Сидя на небольшом участке твёрдой земли, я медленно отходил от произошедшего. Ночь была бурной, и она ещё не закончилась. Буквально в нескольких метрах от меня в неглубокой воде таился один из опаснейших болотных покемонов — груторл — и выжидал неосторожную добычу. Если начну дёргаться сейчас, этой добычей стану я сам. Впрочем, пока я не дёргаюсь, это не важно. Важно то, что я совершенно не готов к переходу по болотам.

     Когда я убегал от лайкунов и старой ведьмы, я шёл по карте покедекса. И, согласно карте, болота здесь быть не должно. Судя по всему, за то время, что данные покедекса не обновлялись, болота расширились благодаря Груторлам и Монторлам. Нечего говорить и о других болотных покемонах, готовых занять новое пространство. Вообще на болотах много кого можно встретить, и эти встречи для меня нежелательны.

     Не, а вы бы хотели столкнуться на ночном болоте с метровыми комарами-москиллами? Или полутораметровым хищным покемоном-растением — лопышем? Или, может, вы любите змей вроде эрбоков, экансов и оползов с гюрзарами? Нет? А может, ловите кайф от ароматов глума и вилплюма? Снова нет? Вот и я не горю желанием с ними связываться, особенно посреди ночи.

     Ночь вообще опасное время, а потому, укутавшись в спальник и закинувшись таблетками от простуды, обработавшись отпугивающим москиллов препаратом, я сел, наконец, отдыхать. Не спать. Нет. Именно отдыхать. Спать на болоте, полном опасностей, ночью? Нет, спасибо.

     Вишню я обтёр превратившейся в тряпку майкой и укутал в запасной свитер. Чармандеры и их эволюции очень уязвимы к простудным заболеваниям, и ей никак нельзя мёрзнуть. Особенно на сыром болоте. Я загнал её было в покебол, но она почти сразу вышла оттуда, дав понять, что сидеть там она не собирается. Что ж… Остаётся лишь надеяться, что толстый свитер, в котором чармандерка буквально тонула, спасёт её от воспаления лёгких.

     Кончик хвоста она послушно держала снаружи, чтобы не поджечь одежду, за что я был ей искренне благодарен: это был мой единственный свитер. Грязную майку я подвесил на сухое дерево — единственное на этом островке, к утру грязь пообсохнет… Наверное.

     По болотам стелился туман. В неверном свете убывающей луны он казался почти живым. На болоте достаточно звуков: вот едва слышное гудение москиллов, пролетевших мимо, бульканье густой жижи в топях, густые тягучие стоны, которые издают маки и грайверы, продолжительный истеричный писк попавшегося в лианы танжелы, или тангроу, мелкого покемона; иногда кажется, что болото дышит, — это где-то поднимаются пузыри газа. Застывший воздух и густой ползущий туман и вовсе создают нереальное и жуткое ощущение. А ещё он довольно прилично искажает звуки, и вот ты уже не можешь понять: это болото само по себе так булькает, или к тебе подбирается грайвер. Нам предстоит пересидеть здесь до утра, а с рассветом мы уже двинемся в путь. Остаётся надеяться, что не последний.

     Нервничающая Вишня попросилась на руки, и я невольно усмехнулся, прижимая её к себе в спальнике. Мог ли я подумать когда-либо, что буду вместе со слепым чармандером торчать на ночном болоте и радоваться жизни? Мог ли я подумать, что эта маленькая крокозяброчка так западёт мне в душу, что я почти полюблю её? Думать об этом не хотелось. Больше всего я боялся привязаться. Привязаться, полюбить, прикипеть душой и… потерять. Я пытался запретить себе какие-либо чувства к покемонам. Но… Всё же теплые чувства к ней у меня зародились. Думать об этом сейчас… Нет. Лучше о подобном вообще не размышлять. Она лишь покемон, всего лишь животное. Одно из многих. Вот только она доверчиво жалась ко мне в поисках защиты и тепла… А я не мог удержаться и не обнять, не погладить.

     В тумане немногочисленные мёртвые деревья казались уродливыми карикатурами на самих себя. Большинство из них мертво, и торчали лишь похожие на оголённые скелеты ветки, а то и вовсе голые переломанные стволы, но были и ещё борющиеся за выживание… На них даже было немного листков — хиленьких и больных, но они были. Сейчас, не распалённый боем и преследованием, я мог только поражаться собственной везучести, от которой у меня до сих пор мурашки по позвоночнику бежали.

     А ведь вместо неглубокой поймы я мог влететь в трясину, меня мог убить груторл, да мало ли способов угробиться, особенно при прыжке в неизвестность… Дурак малолетний. Мозги надо было включать, а я нёсся как угорелый, шкуру спасал. И ведь спасся. Везунчик.

