех пор, как уплыл отсюда, и я всё ещё чувствую себя так, словно этого было недостаточно.

— Тебе не следует так себя перегружать.

— Я знаю, просто... – Хаджиме выдохнул с лёгким раздражением, но оно явно было направлено на него самого. — Это вылетает у меня из головы каждый раз, когда я оказываюсь там. Я просто делаю то, что от меня нужно. И меня всегда подгоняет мысль о том, что чем раньше я закончу, тем быстрее смогу вернуться домой.

— В действительности тебя скорее завалят новой порцией работы, – заметил Комаэда. — Как учитель, который заметил, что ты слишком рано дописал контрольную.

— Ты чертовски прав, – воскликнул Хината, прыснув.

Комаэда повернул голову, чтобы увидеть улыбку, широко растянувшуюся на его лице. Хаджиме слегка сдвинул брови; он несколько раз открыл и закрыл рот, так и не произнеся ни слова, прежде чем наконец смог озвучить свою мысль:

— Знаешь, я... иногда мне немного жаль, что мы упустили возможность побыть просто школьниками.

— Но мы были ими, Хаджиме, – возразил Комаэда. — Или, по крайней мере... вы ими были.

В школьной жизни Комаэды, если уж начинать вспоминать её, было много вещей, которые, мягко говоря, обычно не происходят с "просто школьниками". Во всей жизни Комаэды до сих пор, если уж на то пошло. Но таковой вполне можно было назвать учёбу в академии остальных из 77-го класса. И Хината, который на самом деле не был их одноклассником, до истории с Камукурой имел возможность насладиться самой обычной школьной жизнью даже в большей мере, чем они.

Нагито не понял, к чему он клонит.

— Я говорю сейчас про нас, – медленно проговорил Хаджиме. — Про нас двоих.

Молчание Комаэды, которого это объяснение сбило с толку ещё больше, говорило само за себя.

— Мне жаль, что мы не знали друг друга до того, как всё началось, – продолжал Хината. — Нам уже за двадцать, мы до конца жизни будем виноваты, без преувеличения, в уничтожении мира, а я иногда как будто чувствую больше досады из-за того, что мы ни разу не пообедали вместе во дворе и не готовились вместе к экзаменам, – Хаджиме выдавил неровный, напряжённый смех.

Комаэда задумчиво хмыкнул.

— Если представить, что мы неким образом познакомились во время обучения в академии, я практически не могу вообразить... гм, как мы бы поддерживали общение..? Извини, Хаджиме, но ты помнишь, как я отреагировал на правду о тебе в симуляции. Мне не следовало так себя вести, и я во многом был не прав, но тогда... я верил в то, что говорил. Поэтому мы могли бы даже и впрямь пересекаться в школе – я просто этого не помню, потому что никогда бы не обратил внимание на кого-то, вроде...

Комаэда осёкся, не в силах закончить мысль, которую не особенно хотел развивать в голове с самого начала. Чем больше он учился быть снисходительным к себе настоящему, тем сильнее ему хотелось порой ударить того себя из прошлого, чей ход мысли ему сейчас пришлось вспомнить и повторить, чтобы объяснить Хаджиме то, что он хотел объяснить. Его вряд ли бы так сильно задело и вызвало волну почти физического отторжения что-то ещё, хотя у него было достаточно тошнотворных воспоминаний. Но смотреть в них именно на того себя, который изобретал один за одним пренебрежительный комментарий в адрес человека, сделавшего для Комаэды по итогу больше, чем он того заслуживал – ему хотелось провалиться сквозь землю.

— Да, ты прав, просто... – поспешно ответил Хаджиме. — И Нагито, чёрт, не надо извиняться за то, что когда-то было и сейчас уже не имеет никакого значения. Но я имею в виду, что... не знаю. Это просто бы как-то работало. Это было бы... неплохо?

— Может быть, – Комаэда ещё не до конца переварил концепцию, которую Хаджиме попытался так сумбурно до него донести, но он размышлял вслух с нескрываемым упоением от своей идеи; и Комаэда мог не совсем понимать её саму, но, к своему счастью, он научился достаточно хорошо понимать Хаджиме, чтобы уловить и поддержать его эмоции.

— Я думаю, что в библиотеке достаточно учебной литературы, чтобы мы могли... притвориться, что готовимся к экзамену, – задумался Комаэда. — И приготовить бенто, чтобы поесть на свежем воздухе, тоже несложно, хотя из этого выйдет скорее обычный пикник... Но всё это, скорее всего, будет довольно далёким от твоих ожиданий.

— Да, это выглядело бы странно, – неловко усмехнулся Хината. — Хотя я не говорю, что пойти вместе в библиотеку почитать что-нибудь или устроить пикник – плохая идея.

— На самом деле это очень хорошая идея.

— Отлично, значит у нас есть планы на завтра, – Хаджиме повернул голову и, слегка притянув Комаэду поближе рукой, лежащей на его лопатках, оставил мягкий, но долгий поцелуй на виске.

Каждый неожиданный поцелуй Хаджиме теперь обходился для Нагито без маленького сердечного приступа, как раньше, но он с трудом удерживался от того, чтобы каждый раз тихо хныкать от удовольствия.

