Равнина выглядела удручающе со своим серым ландшафтом, со своими низкими и тяжёлыми облаками.       

В давние времена здесь стоял город из белой и чёрной стали. Высокое небо пронзали тонкие шпили, сдержано поблескивали в солнечных лучах гладкие стены, а вокруг на сотни миль окрест всё занимали бесплодные деревца и травы. Тусклые, жёсткие и жестокие, будто тонкие лезвия.       

Это место всегда было серым. Это место и в лучшие времена казалось жутким. А уж теперь, когда громадины домов ушли под землю, когда деревья застыли почерневшими трупами, и даже блёклая трава перестала расти... наверное, тут бы понравилось малышке-смерти.       

Над головой недовольно прокричали огромные птицы ксайр. «Чужак! Чужак!» — легко различила в этом крике странница и улыбнулась. Хозяева мёртвой пустоши в лишних предупреждениях не нуждались: их смутные тени уже давно двигались следом.

Фигуре в одеждах серых, как всё вокруг, были не рады. Хрупкая человеческая оболочка не вводила в заблуждение тех, кто зрел в суть. Она, покачивающая округлыми бёдрами, — одна из извечных их врагов. Она, самодовольно скалящая чужие зубы, — тысячелетие назад выжгла их дом дотла. 

— В начале всех времён был лишь Океан — огромный, бушующий, неукротимый. Жили в нём одни морские гады. Иногда всплывали они к поверхности, и уродливые рты их захлёбывались чистым воздухом, вынуждая вернуться в пучину...       

Женщина остановилась и почти ласково погладила мёртвые ветки какого-то куста. Алые глаза неотрывно следили из грязной мглы за каждым её движением.       

— Но затем пришли семь духов из мира далёкого и светлого, — женщина скривила губы. Ветка в её руке обломилась и была с брезгливостью отброшена. — Они создали леса и равнины, горы и снега. Они создали людей, но с запада пришла Тьма...       

Чудовища медленно и тихо проявлялись из скрывавшей их туманной пелены. Недоверчиво щурили алые глаза, обнажали острые частые зубы. Женщина стояла к ним спиной и лениво обламывала ветки, словно скрюченные пальцы отрывала.       

— Тогда создали духи охотников, но и им не по силам оказалась Тьма. Облик у неё был почти человеческий и острый ум, она была сильна и вероломна. И тогда создали духи для борьбы с ней тёмный народ, что восстал и отвратил от создательниц лик...       

Женщина грациозно развернулась, придерживая тонкие ткани облачения.       

— Всё тщетно, изначально.       

Чудовища окружили её широким полукругом. Конечности у каждого были вывернуты в разные стороны и под разными углами. Кто-то больше напоминал кривого человека, кто-то — южную кошку, а кто-то и вовсе лошадь. Бледные и безволосые, с вытянутыми лицами-мордами, длинными мясистыми ушами и чёрными кляксами под впалыми красными глазами бывшие миртцы вполне вписывались в родную пустошь. Собралось их уже около сотни, но нападать никто пока не спешил, ожидая окончания странной речи.       

Женщина вытянула шею, вглядываясь в хмурые небеса. Осторожно откинула с головы капюшон, освобождая лиловые очи с едва заметной точкой зрачка.              

— Как помпезны и возвышенны все эти легенды. Как противны. Их я когда-то написала по вашему веленью, добрые сёстры. Но ответьте, зачем я обзывала злом всё, что создали не мы? Зачем мы забрали этот мир себе, если не знали, как им править?..              

— Бансссши... Бансссши... — зашипели бледные чудовища, пронзая полным ненависти взглядом облака.              

— Вы же слышите меня. Я вас слышу! Вы хохочете так, что каждая моя новая голова от этого раскалывается. Что вас так смешит? Что? — Женщина сморщила нос. — Мир умирает. Вы не видите оттуда, но так и есть. Я пыталась что-то сделать. Я наставляла Владыку. Но он не желает слушать! Ему не нужны мои советы и моя мудрость, он прогоняет меня прочь!.. Что я могу в этом слабом теле? Что я могу в любом другом теле, будучи человеком?.. Верните мне силы. Только я знаю, как спасти всех нас. Верните, или я приму предначертанную нам судьбу и погибну!..              

Она упрямо выпрямилась, сжав кулаки. Ждала ответа, но голоса сестёр в голове молчали. А потом в лоб больно ударила тяжёлая капля. И ещё. И ещё. Снова и снова барабанили они по лицу. Прилипали к смертному телу, намокая, тонкие серые одеяния. Женщина продолжала смотреть вверх, не понимая, а сёстры снова захохотали. Кажется небо плюнуло ей, проклятой, в лицо.              

Чудовища чуть приблизились, обжигая кровожадными взглядами.              

— Я Джарэ.              

«Мы знаем, кто ты, проклятая».              

Одно из чудовищ недовольно фыркнуло: капля попала в глаз. Джарэ холодно усмехнулась.              

— А вы скалозубы, порождения Тьмы.         

Чудовища оскалились.              

«Мы миртцы, дети истинного создателя».

Джарэ изумлённо приподняла брови. Сделала небольшой круг, оглядывая их владения: серую землю, окаменевшие деревья и уродливых птиц ксайр, забившихся от дождя под их корни. Всё точно так, как она помнила.               

— Вот как? Вы всё ещё мудрые и хладнокровные миртцы? Вы строите величественные города из чёрного и белого металла, вы создаёте повозки и куклы, что движутся сами?.. Если вы — те миртцы, то я — всё ещё Седьмая Банши и Великая Праматерь.              

«Мы скалозубы, — недовольно согласились. — Нам понравилась твоя речь. Но с чего ты вздумала говорить здесь?».              

Джарэ упала на колени. Гордая и высокомерная даже в грязи и под дождём. Грязь пачкала нежную плоть сквозь ткань, но Джарэ это не волновало. Чудовища зашипели, ожидая подвоха.              

— Сожрите меня за то, что я сотворила с вами.              

Не мольба, а приказ. Чудовища приказы ненавидели. Они всё ещё не нападали. Они, потерявшие схожесть с людьми, смотрели на неё, красавицу, презрительно и уходили, хлюпая ногами-лапами по размякшей почве, бесследно исчезали за струями дождя.              

— Ну и что же? — кричала им вслед. — У вас сил нет со мной справиться?              

Кто-то недовольно повернул голову, впился кровавым взглядом в её лицо.              

«Сила — единственное, что у нас есть. Но ты нам на что? Богиня пала, а гордыня при ней, человеческая... Сама подохнешь».              

Дождь больно бил по нежным плечам и голове. Джарэ не могла с этим согласиться. И снова кричала что-то небесам об их слепоте и своей мудрости. И сёстры смеялись. И чёрные трупы деревьев валились на тёмно-серую землю от их голосов.              

Умей Джарэ плакать — расплакалась бы. За мир. За людей... И за смерть, богини не достойную.