Поймать Отабека до награждения нечего и мечтать, но Жан-Жак всё равно ошивается в коридоре. Вздумай Отабек сходить в туалет или досмотреть выступления в грин-руме, а может, чем чёрт не шутит, пойдёт искать Жан-Жака — мимо не проскочит, гадёныш.
Он уже заглянул в техническое помещение — не закрыто. Это какая-то небывалая удача, на самом деле, не часто так везёт. Конечно, замок ещё вчера ночью был сломан Жан-Жаком, на всякий случай и немного от скуки.
Но ведь это могли обнаружить, замок починить, всё коварные планы медным тазом накрыть — от этих американосов всего можно ждать.
Можно представить, как Отабек нахмурится, страх быть пойманным и отсутствие комфорта его вообще никак не заводят, но он наверняка соскучился, а когда Отабек соскучился, то ему всё трын-трава. Они ни разу за эти дни даже словом не перекинулись. Жан-Жак его упорно игнорировал, такой и был план.
Ладно, не было никакого плана.
Просто Отабек всё так же верен себе и своим словам. Он просто живёт и даёт жить другим, а не то, что некоторые думают.
Жан-Жак и жил. И не отвлекался на всяких симпатичных казахов.
Теперь он стоит в коридоре, в засаде, с наглой улыбкой наголо и ждёт маленького серьёзного тушканчика.
А пока того тушканчика терзают журналисты, можно понастальгировать вдоволь, кивая проходящим мимо любопытным, и отвечая: «Да, стою, да, один, нет, всё в порядке, жду кое-кого». Одинокие люди привлекают много внимания. Джей-Джей взял бы с собой сестру или брата, но они же будут болтать, ни за что не закроют рта, а если Отабек пойдёт мимо, то их никак не слить без объяснений.
Так что Жан-Жак улыбается прохожим, кивает, говорит: «Да, стою, да, один, нет, всё хорошо, просто жду кое-кого…» А в плеере играет старинный трек, уносит на волне дальше в воспоминания, топит, заливает запахами талого снега и сырого кирпича, как пахнет в арках многоэтажек у катка, и кажется, что не было всех этих сезонов…
— ...Бекс, как тебе трек? — Джей-Джей насильно пихает наушник в ухо, когда они заходят в арку.
Бекс меняется в лице от равнодушного до неприлично восторженного.
— О-о-о, это новый альбом?
Джей-Джей насмешливо фыркает, толкает Бекса в стену, целует этого дурачка взасос: вспомнить вкус, обменяться слюнями, все губы обмусолить. Мой космический аппарат сближается с твоим. Стыковка — маленький оргазм.
— Сингл. Ты ваще в этом мире бываешь, а? — шепчет отсоединяясь и забирает свой наушник обратно. — Вся жизнь мимо тебя пройдёт!
Тот поцелуй на остановке оказывается сорванной чекой от гранаты, и осколками Джей-Джею выносит все остатки мозгов. Он только и может думать о том, что у него есть рот и у Бекса есть рот, и нужно срочно что-то с этим сделать.
Бекс целует Джей-Джея, будто ворует. В раздевалке, в туалетной кабинке, за школой. Всегда быстро, украдкой, прижимается мягкими сухими губами, сильно, крепко, и тут же отталкивает и оглядывается. Согретые мгновением губы охлаждает промозглый ветер.
Джей-Джей ловит Бекса в кампусе за общагой, плевать на сквозняк, на капель с крыши, на ледяные капли за шиворот — Бекс жарче солнца греет. Джей-Джей проводит губами от уголка рта к середине. Прижимается сильнее, отступает, сминает губы, отступает снова. Дыхание смешивается и горит на тонкой коже, жжёт все сильнее, требуя больше. Бекс от таких поцелуев начинает кусаться, не сильно, но чувствительно. Джей-Джей берёт лицо Бекса в ладони, облизывает губы медленно, просится, а Бекс дразнит — не разжимает зубов, и в момент, когда всё-таки впускает в себя, Джей-Джей тихо стонет каждый раз и хватает Бекса за плечи, а у того руки смешно замирают в воздухе. Джей-Джей вдыхает Бекса и глотает его. Бекс наперекор весне летом пахнет и на вкус, как сок клёна. Джей-Джея от поцелуев так ведёт, что он думать не может. Он читал, что так можно потерять сознание, но вроде обходится каждый раз. Чудом, не иначе.
