Золотой срез страниц отражает солнечный свет и будто светится или горит, как и крест на чёрной обложке. Легкий пепел сигареты лохмотьями опадает в пепельницу.
Стена холодит лопатки. Дым прозрачными змейками поднимается под потолок, хотя окно распахнуто настежь. Если родительская спальня не проветрится, то папа подумает, что это мама, а мама подумает, что это папа. Верняк.
Джей-Джей постоянно пропускает занятия из-за соревнований, но вот так по-правде прогулять — это с ним впервые. Он упал на утренней тренировке и сделал вид, что ему несколько хуже, чем на самом деле, а Бекс вызвался проводить домой. У Джей-Джея освобождение, а как Бекс объяснит пропуск — неизвестно, но Бекс говорит: «Забей», — и Джей-Джей забивает.
Лохмотья пепла падают в пепельницу, золотые страницы режут глаза.
— Мы не будем заниматься анальным сексом, — сообщение невпопад, но Бекс отвечает спокойно:
— Хорошо. — Припадает губами к пальцам Джей-Джея, к ядовитому фильтру. Затягивается дымом, не вдыхает, а сразу выпускает в раскрытые губы. Джей-Джей принимает густое горькое облако, а Бекс последовательно кусает его скулы, щёки и подбородок.
— Не хочешь знать почему?
— Мне достаточно твоего «нет». — Бекс бормочет неразборчиво и замирает с зубами на челюсти Джей-Джея. — Но ты хочешь рассказать?
— По законам Канады анальный секс запрещён до достижения совершеннолетия.
— Мне насрать. — Бекс спускается ниже, переходя на ключицы.
— На законы или на секс?
— На всё.
— Ты живёшь в Канаде, а значит, должен уважать законы страны, — поучает Джей-Джей и даёт Бексу затянуться сигаретой.
— А иначе что? Арестуете меня, глубокоуважаемый господин полицейский? — Бекс задирает футболку и обновляет потускневшие засосы, выпуская дым где-то по пути.
— Бляаадь. — Джей-Джей запрокидывает голову, и плавится по шершавым обоям. Он затягивается, чтобы закружило ещё сильнее, и втыкает окурок в пепельницу.
— Бекс? Ты можешь достать что-то кроме табака?
Бекс фыркает в живот.
— А как же законы матушки Канады?
— И что? Арестуешь меня, легавый? — Джей-Джей цепляет футболку за шею, выгибается красиво, закидывая руки за голову, пока широкая резинка с именитым принтом ползёт вниз, к коленям.
— Не волнуйся, — успокаивает Бекс, глядя снизу чёрными глазами, — я беру взятки.
***
Бекс въезжает в сезон тяжёлым танком. Джей-Джей влетает золотым бумерангом. Он находит наконец свою колею и снова собирает юниорские награды. Бекс уверенно занимает седьмые-шестые места и методично ищет эти способы свои побеждать, отвлекаясь только на Джей-Джея чуть-чуть.
— Что это?
— Это роза, Бекс, ты что тупой? — Джей-Джей заходит в комнату и скидывает обувь. — Красная, как моя любовь к тебе!
— Зачем это?
— Затем, что я хотел что-нибудь тебе подарить, Бекс, это нормально, люди так делают. — Джей-Джей Бекса заваливает на кровать, спихивает хрустящий под ними бардак руками и ногами. Ноутбук аккуратно на тумбочку. Суёт розу в нос. — Понюхай и скажи спасибо.
Бекс щекой отодвигает цветок, целует в лицо, куда дотягивается.
— Ты на проходной отмечался?
Джей-Джей шипит, когда жесткие пальцы задевают чёрные синяки. С нового компонента всё время на бок падает и предплечье об лёд сжёг от локтя до запястья.
— Неа. Получилось проскочить.
Бекс старается не трогать за бока и бёдра, и вообще сначала раздеться лучше. Джей-Джей смеётся над тем, какие они два подранка — больно, куда не ткни.
— Бекс, знаешь, как трахаются ёжики?
— Что?
— Очень осторожно, — хихикает Джей-Джей, — прям как мы.
Бекс улыбается и спрашивает:
— Останешься на ночь?
