— Какая-то ты хмурая сегодня, — Сатч смотрел на поплавок, будто пытаясь его загипнотизировать на более удачную ловлю рыбы. — Есть что-то, о чем нужно поговорить?

— Нет, — отрезала я, кажется, даже раньше, чем пират договорил.

— Ева, я сказал “нужно”, а не “хочется”, — кажется, пошел клев, который так и не увенчался успехом. Пират разочарованно забросил крючок назад. — И, поверь, как бы сильно ты не хотела бы об этом молчать - все равно заговоришь. Мы одни в лодке посреди моря, — его тон стал чуть менее серьезным и насмешливым. Будто это помогло бы сделать обстановку менее напряженной. Но, ладно, дам ему пять очков за попытку, что уж там. — Ну, разве что тебе хватит смелости добраться до Моби Дика вплавь…

— Хватит, — грубо прервала его я. — Сегодня день смерти моего деда. Доволен? — мне было вроде как стыдно, что я таким абсолютно недовольным и дерзким тоном говорила с Сатчи, но с другой стороны… Он ведь сам копался в моих чувствах и должен знать, что эти самые копания никому не приятны!

— А ты довольна? — голос его прозвучал довольно наплевательски-обиженно, но в то же время серьезно. Это означало только то, что он планировал идти со своими допросами до конца, вправить мне пару шестеренок в мозгу, прежде позволив поплакаться в жилетку. Ну уж нет, нахер надо.

— Да мне вообще похеру! — заявила я, кладя ноги на борт лодки. Конечно, сидя таким образом, я не видела поплавок, но… кого это ебет, в конце-то концов?

— Раз ты так реагируешь, то как раз очень не похеру, — он выловил какую-то рыбешку, на которую я не обратила должного внимания. Пока меня увлекала только пустота перед глазами, в которой затерялись перышки-облака. — Ты пытаешься игнорировать то, что приносит тебе боль. Так дела не делаются.

— Да что я игнорирую-то? Подох он и подох, что дальше? Сам виноват, что дымил как паровоз и помер от рака легких. И ведь пиздел о том что всю жизнь курил и ничего! Вот ему и ничего! Старый тупорылый хрен…

— Если так, то почему ты плачешь? — все свои речи комдив говорил таким спокойным голосом, что это выводило из себя.

— Потому что... потому что я любила этого старого тупорылого хрена, — утирая слезы рукавом кофты, ответила я. Ну, отлично, сорвалась. Теперь он и душу заставит излить и психотерапевтическую беседу проведет. Не хочу. Просто не хочу.

— Ну так и зачем тогда плачешь? — голос мужчины продолжал быть флегматичным.

— Потому что любила его, а он умер, понимаешь или нет?

— Неа, — наплевательски ответил он, и мне искренне захотелось ударить мужчину по лицу. Чего тут не понимать-то?

Пират устало вздохнул, словно хотел начать читать мне лекцию о какой-то невероятно элементарной штуке, которую я по какой-то причине все никак не могла понять, и уже хотела выпустить удочку из рук, чтобы крепко-крепко зажать уши ладонями и не слушать его дурацкую болтовню, как меня потянуло вперед. От неожиданности я как-то слишком быстро взяла себя в руки, сморгнула слезы и вскочила, чуть не упав за борт. Сатч тоже вскочил, хватая удочку. Лодка опасно раскачалась, и мы не упали в воду действительно каким-то чудом. Общими силами мы, чуть не сломав удочку пополам, вытащили рыбину из воды, под несвязанные выкрики в сторону друг друга. Выкрики были не особо-таки интересные, но вот под конец, когда на мое "я сильно тяну", после просьбы тянуть сильнее, пират выдал "сла́бо", я чуть не послала его ко всем чертям не самым цензурным выражением. Тем не менее. Рыба была действительно охуенно огромная...

***

— Ну вот реально огромная, — я показала примерный размер руками, это было что-то около пятидесяти сантиметров. — Сатч, ну доставай скорее! Он мне не верит! — заныла я, повернувшись в сторону мужчины, который копался в сетке с кучей рыб. Харута тоже заинтересованно взглянул туда же, ожидая доказательств. Его примеру последовал Антон, который все же соизволил скукожится до своих привычных габаритов и ныне очень удобно располагался у меня на плечах. Если Иннокентий не хочет быть попугаем, то что уж там, пускай этот хрен подсолнечный будет.

Когда кок достал рыбеху из сети, Харута удивленно вздохнул, а Антоша что-то там сказал о том, что видел рыб и побольше. Мне захотелось его укусить, но что-то мне подсказывало, что сам цветок ничерта не почувствует, а вот на вкус окажется горьким.

— Вот такая я молодец, да, — похвалила я себя, пребывая в невероятно приподнятом (по сравнению с прошлым эпизодом) настроении от хорошего улова.

— Мы вместе тянули и ты поймала всего-то одну несчастную рыбу, — заявил Сатч. Я показала ему язык. — Но все равно ты молодец. Да и вообще главное, что улова хватит на обед...

— Будет уха?! — обрадовалась я. Уха - это хорошо. Уха вкусная и сытная. Люблю уху...

— Да, — подтвердил мои догадки комдив. Я улыбнулась. — Можно уже сейчас начинать готовить. Или у вас с Харутой были какие-то планы?

— У нас с Харутой не бывает планов, мы не женатики, — возмутилась я, хотя не то чтобы это было сильно похоже на возмущение, скорее на констатацию факта.

— Справедливо, — согласился Сатч. — Ну что, за работу?