— По правде говоря, я об этом задумался, – добавил Хината после небольшой паузы, — потому что встречался между делом с Наэги в академии.

Комаэда встрепенулся.

— Ты был там?

— Да, что-то там теперь, конечно, выглядит иначе, а у меня не было времени на полноценную экскурсию, но... Там и впрямь как будто ничего не происходило, всё было каким-то... – Хината замялся.

— Нормальным? – предложил Нагито.

— Да, что-то вроде того.

— Мне сложно сравнивать, – изрёк Комаэда, — но про Джаббервок можно сказать то же самое, если забыть о том, как и почему мы здесь оказались.

— У меня был там небольшой приступ ностальгии, – Хината слегка сдвинул брови. — Но здесь я чувствую себя больше в своей тарелке.

— Потому что это наш дом, – заметил Комаэда.

— И не самый плохой из возможных.

— Лучше, чем я когда-либо надеялся найти.

Комаэда не собирался говорить это вслух и уж тем более он не планировал, что это прозвучит так... грустно? Ему даже не было грустно, но, возможно, он сам не заметил в себе этого, пока Хаджиме не взглянул на него с мягким сочувствием. Ещё один лёгкий, тёплый поцелуй, на этот раз – в лоб, от которого Комаэда прикрыл глаза.

— Пора бы нам выбираться отсюда. Ещё немного, и мы начнём смотреть наши детские фотографии и плакать.

— Но у нас ведь их не осталось.

— Что уже повод поплакать, – с сарказмом добавил Хината. Это и правда было не очень смешно, но Комаэда прыснул.

Он неохотно поднялся, выпуская из-под себя руку Хаджиме. Хината, пожаловавшийся немногим ранее на недостаток бодрости, поднялся с постели гораздо резвее, чем этим мог похвастаться Комаэда. Но притяжение кровати немного ослабло, когда он остался там один. Если Хината всерьёз собирался пойти встретиться с остальными, то у Комаэды не было веских причин возражать: они провели с Хаджиме вдвоём несколько часов с самого его возвращения; одна мысль о том, что никто на острове, кроме него, до сих пор не знает, что Хината вернулся, удовлетворяла эгоистичные потребности Комаэды на неделю вперёд.

В конце концов, у них и правда было ещё полно времени.

Когда они вышли из коттеджа, Комаэда сразу ощутил сильное присутствие в воздухе: около бассейна сидели и болтали Сода и Кузурю, немного подальше у отеля виднелись ещё несколько человек. Хината остановился поприветствовать друзей, Комаэда молча наблюдал, разглядывая покрасневший от солнца лоб Казуичи, неудачный загар на котором обрывался там, где, вероятно, были солнечные очки.

К тому времени, как они вчетвером вошли в ресторан, там действительно собрались уже все.

— Хината-сан! - воскликнула Соня. — Если бы мы знали, что ты вернёшься сегодня, мы бы...

— Это значит, – громко перебила её Миода, — что завтра мы снова идём на пляж! Мы не прошли первое испытание на преданность, но Ибуки знает, как выйти из положения!

— Эм... Испытание на преданность? – переспросил Хаджиме. — Никто не говорил, что вы не можете веселиться в моё отсутствие...

— Да, но это как экзамен, который завалили все, кроме одного человека. У нас были бы оправдания, если бы все дружно облажались, но среди нас оказался предатель! – воскликнула Миода, многозначительно посмотрев на Комаэду.

— Мне казалось, что пройденный "тест на преданность" должен означать, что ты не предатель, а не наоборот, – заметил Комаэда.

— Ладно, знаете, это довольно странный разговор, – вмешалась Коизуми. — Давайте не будем никого ни в чём винить даже невсерьёз. Комаэде просто повезло, что... Ох.

Махиру замолчала, осознав, что с такой постановкой фразы её можно даже не заканчивать. Комаэда услышал несколько сдавленных смешков прежде, чем сам оценил иронию фразы, и тихо усмехнулся.

Остаток вечера был больше похож на то, как они проводили время все вместе. Если бы не собственная уверенность и здравый смысл, у Комаэды было с лихвой причин засомневаться, что вернулся на остров после долгого отсутствия не он, а Хаджиме.

Хаджиме – без него Джаббервок, сама атмосфера на острове не была для Комаэды завершённой, и он никогда не смог бы назвать такое место домом на уровне собственных чувств к нему, и это было нормально, абсолютно естественно, до боли предсказуемо. Но Комаэде казалось, что все здесь так или иначе чувствуют что-то подобное. Может, Хината и был самым особенным человеком на Джаббервоке только для Комаэды. Но они все называли Хаджиме своим одноклассником, несмотря на то, что фактически он им никогда не был. Неважно как и когда он оказался вместе с ними – но это было чем-то гораздо весомее, чем просто личное дело в нужной папке или запись в классном журнале.

Хината Хаджиме – человек, в котором Комаэда наконец увидел сияние той надежды, которую искал. Но затем это перестало быть важно, потому что действительно важным в итоге было лишь то, что он был им – Хинатой Хаджиме.