— Если в воду поставишь, — театрально вздыхает Джей-Джей, размахивая цветком.
— Поставлю, Жан.
Бекс стягивает с Джей-Джея одежду, грубовато, но Джей-Джей не против.
— Когда я покупал, флористка спросила, какие цветы любит моя девушка. Я сказал, — болтает Жан-Жак, пока Отабек раздевается, — что это парень, и что он обожает розы. Ты же обожаешь?.. — Джей-Джей зажимает между зубов жёсткий стебель, заигрывает бровями, принимая соблазнительную позу.
Но через секунду ему не до смеха — разложенный на кровати, сам как нежная розочка: цветёт от каждого прикосновения. Губы сохнут от резких вдохов, и чем громче Джей-Джей дышит, чем сильнее выгибается, тем больше забирает себе Бекс. Сгребает руками, тянет за волосы и вылизывает шею, как собака. Осознание, что зубы сомкнутся на горле в любой момент, гонит горячий адреналин по телу. Джей-Джей замирает в ожидании.
Бекс не жалеет — кусает сильно и больно. И сразу меняет темп, замедляется, закрывает глаза, слушает и фиксирует каждую реакцию тела, когда проходит по беззащитным местам, по всем болевым точкам: прикусывает мочку уха, щекочет дыханием ключицы, губами по чувствительным соскам, языком по ямке локтевого сгиба. Джей-Джей пальцами в подушку впивается, от предвкушения вздрагивает, когда Бекс обцеловывает колено, спускается ниже. Ладонью прижимает бёдра к кровати, вылизывает член, медленно подбираясь к головке, весь извозит в слюне, прежде чем взять за щёку.
Джей-Джей стонет, сжимает зубы, перекушенный стебель розы терпкий на вкус.
Джей-Джей запускает пальцы в волосы Бекса. Бекс глотает, впускает до горла. Ласкает мошонку и ниже, подсовывает ладонь под задницу и проводит большим пальцем между ягодиц. Джей-Джей только жалко всхлипывает, шире раздвигает ноги и царапает Бексу плечи. Пальцы трут скользкую от слюны промежность, гладят и придавливают анус, член Джей-Джея упирается в горячее тесное горло, немного проскальзывает глубже, так хочется дальше и больше всего, но рука крепко держит бедро — не даёт шевельнуться, головку обхватывает, сдавливает, и Джей-Джей кончает, даже не успев предупредить. Бекс заходится кашлем.
— Бекс, прости, я…
Сперма стекает из открытого рта Джей-Джею на живот, Бекс улыбается.
— Хорошо, что соседи свалили: ты такой громкий, вся общага на ушах.
— Ты сейчас тоже громкий будешь, — обещает Джей-Джей, но пока что даже шевельнуться не может.
***
— Бекс.
— А?
Они лежат в темноте, с монитора ноутбука транслируется фильм или какая-то лажа.
— Тебе нравятся девочки или только мальчики? Тебе бы хотелось потрогать женскую грудь? Интересно, какая она…
Бекс смотрит очень внимательно, жмёт плечами. Джей-Джей гладит Бекса кончиками пальцев через футболку.
— Не знаю. Мне никогда не нравилась какая-нибудь девушка. Ну. Кроме садика. В садике я во всех подряд влюблялся.
Джей-Джей хихикает.
— Но, если подумать, — размышляет Бекс, — мне и парни раньше не нравились тоже.
Так и говорит: «Не нравились». А теперь, видимо нравятся. А не нравились до какого момента?
— А что с Плисецким?
— Что с ним?
— Тот малыш, прокаты которого ты всё время смотришь. Юри. Он тебе нравится?
— Юрий. Я смотрю его программы, — осторожно соглашается Бекс.
Джей-Джей усмехается.
— Ты смотришь все прокаты этого мелюзги. Даже затрапезные соревнования за пластиковые медальки.
Джей-Джей ставит на паузу, находит в поисковике Плисецкого и запускает видео.
— Смотрю. Я за него болею.
— Вы катались вместе, ты говорил.
— Да, в Москве. В том лагере.
— Где ты был хуже всех?
— Да. Там был этот парень.
— Юри?
— Юрий. Юра.
