Чувствовал ли ты когда-нибудь шёпот задорного ветра, подхватывающего тебя, одурманенного вспыхнувшей радостью, минутой позднее желания залечь глубоко под землю? Не знаю, что до тебя, но Скарлетт определённо чувствовала что-то подобное уже несколько часов как. Обычно, когда тебя охватывает желание свести концы с концами, концы или вправду сводятся, или что-то идёт не по плану — например, солнце светит тебе в глаза, застав тебя сидящим на коленях посреди комнаты и громко рыдающим. Сначала ты думаешь, будто это назойливое светило беспощадно пытается лишить тебя зрения, но на самом деле реальность куда более приятнее. Звёзды не выжгут на твоей коже шрамы, если ты воспользуешься их светом по назначению и подчинишься их зову. Жизнь куда приятнее, чем мы её себе рисуем. Сколько раз каждый из нас, отчаянных и отчаявшихся, отворачивался от солнечного света, прикрывал окно шторами и плакал в подушку, воспевая великую ночь?
Однажды ты любил эту жизнь, но почему-то сейчас представляешь её страшной, кровожадной и несущей смерть — это весьма иронично — или, что гораздо вероятнее, кто-то представил её такой, рассказал об этом тебе, и твой слишком впечатлительный разум в один миг перестал проецировать счастье. Теперь ты — да что уж ты, если мы все — рисуешь на своём лице фальшивую улыбку, не смеёшься над забавными историями, представляешь всех злодеями и защищаешься от всего, что кажется тебе опасным. И даже если опасность выдуманная и раздутая, ты будешь язвить, оскорблять и задевать других людей, которые осмелились неприятно пошутить над тобой.
И долго ты будешь защищаться?
Нельзя сказать, что Скарлетт защищалась. Она была слишком скромной и робкой для того, чтобы поставить начальницу на место, высказать своей подруге то, что она действительно думает о ней, накричать на Сэма и разорвать с ним все связи. Однако она считала, что этот мир опасен: каждый пытается посягнуть на твоё счастье, и ты обязан сражаться за него. В случае Скарлетт было бы правильным решением однажды прикрикнуть на всё её окружение, но она не защищалась. Просто считала, что в мире нет добра, и она, как святой человек, является единственным лучиком света в этом тёмном царстве. Может быть, жизнь действительно не так радужна, какой кажется тебе в детстве, но это совсем не повод закрываться в себе, бояться людей и собственных чувств. Мир целиком и полностью зависит от нас и нашего отношения к нему.
Что-то подобное говорил изо дня в день Лука, усаживая девушку, свою ученицу, перед собой. Скарлетт зевала, слушая нотации гелиоса, но кивала, вникая в суть. Ещё пару дней назад она бы посчитала это чем-то "очень интересным, над чем можно поразмышлять, но я, пожалуй, не буду, у меня и так всё хорошо", и продолжила лежать на сломанном диване целыми днями, рядом с пьяным чудищем по кличке Сэм.
— Всё это, конечно, хорошо, — зевнула девушка, внимая очередной лекции, — но почему бы тебе не остановиться? Я всё уже поняла.
— Тогда почему ты звонила Сэму?
— Когда? — Скарлетт покраснела.
— Мы всё слышали. Ты очень громко шептала его имя, молилась, чтобы он ответил, — проговорил Лука.
— Вы знаете, что подслушивать — это невежливо?! — в глазах Скарлетт заметались языки гневного пламени. Джейк и гелиос немного растерялись.
— Очень громко, — повторил мальчик.