     Сейчас я даже в тумане легко мог опознать затаившегося покемона по деревцам на его голове: они единственные были густо покрыты листвой… Зелёной, здоровой, сочной листвой. Вообще учёные до сих пор не могут определиться, кто такой груторл. Это земляной покемон в симбиозе с растением, или это растительный покемон, использующий землю и камни как броню для уязвимых корней. Мне как-то довелось на радио послушать дискуссию нескольких важных ученых по поводу, кто же такой всё-таки груторл… Забавно, что к единому мнению они так и не пришли.

     Впервые я, наверное, был так рад простуде. Стоило только начать задрёмывать, как сразу же начинали течь сопли, хотелось чихнуть или покашлять. Правда, мне ещё удавалось делать это про себя — шуметь на болотах не хотелось. Ссыкотно мне было издавать звуки на болотах.

     Где-то недалеко кто-то квакнул. И почти сразу квак прервался сочным чавканьем того, кто этого квакальщика схарчил. Вот так чихнёшь неосмотрительно, а тобой и закусят. Я (так, по секрету) вообще болот побаивался. Отец больно любил страшилки про них рассказывать… Правда, с его чувством юмора это могли быть «детские» версии его приключений. А мне уже страшно, и если это так, то что было на самом деле.

     Болото заставляло дёргаться от любого шума или движения, и приходилось прикладывать усилия, чтобы держать себя в руках. А ещё оно навевало мысли — тяжёлые, мрачные, тоскливые.

     Глядя в небо, где за туманом тускло виднелась луна, я вспоминал: отца, мать, своё детство, школу, но всё же по большей части мысли возвращались к отцу.

     Он не был приятным человеком — скорее, наоборот: мерзкий нрав, любовь к жестоким и опасным шуткам, мстительность и коварство, эгоизм, любовь делать гадости и чудовищная гордыня совместно с тяжёлыми кулаками и ярым трудоголизмом. Таким его видели те, кто его не знал. У него было очень жёсткое разделение на свой-чужой. Чужаки сталкивались с его тёмной стороной, ненавидели и боялись его. А для своих… Для своих он был совсем другим: язвительный, саркастичный шутник, жестоко мстящий за любые обиды в сторону семьи, своих редких друзей и покемонов. Он был заботливым. Я помню, как в детстве он мазал мне разбитые коленки йодом и говорил, что всё пройдёт. Сильные руки, способные согнуть лом, могли быть удивительно нежными и ласковыми… Он всегда был готов поделиться своими знаниями со мной. Пожалуй, он был лучшим отцом, которого я мог желать. До того дня…

     Задумавшись, я неловко повернулся и, мгновенно похолодев, замер. Вокруг моей ноги что-то обвилось. Что-то холодное склизкое и мокрое… М-м-а-а-а-а… Главное — не паниковать… Не паниковать… А БЛЯТЬ!

     Моя попытка отползти закончилась тем, что оно только туже обвилось вокруг моей ноги, и я не выдержал.

     — АААААА! — мой вопль, казалось, долетел даже до луны и перекрыл все другие звуки, заставив болото на несколько секунд полностью затихнуть. Подскочив, я начал изо всех сил отбиваться и извиваться, пытаясь выбраться из хватки диковинного монстра, но, казалось, он опутывал меня всё сильнее и сильнее. От паники я даже начал задыхаться. Вместе со мной запаниковала и заорала Вишня: её перепуганное «ЧААААР» и завернувшийся огненный водоворот внесли ещё большую панику. Казалось, хуже уже быть не могло…

     Хлобысь!

     От удара о землю у меня выбило из лёгких весь воздух, и мне понадобилось несколько драгоценных секунд, чтобы вновь научиться дышать. Приподнявшись, я с ошалением разглядывал мощное, похожее на корень щупальце груторла, который и вытряхнул меня из спального мешка, где я умудрился спросонок запутаться и напугаться. Мокрый мешок был швырнут мне в лицо, а груторл так посмотрел на меня своими светящимися зеленовато-голубыми глазами, что, будь он человеком, наверное, у виска бы покрутил… И с вздохом вновь погрузился под воду, медленно переползая на другое место. Мне с трясущейся Вишней только и оставалось, что рухнуть на мокрую землю, пытаясь прийти в себя. Ебать… что это сейчас было?!

