Вооружись небесными громами!

Наш падший дух взнеси на высоту,

Чтоб человек не мертвыми очами

Мог созерцать добро и красоту…

Казни. корысть, убийство, святотатство!

Сорви венцы с предательских голов,

Увлекших мир с пути любви и братства,

Стяжанного усильями веков,

«Н.А. Некрасов. Памяти Шиллера»

— Черт, — выдохнул Гарри, резко останавливаясь.

— И куда вы направляетесь, мистер Поттер? Позвольте узнать, — уголки губ Снейпа чуть дрогнули в подобии ухмылки.

Гарри стал судорожно соображать, если профессор узнает, где — а, главное, с кем он был, это станет большой угрозой как для него, так и для Риддла.

«Стоп. С каких пор меня вообще волнует судьба Риддла»? — возмутился внутренний голос.

— На меня напали, сэр, — скривил губы Гарри, морщась от боли. — Кто-то толкнул меня с лестницы. Сейчас я иду в Больничное крыло, если вы не возражаете, профессор.

— О, ну конечно, — осклабился ненавистный учитель, в глазах мелькнуло… торжество? — Позвольте, я вас провожу.

Гарри понимал, что возражений тот не потерпит, пришлось слегка кивнуть и последовать за профессором.

Больничное крыло — место, вызывающее у Поттера неординарные чувства, где белые простыни навевали скуку, где так и виделись потухшие взгляды людей. А вот на той кровати, должно быть, лежал Дорргинс. Пустая незастеленная постель, смятые простыни. Мадам Помфри с усталым видом рассеянно скользнула взглядом по растрепанному мальчику в помятой мантии.

— Что произошло, мистер Поттер, Северус? — спросила она, доставая палочку, чтобы произвести диагностику.

Гарри так и подмывало поинтересоваться: куда дели тело Маркуса? Забрали родители? Если так, то почему не подняли шум? От новых мыслей голова разболелась еще больше, и чтобы хоть как-то утихомирить пульсирующую боль, он скривился, показывая на голову. Пришлось по второму кругу рассказывать придуманную легенду, как на него бессовестно напали из-за спины. Было видно — даже очевидно, что Снейп не поверил в эту байку. А вот целителю было в принципе не до логических размышлений, ее дело — обследовать и помочь. Поэтому Поттер делал ставку на то, что блистательная мадам Помфри выставит профессора за дверь, даст успокоительную настойку бадьяна и оставит в лазарете до утра. Но целительница явно была не в духе, со вздохом покачала головой, резюмируя состояние Гарри:

— Я не вижу сотрясения, даже намека на то, что вы вообще ударялись, мистер Поттер. В мозге повышена активность, так, если бы на вас воздействовали легилименцией или пытали Круциатусом. Но я не наблюдаю других нервных повреждений, как при Непростительном, — задумчиво молвила она. — В ваш разум пытались проникнуть?

Гарри мог бы обрисовать ситуацию так, чтобы спихнуть все на шрам, который иногда покалывал. Но тут стоял Снейп, который и до этого то не поверил в историю с нападением, а когда целитель сказала, что причина головной боли в ментальном вмешательстве, это вызвало новый интерес педагога.

— Э… Ну, я правда упал, мэм, — продолжал гнуть свою линию Гарри. — Может, и пытались, но я не знаю, я был без сознания.

Врать целителю — все равно, что убеждать физика в том, что притяжения нет. Глупо и необоснованно. Но говорить правду он не стал бы даже под пытками. Ведьма нахмурила брови, пристально сверля взглядом Поттера. Естественно она не поверила, ей виднее, падал он или нет. Но, поняв, видимо, что при постороннем декане Гарри ничего говорить не желает, ей пришлось выставить профессора.

— Северус, спасибо, что привел мальчика, ты можешь идти. Дел тут на пять минут, я позову Минерву.

— Но ты ведь сказала, Поппи, что на мальчика воздействовали ментально, а я тут мастер по данной науке. Разве я не мог бы помочь разобраться? — не уступал Снейп, внутренне кипятясь от злости.

