Они так и видятся, почти каждый день на тренировках. Ходят вместе на каток и в школу. На тренировках не потрындеть, в раздевалке всё бегом-бегом, в школу не опоздать, в автобусе немножко обсуждают то да сё, на перемене Бекс носом в тетради и не видит ничего и никого. Раз или два в неделю Бекс приходит в гости, позаниматься и просто поболтать, совсем чуть-чуть. Если посмотреть, то ничего и не поменялось. Вот только Бекс рассматривает Джей-Джея и взглядом упирается в пол, если Джей-Джей его на этом рассматривании ловит. Ресницы у Бекса короткие, прямые и густые, как щётка. Когда Бекс взглядом упирается в пол, глаза у него как две изогнутые линии углём к вискам.

Бекс делает вид, что они с Джей-Джеем такие просто-приятели. И вообще не знакомы.

Джей-Джей не знает, как бы Бексу объяснить, что они встречаются. Он понимает в этом: встречался с девчонками два раза уже.

Встречания заключаются примерно в том, что Джей-Джей заглядывает девчонке в невероятно красивые глаза, а она хихикает его шуткам и приходит к нему на вечернюю тренировку, а потом они за руку идут до остановки. Ну целуются, конечно, люди же за этим и встречаются, а? Одной девчонке он даже носит рюкзак, потому что она просит. А через неделю та девчонка бросает его и говорит, что он самодовольный болван. Вторая не обзывается, но однажды уходит с катка с другой, которая таскается на тренировки какого-то хоккеиста. Обе больше не возвращаются на каток.

Джей-Джей и Бекс не целуются. Бекс не хихикает и свой рюкзак сам носит. Но он заглядывает Джей-Джею в глаза и иногда берёт его за руку, со словами: «О, пошли вот тут «срежем», — и тащит Джей-Джея через сугробы.

Джей-Джей всё шутит над Бексом, и про рост, и про акцент, только Бекс больше не дерётся,  максимум — толкнуть, или выдать пендаля, или послать с тем самым акцентом, одинаково рыкающем на всех языках.

— Бекс, тебе с такими узкими глазами норм видно?

И бровью не ведёт.

— Это у тебя глаза, на выкате. Не мёрзнут?

Джей-Джей не сдаётся, а Бекс, ну честное слово, подставляется сам:

— Не могу я понять этот passive voice…

— Слышу каждый раз, как ты говоришь.

— Что?

— Буду тебя так теперь называть: пассив войс.

— Я не понял.

— Ну, это игра слов: пассивный залог и голос пассива. Голос пассива, понял?

Только ноздри вздрогнули.

— Понял, что ты кусок говна.

Бекс сердито отворачивается.

Когда Бекс отворачивается, можно его порассматривать. Его пальцы, например.

Пальцы у Бекса длинные, идеально ровные. Совершенно ему не подходят. Светлые лунки в основании каждого коротко обрезанного ногтя.

Джей-Джей кладёт руку рядом с его рукой. Или коленом. Садится ближе.

Бекс убирает руку. Сводит колени. Отодвигается. С невозмутимым лицом и горящими кончиками ушей.

Они смотрят вместе подборку самых эпичных падений в фигурном катании, когда Бекс вдруг вскакивает, потому что забыл забрать из прачечной бельё, а значит, нужно бежать. Вспоминает как раз, когда Джей-Джей укладывает голову ему на плечо. Потом Бекс забывает дома тетрадку, забывает, что не зашёл в магазин, забывает, что что-то забывает, смотрит на дурацкие свои часы и ему непременно нужно уйти именно сейчас, с малиновыми ушами и севшим голосом.

Джей-Джей садится подальше и свои руки и длиннючие ноги держит уже при себе, это не просто, правда, куда их девать, если они вот такие, сами везде лезут, а?

Но с памятью у Бекса от этого лучше не становится.

Однажды он пролил на себя чай, взял у Джей-Джея толстовку и так и не вернул. Потом потерял карандаш, который одолжил у Джей-Джея, а потом у Джей-Джея пропал шампунь из ванной, и теперь Бекс, вот совпадение, иногда им пахнет.