Вообще, одна из тех вещей, о которых мне стоило знать прежде, чем негласно делать Сатча своим опекуном - это его невероятная упертость в желании сделать "как лучше". Казалось бы, он довольно спокойный и не самый гиперопекающий родитель, который вместо того, чтобы снимать ребенка с дерева, поможет забраться и подождет, пока чадо само наебнется, сломает себе что-то и навсегда поймет, что лазить по деревьям - не самая лучшая затея. Ну или не поймет. Зависит от уровня интеллекта. Однако же, в тех редких случаях, когда четвертый комдив твердо уверен в своем гениальном и единственном в своем роде пути решения проблемы, он идет по нему несмотря ни на какие возмущения со стороны. И, по какому-то закону подлости, именно в этой ситуации Сатч настаивал, чтобы мы несомненно обсудили все что меня тревожило. Настаивал, конечно, не словами. У него настолько прокаченный скилл невербального общения, что только по одному взгляду можно было понять, что именно он от тебя хочет. А хотел он всегда очень настойчиво и категорично, и если бы вам довелось услышать от него в такой ситуации "забудь/не важно/ничего-ничего" и прочие подобные изречения, то они бы звучали настолько неискреннем образом, на какой этот открытый и иногда до безобразия прямолинейный человек вообще был способен.

— Перестань, — в провалившейся попытке свалить с камбуза после приготовления заготовок для обеда, я стояла и вытирала посуду, пока кок ее мыл. Он продолжал давить своей аурой "нам надо поговорить".

— Перестану, если перестанешь ты, — ультимативно заявил Сатч.

— Перестану что? — бровь сама по себе подскочила. Что ж, надо будет добыть в лазарете успокоительного. Такое ощущение, что оно понадобится мне в больших количествах в ближайшее время.

— Строить из себя глубоко раненого и убитого всеми ненастьями жизни человека? Ничего не случилось.

— Ничего не случилось? — я положила тарелку на столешницу, отчего посудина издала какой-то особенно отчаянный, чуть ли не предсмертный звук. — Хм, ну да, смерть единственного близкого мне человека, без которого я должна была волочить свое жалкое одинокое существование еще два года, прежде чем...

— Ты делаешь из этого такую трагедию, словно тебя инвалидом оставили!

— Да потому что так и есть!

Возможно, я сказала это слишком громко. Возможно. Возможно, следовало не бросать полотенце. А еще следовало бы запихнуть свои слезы куда подальше, а не позволять им выступать на глазах. Опять.

— Разве... Разве ты не понимаешь? — слова словно драли глотку. Отвратительно. — Ты же должен понимать как ужасно одиночество. Как ужасно терять близких людей.

Сатч глубоко вздохнул, выключил воду и вытер руки с совсем сухой и местами потрескавшейся от лишней влаги кожи. И когда он посмотрел на меня, на его глазах словно выступило несколько новых морщин.

— Но сейчас-то ты не одинока, — мужчина звучал спокойно и тихо, и я даже не успела сформировать из каши в голове хоть какой-то ответ, как он положил тяжелую ладонь мне на макушку. — Считаешь иначе?

— Я...

— Люди рождаются и умирают. Как и все в этом мире. И ты не Бог, чтобы это изменить. Но вот что ты можешь делать, так это помнить тех, кто тебе дорог, перенимать их опыт и сохранять самые счастливые воспоминания об этих людях. В этом и смысл того, что мы есть.

— Говоришь так, словно собрался однажды помирать, — всхлипнула я. Комдив нагнулся так, чтобы наши глаза были примерно на одном уровне.

— Ты хоть слушала, что я сейчас говорил?

— Но ты не можешь умереть. Никогда.

Он кисло улыбнулся, а затем крепко меня обнял. Лучшие объятия на свете. Самые теплые и домашние. Наверное, именно так обнимают любящие мамы. Не то чтобы я знала, как они обнимают, но, кажется, именно так. А потом он усадил меня на столешницу. Сидеть на столешнице классно, потому что она высокая и я становлюсь ростом почти с Сатча.

— Давай поговорим о том, почему он был так дорог тебе, ладно?

Вновь послышались звуки воды и посуды.

— Это какой-то новый вид психотерапии? — я стерла с лица остатки влаги.

— Это моя просьба.

Я немного злобно вздохнула, тихонько прорычав, но "просьбу" все-таки решила выполнить. Говорить об умерших людях неприятно. Говорить о чувствах - тоже. А тут прям какое-то мерзопакостное комбо.

— Ну, он научил меня крутить самокрутки.

Кок серьезно посмотрел на меня.

— Нет, правда, ну разве не дорог сердцу тот человек, который научил крутить самокрутки?

— Ты даже не куришь.

— Ну и что?! — я нахмурилась. — Ну, вообще... крутить вместе с ним самокрутки было весело, — я уткнулась взглядом в пол. — Я заворачивала туда зверобой вместо табака. Он отвешивал мне подзатыльники за это. Почти необидно было даже. А еще мы с ним ходили на рыбалку. С ним было лучше, чем с мамой, потому что мама меня просто так с собой брала - ей, в общем-то, правда было на меня по большей части плевать, - а вот дед учил меня там всяким рыбацким премудростям... ну, он вообще моряком был. Научил меня узлы там морские вязать всякие... про корабли рассказывал. И жил он под Выборгом, а там воды много, еще выход в залив есть... это у вас тут воды полно куда не глянь, а у нас материки огроменные... и мы в общем на лодке там ходили. А еще дед мечтал о яхте. Мне иногда казалось, что он болеет морем, и может, даже, уплывет на этой яхте и не вернется никогда. Потому что люди, болеющие морем, они же никогда не возвращаются.

— Люди, болеющие морем, даже будучи на суше на самом деле на нее не возвращаются.

Я улыбнулась. Наверное, это так тяжело - болеть морем и не быть в нем. Наверное, мне хотелось бы почувствовать это тоже?.. Наверное...

— А ты болеешь морем? — этот вопрос показался мне сначала хорошим, но затем я почти сразу сжалась, ощутив в нем нотки какой-то детскости что ли. Но я же не ребенок, верно?

— Мы все тут морем болеем. Надеюсь, ты тоже скоро поймешь каково это.