— Не думаю, что все так ужасно, — сдержанно пояснила она. — Знать подробности инцидента могут только декан факультета, на котором обучается мальчик, и директор. Вы, Северус, являетесь деканом Слизерина, и мальчик, как вы заметили, не очень хочет рассказывать перед вами подробности. С мистером Поттером все будет в порядке, — увещевала она.

Ничего не сказав, Снейп злобно посмотрел на упрямого гриффиндорца и молча покинул лазарет.

— Гарри, может, теперь вы расскажете, в чем дело? — чуть потухшим голосом спросила целитель, протягивая ему настойку успокаивающего и обезболивающего.

— Все дело в шраме, мэм, — Поттер коснулся кончиками холодных пальцев лба. — Он иногда болит, а тут прямо-таки так резко заболел, что я упал в обморок. Простите, что пришлось соврать, я не очень хотел перед профессором Снейпом рассказывать столь личную и щекотливую проблему, — виновато улыбнулся он.

— Ничего, мистер Поттер, я понимаю, — кивнула ведьма, наколдовывая Патронуса. — Оставить вас в Больничном крыле я не могу, так как вы здоровы, а голова пройдет через полчаса. За вами прибудет ваш декан. Не беспокойтесь, я попрошу, чтобы с вас не снимали баллы, — снисходительно улыбнулась целитель.

— Простите, мэм… Могу я спросить? — дождавшись кивка, Гарри решился поинтересоваться: — А что случилось с Маркусом Дорргинсом?

Мадам Помфри заметно побледнела и поджала губы, выражая недовольство данным вопросом.

— Мистер Поттер, я не могу вам рассказывать о студенте, пострадавшем в следствии наложенного проклятья. Вы ученик и ваше дело учиться и, по возможности, реже попадать в лазарет. Все, что происходит внутри Больничного крыла, касается только профессоров, директора и третьих компетентных лиц, заинтересованных в происшествии.

— Хорошо… спасибо мэм, за оказанную помощь, — сухо кивнул Поттер и повернулся в сторону открывающейся двери, где уже стояла встревоженная Макгонагалл.

— Мистер Поттер?.. — удивленно вскинула брови та. — Что с вами случилось?

— О, уверяю, профессор, со мной все хорошо уже, просто имел неосторожность неправильно упасть. Наш целитель, мадам Помфри, уже оказала мне помощь, я могу вернуться в гостиную, — протараторил он.

— Все верно, Минерва. Мистеру Поттеру станет скоро лучше, ничего серьезного, — кивнула целитель, хмуро посмотрев на Поттера, явно не одобряя позицию вранья. Но это было его личным делом — не рассказывать о болях в шраме; возможно, он просто не хотел привлекать к этому внимания, вдруг люди подумают, что на него через шрам кто-то воздействует, что может переполошить профессоров и вызывать слишком бурный интерес.

Сама же Помфри придерживалась этики: если студент пострадал по личной глупости, по неосторожности, но не повлекшее за собой стороннее вмешательство или вреда для жизни и здоровья себе или окружающим, то он имел право скрывать факт своего состояния, но обязан был быть честным с целителем. Ведь, не зная всей ситуации произошедшего, она мог только навредить, что повлекло бы за собой очень неприятные последствия.

— До свидания, мадам Помфри, — кивнул Гарри, направляясь к выходу.

— И вам доброй ночи, мистер Поттер. Если вам вновь потребуется помощь — смело обращайтесь. Я почти всегда нахожусь тут, — ответила целитель, кивнув также и декану.

* * *

— Вы хоть понимаете, мистер Дамблдор, что из-за халатности, из-за вашего «мы сами разберемся», погиб ученик? — возмущался мужчина в кресле, с зажатым в руках свитком. — Родители требуют разбирательства через Визенгамот, подключение структур правопорядка, даже министра привлекли. Школа находится под угрозой закрытия!

— Я понимаю, — кивнул сдержанно директор, сложив руки на столе. — Что вы хотите, мистер Шеридан? Я действовал по инструкции: оповестил родителей, сообщил главному мракоборцу отдела расследований особо опасных преступлений, мне дали консультацию, как действовать. И первая инструкция была: вызвать специалиста по менталистике. Мы не хотели пока поднимать шума, это могло отпугнуть преступника.