Джей-Джей Бекса не провожает до двери. Бекс просто говорит: «До завтра», — и выходит из комнаты. Джей-Джей отвечает «Адьё», отмахиваясь рукой с растопыренными пальцами. Внизу Бекс кричит, перед тем, как захлопнуть за собой входную дверь. Хорошо кричит — чтобы было слышно на втором этаже, в детских Этьена и Ансо и на заднем дворе, где курит папа: «Оревуар миссис Натали, мисье Алан, Ансо, Этьен!» Навряд ли кто-то кроме семьи Леруа знает, что он орать вообще умеет, да ещё и так громко. Ему отвечают из разных концов дома: «Оревуар, Отабек!»

А Джей-Джей закусывает подушку, кончая в кулак.

«Это всё весна», — поясняет песня из радиоприёмника, и Джей-Джей согласен, хоть весна только началась и всё ещё в снегу.

Весна странное время года: всё летит, стремится к какому-то долгожданному финалу, всё на автомате, на надрыве, из последних сил. Дотянуть, дожать, дожить немножко, последний рывок вверх, сцепив зубы, докрутить все обороты, допрыгнуть до самого неба, до золотой медали, сияющей вместо солнца, потянуться, сжать руку, схватить, наконец-то схватить недосягаемое, только цель и ничего, кроме неё, нет…

В раздевалке цель отодвигается, освобождая немного места Бексу.

В раздевалке Бекс раздевается.

Снимает футболку одним движением, подхватывая за рукав подмышкой.

Штаны и трусы так, чтобы они не касались пола — смешно.

Носки очень аккуратно — чтобы не задеть, где больно. Больно везде — на ноги страшно глянуть.

Не палиться в раздевалке для Джей-Джея тот ещё квест, и становится гораздо сложнее, когда Бекс возвращается из Казани с золотом и довольным лицом.

Мистер Ноа поставил Бексу сложный каскад в конец программы. Это было дерзко, скучно, и это сработало.

— Читер, а, — хмыкает Джей-Джей, но Бекс равнодушно жмёт плечами, утыканными подростковой сыпью. Вытирает пот с лица снятой футболкой, стоит немного так, с закрытыми глазами.

Разноцветные синяки разливаются по телу бензиновыми разводами.

— Кубок России — это мощно, — авторитетно оценивает Джей-Джей. Сам-то он набрал уже юниорского золота и взрослой бронзы и по наградам был впереди всех во всём необъятном мире.

— В следующем году не выйдет так. Там уже Плисецкий, наверное, будет. — Бекс пихает одежду комом в сумку. — Но я в следующем сеяться на Россию не хочу. Просто в этот раз дома не было чемпионата.

— Что за Писецки? — Джей-Джей смотрит на фиолетовые растяжки на бедрах. — Ты что, ещё набрал?

— Не. Даже сбросил. — Бекс вытаскивает полотенце. — Мистер Ноа наорал и отправил в столовую и в зал. Но сказал в столовой не слишком увлекаться, не дай боженька, опять расти начну. О Плисецком ты ещё услышишь.

— Не ссы, не вырастешь больше — так и помрёшь коротышкой. А мистер Сальвадорка на тебя всегда орёт — это профилактика. — Джей-Джей отводит взгляд, чтобы не залипать больше на голого Бекса. — И что, ты не пойдёшь на Россию, потому что боишься этого Писецкого?

— Я не пойду на Россию, потому что Четыре Континента хочу и Азиатские.

— Неплохо, — Джей-Джей провожает глазами удаляющуюся голую жопу. Всё ещё совершенно обычную, как у всех. Но не совсем.

До чемпионата мира в Москве одна неделя, и чёртов мистер Сальвадорка, окрылённый успехом, разрешает Бексу четверной тулуп, со словами: «Если справишься, чурбанчик, — станешь настоящим мальчиком». Бекс валяется по льду, отыгрывая неваляшку, даже не думая о приличном выезде или красоте. Задача — вытащить любой ценой, хоть смешно, хоть нелепо, хоть на две ноги, хоть на жопу, но докрутить все. Или прицепить ещё двойной, если не выйдет.

Джей-Джей высокомерно хмыкает. Гармония, ритм, грация — идеально сбалансированная программа, вот то, к чему он стремится, о чём всегда и говорит.

— Включать сырые не отработанные элементы — глупо! В моих программах всегда только то, что я могу исполнить с закрытыми глазами, — поучает Джей-Джей, — знаешь, Бекс, золото не напрыгать пружинкой.

— Я должен попробовать варианты, — огрызаться, видимо нет сил, да что там — Бекс еле переставляет ноги. Он рассуждает: — Если не прыгну тулуп, то добавлю двойной к любому следующему прыжку, понимаешь? Ноа сказал, что так сойдется по очкам. И в короткой каскад во второй половине. Есть шансы.