— Это больно? — странный вопрос, очень странный. Почему я вообще об этом спрашиваю?

— Это словно стоя у побережья стоишь на пороге дома.

— А. Дедушка то же самое говорил.

Последние слова дались с трудом. Последующие говорить не хотелось. Очередной камень, вставший поперек горла словно не давал слезам пролиться. И они не должны пролиться. Не-а. Не в этот раз.

— Много времени с ним проводила?

— Я... — я закрыла глаза и глубоко неровно вдохнула. — До школы почти все время с ним жила. Потом меня к нему отправляли на каникулы примерно до конца начальной школы, а потом я училась экстерном тоже живя у него. Понимаешь, родители меня не то чтобы не любили. Я просто была им не нужна, думаю. Они вообще не были похожи на тех людей, которым нужен ребенок. Не думаю, что это их вина, что я...

Сатч выронил из рук тарелку, которую мыл. Он словно опешил, наверное не зная, что сказать. Но, на самом деле, правда, ну не надо было ничего говорить, правда, не надо было...

— Рождение человека не может быть виной.

По щеке побежала предательская слеза. Ну хватит. Я же не такая сентиментальная. Я же должна быть сильной. Я же обещала что стану сильной. Как можно быть сильной, если...

— Ева, ты... — он запнулся. Ну да, я бы на его месте тоже не знала бы, что сказать.

— Да забей, я тут не для того, чтобы плакаться тебе в жилетку. И вообще мы про деда говорили. Не круто вот так вот тему переводить, между прочим.

Комдив замолчал. Наверное тяжело говорить на такие темы. Не знаю. Не говорю на них обычно.

— Как он хотел назвать яхту?

Тишина прервалась словно звонким колоколом. Хотя мужчина и говорил тихо и осторожно. Но я не ожидала услышать такой вопрос, совсем не ожидала.

— Аврора. Это, эм, имя богини рассвета. Ну, еще звезд и всего такого... А еще северное сияние...

— Красиво.

— Да.

И вновь молчание. Для Сатча оно, наверное, такое неловкое. Он хотел что-то сказать, но, наверное, опять не знал что. Так тяжело быть родителем. Может поэтому я и не была нужна своим? Если даже Сатч еле справляется, то что уж говорить о моих...

Он опять меня обнял и поцеловал в макушку. Приятное чувство, очень приятное. Безопасное и теплое. Медом внутри разливается.

— Ты... ты теперь ребенок моря. А море любит всех.

— Неправда, оно не любит фруктовиков.

— Их особенно любит. Море буйно и эгоистично в своих желаниях. Оно свободно и могущественно, а потому своенравно.

— Такой себе родитель выходит.

Пират тихо засмеялся и отстранился, прежде поцеловав меня в лоб.

— Так, ладно, — он хлопнул ладонями, а затем потер их друг о друга. — Раз уж такое дело, то грех не выпить за бравого моряка, который научил тебя вязать морские узлы.

— И крутить самокрутки.

— И крутить самокрутки, — согласился мужчина и полез в кухонный шкаф, что находился у меня над головой. Оттуда он выудил бутылку коньяка.

— Неплохо вы тут устроились.

— Это только для готовки, — Сатч щелкнул меня по носу, а затем налил алкоголь в два первых попавшихся стакана.

— Да я и вижу, как оно "только для готовки".

Ненавижу все эти мероприятия. Нет, правда, какая человеку разница, сколько стопок за него выпьют, если он уже мертв? Да и даже если загробная жизнь существует, то дед остался загробничать в моем мире, а не тут. Хотя, вообще-то, коньяк оказался вкусный. Может, все не так уж и плохо.

— Опять что-то трогательное вспомнила? — улыбнулся комдив.

— Здесь, блять, градусов сорок! У меня горло не железное.

— Ну так ты же с семи лет самогон пьешь, — он улыбнулся так, словно не подловил.

— Во-первых, я пила не много, потому что, очевидно, деду не нужен пиздюк, померший от алкогольного отравления. Во-вторых, в семь лет я случайно выпила водку, подумав, что это вода, и тут же выплюнула, так что это не считается. В-третьих...

— Да ладно, я же просто шучу.

— В третьих, — хрен он меня заткнет, вот правда. — В первый раз за два года я пила на тусовке в честь всеми обожаемой веснушчатой морды, и то это был не особо крепкий ром. Так что ничего не знаю. Мне непривычно.

— Непривычно ей, — нежно передразнил Сатч.

— Да, непривычно. В-четвертых, какого вообще черта Харута тебе стучит на то, с какого возраста я культурно употребляю?

— Он не стучит, — нахмурился он.

— О да, не стучит, а лишь томно лепечет о прекрасной даме его сердца, — саркастично пробормотала я, закатив глаза.

Сатч неожиданно засмеялся вслух.

— Он просто вдохновлен тем, что у него теперь есть друг. Даже два, — пауза. — Харута долго был единственным ребенком на корабле. Ему правда не хватало кого-то вроде вас с Эйсом.

Он молча улыбнулся и принялся за работу. А мне стало то ли ужасно тоскливо, то чертовски хорошо. И фиг поймешь же, что по итогу - грустить или улыбаться. "Зачем я такая счастливая, почему я такая несчастная?" Да?

***

Наверное, я видела в своей жизни не так много, чтобы оценивать хитровыебанность грандлайновских островов, но все-таки, здешние портовые города (из того, что мне довелось увидеть за все время пребывания в этом мире) представляют собой такую сборную солянку из всего, что только можно выдумать, при чем не всегда на трезвую голову. Видимо, из-за постоянного притока путешественников, пиратов и прочих примечательных личностей, местный контингент постоянно меняется и доходит до того уровня разнообразия, когда уже и не знаешь, кто здесь жил до Пиратской Эры и еще сильно раньше.

К чему это я?

