— Ты серьёзно никогда не катался на санках? — вскинув брови, спрашивает Олежа.
Антон неопределённо пожимает плечами, отводит взгляд и прячет руки в карманы. Не то чтобы он стыдился. Ребячливая улыбка Олежи светится неверием: «Правда, что ли?» — спрашивают глаза. Впервые за всё время знакомства неловко становится ему.
Олежа отворачивается, стреляет глазами влево, кричит какому-то пыхтящему пареньку:
— Эй, можно одолжить твои санки? Я дотащу наверх!
И всё, что остаётся Антону, — оттаять и двинуться следом.
— Ты главное только держись, — увещевает Олежа. — Я подтолкну.
Санки маленькие, а Антон большой. У него за плечами два с лишним десятка лет, красный диплом и степень бакалавра, а вокруг него снежная турбулентность, и он усаживается, вцепляясь в поводья, будто это ремень безопасности.
Олежа толкает — как обещал, — и мир начинает яростное вращение. В ушах у Антона свистит, глаза щиплет от колючих снежинок, а в лёгких становится тесно. Антон не дышит — приоткрывает рот, но даже крик не выходит наружу, встав поперёк горла.
Санки не выдерживают, спотыкаются, валятся набок и тащат Антона следом. Олежа резво сбегает вниз, со скрипом садится рядом, спрашивает:
— Ты как? Живой?
Он молчит.
А затем начинает смеяться, зарываясь рукой в спутанные волосы, мокрые от снега. Хрустко, легко, проталкивая воздух, промёрзший до основания, жадными глотками. А когда смех кончается, улыбается, смотря на Олежу, и предлагает:
— Давай ещё раз.
Санки тесные. Приходится сесть вплотную. Олежа утыкается в широкую спину носом, и от запаха одеколона, кофе и выпечки ему становится по-своему хорошо. В ушах свистит, редкие снежинки норовят исполосовать ему щёки, а Антон тёплый. Антон улыбается. И пускай Олежа не видит, не почувствовать очень сложно.
Широкая спина спасает от хлёсткого снега, баритоном медной трубы достигает слуха прерывистый смех. А они несутся по склону: Антон вцепляется в санки, а Олежа — в него.
Что-то во всём этом заставляет почувствовать себя чеховским героем. Олежа комкает разлетающиеся полы его плаща в своих озябших руках и хочет сказать вполголоса то, чего не хватает сил сказать прямо, только не успевает: они врезаются в подмёрзлый сугроб и падают, разламывая ледяную кору. Проходит несколько долгих секунд, прежде чем Олежа решается отпустить.
— Повторим, — говорит Антон, выдыхая облачко пара куда-то себе под нос, исключительно для того, чтоб хоть как-то согреться.
Олежа тащит детские санки в гору — обещания нужно держать — и изо всех сил старается не смеяться.