— Да, но это не уберегло самого студента, — ткнул в оплошность юрист. — И что же это был за специалист, которого назначили вы в обход попечительского совета? — склонил голову к плечу мужчина.

— Наш профессор зелий — мистер Снейп. Он является мастером ментальных наук, есть и соответствующая печать о его мастерстве. Он согласился без шума разобраться.

— То есть профессор был вынужден оставить уроки, преподавание, деканские обязанности, чтобы подпольно изучить проблему со студентом? — изогнул в удивлении брови юрист. — Ладно. Мне придется поговорить с профессором Снейпом и проверить его компетентность в этих науках. А так же хочу предупредить, что вскоре начнется проверка, и попечительский совет проведет собрание, чтобы решить судьбу учебного заведения. Его могут закрыть — от пары дней до неопределённого срока. Пока расследование не закончится, — проинформировал мистер Шеридан. — Поставьте магическую подпись вот тут, мистер Дамблдор, что я донес до вас необходимую информацию и вы получили рекомендации.

Скрипя зубами, Дамблдор коснулся кончиком палочки пергамента, ставя свою подпись.

— Всего доброго, мистер Дамблдор.

Когда дверь за юристом, присланным из министерства, закрылась, Альбус тяжело вздохнул, потирая переносицу. Еще неделю назад все было хорошо, не считая Снейпа с его подозрениями в адрес конкретного гриффиндорца. Дамблдор знал, какие непростые отношения связывали Северуса с Мародерами, и неприязнь к Гарри, как считал директор, была глупой. Казалось, Снейп подозревал мальчика во всех смертных грехах, нарочито и со вкусом. Но с другой стороны, едкие слова были не лишены логики: с появлением Гарри в школе и правда начали происходить несчастные случаи — один за другим, словно по какому-то плану, написанному корявым почерком.

Откровенно говоря, Поттер интриговал и привлекал к себе внимание. Он напоминал Альбусу Тома: спокойный, почтительный, неконфликтный ученик, легко находящий с людьми язык. Сейчас Поттеру было одиннадцать, а он уже сколотил возле себя разношерстную компанию, и можно было бы заподозрить, что он идет по пути темного мага, если бы не одна особенность, которой когда-то придерживался Риддл — Гарри общался не только с чистокровными, но и с магглорожденными, с каждым находил контакт, видно, как он подстраивался под определенного собеседника. Казалось бы, что могло быть общего между полукровкой Поттером, выросшем в маггловском мире в семье нелюбимых родственников, и чистокровки, выращенного по всем нормам и правилам аристократии? Дамблдор не мог понять и этого. Северус говорил, что Поттер с первого урока хорошо усваивал материал, отвечал на все вопросы, входил в тройку лучших среди первокурсников по зельям.

«И не придерешься», — разводил руками Снейп.

Все профессора в один голос твердили: мальчик необычайно талантлив, воспитан, скромен, умен, и это был факт. Директор по-прежнему старался отметать дурные мысли о становлении Гарри как Темного Лорда. В конце концов, он не был озлобленным, скорее, циничным в каких-то вопросах, но очень любознательным. Дамблдор ни разу не видел, чтобы Поттер участвовал в конфликтах; он отмалчивался, если кто-то кидал в его адрес гадости. Вот только было одно «но», которое и наводило на мрачные раздумья: те, кто хоть когда-то устраивал нападки на Гарри, спустя время оказывались либо в лазарете с тяжелыми травмами, либо, как тот Дорргинс, в коме… а потом он и вовсе умер. Привлечь Поттера к этому было невозможно, не было против него улик; Гарри никогда не видели в гуще разборок, в гостиной тот сидел отдаленно ото всех, подпуская к себе немногих.

Рональд Уизли был таким же противоречивым студентом, как и Поттер. Тот крутился исключительно рядом с геройским мальчиком, и можно было подумать, что тот просто греется в лучах славы своего друга, ведь вырос он в большой семье, где не был индивидуальностью. Но Уизли показал себя довольно удивительно: вместо глупого и неуверенного в себе мальчика, каким видел его раньше Дамблдор, в школу приехал не менее умный, амбициозный и хитрый мальчишка, который был, скорее, правой рукой Поттера, играя на публике глупого паренька. Но Дамблдор умел видеть сквозь эту неумелую маску — Рон был отнюдь не прост.

