В минуты самого черного отчаяния Сюэ Ян приставляет к горлу Цзянцзай, пытаясь ощутить, каково это было. «Если я сделаю то же самое, простишь ли ты меня?» — вопрошает он и опускает меч, прекрасно понимая, что нет. Он не хочет умирать, не хочет жить — как будто бы уже ничего и не хочет, как будто делается «пустым» для истинного дао.

Все эти годы Сюэ Ян каждую ночь ложится рядом, удерживая мертвое тело невредимым и готовым для возрождения. Каждый вечер он засыпает, обнимая его. Каждое утро открывает глаза, надеясь, что Сяо Синчэнь пошевелится и в возмущении отпихнет его. О том, чтобы тот положил голову ему на плечо или обнял в ответ, как прежде, Сюэ Ян не может и мечтать. Иногда он позволяет себе раскрыть на нем одежду, прикоснуться к холодной груди и провести ладонью вниз. Реже он поднимает полы его одежд и легонько касается пальцами окоченевшего тела. Обычно бедра мертвеца тесно сжаты, и Сюэ Яну приходится прикладывать усилия, чтобы развести их — словно бы и после смерти тот не потерял стыдливости.

Теперь-то Сяо Синчэнь не стал бы ни отговаривать его, ни звать Сун Ланя, тем более что лютому мертвецу Сюэ Ян сам может приказать понаблюдать. Каждую ночь он задумывается, стоит ли ему осуществить свое самое гнусное намерение и овладеть Сяо Синчэнем? Надругаться, осквернить, лишить остатков достоинства даже мертвого? Проделать все то же самое с телом, что он сделал с душой? Вполне в его духе. Жил когда-то обычный парень в похоронном доме, ходил за снедью и препирался с малявкой, жил да умер, а у него, Сюэ Яна, нет ни чести, ни стыда — ничего, что могло бы удержать его от подобной мерзости.

Но что-то все же удерживало.

Чаще всего Сюэ Ян думает о том, как ляжет с ним и заснет — а наутро не проснется. Так бы им и остаться, истлеть, наконец, чтобы не было видно лиц — тогда спустя годы их найдут и решат, что это неразлучные влюбленные, которые, должно быть, жили долго и счастливо и умерли в один день.

Но в городе И нет больше никаких лишних людей, ни одного нежелательного и укоризненного взгляда. Все близлежащие поселения вырезаны. Остались только они вдвоем.

Впрочем, где-то бродит призрак Слепышки, но теперь та ослепла по-настоящему, да и рассказать никому ничего не сможет. Сун Лань же стал диво как послушен. Только глаза Сяо Синчэня, которыми он так беззастенчиво и безо всякого на то права взирает на мир, иногда хочется вырвать.

Этот мир не заслуживает того, чтобы на него смотрели глазами Сяо Синчэня.

Когда все кончается, Сюэ Ян теряет сознание медленно. Из плеча его сочится кровь, но переживает он не из-за близкой смерти. Его самый большой страх — другой, и он все-таки сбылся: в руках у врагов осталось то, чем он дорожил больше всего — душа Сяо Синчэня. Сюэ Ян не хочет уходить в небытие вот так — с осознанием потери и поражения.

Он был бы рад насмерть схватиться с Сяо Синчэнем, чтобы тот собственноручно убил его — такая смерть подошла бы кошмару мира заклинателей. А может, ему просто хочется, чтобы последним, что он увидит в жизни, был даочжан Сяо.

Перед глазами у него туман, такой, как в городе И, густой и непроглядный. Но голос, беседующий с ним, слышен отчетливо.

«Теперь я и в самом деле тебя вижу».

Тьма обволакивает Сюэ Яна, оставляя где-то в вышине проблеск мягкого света, словно яркая луна выходит в ночь в одиночестве.

«Ты же ненавидел Сюэ Яна», — недоумевает Чэнмэй.

«А тебя я прощаю», — отвечают ему.

И Сюэ Ян умирает с легким сердцем.