Бекс целует Джей-Джея в его комнате, всегда на подоконнике или на полу. Бекс проходит мимо кровати, кресла-мешка, письменного стола и стула, садится на подоконник, и от солнца уши прозрачно-розовые на просвет. Он раздвигает ноги и притягивает Джей-Джея к себе, прикрывая глаза.
Или прямо на пол, под подоконник, тогда солнцем только макушку задевает вскользь, делая Бекса немного рыжим. Джей-Джей сам притягивается к нему, как на магните.
Бекс облизывает язык Джей-Джея, скользит по зубам и за щёку. Джей-Джей закрывает глаза, вытирает мокрые ладони о чужие джинсы, слышит, как Бекс вздыхает, и губы приятно растягиваются в улыбку сами.
— Бекс, я так давно… — шепчет Джей-Джей, — чего ты так долго тупил, а?
Бекс дышит в ухо, осторожно берёт мочку губами, и Джей-Джей стонет шёпотом, мягкое прикосновение отдаёт в пах горячим, и он стонет громче, потому что Бекс, сука такая, языком лезет, а Джей-Джей ничего не может поделать с этим, только голову повернуть удобнее.
— Может… — голос у Бекса севший и хриплый. — Музыку включишь или фильм? Что-нибудь.
— Это… Рационально, — соглашается Джей-Джей и что-то включает.
***
Стопка тетрадей селится на столе Джей-Джея. Бекс забирает их только по субботам, а иногда и не забирает вовсе. Джей-Джей проводит по ним рукой.
— Бекс.
— А? — Даже не оборачивается — он уставился в тетрадь, которую прижимает рукой к стене.
— На следующий год выбрал предметы?
Бекс утвердительно бурчит.
Джей-Джей набирает воздуха в грудь, как в воду прыгать.
— Ты же этим летом в Детройт?
В животе тянет холодом, пальцы за спиной крестом.
Бекс отвлекается наконец от своих циферок.
— Да, мистер Ноа в Детройт, а я — куда он. — Бекс жмёт плечами и снова возвращается к тетради. Лист всё время свешивается, мешая ему писать.
Джей-Джей закатывает глаза, подходит и приклеивает тетрадь к обоям бумажным скотчем за углы.
— Эй, оно прилипнет! — Голос даёт петуха, Бекс беспокойно проверяет, не повреждён ли уголок тетрадки.
Голос у Бекса ломается мучительно долго — он всё ещё прорывается порой мальчишеским альтом, и так хочется расхохотаться от этого серьёзного лица и тонкого писка.
Джей-Джей хватает Бекса без предупреждения и валит на кровать.
— Ничего не будет с твоей тетрадкой драгоценной, а! — Он борется, руки заламывает, они дерутся, выколачивая пыль из покрывала, и Бекс выворачивается, как мамина кошка, сверху забирается и теперь, смеясь, сам ползает по Джей-Джею, целует в щёки, и губы, и нос, и перехватывает руки, не даёт щупать себя за задницу.
Бекс выпрямляет спину, откидывает отросшие волосы с лица, зачёсывая пятернёй назад. Запыхавшийся, раскрасневшийся и довольный. Сидит точно так, как нужно. Джей-Джей перестаёт смеяться. Проводит ладонями по бокам и двигает бёдрами вверх, крепко удерживая Бекса на месте. Выдох в горле застревает.
Бекс широко распахивает глаза, дёргается в попытке отстранится, и Джей-Джей разжимает руки, позволяя пересесть ниже — на ноги.
— Я тоже в Детройт на все летние смены, — бормочет Джей-Джей отводя взгляд. Сердце никак не успокаивается и колотится во всём теле, особенно там, где Бекс сидит. Щеки горят, а джинсы не особо скрывают возбуждение обоих. — Я попрошу маму, чтобы нас в одну комнату поселили. Это можно, наверное.
Бекс слезает и возвращается к тетради на стене.
— Мистер Ноа приезжает и уезжает раньше. Я с ним, — сообщает Бекс формулам и схемам.
Джей-Джей недолго сверлит спину глазами. Ничего он не будет у мамы просить. Передумал.
Он встаёт и открывает окно, весна врывается в комнату, запускает в волосы игривые руки, проветривает голову, Джей-Джей вдыхает глубоко, полной грудью. Поправляет в штанах.
