По всему кабинету разнёслось то самое синхронное охание, выражающее полнейший шок. Бабки-уборщицы, казалось, в ту же секунду бесшумно сползали по стенам, неуклюже задевая своими телами рабочий инвентарь. Каждая швабра, которая принадлежала хрупким рукам художницы, вдруг заскрипела, заохала и так же бесшумно перевоплотилась в дорогую кисточку. Пятна на полу мгновенно превратились в незаменимые штрихи на полотне жизни Скарлетт. Вода выплёскивалась из вёдер в шумной радости; Маргарэт вдруг стало плохо и она, расстегнув ещё одну пуговицу на своей красной, перечащей всякому дресс-коду блузке, кратким кивком попросила своего возлюблённого — а может, и не возлюбленного, но что взять с Марго, раз она так любвеобильна? Разве от этого она становилась плохой? — открыть окно настежь. Тот, потупив взгляд, кивнул в ответ и обмякшими пальцами повернул ручку. В офис влетел свежий порыв воздуха, верно, задержавшийся в полёте, потому и необыкновенно холодный, резкий и крепкий. Он перевернул открытую папку на столе начальницы, взбудоражив женщину не меньше, чем слова бывшей уборщицы, хотя что уж там — это явно был необычный ветер. Это был ветер перемен, всегда играющий даже в самые азартные игры и никогда не проигрывающий.  

Лицо Скарлетт сияло. Она улыбалась, не смотря на своих коллег, потому что понимала сущность каждого из них. В каждом человеке есть кое-что хорошее и интересное, но порой мы не можем увидеть этого, потому что заостряем внимание на плохих его качествах, которые он обнажает чаще всего. Девушка и вправду не знала, что хорошего есть в том же возлюблённом Марго, потому что он никогда даже не улыбался при ней. Захочется ли кому-то узнать человека получше, если он постоянно кричит и высказывает свой гнев? Никак нет. Начальница подала Скарлетт ручку. В договоре указывалось, что девушка вправе освободиться от дополнительных рабочих дней при условии согласия двух сторон. Девушка посмотрела на женщину в шляпе с пером. Ничего хорошего от неё ждать не стоило. Ни от начальницы, что сидела с суровым видом, ни от шляпы, перо которой уже заметно поредело. Всё в офисе вдруг делалось таким жалким и бедным, старым и скучным, хотя когда-то Скарлетт довольствовалась и этим. Ты придёшь в магазин, увидишь устаревший ветхий стул, и он покажется тебе лучшим вариантом, прежде чем ты дойдёшь до красивого и удобного кресла. Это вполне нормально: прежде чем мы не узнаем, что можно лучше, мы никогда даже и не подумаем об этом. Как у людей появляется чувство стиля? Всё просто: сначала они носят отвратные вещи. И это не только про одежду.  

Начальница вдруг кратко кивнула. В кабинете всё так же стояла глубокая тишина. Скарлетт заметила кивок и на лице её засияла улыбка. Значит, согласие одной стороны уже есть. Согласия второй стороны можно было и не спрашивать. Девушка быстро заполнила необходимые документы и передала их женщине. Та, насупившись будто старый бобр, платину которого разрушила неизбежная ситуация, ещё раз проглядела заявление своими крошечными злыми глазками, чем-то напоминающие крысиные. Скарлетт это позабавило, и она вновь улыбнулась, увидев печать на листе бумаги. Это был не конец. Это было только начало фильма, показ которого был задержан долгим рекламным роликом. Можно было доставать попкорн, кисти и краски — начиналась новая жизнь.  

Девушка последний раз окинула взглядом собравшихся в кабинете коллег, столкнувшись взглядом с Маргарэт. Губы той дрожали то ли от злости, то ли от шока. Она всегда так делала, когда происходило что-то неожиданное и странное, и губы её то тряслись, то непонятным образом искажались, то она поджимала их, то кусала до крови, и в её волнении не было ничего странного, потому что сегодня ей явно было о чём волноваться. Скарлетт больше не будет помогать Марго. У художницы больше не было лучшей подруги. Но в этом нет ничего страшного — значит, появилось в сердце девушки место для новых замечательных людей, и от мысли об этом у Скарлетт кружилась голова, но не так, чтобы Йорк думала, что вот-вот упадёт в обморок, а так, что она с задорным смехом выбежала из кабинета навстречу свободе. От полноценной жизни её отдаляла только форма, которую нужно было выгладить дома и отдать обратно, но это были ещё мелочи по сравнению с тем, что Скарлетт делала долгие несколько лет. Никто больше не заставит её драить туалеты, если она не захочет этого сама. Ну, если только определённые жизненные обстоятельства, но девушка крепко верила в карму. Точнее сказать, недавно поверила, после очередной лекции Луки.  