     Рассвет я встретил издёрганным и злобным. Вишня тоже была готова пульнуть раскалёнными углями в любого, кто сдуру попадётся нам под руку. Кое-как отряхнув спальник, ставший причиной моей ночной паники, и убрав его в вещмешок, я сунул Вишне пожевать пучок лечебной травы в качестве профилактики простуды; хотя, если честно, я не очень верил, что это поможет, если она всё же простыла, но вдруг. Мало ли прокатит. Несмотря на её вялые протесты, я всё же загнал её в покебол, зато призвал иви. Корн, успевший отдохнуть от вчерашнего ночного боя, болоту был не рад. Впрочем, у него по утрам всегда было плохое настроение. Особенно — когда было нечего жрать. Но сейчас мне нужен был его острый нюх.

     Корн выразил своё недовольство, но всё же был вынужден признать, что деваться некуда. И я, вооружившись кривым, насквозь прогнившим стволом тоненького невысокого деревца, направился в путь.

     В стареньких ботинках нещадно хлюпало, быстро отсыревшая одежда липла к телу, из носа текли сопли, и меня нещадно морозило. Простуда брала своё, и сил оставалось не так уж и много. Единственное, на что оставалось надеяться: что я не совершу глупых ошибок и не сгину в этом грёбаном болоте.

     Всё чаще я был вынужден останавливаться на островках, чтобы передохнуть, всё меньше было сил, чтобы после отдыха идти дальше. Всё хуже и хуже я себя чувствовал. Еды не стало на третий день, воды — на четвёртый. Разводить костёр на болоте не из чего, да и нельзя: болотный пожар — это последнее, о чём я сейчас мечтал.

     В какой-то момент я просто упал и не смог подняться. Сил действительно не было, казалось, даже потерял сознание. Корн привёл меня в себя, облизывая лицо. Тогда я понял, что ещё немного — и будет конец. В покедексе на просьбу о помощи никто не откликнулся — сейчас не сезон лазить по болотам. На сайте рейнджеров, которым я написал первым болотным утром, всё так же висела ошибка. А отправить на поиски рейнджеров, кроме Корна, мне просто было некого. Но и мне Корн был нужен, чтобы не влететь в трясину. Использовать Вишню не получится: она не видела, и нюх у неё пока что хуже, чем у иви. Бидрилл сейчас полностью недееспособен, отходняк от стимуляторов может его убить. А больше и вправду некого.

     Сам Корн уже забыл о собственной брезгливости и теперь был покрыт толстой коркой грязи и тины. Он оказался тем ещё трудоголиком. Его дотошность и аккуратность, а также внимательность оказались в болоте незаменимы. Под ночь он падал без задних лап, выкладываясь полностью, и я загонял его в покебол.

     Если в первые пару ночей я боялся спать, то после уже не парился и просто дремал, укутавшись в отцовскую толстовку. Раскладывать спальник не хотелось: мало ли что может случиться.

     А всё же, вопреки устоявшемуся мнению, что болота безжизненны, это было совсем не так. Небо тут плотно оккупировали янмы и янмеги, а также можно было наткнуться на либеллет и бурдобага. Янма и её эволюция янмега походили на гигантских стрекоз: быстрые, лёгкие, стремительные, мало агрессивные к людям. Зато либеллет и бурдобаг были более странными как внешне, так и поведением. И если либеллет был, скорее, пуглив и охотился на мелкую дичь вроде молоденьких янм или илполей, то бурдобаг, достигая двух с половиной метров в длину, был крайне агрессивен ко всем, кого мог поймать. А мощные, похожие на косы лапы с жутковатыми шипами были отличным оружием. К моему счастью, ни янмега, достигающий двух метров, ни бурдобаг со своими лапами-косами и мощными челюстями не встречались постоянно: слишком редки эти эволюции, очень уж сложные нужны условия для них.

     Но мне повезло, и я смог наблюдать охоту бурдобага на крайне раздражённую янмегу. Красивое было зрелище. Будучи более быстрой, янмега прекрасно справлялась, но и бурдобаг был великолепен в своей неторопливой настойчивости. Лишь на первый взгляд его поведение казалось неторопливым и ленивым. Его контратаки были так быстры, что нападающая янмега замечала их уже после свершения. В конце концов он её, израненную и измотанную, и убил одной мгновенной атакой.

     Всё же как похожи и как различны эти два вида, господствующие в небе над болотом. Сверхбыстрая, ловкая, требующая постоянной подпитки и быстро без неё слабеющая янмега и более медленный, но неутомимый, выносливый и терпеливый бурдобаг, побеждающий за счёт своей мощи и того, что чрезвычайно вынослив.

