Примечание
По залам гуляли сквозняки, трепали тонкие лёгкие одежды, гладили сквозь плоть прямо по костям. В залах всегда было холодно — необычный контраст с опаляющим жаром вне их.
За всеми шелками, батистом, золотом и самоцветами почти не проглядывали белокаменные стены. Отбрасываемые пламенем тени колыхались в их складках и изломах, превращали роскошный декор то в элемент величественного храма, то в природные неровности звериного логова. Тени плясали и путались вокруг свеч и факелов, играли и сплетались в фигуры гибкие и страстные. Её народу была чужда пошлость, и она находила в картинах, рисуемых светом и собственным воображением, зрелище исключительно чудесное... До тех пор, пока очередной сквозняк не превращал красоту в уродство, а силуэты людей не искажал до пугающих — извечных врагов.
— Милостивая правительница Империи Велишес и сопредельных земель хладного юга, алорукая Ду Ана Ош приветствует тебя в зале мудрых. Излагай, — звонко и сладко пропела девчонка-советница.
Шлепки влажных ступней по холодным мраморным полам раздавались отчётливо. Человек, к ней заявившийся, был растрёпан и бос — нелепая карикатура на величественную стражу по обе стороны от трона. Но в её стране любой может делать, что хочет: брать что понравится, любить кого вздумается, гулять где захочется, ходить нагим или в злате с пят до макушки.
— Названная мать! Горе в моём животе и в голове моей! Моя женщина полюбила другого!
Он свалился к подножию трона и впился губами в расслабленные пальцы на подлокотниках. Ана Ош даже не шевельнулась, привычно подавив лёгкую волну отвращения и боль от тянущих кожу маленьких колечек.
— Горе твоё не велико. Создатель велел любить всех. Возлюби же вновь и свою женщину, и того, кто возлюбил её. Ступай.
Ана Ош изящно оттолкнула просителя ногой, чуть не отправив в полёт вниз по ступеням. Но он резво вскочил. Сверкнула злая влага в глазах цвета старого вина.
— Нет, нет, названная мать! Тот мужчина хочет её для себя! Он гнал меня!
Ана Ош вздохнула.
— Ну так убей его, не забирай моего времени.
Проситель часто закивал и скрылся.
Но солнце ещё не вошло в зенит, а люди всегда были слишком глупы, чтобы познать мудрость Создателя своими животом и головой, без её помощи. А потому Ана Ош не смела покинуть почётного поста. Храма. Тюрьмы. Гробницы... Любой может делать, что хочет, в стране Ду Аны Ош. Но только не она сама.
— Милостивая правительница Империи Велишес...
Старик, закутанный в меха и истекающий своими потом и соком, спросил, что велит делать Создатель, если сын ушёл из дома в джунгли и не собирается возвращаться. Сыну этому шесть, на севере его бы назвали ребёнком, но Ана Ош повелела оставить его в покое и не искать. Старик рыдал. Что-то скреблось в чреве Императрицы, умоляя её сказать другие слова. Вот только те стали бы ложью: Создатель тысячи лет назад повелел именно так — свободу всем и без исключений. Ана Ош знала, что джунгли путаны и обжиты хищниками, почти наяву слышала чистый испуганный возглас и видела вспаханное до кровавых ошмётков нежное личико с пустыми глазами. Но её лицо оставалось спокойной и властной маской. Разве что, уголок губ нервно дёрнулся.
— ...и сопредельных земель хладного юга...
Мужчина с суровым щетинистым лицом говорить не спешил. Глядел только из-под заросших бровей долго, выжидающе. Для Аны Ош взгляд этот значил гораздо больше, нежели слова, гораздо больше вмещал. Капельки пота текли по иссечённой татуировками и росчерками свежих боевых ран щеке, исчезали во встрёпанной бороде, извивались по взбухшим венам на шее, скрывались под мятым бронзовым панцирем. Рглоны снова покинули ледяные долины, чтобы грабить и убивать в южных землях. Запах гари, палёного мяса и порченной плоти, эфемерный, но жуткий защекотал ноздри. Засаднили ритуальные символы и потяжелел и так давящий на череп причудливый убор. Императрица вновь отослала князя прочь без приказа или дозволения на отпор. Создатель не велел убивать людей, приходящих с юга, даже если человеческого в них осталось чуть.
— ...алорукая Ду Ана Ош приветствует тебя в зале мудрых!
