Осенний вечер

  Тихий шелест бумаг, ритмичные удары тяжёлых капель дождя в окно, шум машин, доносящийся откуда-то с улицы, и вместе с этим — гробовая тишина, разрушающая морально, давящая, заставляющая дрожать от животного страха, каждый раз вздрагивать от резкого звука, раздающегося из разных уголков комнаты. Чувствую себя параноиком. В рабочем кабинете душно, даже маленький настольный вентилятор не помогает. Хочется бежать, спрятаться куда-нибудь и не выходить, не выходить… пока не придёт он, пока не скажет, что всё хорошо, пока не заберет из этого Ада. И вдруг — знакомый, уверенный стук! Я, толком не понимая, что творю, уронив по пути небольшую пачку бумаг, бросаюсь к двери, на секунду замерев в неуверенном предвкушении, боязно, с пронзительным скрипом, открываю ее. За дверью — он… Медленно заходит в кабинет, осматривается, недовольно качает головой, заметив включенный на максимум вентилятор. Все необходимые документы сложены и сданы — вся работа на сегодня была выполнена, вежливое, слегка незаинтересованное и небрежное прощание с коллегами и я послушно, словно испуганный щенок, последовал за ним — за своим защитником, за кем чувствовал себя, будто за огромной, неразрушимой каменной стеной, надёжно скрывающей от вечных, насущных проблем. 

  Улица. Еле работающий, грозящийся вот-вот потухнуть и оставить нас в темноте, фонарь. Иногда действительно хочется, чтобы он потух, оставил нас наедине, вдвоём, в темноте. Он, неуверенно подойдя ближе, тихо обнял. Он не мог показать большего на публике, просто не мог — опасался, словно бы провинившийся ребенок. Несмотря на свои смертоносные железные механизмы, встроенные в тело, несмотря на свою бесчеловечную жестокость, он, рождённый для убийств, и всё же… боялся, чувствовал, любил. Холодные капли дождя продолжают падать на лицо, оставляя на нем еле заметную россыпь мокрых веснушек. Машина — черная, тонированная, вычищенная до блеска, такая знакомая. В памяти незаметно пролетают тёплые воспоминания, как мы вместе с ним ходили в автосалон, выбирали сея чудо современной техники. Он вежливо открывает дверь, я послушно сажусь внутрь, затем в салоне оказался и он… нежный поцелуй. И всё вокруг замирает, оставляя нас одних, одних на краю всего этого мира, в котором каждую секунду кто-то умирает, рождается, убивает, ненавидит, плачет, любит... от таких мыслей кружится голова, всё тускнеет, становится серым.

 – Не грусти. Я обязательно возьму отпуск в следующем месяце и мы поедем куда-нибудь: далеко, на море. 

  Тихий, хриплый голос выводит из вакуума раздумий, успокаивает, даёт надежду, только вот на что? Сам не знаю. А дальше всё словно во сне: дома, машины, деревья, улицы — всё летит, кружится, танцуя в дикой пляске вместе со звёздами… А вот и дом. Такой уютный, знакомый, казалось, всего лишь полтора года, а уже жить без этого спального, скучного района не могу. Так странно, а ведь и правда — всего каких-то полтора года, а его квартира стала настоящим домом — тем домом, который я когда-то потерял, и так и не смог найти в тех ярких, искрящихся, пропахших запахом уличной еды и дороги магазинов, кварталах. Отгоняю грустные мысли лёгким кивком головы, чувствую его руку у себя на талии, легкая, проникновенная дрожь. Так непривычно — он редко позволяет себе подобные дерзости.

  Лестница. Тёмная, направленная куда-то вверх. Изрисованная чёрным углём лестничная площадка. Наконец перед глазами появляется излюбленное число нужной квартиры. Он достаёт старые ключи, открывает тяжёлую бронированную дверь, словно джентльмен, придерживает её, ожидая, когда я войду. Я послушно захожу, делая легкий шаг навстречу приятному глазу полумраку. Коридор. Легчайший запах любимой орхидеи, которая почему-то еще не отцвела. На улице, за окнами, уже совсем темно… Темнота преследует нас, или же мы преследуем её. Скрываемся в ней, боимся. А там на свету — тучи людей, с животным страхом наблюдающие за нами, отскакивающими в сторону, стоит им лишь зайти за границу, где солнечные лучи становятся тенью. Нельзя смешивать эти два мира, нельзя одновременно жить и в том, и в другом, можно лишь попытаться балансировать между ними, но многие ли решатся на такое безумие? Одна ошибка — и ты моментально сгораешь в ярком свете, словно на костре святой инквизиции, или же падаешь в бесконечную бездну всепожирающей темноты… но а если всё же удержаться? Суметь найти себе место на границе несовместимостей? Станешь ли ты тогда чем-то большим? Скорее всего — да, но стоит ли оно того? Стоит ли вечный покой, коий мы итак обретем со временем, таких огромных рисков? Увы, для меня это уже совсем давно престало нести какой-либо смысл. Жизнь преподнесла мне бесценный подарок — я даже не знаю, достоин ли я его на самом деле? Но у неё на меня, видимо, были свои планы.

 – О чём задумался, малыш?

 – Да так, о нас с тобой.

  Он сочувственно зарывается носом в мои чёрные волосы, наматывая длинные пряди себе на палец. Обожаю, когда он так делает. На улице дождь — тяжелые капли барабанят по стеклу, крышам, опавшей жёлтой листве. А он по-прежнему рядом, обнимает меня, говорит, что любит. И я тоже его люблю. А еще я люблю этот совершенно обычный осенний вечер.