Скарлетт однажды пришла сюда с поникшей головой, грустно опущенными ссутуленными плечами, пустыми глазами и маленькой надеждой в сердце. Теперь надежда была побольше, только уже не на это место. Девушка вприпрыжку, с высоко поднятым подбородком шагала по серым коридорам, и её яркие зелёные глаза смеялись вместе с ней, каштановые локоны небрежно упали на плечи, когда она освободила их от оков причёски, и прямой небольшой нос быстро-быстро дёргался из-за того, что Скарлетт часто вдыхала воздух, кажущийся ей новым. Всё было новым, кроме старого места работы, которое девушка спешила покинуть. Она специально оббежала всё здание, своим видом желая вселить свет в души офисных работников, и смеялась так искренне, так задорно, и голос её больше не дрожал от волнения, и всё позабылось, как страшный сон. "А я всё слышала!" — пронеслось в голове Скарлетт тогда, когда она добралась до каморки уборщиц, и фырканье старух, казалось, услышавших её мысли, раздалось в ответ, разнеслось по всему этажу. Даже стены будто фыркали при виде девушки, при виде растрёпанных её волос и улыбающегося лика. "Как неподобающе Вы себя ведёте, Скарлетт Йорк!", "Фи, как так можно!", "Как неэтично!" — передразнивала их Скарлетт и улыбалась всё ярче, всё дальше и громче шагая по чужим коридорам.  

У выхода новенькая работница вдруг окликнула девушку.

— Ой, а Вы куда?

— Да нет, никуда. Я уже ухожу. Ошиблась зданием! — рассмеялась Скарлетт, и эта мысль заставила её чувствовать себя ещё лучше. Она действительно просто ошиблась, и очень жаль, что такая ошибка могла стоить её счастливой жизни. Теперь всё было позади — и наезды со стороны коллег, и пятна на полу, стёртые до дыр, и бывшие, и ненастоящие, и прошлое, и больше её не волнующее, и старые ворота, захлопнувшиеся перед художницей навсегда. Форму она доверила стирать новенькой уборщице, которая с радостью согласилась помочь Скарлетт, тем более что та обещала пригласить её на выставку, которую обязательно устроит в ближайшем будущем.

— Ура! С днём рождения, Скарлетт! С началом новой жизни! — раздался вдруг гром, и девушка в страхе отскочила. Это была всего лишь хлопушка. Конфетти беспорядочно высыпались на взъерошенные волосы девушки. Джейк заботливо поправил пряди, упавшие на её лицо.  

— А-а! Умеете вы напугать! — захохотала Скарлетт. — Я уж думала, что не успела я начать новую жизнь, как кто-то собрался положить ей конец. Привет, ребята!

— Ты так изменилась, Скарлетт! — Джейк крепко обнял её. Лука, поставив торт на скамейку неподалёку, улыбнулся и подбежал к девушке. Та обняла всех в ответ, и ещё несколько счастливых мгновений трио стояло так, не двигаясь, вдыхая порывы свежего ветра и начало новой жизни. В груди каждого из них сияла надежда. Джейк, оторвавшись от Скарлетт первым, поклонившись, подарил ей букет и поцеловал руку.

— Это Вам, Скарлетт Йорк, самой замечательной девушке на всём белом свете, и самому гениальному художнику, которого я только знаю! — Скарлетт смутилась, но приняла подарок. Лука завизжал от радости. Лицо его покраснело.  

— Ты чего?

— Нет-нет, ничего. Продолжайте.

Все рассмеялись.

— Такое дело стоит отпраздновать. Что думаешь? — спросил Джейк, обращаясь к девушке. Та задумалась.

— Может, посидим у меня втроём, попьём чаю с тортом?

Лука поджал губы.  