     Также мне довелось увидеть болотного венузавра. Громадная махина с венериной мухоловкой на спине лениво пережёвывала все, что попадало ей в пасть: водоросли, водяные лилии, тину, маленькие деревца, чахлые кустики и нерасторопных покемонов, не успевших убраться подальше. Сунулся было в трясину, где ярко зеленели кустики груторла, но почти сразу огрёб корнем-лианой и предпочёл отступить.

     Сколько раз за эти чёртовы пять дней мне приходилось лежать мордой в мутной жиже, чтобы избежать обнаружения. Сколько раз приходилось прыжками уходить по едва изученному иви маршруту, чтобы избежать хищников… А сколько интересного мне удалось вопреки всему собрать: болотные лечебные травы и ягоды, образцы светящегося мха, такого красивого, мягкого и густого, что его зачастую используют в текстильной промышленности, а самая важная и дорогая находка — ещё не проросшее семечко беллспраута.

     Получил я его абсолютно случайно и прошёл бы мимо, если б иви не заинтересовался и не принёс его мне. Маленькая, не до конца оформившаяся головка, оплетённая тонюсенькими, словно ниточки, корнями, — уже не яйцо, но ещё и не беллспраут. Сейчас для них не сезон: слишком холодно — весна всё же. Я не стал сомневаться и убрал его в сумку, старательно завернув во влажную салфетку, чтобы не высох и не погиб.

     Впрочем, это было на третий день. Тогда я ещё не настолько устал и ещё интересовался тем, что вокруг. Всё, на что меня теперь хватало, — это хотя бы смотреть, куда наступаю, хотя даже это удавалось всё хуже и хуже. Из-за слёз и температуры в глазах двоилось и предметы потеряли свою четкость, став мутными и размытыми. Возможно, чувствуй я себя лучше, смог бы заметить топкое место и обойти, но я не увидел, а в следующий момент провалился по колено в густую зелёную от мха жидкость.

     Чем больше я пытался выбраться, тем глубже меня засасывало… Иви по толстому моховому ковру бегал туда-сюда, а подо мной он проваливался. Поначалу была паника, и я заметался. Но, когда ушёл в топь до середины бедра, понял, что это жопа. Именно сейчас на меня смотрела смерть. Мне потребовалось почти десять минут, прежде чем удалось успокоиться и справиться с паникой. Двигаться было противопоказано. Стоило только начать движение, да даже махать руками, как начинало засасывать чуть быстрее, а потому я, успокоившись с помощью дыхательной гимнастики, заставил себя серьёзно подумать над ситуацией.

     Двигаться нельзя — засосёт, выбраться самостоятельно не могу, просить помощи не у кого. Единственный, кто у меня есть, — паникующий Корн. И теперь следовало придумать, как использовать его на полную катушку.

     Стараясь двигаться как можно медленнее и плавнее, я снял с плеча вещмешок и отбросил его в сторону. После чего отправил в сеть автонабором сообщение «SOS» и включил аварийный маячок на случай, если кто-то всё же откликнется. Отцепленные от пояса покеболы я отбросил в сторону. Теперь, даже если я утону, у моих покемонов будет возможность выжить. Оставалось самое сложное…

     — Корн, — альбинос, не понимающий, что происходило, в силу возраста, но догадавшийся, что что-то случилось, пытливо заглянул мне в лицо своими рубиновыми глазами. Он выглядел сильно встревоженным и нервным. Оставалось надеяться, что это не помешает ему выполнить мой приказ. — Подойди сюда, мне нужна твоя помощь. Мне нужна помощь. Мне очень нужна помощь человека, понимаешь? Позови ко мне человека, рейнджера, у них база к югу отсюда, это такие ребята, которые носят красные куртки и патрулируют территории. Приведи их ко мне. Сейчас. Вот, возьми свой покебол, так ты не будешь ограничен дальностью. Поторопись… Пожалуйста.

     Уменьшенный покебол, обмотанный шнурком из толстовки, удалось одеть на шею иви как ошейник. Теперь он сможет уйти и будет в безопасности даже от других тренеров.

     Иви долго не хотел уходить: он то отбегал на десяток метров, то возвращался, но, видя, что его прогоняют, снова убегал. Мне пришлось на него даже прирявкнуть, чтобы он убежал.

     Через несколько часов я перестал чувствовать ноги, а слабость была такая, что с трудом удавалось сбрасывать с себя сонное оцепенение. К ночи сильно похолодало и снова потёк туман, после сменившийся холодным дождём, а я к тому времени опустился уже по грудь. В какой-то момент усталость и болезнь взяли своё, и я погрузился в полубессознательное состояние, продолжая упрямо против собственных сил удерживать онемевшие руки над головой. Когда моё забытье перешло в полноценный обморок, я уже не знал…