— Что вы хотите услышать от меня? — завелась вдруг девушка. Джейк и Лука удивлённо наблюдали за тем, как быстро-быстро опускается и поднимается грудь Скарлетт от нашедшего на неё гнева. — Да, я действительно очень любила Сэма. Мне казалось, что он и его порой даже неприятные слова — это всё, что у меня есть. Я ошибалась. Я виновата в том, что ошибалась, — по щекам девушки покатились слёзы, голос её вдруг задрожал. Лука виновато протянул к ней руки, но Скарлетт продолжила. — Я просто хотела любить и быть любимой. Я считала, что Сэм — это мой человек. Он очень умён, силён и божественно красив, а ещё мне казалось, что он любит меня, — на этой фразе голос Скарлетт дрогнул ещё сильнее. — Это было заблуждение. Я была слепа. Я понимаю это, но что-то внутри меня тянет всё моё существо к Сэму. Мне хочется его увидеть, обнять, приласкать и уснуть в его крепких объятиях даже на этом чёртовом сломанном диване. Мои чувства слишком сильны для того, чтобы вот так угаснуть за пару дней, — всхлипывала девушка. — Я знаю, что я дура. Можете не говорить. Я просто хочу подумать.
Скарлетт подняла ноги на диван, усевшись поудобнее, и откинула голову на подушку. Джейк и Лука смотрели на неё, и их взгляд выдавал смущение и чувство вины. Они переглянулись.
— Прости нас, Скарлетт, если мы тебя обидели, — это "если" звучало как-то неискренне, но Джейк прекрасно понимал, что их слова задели девушку за живое. Скарлетт ведь тоже можно было понять — она попала в довольно неприятную ситуацию, из которой ещё никто не выбирался, не распрощавшись навсегда с несколькими нервными клетками. Девушка, посмотрев в сторону ребят, шмыгнула носом. Мальчик слегка погладил Скарлетт по голове, однако вскоре убрал руку, понимая, что девушке в этот раз лучше побыть одной. Гелиосы гелиосами, но порой человек должен понять, что он в огромной заднице, и будет лучше, если он придёт к решению этой проблемы самостоятельно, а не при помощи маленького хранителя. Лука и Джейк вновь столкнулись взглядами, одновременно тяжело вздохнули, и, кратко кивнув друг другу, покинули квартиру.
Скарлетт осталась одна. Это был повод подумать. Девушка не понимала, что за чертовщина происходит с ней, ведь ещё мгновение назад она находилась в хорошем расположении духа, созданного атмосферой радости и веселья. Ещё недавно Скарлетт путешествовала по небольшому озерцу вместе с приятной компанией, радуясь тёплому течению, несущему их маленькую лодочку вперёд. Сейчас же на душе Скарлетт лежал огромный, казалось бы, неподъёмный груз. Или увеличившийся в размерах камешек, похожий на тот, что лежит в одном из ботинок и ранит твою стопу при ходьбе. Что бы это ни было, оно страшно мешало девушке жить, и ни один гелиос, даже самый опытный и повыше росточком, чем Лука, не справился бы с этой проблемой. Скарлетт должна была сделать это сама — отпустить. Гелиос бы залечил её раны.
Почему девушка звонила Сэму? Она и сама толком не знала, что из раза в раз приводило её разум к такому необдуманному глупому поступку. Скарлетт в чём-то напоминала маленькую мышь, не только внешностью, но и поведением. Она плакала и ела, плакала и ела эти чёртовы кактусы, режущие ей дёсна. Девушка чувствовала, будто всё наладилось, но почему-то снова закрывалась в туалете минутой позднее для того, чтобы набрать номер, который давно бы уже следовало забыть. Скарлетт подняла глаза на потолок. Белая штукатурка кусками сыпалась на старый продавленный диван. Девушка закрыла глаза, оставив голову в таком положении, и задумалась. Мысли её хаотично бегали из стороны в сторону, перекрикивая друг друга, как это и бывало обычно. Однако сейчас та самая третья мысль, наиболее вразумительная и адекватная, наконец выступила на первый план. Скарлетт почудилось, будто она вслед за беспорядочным ходом собственных мыслей сама куда-то уносится с течением времени. Все мечты, достижения и то, что заставило девушку отказаться от них, встали перед ней в один ряд, так близко, как не стояли давно.