— Мне коньки малы, — вздыхает он ещё раз.
— Это дерьмо, — сочувствует Бекс, даже от писанины отрывается своей наконец-то и неуверенно спрашивает: — Хочешь… обниму?
— Хочу, — бубнит Джей-Джей.
***
От новых коньков сводит почему-то зубы. И как же горит и щиплет, и ломит ноги.
Джей-Джей выходит на улицу, шагает прямо в май. Проснувшаяся природа бесится, целует, едва ли не крепче Бекса. Ей всё равно на коньки, она бьёт по губам, по щекам наотмашь, и ерошит волосы остервенело и так смешно, что даже Бекс смеётся и тоже ерошит Джей-Джею волосы, хватает, дёргает за руку.
Побежали!
И они бегут изо всех сил, как настоящие спринтеры, но всё равно опаздывают на автобус.
— А знаешь, — хрипит Джей-Джей, пытаясь отдышаться, и смотрит на согнувшегося пополам Бекса — щёки у него алые, стыдные такие, — пошли пешком.
Бекс в олимпийке на распашку, а Джей-Джею смешно — он давно уже без куртки и в шортах. Солнце жарит, печёт через футболку, небо синее, облака белые, вот бы до вечера гулять! Дышать, греться солнцем и жить, а не тащиться на уроки, потом обратно на каток.
Но они идут в школу. Через тот узкий переулок, в котором так хорошо целоваться, через уже зелёный шелестящий сквер и в арку — через бешеный яростный май…
Дома Джей-Джей носки снимает с прижарившейся к ногам коркой, делает вид, будто смеётся, но слёзы от боли, и усталости, и злости всё равно катятся по щекам, крупные, как будто он маленький. Джей-Джей бы уткнулся в мамино плечо, если бы не Бекс. Но плечо Бекса, оказывается, тоже подходит, и Бекс понимает и ничего не говорит, только обнимает. И Джей-Джей не спрашивает Бекса, кому в плечо плачет он. Если подумать, то у Бекса тут только и есть, что он… да мистер Сальвадорка. Смешок сам через слёзы вырывается и сам же гаснет.
Каково быть так долго одному, без семьи и друзей? Без мамы?
Кто ему оладушки в воскресенье печёт и помогает вправить одеяло в чистый пододеяльник? Кто погладит по волосам и напомнит, что он справится и что всё будет хорошо?
Этого всего Джей-Джей не спрашивает.
Потому что спрашивать Бекса, о таких вещах — это как партизана ковырять ножом — жестоко и бесполезно. Джей-Джей Бекса тоже обнимает.
— Поцелуемся? — такое спрашивать можно, и ответ всегда положительный.
***
Бекс отдёргивает руку, как будто у Джей-Джея не язык, а нож.
— Дай сюда! — улыбается Джей-Джей.
Он хватает Бекса за запястье и снова касается центра ладони языком.
— Так приятно?
Бекс часто-часто дышит, пальцы вздрагивают, смотрит на Джей-Джея умоляюще и отвечает:
— Джей-Джей.
Ладони и пальцы Бекса можно гладить, облизывать и даже просто дуть на них.
— Как это? На что похоже? — Джей-Джей не может понять, это же просто руки, что в них такого?
— Не знаю, как сказать.
Джей-Джей терпеливо ждёт, пока Бекс подберёт слова.
— Ты под кожей, когда касаешься здесь.
Джей-Джей улыбается. Это он понять может. Да у него всё тело, походу, как у Бекса ладони.
***
Джей-Джей тянется к Бексу, действует аккуратно и медленно, обходя запрещённые места: Бекс не даёт касаться своей шеи, запрещено трогать живот, колени и внутреннюю сторону бёдер. Повсюду знаки «стоп», оранжевые конусы, ремонтные работы. Стоит нарушить, и Бекс останавливает, хватает за запястья, лишает прав, говорит «нет», тяжело дышит и смотрит недоверчиво.
Джей-Джей кивает, отвечает: «О’кей», — и скорее целует снова, потому что секунда промедления — и Бекс спрыгнет с подоконника и сбежит, вспомнив, что у него важные-очень-важные дела.
Бекс изучает Джей-Джея осторожно. Джей-Джей не убегает, так что они уже знают, что у него чувствительные уши и ключицы, и очень-очень чувствительная задница, поосторожней, а.