— Юра.
— Он самый маленький был. Метр от пола, тщедушный — соплёй перешибёшь. Но сила у него внутри, знаешь.
На видео Плисецкий яростно летает по катку.
— Нельзя так кататься, — заключает Джей-Джей, — он сломается к взрослым. Сдастся, вот увидишь.
— Нет. Этот не сломается, сам увидишь. Ты не видел его глаза.
— Красивые?
— Не знаю. Я не думал в таком ключе.
— Красивые.
— Да нет же. Смотреть. Взгляд.
— Так ты в него влюбился?
— Мне было тринадцать лет. Когда мне нравился мальчик, я думал, что хочу дружить.
Джей-Джей хохочет и звонко чмокает в лоб.
— Боже, так ты на него запал!
— Он меня впечатлил. Я думал, что если такой маленький не сдаётся, если и он может, то почему не я? Ты бы видел его: хрупкий, тонкий, смотрит так, будто готов на всё, убьёт, умрёт, если надо. И ты смотришь и веришь: и убьёт, и умрёт. Что умирать будет, но не сдастся, вывезет на своём. А мне тогда так хотелось сдаться… — Бекс смотрит в монитор на прыгающую тонкокостную фигурку. — Я и теперь его вспоминаю, когда кажется, что сил уже нет. Помню глаза.
Когда хочет сдаться. Оказывается, даже суровые воины Казахстана иногда хотят сдаться. И у них кончаются силы. Когда у Бекса кончаются силы, он вспоминает тех, кто не сдаётся. Некоторых красивых мальчиков с глазами.
Джей-Джей сглатывает.
— Он красивый.
— Мы стояли у станка и… А-ра-беск! Э-ка-рте! — Бекс эти слова растянул, с какой-то чужой интонацией. — Он уже тогда был лучше меня, понимаешь? Они все были лучше. Но я на него смотрел и понимал, что мне ни за что не дотянуться до него. Что если я той же дорогой пойду, то проиграю Юрию Плисецкому. Продую всухую…
— Так ты его напугался?
— …я понял, — продолжает Бекс, как будто не слышит, — что когда мы встретимся, если я хочу его победить, то мне нужны другие способы. Что-то, чего нет у тех ребят. Нужно придумать другой способ. Что-то, что не сможет Плисецкий, я…
— Так ты его ненавидишь?
— …хочу быть с ним равным. Я думаю, мы очень похожи… как в зеркале воды, понимаешь меня?
— Похожи?! Ты шутишь?! Проверь зрение! — Джей-Джей снова смеётся. — Уж не думал, что ты на мелюзгу равняешься!.. Эй, не дуйся.
Джей-Джей снова гладит Бекса, перебирает пальцами, под футболку осторожно. От прикосновений к животу Бекс плавится моментально.
— За что ты меня любишь, Бекс?
Бекс смотрит вниз, на руку, дыхание задерживает.
Джей-Джей подсказывает:
— Красивый?
Бекс поднимает захмелевшие глаза.
— Любишь ты всё блестящее, а! — Джей-Джей щекочет пальцами по дорожке от пупка. — Хочешь со мной дружить?
— Джей-Джей…
— Бекс. — Джей-Джей забирается пальцами под резинку трусов. — А Ян красивый?
Бекс за запястье перехватывает.
— Джей-Джей, что, по твоему мнению, ты сейчас делаешь?
— Собираюсь потрахаться, а ты что подумал? — Джей-Джей целует в кончик носа.— Не хочешь?
Бекс толкает руку дальше и целует в губы.
Ян упирается рукой в стену над плечом Бекса. Смеётся. Принимает сигарету из его рук, касаясь пальцев. Руки у Яна огромные, грубые, с веснушками. Общего с руками Бекса только костяшки сбитые. Ян обхватывает губами фильтр, на котором только что были губы Бекса. Слизывает вкус. Наклоняется, берёт Бекса за тощее горло. За горло, потому что знает: от этого Бекс цепенеет, и становится всё можно.
Иржи поясняет Джей-Джею: «Таких Ян не бьёт, а ебёт».