Окружение Поттера само по себе выглядело до нелепости странным: они не ходили толпой, общались украдкой между уроками, в Большом зале не кидали друг на друга взглядов, да и вообще старались как можно меньше быть вместе на публике. Встречи они устраивали, вероятно, в одном из заброшенных классов, каких в школе было достаточно. Но почему-то директор не мог отследить, где именно. Кто-то мастерски запечатывал это место, так что не получилось бы без шума узнать, где они встречаются и о чем говорят.

А вот близкое общение Гарри с Юлианом настораживало конкретно. Уж Дамблдор знал, какое место занимает в Гриффиндоре Монтгомери и какими силами он влез на самую верхушку. Хогвартс надолго запомнит те случаи с тремя студентами, упавшими с Астрономической башни. Для властей и обычного люда это было банальное самоубийство трех магглорожденных из-за травли на факультете, а в действительности все было гораздо ужаснее: по кровавым ступеням шагал Юлиан, он не взирал ни на что, укрепляя свою власть на факультете. Это Дамблдор заметил слишком поздно… следов тех случаев уже не осталось, а давление на факультет он уже не мог оказать — Юлиан завладел умами гриффиндорцев. Да, не сразу, но за два года тот вполне сплотил факультет. Если где-то и были замечены гриффиндорцы, в каких-то стычках, то доказать это было невозможно. Нечего было противопоставить им.

Монтгомери, что было удивительно для принца факультета, был одиночкой. Он всегда сидел отдельно от остальных, редко можно было увидеть его в компании с каким-нибудь рейвенкловцем, тот скучающе смотрел на окружающих. Он был тихим, серым, незаметным, даже становилось странным, что он имел такую власть, но не имел приближенных. Или имел, но не показывал, и никто не знал, кто эти люди. Юлиан вставал на защиту Гриффиндора в самых спорных моментах, к примеру, в борьбе за кубок: он умело изворачивал ситуацию таким образом, чтобы все уверовали, что Гриффиндор бессовестно оклеветали и обманули, лишили заслуженных двух очков. Даже мизантроп Снейп всегда проникался уважением к этому темноволосому юноше.

А сейчас Гарри свободно садился рядом с Монтгомери, разговаривал с ним, даже улыбался. Тот отвечал с такой же непринужденностью, как младшему брату или… преемнику. Эта мысль сильно ударила под дых. С умом и талантом Поттера вполне было реально пробиться на высшую ступень иерархии — стать куда больше, чем просто принцем, а сколотить целый двор приближенных и надеть корону. Все это, конечно, образно говоря. Но Поттер вполне мог. Если он сейчас умудрялся быть в тени всего происходящего, находясь на виду и умудряться творить такие дела… Дамблдор поджал губы, вновь хмуря брови. Поттер чего-то добивался, он к чему-то стремился. Вот не зря он связался с Юлианом, он метил на его место. А чтобы доказать, что это не просто слова, он совершал ряд действий, влекущих за собой цепочку разрушений устоявшихся устоев. И его совсем не волновало, что Хогвартс могут закрыть, что ему придется отправиться к родственникам и жить у них, что он потеряет здешний авторитет. Или это все же план? План — свержения его с поста? Неужели дело в этом? Подставить директора, чтобы того сняли с должности, а на его место поставить кого-то более управляемого, кем можно помыкать. Гениальный план. Но явно неподходящий.

* * *

Гарри терпеть не мог Рождество. Не любил отмечать его — ни в кругу своей чокнутой семейки, ни тем более в кругу орущих однокурсников. Голова раскалывалась от праздно орущих ребят, которые с упоением рассказывали, чем именно будут заниматься на каникулах дома. Гарри не считал дом Дурслей своим, несмотря на их нейтралитет друг с другом. Тоска и меланхолия навалилась на хрупкие плечи; он уныло ковырял ложкой в тарелке, обдумывая, чем ему придется заниматься в Хогвартсе, оставшись на каникулы тут. Самое для него смешное было то, что сам директор настаивал, чтобы Поттер остался, завлекая банальной глупостью, в которую с лихвой поверил бы нормальный первокурсник: «Тут будет большая елка, украшенная гирляндами и мишурой, будет устроен праздничный ужин, представления в честь праздника. Ну же, Гарри. Что тебе делать у скучных Дурслей?» — увещевал его Дамблдор.