Среди кривых улочек, в нескольких километрах от порта, находилась маленькая парикмахерская, на которую я наткнулась на самом деле чудом, ведь путь мой то менялся по велению хаотичности, то от экстренных попыток куда-то спрятаться от неприятных глаз или комментариев в мой адрес. Пиратский город. Городишко пиратский. Нет, правда, что еще я ожидала? Высокую мораль и взаимное уважение?

Фасад здания деревянный, выкрашенный в оранжевые и персиковые цвета, и на фоне общей мрачности большинства улиц неплохо выделялся своей яркостью и теплотой. Окна первого этажа были такие... винтажные, с квадратной раскладкой. Выглядело довольно мило. Атмосферненько так. Я вошла внутрь.

За высокой стойкой вроде ресепшена сидел смуглый парень. Челка была заколота заколками с одной стороны, с другой же хризолитовые волосы падали на стройное, но все еще несколько по-детски мягкое лицо, закрывая один из двух больших бирюзовых глаз с густыми светлыми ресницами. Он читал что-то настолько заинтересовано, что даже не заметил звона колокольчика над дверью. Помещение парикмахерской было небольших размеров. Да оно и понятно, наверное. В мире, населенном пиратами и бедняками, в (почти) пиратском городишке навряд ли есть большой спрос на подстригание секущихся кончиков.

Я осторожно и даже беззвучно прошагала босыми ногами по лакированным половым доскам, подобравшись совсем близко к этому странному парнишке.

— Эй? — я звонко щелкнула пальцами перед его лицом, отчего парень подпрыгнул на месте и дернувшимися руками чуть не разорвал свое чтиво. Загнув уголок странички, он отложил предмет изучения.

— Ну вот, а я надеялся, что сегодня не придется работать, — грустно вздохнул он и вдруг замер. — От тебя веет морем... Ты пират.

— Потому что это портовый город? Тут от половины людей веет морем, я не обязательно пират.

— Не-а, — он встал, и его рост оказался несколько больше, чем предполагалось. Парень вышел из-за стойки, и передо мной оказалась шпала, разодетая в лучших традициях софт-мальчиков с Пинтереста: светлые джинсы, белая неряшливая рубашка и нежно-зеленый свитер. Красовавшиеся на ногах разноцветные видавшие виды кроссовки и носки с осьминожками (такое есть на Гранд Лайн? вау…) абсолютно точно давали понять, что передо мной около метра восьмидесяти с лишним чистой детскости воплоти. — Твои волосы в неприкольном состоянии, — он взял мой локон, поглаживая и потирая волосы друг о друга. — Но ты наверное не так долго в море? Или у вас на корабле есть фильтр? В любом случае, морская вода и грандлайновское пекло не очень хорошо сказываются на состоянии волос. Ты бы хотя бы прятала их под что-нибудь, они так совсем соломенными станут, — парикмахер потянул локон, добираясь до его конца. — Еще и крашенные, — уже будто самому себе сказал он.

Вау. То есть, вау.

— Волосы и кожа так не портятся от пресной воды, которая на кораблях бывает разве что на камбузе, - если, конечно, это не какой-то круизный лайнер для богачей. Так что ты пират, — он пошел к одному из парикмахерских кресел с приглушенно-оранжевой сидушкой, и опустился на него. Все следующее время мне было суждено наблюдать, как он вертится на нем туда-сюда, иногда совершая чуть ли не полный трехсот шестидесяти градусный оборот. А у меня от комментария по поводу кожи рука потянулась к лицу. Поверхность была грубоватой и немного сухой. — Может, конечно, помощница у какого-то морского торговца или что-то вроде этого, но почему-то я сомневаюсь.

"Почему-то". Котацу вроде не успел мне разодрать конечности так, чтобы это выглядело по-пиратски ужасающе, да и синяков у меня не сказать что много. Портгас меня вообще не трогает с того самого момента.

— И поэтому это здорово что ты пришла! — продолжил парикмахер. — Больше половины тут так или иначе местные. Я их байки уже кучу раз переслушал, ничего интересного. И вообще, большинство из них второсортные бандиты, которые и в море толком-то и не побывали.

— Мы в Новом Мире…

— Все эти разговоры о том, что «в Новый Мир попадают лишь сильнейшие» полный бред. Ты бы знала, сколько слабаков тут, и как они проникают на эту сторону Гранд Лайн ради какой-то непонятной не-до-славы. «Бебебе, посмотрите какой я, пробрался в Новый Мир, типа крутой, но никому не скажу конечно, что был юнгой на пиратском корабле, откуда потом сбежал как мерзкая сухопутная крыса,» — он вроде был ужасно недоволен и зол, но тон и манера речи его была настолько детской, что мне еле удавалось думать о том, что этот человек наверное сильно старше меня и довольно умный в придачу. Можете не верить, но и умностью от него веяло тоже.

— А… эм… — я замялась. — А с чего ты решил, что я не такая?..

— Ну… ты такая маленькая, но от тебя веет... знаешь, такая прям аура настоящего пирата! О нет… — он одним махом прикатил ко мне на кресле. Глаза его уже словно были на мокром месте. — Только не говори что ты тоже такая! Я сдохну со скуки в этом мерзком городишке, точно умру! Я так надеялся хоть на одну интересную историю! На интересную личность! — он схватил меня за плечи. Ладошки у него были такие большие-большие.

— Но… — мне стало даже как-то стыдно. Стыдно за то, что по шкале от позера до морского волка я пока больше позер, чем волк. — Я правда не то чтобы… Самое интересное, что со мной случалось за последние пару месяцев – это починка водопровода и драка с Портгасом. Последняя успехом не увенчалась.

— Погоди? Портгас? Который «Огненный Кулак» Портгас Д. Эйс? — парень как-то странно воодушевился. Хотя, ладно, ничего странного. Я железно уверена, что по этой веснушчатой бисексуальной панике тает как минимум половина Гранд Лайн.