Скарлетт вспоминала то, какой она была в детстве. Пока все дети играли и веселились, собираясь целыми компаниями на детских площадках и в парках, маленькая Йорк сидела дома, наказанная за "хорошую, но не отличную" по словам её матери оценку. Скарлетт аккуратно и бережно, под надзором строгой и несправедливой родительницы выводила каждую цифру, каждую палочку и закорючку, однако толку от аккуратности не было — это, всё же, была математика, в которой нужно было ещё и поразмышлять. Одна ошибка или пропущенный знак — и дом Йорков снова приглушит все улицы в округе. "Ты ничего не умеешь, ты ничего не знаешь — на кой чёрт мне такая дочь? Я нормальную девочку рожала", — кричала мать в порыве гнева. Скарлетт смотрела лишь на маленькие пустующие квадратики на страницах тетради, и сама не замечала, как её крошечные, но очень горькие слёзы медленно заполняли пустоту.
— Я ничего не понимаю, мама, я не люблю математику, — шептала девочка.
— Математику не понимаешь?! А как рисовать какую-то чушь на уроках, ты, конечно, понимаешь? В порисульках своих много чего понимаешь? — однообразные крики постепенно заполняли комнату. Скарлетт было страшно. Ей хотелось спрятаться, убежать или просто исчезнуть. А ещё ей было безумно стыдно, потому что она действительно считала себя глупой. В этом её упрекали почти все, кто когда-либо встречал девушку. "Ты неинтересная, скучная, глупая и по внешности так себе", — с такими ярлыками, безумно давящими на шею Скарлетт, она проходила всю жизнь, пронося их через года. Стоило кому-то сказать, что "Йорк — страшила" или "Вы только взгляните на эти короткие ноги", как девушка начинала думать, что это правда. И пусть ноги её были средней длины, и пусть у неё было вполне себе симпатичное лицо, Скарлетт всё равно проходила мимо зеркала с отвращением. Вскоре это переросло в манию — искать в себе недочёты и изъяны. Даже если находился кто-то, кто говорил девушке иные вещи, она смеялась, думая, что все врут. Все врут, а она, непременно, знает правду и пытается всех переубедить в том, что она красива, умна и хороша собой.
А в рисунках, кстати, Скарлетт и вправду много чего понимала. Она обожала рисовать и всю свою жизнь мечтала не о работе главным секретарём или офисным червём, а о своём уголке для творчества и о заработке денег на своём хобби. Часто девочка делилась этим со своими родителями, но её мечты никогда не находили отклика в материнском или отцовском взгляде. "Это было смешно?", — спрашивала девочка у самой себя, глядя на то, как смеются её родители после фразы "я хочу стать художником". "Это было смешно", — отвечала она сама, увидев ещё и язвительную ухмылку.
Скарлетт было не чуждо желание достигать высот и работать над собой. Она стремилась к победе, но не в олимпиадах по математике, а в конкурсах рисунков и кастинге в художественную школу. Порой девочка занимала призовые места, рисуя действительно симпатичные работы. Однажды маленькой Йорк даже удалось почувствовать приятный холодок от пока что пластмассовой, но собственными усилиями заработанной — а это, безусловно, придавало ценности этой награде — медальке.
Но на пластмассовой медальке всё и закончилось. Скарлетт взрослела, росла и родительская строгость по отношению к ней. Всё чаще девушка оставалась дома, лишившись всех своих школьных подруг, в окружении учебников и тетрадей. Ей приходилось учить нелюбимую математику, заниматься неприятными для неё вещами и жить не особо счастливой жизнью. Однако в жизни каждого наступает момент, когда он, наконец, взрослеет и вкрутую меняет свои взгляды на мир. Так, например, такая жизнь в представлении Скарлетт стала не особо несчастной, хотя на самом деле ничего не поменялось.
Удивительно то, что порой люди называют взрослением обыкновенное смирение с тем, что у тебя есть. Подростковый возраст — это так, понимание происходящего и попытка бунта в целях самозащиты. Жаль только, что это происходит очень рано, когда человек ещё не совсем окреп для настоящего сражения. Именно поэтому такой бунт легко сгладить, попытки — устранить, а взбунтовавшегося — заставить смириться.