Значит, директор был в курсе, в каких условиях проживал Гарри. Ну, возможно, не до конца, так как тот отчего-то был уверен, что Поттера там ущемляют в правах и бьют. О, это можно было бы оценить, как добрый жест дедушки, который так заботился об ученике и переживал о его участи, как несправедлива оказалась злодейка-судьба. Но все было далеко не так, как представлял себе Дамблдор. Гарри сам мог третировать своих родственников, если бы те не оказались столь разумными существами и не согласились сотрудничать с племянником. Уж он мог бы, наученный в школе, поиздеваться над неугодными родственниками. Да только у него не было причин их изводить. Да и любить, впрочем, тоже.

— Гарри, ты какой-то поникший, не любишь Рождество? — спросила миловидная Алестия с третьего курса, озадаченно посмотрев на понурого Поттера.

— Нет, не люблю, — кисло ответил тот, подавив желание скривиться.

— О, это, наверное, из-за родителей, да? — сочувственно предположила Алестия, грустно улыбнувшись.

Он ненавидел жалость. Не любил, когда люди лезут к нему в душу и пытаются навязать свое видение ситуации, присудить к нему то, чего вообще нет. Он не любил Рождество, но далеко не из-за родителей. Грубо говоря, даже до постыдного смешно — он вообще забыл о них. А ведь в тот день он стал сиротой. И все из-за седобородого интригана, любящего втягивать в свои игрища людей и сталкивать их потом лбами.

«Долбаный интриган», — прогрохотал внутренний голос.

— Да, наверное, — пожал плечами Гарри, согласившись с приставучей девчонкой. В конце концов, это придавало ему вес в обществе сочувствующих. Хоть где-то могло сгодиться это дурацкое сочувствие людей, они проникались еще больше к нему, это могло бы однажды хорошо сыграть ему на руку.

Гарри сначала думал, что по приезду в Хогвартс он не станет ни с кем общаться, как и в маггловском мире, выбрав позицию одиночки. Но потом он пришел к выводу, что если он хочет однажды выйти из политической грязи, в которую его несомненно затащат, сухим, придется собирать рядом лояльных ему людей. И лучше начинать с первокурсников, они больше всего подвержены влиянию. Когда тетя однажды спросила, чего Гарри хочет добиться в жизни, он отвечал столь наивно, без переплетов и суеверий: стать великим.

Детские фантазии иногда воплощаются в жизнь. Тогда, в семь лет, Гарри и помыслить не мог, что где-то он уже был великим. Он, будучи совсем малышом, одолел злого волшебника. Даже в два года Поттер ни за что не поверил бы в этот бред. Как, ну вот как может победить умудренного жизнью с опытом в магии и силой темного мага какой-то сопливый ребенок? Байка, что он отразил Аваду, была той еще нелепицей. Прикрывшая собой мать, которая защитила его своей любовью, еще больший бред. Дамблдор, казалось, уже и сам верил в эти басни и с упоением делился таким секретом с мальчиком, считая того, вероятно, полным идиотом, которому можно скормить что угодно. И Гарри непременно бы рассмеялся, если бы мог. Но он не мог, просто не было ни сил, ни желания. Но директор твердо стоял на своем, пытаясь склонить Поттера на сторону света, пропагандируя лозунг «всеобщего блага». Гарри не был идиотом и уж тем более наивным. И прочитав любезно подкинутую невзначай Юлианом книгу про первую магическую войну с Гриндевальдом, Гарри уяснил одно: Дамблдор был той еще сволочью. Впрочем, тот и сейчас не выглядел добродушным одуванчиком, но показательную напыщенность убрал, и на том хорошо.