— Если не прыгнешь? Зачем пробовать заведомо провальные решения? Это бессмыслица, а!

— У тебя есть стиль, Джей-Джей. Есть свой путь короля, который ты выбрал. Я ещё не нашёл свой. У меня ничего нет. Вращения у меня говно, и шаги тоже. Мне нужно пробовать всё, а мистер Ноа говорит, что у меня лёгкий прыжок. Что я в этом лучше других. — Бекс хмурится и решительно сверкает глазами. — Я лучше опозорюсь, чем упущу шанс.

Они наконец выходят на улицу и останавливаются, вдыхая морозец и выдыхая пар в темнеющее небо.

— Звучит глупо. Тебя опять подводит английский или ты отупел, когда сегодня в борт убрался? Лучше других он. — Джей-Джей хмыкает. — Я такой фиговый тулупчик в первом классе прыгал.

— Не свисти. — Бекс толкает в плечо и, наконец, улыбается.

— Алтын! — мистер Сальвадорка переступает с ноги на ногу у своей ржавой развалюхи. — Иди, подвезу до территории, а то не доволочешься же, погибнешь в сугробах. А мне слишком понравился золотой гонорар.

Бекс машет Джей-Джею рукой и хрупает снегом к мистеру Сальвадорке.

— Ты в медпункт ходил? — слышит Джей-Джей краем уха.

— Нет.

— Сходи в кампусе. Я скажу дежурной, чтобы проследила, и директрисе позвоню. Ты нам живой нужен, понял?.. Освобождение от уроков сделать?

— Нет, спасибо, мистер Ноа.

    На чемпионате Бекс с тулупа, конечно, наворачивается. Но всё докручивает, и прицепляет-таки двойной.

Джей-Джей своими ушами слышит, как мистер Сальвадорка говорит:

— Молодец, Алтын. Ты молодец, ты — настоящий! Будешь золотым, как твоя фамилия!

Бекс смотрит в пол и молчит. У него десятое место.

У Джей-Джея седьмое — блестящий результат! Особенно если метил не ниже четвёртого.

Больше крупных чемпионатов не будет.

Всё.

Время резко затормозило и теперь плывёт медленно, события блекнут, теряют важность. Завтра показательная и банкет, и наконец можно будет выспаться.

Сегодня можно погулять по Москве.

— Бекс, ты же три года тут прожил? Куда пойти гулять, а?

Джей-Джей и Бекс втягивают головы в плечи, пряча уши от продувающего до костей мартовского ветра.

Ни Джей-Джей, ни Бекс не торопятся обсудить свои провалы.

Конечно, с точки зрения здравого смысла войти в десятку — это никакой не провал. А для Бекса, нужно быть честными, — это успех, и ещё какой.

И вообще-то.

У него теперь путёвка на Зимние Олимпийские Игры для Казахстана, а значит, вместе поедут!

— Я не гулял. Я катался и ходил в школу.

— Пф. Я котаца и учица хор-рошо, — передразнивает Джей-Джей. Он, радостно хохоча, уворачивается от тычка в плечо, но получает ногой под зад.

— Всегда хотел в планетарий сходить, — говорит вдруг Бекс, глядя на карту в телефоне.

— Ну уж нет, зануда! Чёрта с два я потащусь в планетарий, а!

— Тут лазертаг рядом.

Если бы кто-то сказал Джей-Джею пару месяцев назад, что он попрется в лазертаг, откатав произвольную на чемпионате, он бы ржал дня два.

— Дьявол тебя задери, Бекс, мои ноги! Боже, мои ноги, я их не чувствую… А, нет, чувствую, они болят, как они болят! Я умру, Бекс, я умираю, запомни меня лучшим из лучших…

— Хватит ныть уже, было весело.

— Тебе? Ты продул всухую, Бекки-детка.

Они сидят, уставшие и замёрзшие под защитой стеклянной автобусной остановки, скрываясь от мелкого колючего снега, крутящегося в жёлтых воронках фонарного света. Родители Джей-Джея и мистер Ноа уже звонили с беспокойными вопросами. Их отпустили с грозными лицами, ненадолго и только потому, что Бекс ведь почти местный.