— Если хочешь, могу познакомить тебя со своими коллегами. Они наслышаны о тебе и как раз давно хотели тебя увидеть, — улыбнулся парень. Он всегда предлагал что-то своё, ему была свойственна решительность и инициативность в абсолютно любом вопросе. На Джейка можно было положиться и Скарлетт с радостью этим занималась.

— Ну да. Попить чаю мы всегда успеем. Ты прав. Стоит подкрепить моё радостное настроение знакомством с новыми людьми, мастерами своего дела. Я так давно хотела познакомиться с кем-то, кто служит моей мечте! — девушка засияла. Под "мечтой" она подразумевала дело художественное. — Да, конечно, Джейк. Я с радостью. Только примут ли они меня?

— Мы уже говорили с тобой об этом, — Джейк мило вздохнул. — Конечно, примут, ещё как. Ты нам всем очень нужна.  

— Правда?

— Да.  

— Правда-правда?

— Вот только не надо этого.  

Скарлетт засмеялась. Джейк всегда был спокойным и рассудительным, холодным на такие выкрутасы, которые были привычны девушке. Она казалась всем милой и тихой, но на самом деле в душе её давно цвела и благоухала не одна причина взбунтоваться. Ярким букетом из роз, не из маргариток распускались в глубинах сердца девушки эмоции. Ей хотелось рассмеяться прилюдно, расплакаться при всех, шумно и с надрывами, танцевать в толпе и ездить на велосипеде по самым страшным и опасным дорогам. Если бы не благоразумие художницы и не её воспитанность, притормаживающая многие процессы мысленной деятельности, она бы давно угнала какой-нибудь внедорожник и уехала на дикий запад закупаться кожаными куртками и банданами.  

Всё это притормаживал ещё и Джейк. Лука научил Скарлетт видеть счастье во всём и получать его, а парень учил её уму-разуму в каждую их встречу. Джейк хоть и был цифровым художником, но когда-то в прошлом мечтал помогать людям с душевными ранами и психическими отклонениями. Проще говоря, несколько лет назад парень зачитывался психологическими книгами, ездил на конференции втайне от своих родственников, слушал лекции по ночам вместо того, чтобы спать и мечтал о том, чтобы помогать людям. Однако потом эта мечта превратилась в желание стать художником, непонятно откуда взявшееся, но согревшее душу Джейка Рэдклиффа, о котором давно уже стоило рассказать немного больше.

Двадцать семь лет тому назад маленький Рэдклифф родился в семье рабочих. Он нечасто видел своего отца, который приезжал в родной город только раз в год, на Рождество, и порой на неделю летом. Все заработанные деньги Мэтт Рэдклифф отправлял домой — конечно, доселе никому неизвестно, все или нет — на образование сына. Он мечтал о том, чтобы его ребёнок стал учёным и разрабатывал лекарства в научном институте на другом конце страны. В том числе и лекарство от холеры, от которой впоследствии отец Джейка и скончался. Тогда его семья, представляющая собой овдовевшую мать и троих детей, перебралась в город. Мальчику было всего лишь двенадцать, когда он потерял родителя, и эта потеря далась ему нелегко.  

Он страдал от ночных кошмаров, пару раз его брал эпилептический припадок, а ещё он признавался в том, что видел бесов, снующих тут и там между кроватями его сестры, братьев и матери. Может, это всё было галлюцинациями, может быть, это был обыкновенный страх, переросший в более страшные вещи в силу возраста Джейка, но кроме этого его сражали головные боли и паранойя. Каждую ночь он прижимался к груди своих родных для того, чтобы услышать их дыхание, прочувствовать его, и только это успокаивало мальчика. Если он вставал ночью, он обязательно осматривал каждого члена своей семьи, и страшным для него было однажды обнаружить, что кого-то нет в постели. Головная боль снова брала своё, и Джейк падал в обмороки, хватаясь за мебель: однажды он уронил шкаф, в котором стоял сервант, и сильно поранился. Мальчик был частым обитателем больниц в течение почти семи лет.  

Психологи разводили руками, говоря, что это пройдёт с течением времени, что это травма, которая вполне понятна и ясна, но избавиться от неё не выйдет.  