Примерно этим и занимались родители Скарлетт, поэтому все мечты по поводу работы, связанной с искусством, были разорваны так же, как и большая часть не спрятанных от родителей рисунков. Девочка долго и много плакала, но поняла одну страшную вещь — деваться некуда. Нужно идти учиться, работать и пахать всю жизнь. Ради чего пахать — неизвестно. Просто так было нужно.
"Так будет лучше для всех нас", — самая лживая фраза из всех тех, что когда-либо слышал, наверное, каждый. Потому что в конечном итоге всё выходит совершенно не лучше. А если и лучше, то дорогой к счастью служат огромные заросли, пробравшись через которые ты обдерёшь всё своё тело, отдав не одну каплю крови шипам диких кустарников. Тернии выглядят совершенно непривлекательно, звёзды — вполне, но почему-то не каждому после долгого пути суждено увидеть перед собой задорные огоньки. Почему?
Никто не может сказать наверняка. Скарлетт тоже никогда не видела звёзд кроме тех, что вышиты на флаге или нависают над её головой. Последние бы тоже подошли, да только до них не добраться. Ни через тернии, ни через истерики, ни через кровь, пот и слёзы. Оставалось только смириться, с чем девушка отлично справлялась всю свою жизнь.
Скарлетт вздохнула. Перед ней вдруг появилась юная заплаканная Йорк, прорыдавшая всю ночь над своими рисунками — завтра ей придётся покинуть родной город. Её ждут неувлекательные встречи с Маргарэт, Сэмом и много ещё с кем, но факт остаётся фактом — никто из новых знакомых Скарлетт не поддержит её мечты, и в совершенно чужом районе и доме девушка откажется от них сама. Юная Йорк подняла глаза на свою более взрослую версию. Скарлетт удивилась. Как так вышло, что из этого маленького ангела с большими глазами, надеждами и мечтами, амбициями и перспективами стать неплохим художником выросла робкая и вечно пашущая уборщица? Маленькая Йорк смотрела на большую. Той казалось, что у неё вот-вот разорвётся сердце от давления, от желания высказать себе в прошлом то, что ей удалось понять только сейчас. Скарлетт не могла подавить это в себе так, как долгие годы давила все мечты и чувства.
— Скарлетт Йорк, ты станешь замечательным художником. Не позволь себе, окружающим и обстоятельствам сломить тебя. Ты заслуживаешь большего, чем добилась я, — девушка обращалась к маленькой версии себя, пугаясь того, что не найдёт понимания в глазах своей копии. Однако маленькая Йорк закивала быстро-быстро, внимая каждому слову Скарлетт. Стены начали сужаться. Становилось темно и тесно. Девушка вдруг почувствовала, будто комната убегает от неё.
Скарлетт опомнилась. Сердце её стучало беспрерывно громко и быстро. Девушка поймала себя на том, что кивает. Это всё объясняло. Скарлетт взялась за голову. Она жутко болела; виски пульсировали, кажется, от поднявшегося давления. Девушка наконец почувствовала, что вернулась в реальность.
В это время вернулись Джейк и Лука. Парень держал несколько пакетов с весьма загадочным содержимым, а мальчик, ухмыляясь, поедал мороженое. Скарлетт невольно улыбнулась, увидев ребят. Что-то в её груди восстановилось, встало на место и начало исправно функционировать. Маленькая Йорк теперь не одна.
— Мы понимаем тебя, Скарлетт, — начал было Джейк. Гелиос закивал, соглашаясь с парнем и хлюпая ртом, жадно поглощающим мороженое. — Мы принимаем твою боль и очень хотим, — парень посмотрел на мальчика. Тот неловко столкнулся взглядом с Джейком, посмотрел на Скарлетт и вновь закивал, — чтобы ты избавилась от неё.
— Это очень мило с вашей стороны. Спасибо, — на лице Скарлетт засияла улыбка. Лука вытащил из одного пакета мороженое и протянул его девушке, мило улыбаясь.
— Я хотел сказать почти то же самое, — закивал гелиос. — Я думаю, ты и сама знаешь, что я мечтаю помочь тебе. Самое главное — это то, чтобы ты хотела того же, Скарлетт.