Кроме сморщенной бабуси в пуховом платке никто не спешит присесть — несколько тепло одетых людей топчутся в аквариуме, стараясь занять место рядом с краем, но так, чтобы остаться всё-таки под крышей, и то и дело высовывают любопытные носы, пытаясь заглянуть за поворот, как будто это может ускорить появление автобуса.

— В следующий раз тебя вздую!

— Попробуй вздуть меня на льду, попрыгун!

Бекс насупливается, и улыбка Джей-Джея становится виноватой на секунду, не больше.

— Что мистер Сальвадорка имел ввиду, когда говорил про твою фамилию?

Кофе, который Джей-Джей купил, чтобы согреться, остывает мгновенно. Приходиться поставить его на скамью, чтобы не холодил руки.

— А?

— Что будешь золотым, как твоя фамилия.

— А, это. Алтын означает «золото» на нашем языке.

— Ух ты. — Джей-Джей расплывается в улыбке и игриво подёргивает бровями. — Моя фамилия звучит как «король»! Но ты и так знаешь.

Бекс фыркает.

— Эй. — Джей-Джей толкает локтем в бок. — Я видел, как ты смотрел на меня сегодня. Я хорош, признай, а.

— У тебя идеальное чувство ритма. — Бекс говорит осторожно и немного краснеет, вероятно от мороза. — И ты делаешь все… élégamment *.

— Оу, Бекс, французский у тебя ужасный, но всё равно sexy.

А Бекс вдруг встаёт и нависает сверху.

— Можно тебя поцеловать, Джей-Джей? Или нет?

Джей-Джей от внезапности немеет. Слишком быстро. Слишком неожиданно. Он же так давно… а теперь ни слова не может, уставился, как баран, потому что, если пошутит, то хрен ему тогда, а не первый поцелуй… Лицо Бекса близко, и ещё немного, и пауза затянется. Джей-Джей хочет заорать «Да! Чёрт тебя побери, да! Наконец-то! Да, блядь, да, слава всем святым!», но вместо ответа дёргает Бекса за шарф, и целует сам холодные губы, скорее, пока тот не передумал.

Бекс замирает на секунду, а потом отвечает — тесно вталкивает обжигающе-горячий язык между губами, облизывает зубы и хватает за челюсть ледяными пальцами, раскрывая рот Джей-Джея быстрее, чем тот врубается, что целоваться они будут по-взрослому. Джей-Джею кажется, что все невольные свидетели задержали дыхание от того, что язык Бекса у него во рту. Сладкий, скользкий, настойчивый. И пусть клацнули зубы, и целоваться Бекс совсем не умеет, зато энтузиазма у него через край — сосётся за двоих, будто с цепи сорвался. Будто полгода этого хотел. Хотел?

Бекс крепко держит руками лицо, и всё, что Джей-Джей может сделать в своём положении, чтобы выразить радость, это застонать или вцепиться в затылок Бекса, притягивая к себе сильнее. Но стонать на остановке — это совсем уже пиздец. Хотя разве то, что один пацан отжирает половину лица другому под рваные русские комментарии какой-то, судя по голосу, женщины — это ещё не совсем пиздец? Рассудив так, Джей-Джей всё делает: и стонет, и за затылок к себе, запуская пальцы под капюшон, и ещё и за задницу хватает, потому что не воспользоваться тем, что руки две, просто грешно. Он на этих штанах только дыру взглядом не протёр еще, а тут такой случай. Джей-Джей лапает Бекса, опрокидывает чёртов картонный стакан, встаёт, чтобы не промочить штаны, разлившимся липким кофе, но губ не отпускает. Джей-Джей всё время дышать забывает, и, когда Бекс отстраняется, воздух в груди уже горит вместе с мыслями в голове. Женщина укоризненно повторяет одну и ту же фразу. Наверно злится из-за проклятого кофе, которым они насвинячили.

— Что она говорит? — спрашивает Джей-Джей, чтобы занять паузу.

— Говорит, что это не любовь, а блядство какое-то.

— Господь всемогущий, как она права. — Тянет обратно к себе, пока влажные губы не окоченели на морозе, и проводит взглядом их автобус, который увозит с собой женщину, которая права, куда-то далеко, где, возможно, теплее и точно нет этого блядства, а в кармане куртки требовательно жужжит и жужжит телефон, требуя немедленно явиться в гостиницу, иначе доверие будет потеряно надолго, безвозвратно, возможно, навсегда…

______________________________________

*élégamment — фр. элегантно