— Ну типа…

— Так ты из Пиратов Белоуса?! — его счастливая заинтересованная улыбка особенно ярко сияла на фоне темноватой коже.

— Ну, технически нет… то есть, не то чтобы меня там называли соратником или сестрой, — я пожала плечами. — Я там ошиваюсь и меня не прогоняют видимо потому, что на меня очень легко свалить все дела, которыми не хотят заниматься остальные.

Что-то внутри очень больно кольнуло. Я как-то не думала об этом раньше. А я ведь и правда там… как просто своего рода арендатор с оплатой в виде всякой там работы. Меня ведь не считают частью семьи? Никто не называл меня, как члена семьи, да и для Белоуса я просто шутка какая-то. Почему… почему Сатч обо мне заботится?..

 — То есть, захватывающих баек я сегодня не услышу… — парень грустно откатился обратно к зеркалу.

— Могу рассказать, как Портгас пытался запихнуть в рот трехкилограммовый кусок свинины, но это история не для слабонервных, — я неловко хихикнула, отводя взгляд и почесывая за ухом.

Он хихикнул в ответ.

— Звучит уморительно, — улыбнулся парень.

— Поверь, выглядело еще более уморительно.

Я не знаю сколько времени прошло под нескончаемую болтовню. Парикмахер либо не давал мне самой замолчать, заставляя вспоминать все самые ублюдские истории с корабля, либо сам начал заливать о том, что не доволен нынешним расположением дел в индустрии моды (удивительно, что тут такое есть, но а впрочем я уже устала удивляться), отчего мой несчастный мозг еще активнее вспоминал шутки юмора, происходившие на Моби Дике, лишь бы не слушать весь этот бред. Раньше я думала, что истинная погибель человечества в своем потоке мыслей и желании поговорить - это Кохэку, но нет. Этот парень бьет все рекорды. Определенно.

Из зеркала на меня смотрела пара голубоватых глаз. Неожиданно, но они выглядели еще более бледными и бесцветными, чем обычно. Виной тому была потемневшая кожа. Давненько я не покрывалась загаром. И когда это вообще успело произойти?.. Перед глазами иногда летали красные волосинки. Мне удивительно идет красный. Хотя этот парень сказал, что покраска только челки и концов - идея странная, выглядеть с такими цветами это будет черти как, но он вообще-то одобряет самовыражение, ведь в противном случае он с такими дизайнерскими идеями выпроводил бы меня в первые пять секунд. Его работа, к слову, вышла просто обалденной. Такой, какой надо. До мельчайших деталей. Правильный цвет, правильно покрашено... словно каждый волос из под его руки выходил таким, каким должен быть. Работа настоящего мастера.

— Как думаешь, а меня ведь примут в команду Белоуса? — спросил он, расчесывая волосы. Мне стало как-то неправильно некомфортно. Ревниво. С чего бы это?

— Зачем тебе в команду Белоуса? Там нечего делать. Из тебя просто сделают домохозяйку.

— Ну там же классные ребята, да? Хэй, я давно хочу уйти в море, участвовать в веселых приключениях, знаешь? — парикмахер начал несколько нервно теребить локон моих волос. — Тебе же с ними нравится? Значит они хорошие. Я устал тут тухнуть. Город мерзкий, люди скучные. Хочу увидеть мир.

— Почему раньше тогда не уплыл?

— Потому что раньше мой... опекун не оставлял меня одного. Этот гадкий старикашка считает меня ребёнком. Это первый раз, когда он уехал в другой город и оставил меня на самого себя. Я почти свободен. А еще потому что все пираты, которых я встречал, были довольно мерзкие, — обиженно и по-детски пробубнил он. — Но твои ребята же не такие, верно?

Мои ребята.

— Нет, — у меня что-то поперек горло встало. — Зачем тебе эти старые зануды? Они ничем не лучше твоего старика, я уверена. А вот знаешь, кто лучше? — кажется, я его заинтересовала. Хотя, его довольно легко заинтересовать. — Я... Я потрясающая, посмотри на меня. По-моему с таким капитаном и море по колено, разве нет? — я смотрела в его глаза через отражение, краем глаза улавливая свое несколько паникующее выражение лица.

— Погоди, так ты все-таки пират?

— Я буду пиратом. Капитаном. Я буду капитаном. Однажды. И я хочу тебя в команду, понял?

Что я делаю? Почему оно опять? То же чувство, что и с этим странным цветком. Оно мне не нравится. Или нравится?.. Голос дрожал, и, кажется, я совсем забыла, как дышать.

— Ну и сколько мне еще ждать, чтобы сбежать из этого убогого острова? — угрюмо спросил он.

— Пару лет? Всего-то. Не так уж и много, знаешь. Раньше ждал и еще подождешь, ничего у тебя не отвалится!

— Я же потом не отвяжусь от этого старого ворчливого пня, — заныл парикмахер.

— Да я просто отсужу тебя у него! Я много знаю про юриспруденцию! — гордо заявила я. — Я играла в Ace Attorney! — последовало пояснение, которое моему собеседнику, конечно, ничего не пояснило.

Я крутанулась на кресле, поворачиваясь лицом к парню. Как же все-таки неприятно смотреть на кого-то снизу вверх.

Я встала на кресло. Оно немного опасно крутилось от резких движений, но все еще было достаточно устойчивым. Теперь я была сильно выше парня. Он несколько непонимающе смотрел на меня.

— Как тебя зовут? — я ультимативно сложила руки на груди. Так я смотрелась более важно.

— Льюис, — ответил парень. Льюис. Льюис... — Льюис Шендал.

— А меня зовут Ева, — я немного понизила голос, и тогда стала вообще вершиной серьезности. Прямо излучала лидерские вайбы! — И однажды я стану самым сильным в мире человеком. Я буду одним из самых могущественных людей в этом мире. Могущественнее Шичибукаев, Йонко... да даже круче Короля Пиратов! И я хочу, чтобы ты был частью самой крутецкой пиратской команды на всем Гранд Лайн. Частью моей команды. Льюис Шендал, ты станешь моим накама?