— Очень хочу, Лука. Я уже кое-что переосмыслила. Спасибо, малыш, ты и вправду дитя солнца, — она нежно, с материнской любовью потрепала мальчика по волосам. Тот улыбнулся.
— Я принёс в твою жизнь немного счастья, и я не о мороженом, — захихикал гелиос. — Ты ведь хотела научиться рисовать ещё лучше? Так вот! Джейк — это известный цифровой художник, который зарабатывает на своём любимом деле хорошие деньги, — восхищённо проговорил Лука. — Ты ведь об этом мечтаешь?
Скарлетт кивнула. В глазах её засияли счастливые огоньки.
— К тому же, Джейк — человек мужского пола, а это значит, что он мог бы помочь тебе с проблемами в отношениях больше, чем я.
— Замечательно придумано, Лука. Где тебя такому научили?
— Где, где? Известно, где, — мальчик взглядом указал на потолок, подразумевая небо. Скарлетт улыбнулась.
— Да ну тебя, — рассмеялся Джейк, потрепал гелиоса по волосам и перевёл взгляд на девушку. — Скарлетт, как насчёт того, чтобы порисовать вместе? Я буду Вашим ассистентом, — галантно произнёс парень.
— С радостью!
— Ну вот и славно. Веселитесь. А я пока чай поставлю, — сказал Лука и исчез в просторах кухни.
Голоса стихли. Теперь были только мольберт, сооружённый девушкой когда-то, две кисточки, старые краски и огромное желание Скарлетт нарисовать шедевр. К этому всему прилагались два художника, смиренно выводящие линии на полупустом холсте. Джейк внимательно наблюдал за действиями девушки и пытался добавить немного волшебства в получающийся рисунок.
— У тебя хорошо получается, — полушёпотом произнёс парень.
— Спасибо.
Это была попытка начать разговор. Джейк задумался, наблюдая за Скарлетт.
— Почему ты так привязана к Сэму?
Вопрос парня застал девушку врасплох, но она продолжила превращать свои мысли в плавные линии.
— Я не знаю. Меня очень тянет к нему. Это первый человек, который обратил на меня внимание. Он забрал мой первый поцелуй и... Да и вообще много чего. Нервы, деньги, время. Мы жили здесь вместе.
— Долго?
— Не очень. Гораздо меньше, чем хотелось бы, — вздохнула Скарлетт.
— Может, это и к лучшему? — Джейк неуверенно улыбнулся.
— Может быть.
— Судя по рассказам Луки, — парень продолжил, надеясь на развилку диалога. — Сэм вёл себя отвратительно.
Девушка тяжело вздохнула.
— В чём-то Лука и вправду прав, но Маргарэт говорит, что я виновата в том, что случилось с нашими отношениями. Я слишком нагружала Сэма своими проблемами, понятное дело, что он сбежал от этого к другой, не забыв облить меня грязью... — в голове Скарлетт чувствовались обида и разочарование. Джейк сглотнул комок, застрявший в горле, и продолжил наблюдать за девушкой.
— Ты не можешь быть виноватой в том, что он предпочёл другую женщину тебе. Ни одного адекватного человека нельзя заставить изменить своему возлюбленному, даже если набросить на него кучу проблем. Значит, или человек не особо адекватный, или любви как таковой и не было, — вздохнул парень. — Мне жаль об этом говорить, но это правда. В том, что Сэм идиот, нет твоей вины. Извини, если мои слова задели тебя, но я очень хочу, чтобы ты осознала, что есть вещи, которые мы не можем поменять. Например, других людей. Порой и менять-то ничего не нужно, как оказывается в конце.
— Нет, ни в коем случае... Но Маргарэт говорит, что я буквально душила его своими сомнениями и переживаниями...
— Ни один человек, чувствующий себя любимым и счастливым, никогда не будет кричать и скандалить. Сэм сидел на твоей шее и жил за твой счёт, а ты лишь изредка делилась с ним своими мечтами и страхами, на что он реагировал совершенно неадекватно. Нет, в этом нет твоей вины.