— Время должно вылечить Вашего мальчика, — говорил сотый специалист, вздыхая. Мать Рэдклиффа падала на колени. Сын подбегал к ней и помогал подняться, отбрасывая неуклюже прикрывающие её прежде молодое и красивое лицо пряди. Женщина и вправду быстро состарилась — с каждым новым походом к врачу её образ вдруг осыпался морщинами и болячками, она похудела и всё чаще дрожала, закутывалась в шали, когда на улице стояла знойная жара, и молилась жареному солнцу, палящему с необыкновенной силой, о помощи.  

Солнце услышало её. Джейк рос и болезнь проходила. Более того, он и сам начал интересоваться своим здоровьем и реакцией организма на потерю близкого человека. Он стал чаще обращаться к научной литературе, ездить на открытые лекции в ближайшие институты и даже поступил на факультет, связанный с психологией, потратив на своё образование почти все деньги, которые долгое время копил отец, но позже понял, что это не его. Однажды Джейк бежал под ливнем после тяжёлого рабочего дня и заметил девушку, которая сидела посреди пустой улицы и рисовала. Краска сливалась с каплями дождя, платье и волосы прекрасной незнакомки намокли, но она всё так же неизменно водила кисточкой по холсту, спокойно и умиротворённо. Девушка заметила удивлённый пристальный взгляд парня и улыбнулась уверенно, ни разу не смущаясь такого увлечённого внимания, и продолжила рисовать. Надолго в голове Джейка остался образ художницы, которая выводила на картине свои мысли, верно, упорядоченные и уравновешенные, несмотря на бьющий по асфальту рядом с ней ливень. Тем же вечером парень начал рисовать. Получалось сначала не очень хорошо, и Джейк сложил руки, сложил кисти и краски, приняв будто, что это не его дело, но незнакомка не выходила из его головы всю ночь.

На следующее утро он вышел из дома и увидел на улице светловолосого мальчишку в лёгких белых одеяниях и с сияющей улыбкой. Парень и не помнил уже, с чего начался их разговор, как завязался: он тоже долго не верил в то, что существуют какие-то гелиосы, которые готовы ему помочь, и еле сдерживал смех, который пробирал его с каждым словом розовощёкого мальчишки. Тот говорил так жарко, уверенно, чётко, и во взгляде его сияло солнце. Рэдклифф уж думал, что снова сходит с ума, возвращаясь к истокам: наверно, он сейчас упадёт в обморок или что-то вроде того, но ноги держали его, появился в теле будто какой-то стержень. Парень больше не боялся, и непонятно было ему, отчего в нём появилось такое бесстрашие, и как объяснить это? Ни одна лекция не объяснила ему существование гелиосов, ни один специалист не мог ничего подтвердить или опровергнуть, но опровергать было поздно — Лучик уже появился в жизни Джейка и они не расставались ровно до того момента, как парень смог признаться гелиосу в том, что счастлив. Тогда мальчик обнял его, улыбнулся, разбежался побыстрее, и пропал в сплетении солнечных лучей, ушёл в мир, до которого не доберёшься на поезде, куда не отправишь ни письма, ни весточки, откуда, может быть, никто и не вернётся, но только не гелиосы.  

И Лучик вернулся уже Лукой в сопровождении милой Скарлетт. Вернее сказать, Скарлетт была в его сопровождении. Девушка обдумывала всё то, что рассказывал ей о своей жизни Джейк, и улыбка невольно появлялась на её лице, сияя и расцветая. Скарлетт не так много знала о биографии парня, поскольку он не любил обращаться к прошлому, позабыв о нём, зато она прекрасно понимала, какой он человек, знала его излюбленные фразы, любимых творцов, привычки — хорошие и так себе, некоторых друзей и даже любимый цвет — фиолетовый. Художница не знала, когда и с кем впервые поцеловался парень, где он работал и как зарабатывал на жизнь до карьеры цифрового художника, но мысль об этом нисколько её не печалила — это сколько же вопросов она ещё сможет ему задать? Хихикая, Скарлетт не успела оглянуться, как уже стояла около прежде неизвестного здания — центра искусства, в котором работал Джейк. Лука всю дорогу выполнял особенно важную функцию — перевоз торта от точки А до точки Б. И точка Б уже была перед носом трио. Парень с умным видом оглядел своих товарищей и торжественно произнёс:

— Ну что ж, входите!