— Гарри, так чем ты планируешь заниматься на каникулах? — спросил буднично Монтгомери, запивая соком пирожное.

— Залечь на неделю в комнате в обнимку с половиной библиотеки и ничего не делать, — простодушно отозвался Поттер, потом подумал и с хитрой ухмылкой добавил: — Ну и еще, быть может, нервировать профессора зелий. Чтобы совсем от скуки не помереть.

— Отличный план, — усмехнулся Джордж, махая вилкой с отбивной. — В долю возьмешь? Обещаю снабжать шутками и розыгрышами.

— Несомненно, — осклабился Поттер, косо глянув на стол Слизерина, где ученики змеиного факультета о чём-то громко переговаривались. — Кто-нибудь в курсе, что там так обсуждают?

— Наверно, кого еще из наших прикончить, — ядовито выплюнул Вуд, гневно сверля слизеринский стол взглядом.

— А с чего ты решил, что смерть Дорргинса — это рук дела Слизерина? — удивленно спросил Юлиан, обращая внимание на капитана квиддичной сборной Гриффиндора.

— А кого еще? Нам насолить мечтают только они, больше некому, — продолжал распыляться гневной тирадой Оливер. — Вспомните, в прошлом году они смухлевали на квиддичном поле, отправив тройку наших в лазарет. А два года назад натравили змею на одного первокурсника, который чуть не умер от страха, так как имел фобию — боязнь змей.

— Это не повод обвинять их во всех бедах, Вуд, — вставил свое слово Перси, предупреждающе глянув на капитана. — Ты лучше о соревновании беспокойся.

— Перси, я не прав?

— Прав, но для обвинений нужны доказательства. Если их нет, лучше помалкивать, — осадил того староста.

Оливер еще больше нахохлился, но промолчал, понимая правоту. На факультете было не принято кидаться необоснованными обвинениями, если это лишь подозрения и не более, то лучше промолчать.

* * *

Невилл Лонгботтом шел по направлению к озеру, кутаясь в тёплую мантию, зарывшись в теплый шарф бордовой расцветки с золотыми полосами. Одиночество всегда помогало уйти от внутренних терзаний и паники, которая накрывала с постоянной периодичностью. Невилл не знал, кому он мог по-настоящему открыться, довериться, рассказать о своих внутренних демонах, излить душу. Вряд ли его кто-то поймет по-настоящему, разве что флегматичный Поттер, глядящий на мир схожими глазами: с холодной решимостью идти до конца, до предела. Только вот где ты, этот предел? Была ли у него грань, через которую не смог бы переступить Невилл? Он, остановившись на полпути, не обращая внимания на острый, словно иглы, снег, задумался. Как не крути, золотой середины у него не было, грань стерлась, оставив дыру на сердце.

Будучи совсем маленьким, он не раз слышал от всегда строгой бабушки, какими были наивными его родители. Что сын выбрал в жены не ту, что она его и погубила. На фоне этих острых высказываний Невилл уверовал в то, что отец был слабохарактерным неудачником, а мать — эгоисткой с манией величия. Он не мог проверить эти слова, он не мог закричать отчаянно, так до дрожи, детским голосом, сорванным от плача, что это не так, что бабушка зазря наговаривает. Потому что его родителей не стало, когда ему был год. Потому что он их не знал.

На небе кружила стая птиц, солнце не дарило уже того тепла, повеяло прохладой, и снег заискрился под ногами. В озере, под тонким льдом, виднелись силуэты, костлявые руки касались тонкой корки, их взгляд проникал в самую глубину души, порождая в ней тьму. Лонгботтом и рад бы быть тем наивным мальчишкой, со страхом оглядываться на Августу, вбивавшую ему в голову все десять лет, что он такой же неудачник, как и его отец, каким он представал перед всеми, порождая внутри новую пустоту. Но он не мог… не хотел. Он научился менять маски, научился изворачиваться и врать. Потому что так было легче. Потому что так было проще.