Он молча смотрел на меня некоторое время, отчего мне вдруг стало неловко и даже стыдно что ли.

— А... сколько человек ты уже завербовала? — он излишне серьезно для своего детского лица заломил брови, а глаза его как-то неуверенно прищурились.

— Ноль человек и один говорящий цветок! — тут же гордо заявила я, дополняя свои расчеты указательным пальцем на вытянутой руке.

Секунда. Две. Он засмеялся.

Он скукожился от смеха почти до моих размеров, и меня это ужасно разозлило. Я уже было слезала с кресла, но то опасно повернулось, и я грохнулась прямо на пол, смачно приложившись скулой к деревяшкам. Смех не умолкал.

— Перестань! Я серьезно! Ты потрясающий парикмахер, хочу тебя к себе в команду!

— Только потому что я волосы тебе хорошо покрасил? — сквозь слезы спросил Лью.

— Да, черт возьми!

Он понемногу затих. А потом как-то слишком серьезно на меня посмотрел.

— Но... это не то, чем я буду заниматься, — начал парень. — Я занимаюсь этим, потому что Грэг запряг меня работать. Ну, Грэг, этот тот который мой опекун... В общем, эм, это мило конечно, но я не хочу до конца дней приводить в порядок чьи-то шевелюры.

— Я... А я и не заставляю тебя заниматься постоянно этими твоими парикмахерскими штуками. У меня типа анархическое общество странных чуваков. Никаких обязанностей. Только куча веселья и выпивки.

— Эм, Ева, — Льюис нахмурился. — Анархия подразумевает под собой отсутствие власти.

— Ну да, у нас не будет никакой власти. Зачем нам какие-то душные жирные дядьки для управления? Мы сами справимся!

Кажется, я его добила.

— Я хочу себе клевых друзей. У меня никогда не было друзей. А собрать пиратскую команду и отправиться в путешествие - это такая охуенная тема. В процессе находишь еще больше крутых людей, собираешь вокруг себя фантастическую тусовку, и вместе отрываетесь и веселитесь. По-моему классный план на молодость, разве нет? — словно умоляя спросила я.

— Считаешь меня клевым?

— Да, считаю! — тут же ответила я. — А ну быстро соглашайся!

— Хорошо, хорошо! — он выставил руки перед собой, словно защищаясь. — Я вступаю в твою анархо-коммунистическую партию. Довольна?

— Отлично. Теперь у меня есть один говорящий цветок и целый один человек, — обрадовалась я, наконец вставая с пола. — Хотя, с таким ростом даже полтора человека.

Воцарилась тишина. Кажется, я что-то забыла... Но если я что-то забыла, то это не так важно, верно? Верно же?..

— Ой, — с характерным звуком снизошло на меня озарение.

— Что такое?

— Я ведь... даже не узнала сколько все это чудо будет стоить... — теребя в ладони алый локон, ответила я.

— Считай ты заплатила парочкой забавных историй, — он похлопал меня по плечу. — Пока Грэга нет, я здесь заведую всеми делами.

— Хреновый из тебя делец.

— Ну так я же теперь в анархо-коммунистической партии, я в принципе не могу быть дельцом, — улыбнулся Льюис.

— Хэй, не умничай давай. — фыркнула я. — Нашелся мне, обществовед хренов.

Улыбка. Какая же у него добрая и светлая улыбка.

— То есть, ты у нас увлекаешься политикой? — я присела обратно на кресло и ловко переместилась на нем до самого ресепшена, на стойку которого взгромоздился парень.

— Историей, — уточнил он, покачивая ногами. — Просто политология и подобные гуманитарные науки полезны в ее изучении.

Отлично. У меня своя Нико Робин. Просто прекрасно.

***

Несмотря на то, что с Льюисом было однозначно довольно весело (начиная от его бесконечной, просто незатыкаемой болтовни по вообще любому поводу, заканчивая его выдумками в духе "давай вырезать дворян" (разумеется из журналов моды)), да и привязаться я к нему умудрилась даже быстрее, чем к тому говорящему подсолнечному пугалу, меня все же тянуло прогуляться в полном одиночестве, а после в идеале поскорее вернуться на Моби Дик. Или хотя бы найти хоть кого-то из ребят.

Говоря про "прогуляться в одиночестве", нужно сказать, что такое необычное для меня желание возникло в связи с тем фактом, что в мой шкафчик мыслей с ноги залетела мысля "а-они-правда-тебе-семья-или-ты-просто-как-дура-сама-к-ним-привязалась". Нет, никто не относился ко мне на Моби Дике плохо, но... а кто, собственно, относился бы ко мне, как к члену семьи? У них там знаете, такой приятный семейный-братско-сестринский вайб, а что насчет меня? Сатч относится ко мне как к ребенку и только. Остальные, как к зверушке скорее, эдакому диковинному клоуну. Конечно, в моем положении, это не самые ужасные из возможных обстоятельств. Но. Может, я все-таки могу заслуживать несколько большего? Неужели я так мало сделала, так мало доказывала, что я могу многое, чтобы в итоге все равно оказаться не достойна считаться членом семьи? Полноправным. Ну, типа, даже Харуту считают равным себе, а он старше меня всего лишь на год.

И, раз уж на то пошло, то воспринимают ли Антон и Льюис мое предложение серьезно? Льюис выглядел достаточно серьезным, но все же... А цветок этот странный? Мое предложение он воспринял скорее как поход в кино на какую-то уморительную комедию и, кажется, больше остальных воспринимает меня как цирковую зверушку под названием "шутка". И ведь правда, кто будет воспринимать меня серьезно, если я просто... просто ребенок, да? Мне всего пятнадцать, на что я вообще рассчитывала?