Бекс сжимает его ягодицы, проводит ладонями снизу вверх, кончики пальцев замирают на пояснице подобрав край футболки Джей-Джея…
— Можно? — тихо и хрипло спрашивает Бекс. — Или нет?
Джей-Джей, конечно, разрешает.
Горячие руки забираются под ткань, осторожно проходятся по спине, задерживаются на крестце, потому что Джей-Джей на это откликается. Прикосновения к голой коже воспринимаются острее. Немного щекотно, и тепло от пальцев расходится волнами. Бекс царапает пряжкой часов, трогает грудь и живот, нагло, любопытно, везде залезает, даже подмышки, на которых волос гораздо больше, чем у Бекса — у него почти нет. Джей-Джей не останавливает, позволяет Бексу изучить его. И сам тоже лезет Бексу под одежду, но Бекс тормозит.
— Бекс. Бекс… — шепчет Джей-Джей, нагло улыбаясь. — Мне нравится, как ты меня трогаешь. А тебе, нравится трогать меня?
Бекс поднимает растерянные глаза.
Фыркает и хватает губы Джей-Джея зубами.
У Джей-Джея голова кружится, он проводит по плечу вверх и обхватывает шею Бекса, рука вздрагивает, под пальцами пугливый пульс. Бекс выдыхает этот звук: такое короткое и сладкое «Ха».
И задерживает дыхание.
Джей-Джей смотрит внимательно, чтобы убедиться. Бекс не говорит «нет», и Джей-Джей не убирает руку, сильнее сдавливает и не сдерживает довольную улыбку:
— Нравится.
Бекс быстро дышит, откидывает голову, отдаёт горло.
Джей-Джей, не стесняясь, пользуется замешательством — второй рукой под толстовку, кожа у Бекса на ощупь бархатистая, тело твёрдое и горячее. Джей-Джей гладит грудь, задевая маленькие твёрдые соски, мурашки убегают от кончиков пальцев. Бекс хватает ртом воздух, жмурится, впивается в подоконник пальцами. Джей-Джей ловит, сжимает сосок, царапает от груди до пупка, гладит живот, трогает эту полоску волос, как давно хотел, Бекс выгибается в ответ, дорожка уводит пальцы вниз…
Дверь за спиной скрипит, и Джей-Джей с размаху падает в кресло. Он хохочет:
—…ну, ты даёшь, Бекс!
— Мальчики, я вам принесла чай.
Бекс сидит нога на ногу, с взлохмаченной шевелюрой и тем скучающим выражением лица, с которым приличные люди приходят на симпозиум по утилизации космического мусора. Только вот уши сейчас сгорят. Это может стать байкой о том, почему у Отабека Алтына нет ушей — исторический момент…
У самого-то Джей-Джея всё лицо горит, хоть оладьи жарь, но можно на смех списать, наверное.
Мама улыбается, довольная такая, подносик ставит на стол. Спасибо, maman, очень мило. Ничего, что мы тут друг другу почти дрочим?
— Мне уже пора, оревуар, Натали, — буркает Бекс, и улетает на крыльях спермотоксикоза, Господи, когда это уже закончится, я хочу от него оргазм…
— Оревуар! — бросает в спину Джей-Джей.
— Оревуар, Отабек! — вторит мама.
Бекс с первого этажа орёт, как резаный:
— Оревуар, Алан, Этьен, Ансо!
— Оревуар, Отабек!!!
— Спасибо, maman. Я выпью оба.
Мама поправляет очки, смотрит удивлённо.
— Перед сном?
— Да, maman, прямо перед сном! — беспечно машет рукой Джей-Джей. — Вот такой твой сын бунтарь! Воспитала, на свою голову! Ночей не спала, а он два чая перед сном жрёт!
На следующий день Джей-Джей после тренировки заезжает в строительный магазин и врезает в дверь комнаты замок.
***
На катке Джей-Джей с трудом, но показывает класс по всем параметрам. Новые коньки, как и падения, — рутина, обыкновенный быт. Вон, на Бекса в раздевалке посмотрите — он всех цветов и ничего, не ноет. Гораздо больше Бекса тревожит, что он не может четверной сальхов. Мистер Сальвадорка орёт, что всё равно хрен ему разрешит сальхов ещё год, но тут же орёт, что год пролетит, как один день, и пора бы уже сальхов… Джей-Джей почти не подслушивает ор мистера Сальвадорки, ну просто сложно не услышать, лужёное у него горло что ли?