Шаги последнего посетителя отдались в разуме Императрицы громовыми раскатами и затаённой угрозой. Она различила бы их с закрытыми глазами. Узнала бы, будучи глухой, по ускорившемуся биению собственного сердца. Ана Ош не боялась его самого, совсем нет: его магия здесь не действовала, как и любая другая. Она боялась только слов. Но показывать страх для Императрицы — слишком уж большая роскошь.
— Добро пожаловать в обитель свободы, о Пятый Геранис могучего Равентена и Владыка Земель Семерых!
Ана Ош встала со своего трона, что являлось великой честью. Лёгкий полупрозрачный шлейф её убора скользнул по рукам за спину, отрывая обнажённую грудь, украшенную подвесками на сосках. Геранис, древний высокий и неживой со своими глазами синими стёклами, задумчиво разглядывал её лицо. Ана Ош одёргивала себя от того, чтобы чем-то прикрыться — не пристало.
— Твои люди убили моих на пути в Ксаф, — заявил он без всяких эмоций.
Ана Ош рассмеялась и плавно спустилась по ступеням. Встала, прекрасная и гордая, прямо перед ним, провела по острой скуле, шлёпнула по белому нагруднику, оправила высокий ворот плаща. Геранис лишь приподнял угольно-чёрную бровь на неживом лице. Говорят, ему четыре сотни лет? Пускай. С ней — мудрость тысячелетий. Она равна ему. Она даже выше него, ведь видит истину, ему не доступную. Знает волю Создателя. Он не смутит её веры в свободу своими словами, не в этот раз.
— И что в этом плохого? Люди умирают каждый день.
— За что умирают?
— За свободу. Это одна из наших свобод — можно убить любого, кто не нравится.
— Кроме тебя.
Ана Ош застыла с краем его плаща в руке. Снова рассмеялась.
— Я Императрица. Конечно, меня убивать нельзя.
— А что изменится? Разве твоя жизнь важнее?
Важнее жизни того мужчины, что просто не пожелал делить с другим любимую? Важнее жизни ребёнка, непослушного и мёртвого по своей детской глупости? Важнее жизней людей на границе со страной льдов?
Венец снова ожёг голову своей тяжестью. Соблазнительные губы Аны Ош оставила улыбка.
Пятый Геранис глуп, как и все, кто приходит к ней за советом.
— Важнее всего слово Создателя.
Геранис смотрел на неё долго, прожигая взглядом дыры в её жалостливом и глупом, как у подданных, сердце.
— Ты умрёшь Ду Ана Ош, как умерли твои предшественницы. Твой Создатель заберёт тебя в Вечный мир, а твой народ продолжит жить, как жил. Умирать от рук рглонов, умирать от болезней, голода, собственного бездействия и собственных мимолётных прихотей. И когда-нибудь Создатель заберёт в Вечный мир их всех, а мой народ займёт ваши земли.
Пятый Геранис был прав. Он всегда был прав. Старость неумолимо приближалась, а молодость утекала сквозь пальцы. А рядом с ним, величественным и равнодушным, как само время, она чувствовала себя глупой девчонкой. Или пёстрой крикливой птицей. Или цветком, отравляющим всё, что есть вокруг, приторным смрадом.
— Создатель не позволит, — прошипела сквозь зубы и отошла на несколько шагов, пряча лицо за полупрозрачными тканями. Ана Ош знала, что Создатель не вернётся, что земли к северу от Равентена уже заняли неверные, и что люди Велишес с годами становится всё богаче и злее.
— Народ не будет счастлив, пока правитель ставит выше него волю богов или свои амбиции. Если твои свободные люди убьют ещё хотя бы одного из моих — я остановлю торговлю. Прощай. Я оставил тебе подарок.
Геранис развернулся резким отточенным движением, край его синего плаща едва не задел Императрицу. А та смотрела ему вслед и думала, как всегда после подобных неожиданных визитов: почему его слова так похожи на правду, если правдой быть не могут?..
Сквозняки царапали обнажённую кожу сильнее, чем обычно. Свечи растеклись по подставкам белёсыми слезами, факелы коптили. Солнце зашло.
Императрица сняла с себя груз венца, омыла тело и поставила у приятной, словно заблуждение, постели подаренные Пятым Геранисом розовые цветы. Забралась под расшитое золотой нитью шёлковое покрывало... И, захохотав, рассыпала пригоршню приятно пахнущих бутонов прямо поверх.
Интересно, Владыка знал, что олеандр способен своим запахом убить человека за ночь?