Примечание
Было что-то тревожное в изгибе её карминовых губ, в царственном развороте хрупких плеч. Было что-то тревожное в том, как чёрные, словно ночное небо в сезон засухи, глаза смотрели на отражение в зеркале – властно и бесстрастно, как смотрят тысячелетние статуи древних владык на людишек, что суетятся у их постаментов. Было что-то тревожное в том, как она теперь любила собирать смоляные и тёплые, словно жирная земля в пойме Нила, волосы – открыть изящную лебединую шею и скрутить их в пучок на затылке с помощью спицы. Никогда не угадаешь, зачем ей эти спицы, никогда не представишь, посмотрят ли эти глаза на тебя с усмешкой или с неприкрытой яростью, никогда не угадаешь, что у неё на уме…
В Египте женский гнев всегда был страшнее ярости любого бога-мужчины.
Было что-то тревожное в том, как она отвернулась от зеркала и посмотрела прямо на Аменхотепа, изучая каждую клеточку его тела, каждый закуток его души, как бы он не старался запрятать их подальше. Пришлось отвести глаза, посмотреть на вешалку с её любимыми платьями – сделанные в чужой стране руками не людей, но механизмов, эти хоть чем-то напоминали привычные одеяния цариц и жриц – и на цветок на подоконнике. Он походил на ромашку, раскинувшую изломанные руки-стебли, на которых выросли сухие мелкие розовые цветки. Она всегда любила что-то такое – небольшое, неброское на вид, но задающее настроение. Только цветки поливать она забывала. Не привыкла ещё, что для этого нет армии челяди…
- Я за водой схожу. Цветы полить надо, - бросил Аменхотеп.
- Стой, - его всесильная матушка сделала изящный жест рукой, и будь он трижды богом и девять раз царём, Аменхотеп всё равно остановился бы, как вкопанный. – Как там наш гость? Вонять ещё не начал?
Яхмос-Нефертари улыбнулась точь-в-точь, как статуэтка Амона, которую она до сих пор бережно хранила в распотрошённом шкафчике, расписанном так, чтобы хоть немного напоминать наос из родного Ипет-э-сут. Аменхотепу, как и всегда, оставалось только тихо вздохнуть и ожидать, пока мать, наконец, его отпустит. Будь он трижды богом и девять раз царём, ей противостоять невозможно. Яхмос-Нефертари всё ещё не зря носит титул «Та, чьи приказания исполняются беспрекословно».
- Нет, пока что нет… я думал его сегодня зарыть на заднем дворе.
- Во имя Амона, как же много наваливается в одно мгновение… - Яхмос-Нефертари нахмурила брови, и сходство её с Мут в гневе стало невыносимым. – Да ещё и аренда сорвалась. Кто вообще додумался до всех этих бумаг, договоров, инстанций?
- Не знаю, но ему точно лучше не попадаться тебе на глаза, - Аменхотеп улыбнулся и сел на край застеленной постели – мать в ночной сорочке из какой-то гладкой, отсвечивающей ткани сидела за небольшим столиком и пыталась привести себя в подобающей женщине этого странного века вид. – Но аренда нам не нужна. Надо собрать вещи и сказать хозяевам, что мы съезжаем. И купить билеты в Торонто. У нашего друга оказались очень интересные знакомые…
Аменхотеп достал из кармана домашних брюк листок из записной книжки, которую он нашёл в нагрудном кармане у грабителя. Книжку стоит закопать вместе с трупом. Мать старомодна. Ей, видимо, настолько понравилось в своё время работа бальзамировщиков, что она предлагала хоронить всех, кого они настигли, по обычаям Египта – пусть они предстанут на суде перед богами и пусть их осудит Девятка и сами их жертвы, а не только они. Но Аменхотеп был реалистом. В дождливой Англии любая мумия, даже если её держать в натроне вдвое больше положенного, обратится в черви. И это не говоря о том, что в этот странный век даже натрон нигде не достать...
На бумажке той были написан до сих пор кажущимся странным наборы цифр – контакты подельника грабителя и того, кому они хотели всё сбыть. И адрес – странный адрес в городе, что находится отсюда так далеко, что и самому Хору было бы сложно его достигнуть. А люди новой эпохи нет – летают на соколах с железными крыльями, ездят на грохочущих механизмах и на колесницах с нутром из огня и меди… люди эпохи, которую их державе не суждено было увидеть.
- Интересно… - Яхмос-Нефертари подцепила листок так, словно ей пришлось брать могильного червя в руки, и придирчиво его рассмотрела. – Он думает, что сможет зарыться в песок, как какой-то скорпион? Он думает, что Уадж-Ур спасёт его от расплаты?
- Он вообще не думает, - Аменхотеп покачал головой. – Эти безбожники даже не знают, кто идёт по их следу. Они не могут разобрать самою простую строку священных слов и не способны понять то, что было очевидно всякому нашему подданному три с половиной тысячи лет назад!
- Я думала, хоть на этот раз что-то изменится, - Яхмос-Нефертари пожала плечами и поднялась, опираясь на руки. – Разве судьба их коллег не стала предостережением новым ворам?
- Мать моя, прошлого вора мы закопали тридцать лет назад.
Сколько этих воров было и сколько этих воров будет… Аменхотеп не знал. Всё, что он чувствовал последнюю сотню лет – усталость и бессилие. Порой казалось, что воровать из гробниц Уасет уже нечего. Город, который они были назначены хранить, исчез отовсюду. Нет более никаких улиц и полей, нет никаких хозяйств при храмах. Нет никаких людей, что называли бы город свой «Уасет». Город остался в памяти людей под дикарским именем «Фивы», и о былом её величии напоминали два чудом уцелевших святилища Амона, дом Хонсу да некрополь с его заупокойными храмами царей и гробницами их подданных. Теперь чужеземцы - отринувшие язык, убившие верных, залившие кровью ступени храма Осириса, жгущие гробницы цариц и царских детей - разграбляли то, что осталось. А осталось немного. Очень немного.
Будь они с матерью трижды богами и девять раз царём и царицей – без земного Хора им свой город не спасти.
И теперь они опять, словно два охотничьих пса, загоняли отбившуюся от стада газель, в то время как остальное стадо уносилось всё дальше и дальше, и нечего и надеяться перебить их всех. Стоило ли тогда пытаться, когда можно вкушать блаженство Дуата среди тех, кого любишь?
- Как же коротка у нынешних людей память! – Яхмос-Нефертари улыбнулась, и лик её стал подобен лику разъярённой львицы, что готовилась к прыжку. – Как же быстро они забывают уроки! Ты не видел телефон?
- На столе остался на кухне. Сейчас час ночи, тебе для чего?
- Насколько я помню, аэропорт работает круглосуточно. Сын мой, закапывай нашего друга прямо сейчас – послезавтра мы уже будем в Торонто!
Было что-то тревожное в её пламенной решимости, в её воодушевлении, когда дело доходило до расправ с грабителями. Она вышла из комнаты так, словно ступала не по дешёвому ковру в съёмном домишке на краю света, а по священным плитам в Ипет-э-сут. Аменхотеп уронил лицо в ладони и тихо выругался.
Пока жив мир – Яхмос-Нефертари будет нести свою службу. А Аменхотеп слишком привык быть её тенью, чтобы не последовать за матерью на край света.