А если так, то что мне сделать, чтобы меня считали за равного все? Белоусовцы и все остальные, не важно: мои будущие накама или враги. Я не собираюсь терпеть к себе неуважение. Я уже несколько месяцев драю палубы, посуду, одежду, учусь фехтованию и огребаю от чувака, которого хотели сделать Шичибукаем. И я до сих пор от этого всего даже руки на себя не наложила. И ведь это достойно уважения. Правда ведь? Вообще, то, что я не подохла в этом мире без всяких там фруктов и прочих довольно удобных между прочим атрибутов попаданца тоже вполне себе достойно уважения. Я прямо вся такая вдоль и поперек достойная уважения.

В своих жизнеутверждающих мыслях я пребывала приличное количество времени, пока случайно не наткнулась на ларек с газетами. Разумеется, я купила одну. Важная вещь, о которой никто меня не предупреждал: попаданчество в мир, где еще не было информационной революции, на самом деле, сущий кошмар. Особенно, если живешь ты не на острове, а где-то в море. Вот какая штука получается: Твиттер и Нетфликс не завезли, как и в целом интернет. Не на каждом острове есть кинотеатр или же магазины, в которых можно было бы купить ракушки с фильмами или сериалами, а если таковые находятся, то стоит это уйму денег и не всегда заслуженно. С музыкой обстоятельства примерно такие же. Чтобы ознакомится с интересующим тебя словом, которое какой-то взрослый (Марко) сказал в процессе какого-то увлекательнейшего монолога, нужно идти в библиотеку и искать толковый словарь. Ньюс-Ку летают далеко не везде, порой можно не встретить сие творение целую неделю, и потому с новостями так же бывает туговато. И из всего вышесказанного можно сделать конкретный вывод: не дай Бог/Вселенная/какие-то там еще неведомые хрени не найти себе хоть какое-то занятие, потому что иначе можно умереть со скуки. И по этим же вышесказанным фактам можно довольно четко понять, почему любые остановки на любых островах вызывают такой дичайший восторг.

На самом деле, я бы не сказала, что газеты - это что-то прям невероятно интересное. Пока Революционеры не нагрянут или не случится еще каких-то конфликтов, связанных с Йонко, все двадцать четыре полосы обычно остаются заполнены всяким бредом, желтухой и порой неплохими кроссвордами. Тем не менее, если очень постараться, то из кучи захватывающих историй предпринимателей из Вест Блю, перебиваемых уморительными прожарками пиратов (таланту пропагандистов Мирового Правительства можно аплодировать стоя), можно выцепить пару интересных фактов. Например, Дозор уже настолько оборзел, что начал проводить и рекламировать кампанию по привлечению в свои ряды молодежи. Звучит как реалити-шоу "кто не помрет до совершеннолетия". Разумеется, в Морской Дозор и раньше шли довольно молодые ребята, но целенаправленно и официально тащить к себе почти детей - это, конечно, выше всех похвал, хорошая тактика. Чем раньше завербуешь пиздюков, тем меньше из них станет пиратами или революционерами. Не отходя далеко от цирка с чайками, эти ублюдки умудрились похерить где-то какого-то классного картографа пару лет назад и с некоторой периодичностью напоминают о том, что нуждаются в том, чтобы его нашли, не забывая строить теории о том, что картографа спиздили революционеры, хотя меня переполняет уверенность в том, что чувак сам сбежал от этих уродов. Еще тут какие-то пираты пытаются травить острова, но чайки, разумеется, пытаются их поймать, и настолько хорошо у них это получается, что розыскные листовки этих самых пиратов прилагаются к выпуску.

Не то чтобы чтиво было шибко длинным, а читала я излишне медленно, но к тому моменту, как я достаточно нашутилась по поводу всех тупых статей, солнце уже начало заходить за горизонт, и надо было искать место, где бы заночевать. Почему-то, первой моей гениальнейшей идеей стал квест "найди-белоусовцев-до-полного-захода-солнца-время-пошло".

***

Возможно, идти искать ребят было не самой хорошей идеей. Возможно, да. Потому что на этих улицах не было толком никаких фонарей, а разглядеть что-то можно было только благодаря льющемуся из окон теплому, неяркому, да и нечастому свету. Да и пьяные (и не очень) прохожие, через раз проявлявшие интерес к моей персоне, особого комфорта не добавляли. Итак, я оказалась в ситуации, когда не могу найти ни одно знакомое лицо на улице, вернуться на корабль возможным так же не представляется, на улице уже тьма тьмущая, а я нафиг промокла под совершенно внезапно начавшимся ливнем. Нет, дождик - это конечно хорошо, люблю дождик, но не тогда, когда он сулит тебе простуду или замерзшие до костей конечности. Или отбивающие чечетку зубы, которым подтанцовывали бьющиеся о лужи капли. Дерьмовенько.

— Эй, малышка, хочешь стать взрослой? — услышала я откуда-то позади. Сердце пропустило удар. Вперед. Просто идти вперед. — Я к тебе обращаюсь, малявка!

Почему сейчас? Мне что, мало проблем в жизни? Похоже на то, что мне мало проблем? Как мне кажется, у меня заебатое количество проблем, больше не нужно, спасибо.

— Надо проявлять больше уважения к взрослым!

Я ускорила шаг.

Вы не находите ироничным то, что опять поднялась тема возраста? Я вот считаю, что это страшно уморительно.

Что делать, если за вами по темным улицам идет какой-то стремный мудак? Разумеется бежать. И храни вселенная меня, которая решила, что кардио-тренировки - это важно, потому что это и впрямь пиздец как важно, когда живешь в мире, где правительство и законы даже не делают вид, что защищают тебя.

Некоторые места дороги были предательски скользкими, и я чуть не навернулась на грязи несколько раз. Путь мой был хаотичен и опасен, потому что поворачивая в очередной переулок никогда не знаешь: будет там тупик или же нет. Весь этот уникальный опыт указывает на то, что никогда нельзя сходить на берег без какого-либо оружия. Можно составлять список правил выживания на Гранд Лайн. Прямо как в Зомбилэнде.