Маленькая блондинка с саксофоном улыбается Бексу, он ей. Он ведёт её на свидание в парк — это так романтично. У неё рыжий песик, и в той сториз Бекс выглядит счастливым, когда чешет его за ушами.
Блондинка красивая, у неё руки маленькие, загорелые. Общего с руками Бекса только светлые лунки в основании ногтей. Она свои маленькие пальчики запускает Бексу под ворот свитера, щекочет ёжик волос на затылке, нажимает подушечками на позвонки, как на клавиши своего саксофона…
Джей-Джей понимает: «Ах, твоя фанатка».
Юрий Плисецкий смотрит из-под пшеничной чёлки зелёными, как осколки бутылочного стекла, глазищами. Красивыми и злыми. Бекс сквозь годы, через континенты тянет к его белым изящным пальцам свои руки. Сбитые, изрисованные венами, нетерпеливые, требовательные и такие чуткие, когда касаются тела… В этих двоих ничего общего нет!
Бекс смотрит в зелёную воду глаз, падает, тонет, режется о бутылочные стёкла: «Мы с тобой похожи, Юра».
Джей-Джей закуривает ещё одну. Выдыхает мысли с ядовитым дымом.
Он бы рассказал сейчас Бексу, как отлично прошла открытая тренировка и как он совершенно не волнуется перед завтрашним выступлением.
Бекс не снял трубку. Он на катке, Джей-Джей так, на всякий случай позвонил, вдруг что.
Вдруг Бекс соскучился и решил не идти на вечернюю, а ждать звонка.
Джей-Джей даже фыркает от собственной шутки.
Бекс не пропускает тренировки, он живёт льдом, отчаянно, увлечённо. У них настоящая любовь. Лёд держит Бекса лучше земли, лезвия коньков — крепче шипованных ботинок.
— Он такой один, — бормочет мистер Сальвадока, — смотри, Натали, каждое движение — диалог! Он говорит.
И мама соглашается. И папа соглашается тоже. Но мама добавляет:
— Его не поймут.
Сальвадорка даже отвечать не собирается на такие глупости.
Бекс ступает на каток и больше ничего не видит, кроме элементов и движений; ничего не слышит, кроме музыки и тренерских криков. Он всё сильнее и всё мощнее выглядит в танце. Чем лучше у Бекса выходит на льду, тем больше нужно Джей-Джею.
Он смотрит на идеальный тройной аксель, а после зажимает Бекса в раздевалке.
На катке не осталось ни одной подсобки, туалетной кабинки и угла, где бы они не потрахались.
— Жан…
Впитать в себя, ассимилировать? Растворить? Проглотить, вдохнуть, выжечь на сетчатке клеймом, татуировкой, шрамом. Записать эти стоны тихие, почти шёпотом, и крутить на повторе, особенно вот таки жалкие, просящие, когда на коленях стоит Джей-Джей, а умоляет Бекс, пленённый под трибунами. И как приятно дразнить его, останавливаться, чтобы бесился; продолжить быстро и с языком, чтобы обалдел, чтобы всё забыл, чтобы он там наконец с ума сошёл. В глаза смотреть, чтобы смущался. Открыть рот, чтобы видел, как спускает на язык. Сохранить за щекой, доводя себя до разрядки, чтобы вернуть в длинном поцелуе. Бекс забирает всё, вылизывает рот, сплёвывает на пол.
— Блядь. Блядь, Джей-Джей…
Джей-Джей упирается лбом в стену, щека к щеке.
— Прости, я кончил тебе на коньки. И у меня всё ещё стоит.
— Каток странно на тебя влияет.
— Да, — соглашается Джей-Джей, — каток.
Он усмехается в плечо и отодвигает руки Бекса от своей расстёгнутой ширинки.
— Оставь. Идём, ботинки нужно отмыть, пока не присохло. В туалете передёрну.
И Бекса даже за руку не нужно — сам идет следом, как на магните. Покорно, как телёнок на верёвочке. Хоть на выпас, хоть на убой.
***
— Бекс.
— А?
— Мы же ничего не видим за катком. Что мы упускаем? Как это будет, когда мы поймём?
— Я не знаю. — Бекс отстраненно мучает гитару.
— Играешь очень хреново.
