Проходит немало дней, прежде чем Сюэ Яну удается вновь заставить Сяо Синчэня говорить с ним о том, что случилось, и о том, что им теперь делать дальше. Еще больше — прежде чем даочжан соглашается покидать свой гроб, как только Слепышка уснет, и перебираться к нему на кровать. Немалого времени требует и то, чтобы Сяо Синчэнь наконец разрешил обнимать себя перед сном.

Как правило, даочжан засыпает быстро. В этот раз он тоже мирно дремлет с рукой Сюэ Яна поперек своей груди. Но Сюэ Яну этого уже мало: когда рядом лежит его заклятый враг, сон к нему не идет. Сюэ Ян придвигается еще ближе — и не пытается бороться с искушением отодвинуть края одежд слепца. Сяо Синчэнь в полудреме не замечает или не хочет замечать, как его начинают лапать.

Сюэ Ян нависает над ним, просунув колено между ног, склоняется к его лицу и шее, принимается оставлять там алеющие пятна — следы своего присутствия на его теле и, как он надеется, в душе. Чтобы доказать, что Сяо Синчэнь — никакой не идеальный, что его так же легко замарать, как не единожды был замаран сам Сюэ Ян Что Сяо Синчэнь ничем не отличается от него, кровопийцы. «Мы же давно вместе живем и вместе убиваем, — думает он. — Мы оба — чудовища». В этот миг его посещает острое чувство единения: все, что он делает, — правильно как никогда.

Сяо Синчэнь дрожит и шумно вздыхает, постепенно выходя из сна, и Сюэ Ян ловит эти вздохи губами. Он хочет заставить его стонать, в идеале — чтобы малышка А-Цин пробудилась и слышала все от начала до конца. Пусть знает, в какой грязи измажет ее драгоценного гэгэ пройдоха, которого она терпеть не может.

Он гладит даочжана по обнаженной коже, руки его постепенно тянутся ниже, и наконец с губ Синчэня срывается имя:

— ...Сун Лань?

Сюэ Ян замирает, нависнув над ним. «Это еще что? — думает он. — Опять он?»

Он колеблется: у него почти получилось, но раз даочжан в забытьи представляет своего потерянного друга — сохранить ли для него эту иллюзию? Но тогда он, чего доброго, решит, что ему все приснилось, а этого Сюэ Яну совсем не хочется.

— Я не он, — все же напоминает Сюэ Ян. — Забудь про всех! — и встряхивает Синчэня за плечи гораздо сильнее, чем предполагал.

Сяо Синчэнь приходит в замешательство — словно спускается с небес на землю. Окончательно просыпается — судя по тому, как робко пытается вывернуться из-под Сюэ Яна, хоть и не отталкивает:

— Тогда как же мне тебя называть? Ты так и не сказал, как тебя зовут.

— Какая разница? — возмущенно рычит Сюэ Ян.

— Прямо так и зовут? — чуть слышно смеется Синчэнь.

— Я не он, — с неохотой выговаривает Сюэ Ян, речь дается ему тяжело. — Не тот человек, которого ты зовешь.

Он вновь целует шею заклинателя, ключицы и грудь. Опускает руку к его паху, пытаясь поскорее начать то, чего хотел с самого начала, но Сяо Синчэнь перехватывает его запястье:

— Тогда остановись.

— Но мы уже начали.

— И что?

— Как что? Я хочу тебя.

— Но не сейчас же…

«Это все еще бесчестно по отношению к Сун Ланю, да и в целом неправильно», — слышится Сюэ Яну. Он не умеет ни успокаивать, ни убеждать, поэтому идет напролом:

— Чего еще ждать? Если ты не хочешь, мне что, брать тебя силой?

Его заклятый враг — с уже раздвинутыми ногами, открытый и беззащитный, умоляющий не подвергать его этому позору... «Любопытно послушать, как бы ты молил меня пощадить тебя». Сюэ Ян представляет это и распаляется еще сильнее.

Но Сяо Синчэнь только улыбается:

— Ты бы так не сделал.

— Почему же?

— Такие, как ты, так не поступают.

— Какие — как я?

— Ты же не чудовище, хоть и пакостник.