Правила выживания на Гранд Лайн. Правило первое: всегда носи с собой оружие.

Среди кучи мелькающих фасадов, я увидела один-единственный знакомый, отчего одновременно стало и спокойнее, и нервознее. Сердце билось до ужаса быстро. Я подбежала к зданию.

— Льюис! — я забарабанила кулаками по двери, отчего стекла в не и в окнах опасно задребезжали. Говорить было сложно. Челюсть свело от холода и страха. — Льюис, мать твою!

— Заставила же ты меня попотеть, — голос. Мерзкий, хриплый, басистый голос. Блевать тянет. — А ну иди сюда.

Меня схватили за запястье и начали оттаскивать от двери. Страшно. Как же, блять, страшно. Ноги даже не давали затормозить, скользя по грязи.

— Льюис Шендал, — надрывисто закричала я, зажмурив глаза. — Если ты сейчас же не объявишься, я расскажу всему Гранд Лайн, какой ты уебищный соратник!

Я еле успела договорить, как раздался крик боли. Я посмотрела на мужчину. У него из плеча торчал маленький кухонный нож. Хватка немного ослабела, и мне удалось отвоевать свою руку. Боковое зрение говорило, что откуда-то сверху справа лился теплый домашний свет, но мне было не до этого. Нож. Нож.

— Ах ты сука! — заорала эта тварь, когда я резко вытащила из него ножик и с размаху вколола его в бедро обидчика. Я успела вновь вытащить нож, прежде чем мужчина согнулся от боли, упав на одно колено.

— Если сейчас же не уйдешь, то я тебе глаза выколю нахуй, — горячие слезы, почти застелившие глаза, текли по ледяным щекам, обжигая их. Ноги ели держали, а руки, чуть запачканные кровью, мертвой хваткой сжимали оружие. Но несмотря на это все, на эту слабость и, наверняка, жалкий со стороны вид, голос мой звучал пускай и с дрожью, но холодно и злобно. И, блять, как же я была зла. Настолько зла, что просто не могла сдержаться и не пнуть эту гниду в живот. Он схватил мою ногу, и я упала. Но не успел он до меня толком дотронуться или напасть, как я, взмахнув ножом, рассекла ему ладонь. Позади раздался звук открывающегося замка.

— Все еще не хотите уйти? — спокойный голос. Я обернулась. У входа в парикмахерскую стоял Льюис. В правой руке он держал керосиновую лампу, свет от которой падал на его лицо. Взгляд его опасно сиял в этом свете, зрачки словно бы пропали вовсе, оставив место устрашающей, казавшейся чуть зеленоватой бирюзовой глади радужки. А в левой... в левой руке у него был большой поварской нож, тоже поблескивающий в теплом свете огня.

Мужчина кое-как встал, стараясь закрывать раны, и заковылял прочь примерно по тому же пути, по которому я бежала к парикмахерской, попутно матеря меня и моего накама. И, знаете, при желании и достойной ситуации, я матерюсь куда фееричнее.

***

— Извини, я доставал печенье из духовки, когда ты в первый раз закричала, — отворив дверь, объяснил Льюис.

На втором этаже располагалась небольшая квартирка, попасть в которую можно было по лестнице, что находилась за самой дальней стеной парикмахерской. Слева от входной двери была кухня, которую от гостинной отгораживала стена с аркой, справа - две двери. Если пересечь скромную гостинную, то можно было выйти на маленький балкончик, где поместилось бы от силы два человека. Шторы колыхались ветром и добротно намокли задуваемым дождем, как и лакированный чисто советский паркет. Льюис, торопливо положив нож и поставив лампу на тумбочку у двери, поспешил закрыть двери балкона.

— Это ты в него нож бросил, — в квартире было достаточно тепло (наверное, в том числе и из-за духовки), и мое дубовое тело начало понемногу оттаивать.

— Я... эм... ну да? Это Гранд Лайн. Тут особо не брезгуют чужой кровью, — нервно ответил парень, направляясь к двери, что находилась ближе к входной.

Я посмотрела на руки. Они были испачканы в бледно-красной жиже: смесь дождевой воды и чужой крови. Ножичек в левой руке довольно и задорно поблескивал в домашнем желтом свете люстры. Меня пробрало какими-то жуткими мурашками.

— Нет, я про то, что ты кинул в него нож, — на ватных ногах я проследовала за Льюисом, который зашел в эту комнату. С одежды и волос ручьем стекала вода, лужами рисуя мой путь. — Целенаправленно. Именно в плечо, — я заглянула внутрь. Это была ванная. Парень вышел из нее с половой тряпкой в руках, и остановился чуть позади меня, наверное, обдумывая мои слова.

— Это Гранд Лайн, — слишком холодно для себя произнес он. — Либо владеешь оружием, либо умираешь.

Молчание. Тревожное молчание, в котором он не двинулся в места, а для меня обернуться было не в моготу.

Значит, он учился метать ножи. Где-то он учился это делать. И это не первый раз, когда ему приходится применять это умение. И он не брезгает этим навыком, раз может так мастерски попасть куда надо с такой плохой видимостью.

— Можешь погреться в душе, я постараюсь найти какую-нибудь одежду.

Ответить ничего не выходило. Поблагодарить тоже. Одна рука намертво вцепилась в дверной косяк.

— А ты... ты убивал кого-нибудь? — голос мой звучал неприятно высоко и непривычно тихо. Горло ныло от напряжения, словно грозясь разорваться от него в любую секунду.

Льюис лишь еле слышно неровно выдохнул. Я почувствовала прикосновение теплой руки к подтаявшим пальцам. Дрожащей ладонью он неловко забрал у меня ножичек и безмолвно ушел вытирать холодные лужи.