— Бросил, потому что не осталось времени. — Пальцы нащупывают совсем простую лирическую мелодию и все равно ошибаются.
Джей-Джей глаз от этих пальцев отвести не может. Разве что перевести взгляд на голубые вены на тыльной стороне ладони и, невольно, на безвкусные часы. Они тихо тикают не в такт. Нужно бы их сломать нечаянно.
— А ты никогда не хотел заниматься музыкой?
— Очень хотел. — Бекс слишком увлекается струнами и лицо становится сосредоточенным. — Всегда.
— Бекс, так ведь нельзя. Нельзя всё в катание, так пройдёт жизнь! Что будет, когда спорт кончится? Ничего же не останется, а.
— Когда спорт кончится, у меня есть столько планов, что не хватит и трёх жизней.
Джей-Джей забирает гитару, чтобы показать, как надо.
***
— Жан.
— Да?
Пальцы Бекса мягко перебирают отросшие волосы, долго обводят татуировку на плече, пересчитывают родинки на спине…
— Что, Бекс?
— Ничего. Не знаю такие слова.
Жан-Жак протягивает телефон:
— Пиши по-русски.
— Забей.
***
— Бекс?
— А?
Покрывало синее, звёзды на нём белые.
Мысли плавают рыбками в круглом аквариуме, где вместо воды запахи. Бекс сладковато пахнет катком и марихуаной.
— Ты где витаешь?
— Да тут я, с тобой. Всегда.
***
— Жан?
— Что?
— Мне пора.
***
Близость Гран-При будоражит кровь. Джей-Джей настроен побеждать. Как бы он не ворчал на миз Салливан, она была с ним этим летом, когда он возвращал высоту прыжка, и требовала толкаться сильнее, пока Джей-Джей не падал на лёд, чуть не плача от злости на эту чёртову суку!
— Чёртова сука в гроб меня уложит, а!
— У тебя выросла сила толчка, — отвечает Бекс.
Бекс усложняет программы. Весь в поиске новых движений. Бросает курить, на учёбу совсем забивает, только читает про фигуристов и смотрит фигуристов. Он после третьей на день тренировки еле ползает, у него вагоны идей и какие-то небывалые придумки одна за одной. Он полностью слился с музыкой и катком, и своими блестяшками на костюме. У него печёт и горит под хвостом, он больше никакая не вода. А если и да, то горный поток, ревущий, на скорости размазывающий о камни всё, что в него попадёт. Он — локомотив, и никто не может его сбить с рельс, даже мистер Ноа, на которого Бекс разве что не молится. Наверное, и фотку в кошельке носит.
На идеи Бекса мистер Ноа плюёт, встряхивает руками: «Это не работает. Это для тех, кому нечего больше показать, а у тебя есть! Иди и покажи всем то, что у тебя есть, и заставь их уже уважать себя!» Бекс отворачивается, поджимает губы, подыхает на тренировках, трахается с Джей-Джеем в туалете.
— Этот работает, — говорит он, глядя в забрызганное зеркало, смывая мыльную пену с рук, — просто мне не хватает свободы. Нужно больше нового пробовать. Другого. Он мне не даёт расти.
Джей-Джей устало облокотившись на стену, смотрит, как Бекс полощет рот. Он хочет поддержать, но согласен с мистером Сальвадоркой, поэтому молчит и улыбается, как ему кажется, ободряюще.
Бекс сплёвывает в раковину.
— Я могу больше! Мне есть, что сказать! Нужно больше свободы, понимаешь? Мало свободы, нет роста. Мне нужно расти быстрее, идти дальше! Нужны совсем новые способы. Я так не расту. Я всё что мог взял.
Улыбка Джей-Джея парализована — уголки губ даже не дрожат, когда Бекс оборачивается, смотрит решительно в глаза и будто в воду ныряет.
— Я разрываю контракт.
Как бесконечное падение в пропасть. Как что-то, о чём давно знаешь, но упорно делаешь вид, что этого не существует, пока оно не бьёт тебя под дых и не посылает на корявом английском.
— Как давно решил?
— В Детройте. Но у меня были сомнения. Не был уверен.
Джей-Джей вовсе не собирался хлопать дверью. Оно само так.