— Но Мар..
— Кто такая Маргарэт?
— Моя подруга.
— Сколько счастливых отношений она построила?
Скарлетт пожала плечами.
— Кажется, ни одних.
— Тогда почему она считает, что может упрекать тебя и советовать тебе какие-то странные вещи? — Джейк повёл бровью.
— Она хочет, как лучше, это я знаю точно, — попыталась оправдать свою подругу девушка. Парень вздохнул.
— Как лучше — это провести всю жизнь с человеком, который не считается с тобой и явно не любит тебя, не уважает твоих увлечений и интересов, напрямую нелестно высказывается и смеётся над твоими мечтами?
— Перестань! Я люблю её, мне неприятно слушать о ней такое, — разозлилась Скарлетт.
— Хорошо. Прости. Мы поговорим об этом потом, — вздохнул Джейк. Отношения между парнем и девушкой были на грани ссоры, поэтому художнику захотелось перевести тему. — Посмотри, как здорово у нас с тобой получилось!
На прежде пустом холсте теперь красовался пейзаж. Большие ярко-зелёные холмы были увенчаны множеством диких ромашек, одуванчиков и других самых различных цветов. На самом дальнем от зрителя холме расположился большой красивый дом с огромным великолепным садом, полным растительной культуры. Чуть ближе находилась небольшая речка, течение которой оживало на застывшей картине. Нет, это был не рисунок — это была фотография, сделанная явно глазами маленькой принцессы. Или, может быть, даже маленькой Йорк, но об этом могла догадываться только Скарлетт. Джейк неплохо помог девушке: он проработал детали и придал им большей красочности. Начинающая художница оглядела получившуюся работу и улыбнулась.
— Это волшебно!
— Ты огромная молодец! У тебя есть всё для того, чтобы стать известным художником.
— Я нуждаюсь в постоянной поддержке, — вздохнула Скарлетт.
— Мы сможем обеспечить тебя ей, — улыбнулся Джейк. Отношения снова становились немного крепче — это были будто качели, развивающие свою высоту и скорость, то поднимающиеся высоко к небу, то опускающиеся к земле. — Кстати, а что там с...
— Горим! — заунывные беседы прервал крик Луки. Парень и девушка мгновенно переглянулись и одновременно вскочили, побежав на кухню. Комната сплошь и всюду была заполнена дымом. Скарлетт закашлялась. Джейк на ощупь нашёл ручку окна и резко открыл его, впустив в комнату свежий воздух. Трио зашлось в кашле. Через некоторое время все, наконец, откашлялись и смогли полностью раскрыть глаза, прежде заволоченные дымкой. Девушка ещё ничего не сказала, но уже осуждающе и вопросительно смотрела на Луку. Тот виновато улыбнулся. Руки и лицо гелиоса были покрыты копотью. Джейк не смог удержаться, чтобы не рассмеяться, и кухня снова заполнилась — на этот раз искренним смехом парня. Скарлетт невольно улыбнулась, но быстро спрятала улыбку за серьёзным выражением лица.
— Что это было?
— Я просто хотел приготовить что-нибудь вкусненькое, чтобы вас развеселить, — Лука отвёл взгляд.
— Что ж, парень, у тебя вышло, — Джейк зашёлся в необъяснимо заразном смехе. Скарлетт долго корчила серьёзную и важную мину, но не сдержалась, наблюдая за, откровенно говоря, дико и истерично смеющимся парнем и тоже засмеялась от нелепости сложившейся картины. Лука стоял, улыбаясь, вытянув чёрные от копоти руки вперёд и не понимал всеобщего веселья. Смех сближает, глупые ситуации — тоже.
— Пойдём отмываться, — сквозь дикий смех проговорила Скарлетт, взяв гелиоса за локоть, чтобы не испачкаться.
Ещё долго в квартире Йорк стоял истерический смех парня и девушки. Лука, может быть, тоже бы посмеялся, но лицо его украшала ухмылка — а всё потому, что его план по укреплению отношений однозначно работал...
Наверно, маленькая Йорк оценила бы такой расклад дел.