Сюэ Ян пробует рассмеяться — но смех застревает в горле. Даочжан, наверное, думает, что это очередная злая и похабная шутка, какими юноша сыплет везде и всюду. Благо, Сяо Синчэнь не видит, как темны глаза его возлюбленного, какое хищное помешательство плещется в них, какое желание присвоить во что бы то ни стало — ему бы стало не до шуток.

«Не чудовище»... Ложь — еще один порок, которым Сюэ Ян смог одарить своего врага.

Или это Сяо Синчэнь неожиданно прав? Да быть того не может!

Сюэ Ян кусает его за плечо и тянет так сильно, что тот вскрикивает от внезапной боли. Ему и в самом деле хочется поранить даочжана до крови, поглотить и растворить в себе, причинить боль. Он и только он имеет на это право.

Он тянется к его повязке, и Сяо Синчэнь вновь перехватывает его руки.

— Можно, даочжан?

— Нельзя…

Сюэ Яна это не останавливает: он отбрасывает повязку прочь и как следует разглядывает впалые веки, из-под которых бегут струйки крови; поочередно запечатлевает поцелуи на этом творении рук своих — великолепном и жутком. Сяо Синчэнь больше ни переубеждает его, ни зовет своего друга. Он робко пытается прикрыться, когда его раздевают догола, краснеет, но отталкивает и прячет лицо больше для виду. Сюэ Яну прекрасно известно — лежать бы ему снова в придорожной канаве, будь Сяо Синчэнь действительно против. Впрочем, когда-нибудь Сюэ Ян попробует применить силу, но сейчас он решает больше не быть грубым. Естественно, чтобы усыпить бдительность Сяо Синчэня.

Он делает все то же самое, что и во снах — осторожничает, растягивает, спрашивает, не больно ли. Замирает, не войдя и наполовину, потому что все-таки нестерпимо больно. Что ж, можно и по-другому — просто руками. Сюэ Ян кладет ладонь Сяо Синчэня на свой член, свою — на чужой. Слушает подавляемые из последних сил стоны, пока сам не пачкает живот своему — теперь уже точно — любовнику. Да, испачкать — именно этого Сюэ Ян и добивался все это время.

Он представляет, как тот распахнул бы глаза в этот момент. И увидел, кто с ним. Убедился хотя бы в том, что не проклятый Сун Лань.

Ну не ревность же это. С другой стороны, не обычное ли дело — негодовать оттого, что на то, что принадлежит тебе, предъявляет права предыдущий владелец? К тому же, Сяо Синчэнь — не вещь и сам сейчас желает быть с ним, а не с этим...

С тем, кого Сюэ Ян клянется убить при следующей же встрече — и как можно мучительней.

И он сдерживает клятву.

Человек вырастает перед ним внезапно, и Сюэ Ян так же мгновенно узнает его. На него в упор с ненавистью и презрением смотрят глаза Сяо Синчэня.

Один из них одевался в белое, другой — в черное; они были как облако и туча — один нес обещание долгожданной прохлады, другой — трепет перед грозой. Так, в ровный обыденный мир Сюэ Яна врывается буря по имени Сун Лань, руша все, что стало ему дорого. И ничто уже не будет как прежде.

Мгновенно Сюэ Ян вспоминает, что может быть кем угодно. И в этот раз он становится тем Сюэ Яном, который обрывал чужие жизни от скуки. Пусть он по привычке обводил Сяо Синчэня вокруг пальца и иногда позволял себе шутить над его слепотой, но для него самого это было лишь отголоском былой неприязни — на самом же деле ему ужасно, до дрожи в руках и ледяного, тошнотворного страха хочется, чтобы все осталось как есть.

После убийства Сун Ланя он заботливо поднимает и отряхивает корзину, починенную Сяо Синчэнем, обнимает последнего и ведет домой, где спокойно вырезает из яблок кроликов.

Несмотря на то, что уже тогда на тропе ему стало ясно, кто рассказал Сун Ланю об их с Сяо Синчэнем ночных охотах, он так ничего и не предпринимает против девчонки. Не потому, что устроенное ей представление было убедительным. Просто Сюэ Ян до последнего надеется, что все чудесным образом разрешится само собой и их совместная жизнь потечет своим чередом. Он старательно игнорирует внутренний голос, кричащий о том, что сегодня — его последние день и ночь, которые он проведет с Сяо Синчэнем.