Бекс смеётся над Джей-Джеем, смешно говорит, что «любопытной Варваре на базаре нос оторвали» и щёлкает по носу, и ещё говорит, что он от подслушивания такой лопоухий, и зовёт «Большой Ух»*, а потом напевает дурацкую песню про медуз. Это их там какой-то казахский фольклор. Или русский, или пополам, Джей-Джей не понял…
— АЛТЫ-Ы-ЫН!!!
Орёт мистер Сальвадорка, и Бекс катит к нему на всех парах, берёт из его рук бутылку, пьёт быстрее — успеть попить, пока не началось. Джей-Джей близко оказывается совершенно случайно. Он же не виноват, что вот тут петлю делал, а.
— Я нашёл, кто тебе хореографию вправит. В Детройте.
Бекс даже поперхнулся, глядит испуганно.
— А вы?
— Что я? Я тренер твой. Она всё лето будет. Поработает немного с тобой, если понравишься.
— А если я не понравлюсь?
— Понравишься. — Мистер Сальвадорка жует ус. — Я с твоими родителями обсудил, когда контракт продлевал. Так что дело за тобой, согласен или нет.
— Как вы скажете, мистер Ноа.
— Своя голова должна быть, — ворчит мистер Сальвадорка, а затем начинает профилактически орать.
Джей-Джей постит селфи на фоне орущего мистера Сальвадорки и собирает лойсы.
К вечеру их уже за полтыщи.
Телефон пиликает сообщением.
otabek-altin:
«Я не приду до конца недели, комендант поймал с сигой. Мистер Ноа сказал, что хрена лысого я до лета из кампуса выйду».
Это карма.
Джей-Джей отвечает:
«Ох, нет, Бекс, вот ты лох! Как ты мог попасться, а? (￣ ￣|||)».
Отабек на подколы не реагирует:
«Даже каток на три дня запретил».
Бекса нужно поддержать, он расстроился наверное:
«Три дня?! ლ(¯ロ¯"ლ)
Ты не переживёшь!!! Всё, заказываю тебе чёртов гроб!!!!! Я всегда говорил, что мр. Сальвадорка — бешеный псих! (О _ о l|l)
О, на eBay скидки на гробы. ＼(￣~￣)
Куплю тебе чёрный с розовым! J(•~< J)».
И Джей-Джей прямо слышит тяжкий вздох.
otabek-altin:
«Можешь тетрадки в школу принести?»
***
Капля воды срывается с подбородка, скатывает по шее под ворот водолазки.
— Я бы хотел облизать тебя, — широко улыбается Джей-Джей.
Бекс давится водой, кашляет.
— Аккуратнее, Бекс, так можно утонуть… — обеспокоенно смотрит Джей-Джей, — в моей любви.
Он с удовольствием наблюдает, как краснеют кончики ушей.
Волосы насквозь мокрые, как и футболка — мистер Ноа гоняет его по катку, словно взбесился. Джей-Джей уже в кроссовках, и поэтому любуется смущённым Бексом снизу вверх. Они две недели вдвоём не оставались — мистер Сальвадорка повсюду, дышит Бексу в затылок и сам возит с катка в кампус. Джей-Джей тянется через ограждение, касается руки Бекса.
— Мой космический шаттл требует стыковки с твоим. Мне нужны мои эндорфины, Бекс, где мне их взять? — заявляет он и вкрадчиво добавляет: — А тебе нужны твои эндорфины? У меня есть парочка…
— МИСЬЁ АЛТЫН!!! — орёт мистер Сальвадорка через весь каток, и продолжает орать, пока Бекс в панике летит к нему: — Я понимаю, что у вас очень много дел! Но мисьё Леруа, в отличии от некоторых видов дерева, делает триксель, и это не с неба ему упало, поверьте! Такое случается с некоторыми фигуристами, которые тренируются вместо того, чтобы сосать сигаретки по углам! Вы, может, ещё покурить сходите, мисьё Алтын? Это, конечно, дело ваше, но тройной аксель не напрыгивается сам собой, и руки ваши деревянные сами не вылезут из задницы вдруг, как по волшебству!!!
Джей-Джей вздыхает и закрывает брошенную Бексом бутылку. Затем открывает снова, чтобы отпить.