Когда в школу вместе с ним приехал известный Гарри Поттер, Невилл впервые понял, что он не один такой. Что вот еще один такой же осиротевший по чьей-то прихоти мальчик, покалеченный, израненный, волк-одиночка. Нет, он лев. Невилл долго наблюдал за тем, чья судьба была так же похожа на его собственную, тот, кому повезло чуть меньше. И он проникся симпатией к этому амбициозному, холодному мальчику. Нет, он отнюдь не жаждал быть его другом, но выискивал выгоду быть поближе. Ведь бабушка всегда говорила: «Ты не способный, не сможешь стать настоящим наследником. Тебе только и остается что быть в тени более успешных», — распылялась бравадой она. Он слушал, впитывал ее слова, наполненные ядом и ложкой дегтя, и понемногу поверил. Так, как верила в это она. И он нашел того, за кем последует хоть во тьму.

Гарри Поттер показал, на что был способен, когда заставил склонить колени перед ним старшекурсника, когда заставил того захлебнуться в собственной жалкой подлости. Когда так красиво заткнул… А чтобы этот Дорргинс не смог рассказать ничего, Невилл позаботился о том, чтобы даже Снейп не узнал, кто же тот заклинатель. Это было слишком просто, достаточно было оказаться в лазарете с травмой, подлить в зелье Маркуса яд на основе цветков крокуса, украсть которые из теплицы также не составило труда. Невилл был доволен. Яд данного цветка нельзя было вычислить с помощью магии, а из крови тот выветривался спустя часа два, все походило на резкую остановку сердца, выброс адреналина в мозг.

Маркус умер во сне от страха. Все получилось до банальности просто. Ну кто подумает на скромного, вечно потерянного и неуверенного в себе мальчишку? Даже Снейп его игнорировал.

А вот разгром вещей в спальне было уже тревожным звонком, что кто-то докопался до истины и знает, что Невилл причастен к смерти Дорргинса. Но кто это мог быть и что тот искал в его вещах? Список трав и растений, что он писал по гербологии, или недописанное эссе под подушкой? Невилл тихо рассмеялся от такой абсурдной бредятины. Вероятно, это просто шутка… или игра. Только вот правила игры были непонятны, да и противник неизвестен. Но Невилл любил загадки, они подогревали интерес, побуждали быть еще осторожнее, еще ловчее, быть на шаг впереди. Оставалось только расставить фигуры на шахматной доске, прикрыть короля, пожертвовать пешками и остаться как можно дольше незамеченным.

* * *

— А поехали ко мне? Что ты тут будешь делать в одиночестве? — наседал на Гарри Рон, жаждущий уговорить угрюмого Поттера провести каникулы в его обществе.

— У вас и так семья большая, а тут еще и я, — оправдывался упрямо Гарри, находя уже сотую причину остаться в Хогвартсе. — Не хочу никого стеснять.

— Ой, да брось ты, — фыркнул, махнув рукой Рон. — Мать вся изнылась, чтобы я привез тебя. Она думает, что тебя, бедного и несчастного, мучают, издеваются, третируют эти магглы. Что ты бедный и несчастный, просто не заслуживаешь этой вселенской несправедливости, — с расстановкой, почти слово в слово скандировал слова матери Рон, состроив очень грустную моську. Разве что не плакал. — Да и мне будет с кем поговорить; знаешь, в нашей семье все как-то по парам разбились, у всех есть свои интересы. А вот со мной никто не хочет болтать. Сестра не в счет, она мелкая.

— Ты же говорил, что ей десять? — прищурился Поттер, усмехаясь тому лозунгу Рона.

— Ну я и говорю, скукота смертная, — вздохнул тот. — Поттер, соглашайся. Ты просто не представляешь, от чего отказываешься, — ухмылялся хитрый Рон. — Книги, друг мой. У нас есть огромная библиотека и чокнутые соседи, — бил он сложным аргументом, против которого Гарри просто не имел права отказаться.

— Эй, это было сейчас… так по-слизерински, — хмыкнул Гарри, захлопывая учебник. — Ладно, уболтал. Чокнутые соседи, говоришь?

— Ага, и библиотека с весьма темными книжками, — подтвердил Рон, расслабленно откидываясь на спинку стула. Он знал, чем заинтересовать.

— По рукам. Черт с тобой, Уизли, — выдохнул Поттер, наблюдая за довольной лисьей улыбкой друга.