Скарлетт и Лука переглянулись, кратко кивнули друг другу и вошли. Перед ними открылся прекрасный вид на долгие коридоры, стены которых всюду и сплошь были увешаны картинами, будто кто-то ограбил галерею; холодный деревянный пол был прикрыт роскошным длинным ковролином, вдоль стен стояли горшки с высокими растениями, прекрасными цветами и интересными деревцами, везде, куда не глянешь, была какая-нибудь дверь с красивой вывеской, видно, чьи-то рабочие кабинеты. Напротив входа стоял высокий стол, за каким обычно стоят работники гостиниц, принимающие новых гостей; на нём даже был какой-то звоночек. Из-под стола высунулось приятное женское личико. Девушка засуетилась, видимо, обронила бумаги, и, мигом подняв их, встала в полный рост и оглядела посетителей.  

— Джейк, Лука, привет! — гелиос был местной звездой, что уж говорить о Джейке, — а это, верно, Скарлетт? Здравствуйте! Очень рады Вас видеть! Нам о Вас очень много говорили. Проходите, чувствуйте себя, как дома! — девушка картавила, но несмотря на это очень красиво и чётко разговаривала. Волнение художницы, если и было, то мигом испарилось восвояси, и она с улыбкой спросила, куда бы ей повесить пальто. Ей было указано на специальную раздевалку для особенных гостей и работников. Йорк сияла изнутри. "Сейчас что-то будет", — Джейк повесил своё и её пальто, не забыв о курточке Луки, и трио вышло из зоны раздевалки вместе. Скарлетт заметила бейджик на стильном розовом пиджачке работницы. "Лили Смит", — гласила надпись.  

— Лили, верно?

— О, да! Для Вас — Лиля. Меня здесь так все зовут. Пройдём, пожалуйста, мне много с кем Вас надо познакомить! — новоиспечённая знакомая вышла из-за стола. Скарлетт взглянула на Джейка. Тот кивнул. Взяв за руку Луку, девушка пошла за Лили, которую всё ещё несколько опасалась величать Лилей.

Стоит заметить, что здание центра искусства было четырехэтажным — для творчества нужно максимально много места. Лестницы были винтовыми, в чём и заключался главный минус, но Лили, в течение всего разговора вдруг вставшая Лилей, объяснила, что в другом конце здания есть самые обыкновенные лестницы, пригодные для эвакуации, и Скарлетт успокоилась даже после того, как почти свалилась. Лука, конечно, её спас, да и Джейк в стороне не остался. Спустя некоторое время, которое было довольно долгим в представлении художницы, ребята вышли на четвёртом этаже и перед ними открылось огромное пространство. Видимо, это был этаж для отдыха. Здесь были многочисленные зоны с диванчиками, телевизорами и даже один странного вида фонтанчик небольшого размера. В самой большой зоне стоял вместительный белый кожаный диван, обрамляющий собой не менее нескромных размеров стол. На нём сидели семеро человек, и места ещё было предостаточно. Они смеялись между собой до тех пор, как в зал не вошли гости. Творцы вдруг засуетились, мгновенно успокоились и кто с улыбчивым, кто с более серьёзным видом обратились к зашедшим ребятам.  

— Джейк, Лучик! — воскликнула длинноногая красавица-брюнетка с шикарной шевелюрой и пухлыми губами. Она встала из-за стола, поправив своё чёрное платье с блёстками, и подошла к старым знакомым. У незнакомки был на самом деле очень приятный голос и симпатичная внешность, Скарлетт даже позавидовала блеску её карих лисьих глаз. Наконец работница обратилась и к ней. — Здравствуй, Скарлетт! Ты прямо такая, какой я тебя представляла, — улыбнулась она, и Йорк отбросила все мысли о том, что незнакомка очень неприветлива, и, наверно, стервозна. В разговоре брюнетка была легка и душевна. — Лора Форд! Это моё имя. Лора Фокс — псевдоним. Я увлекаюсь абстрактным экспрессионизмом. Если хочешь, покажу тебе свои работы, — она подмигнула. Было заметно, что эта дама чувственна и независима, легка и очень хороша собой во всех смыслах. Лора так и стреляла глазами, но совершенно ничего этим не хотела сказать. Она просто была собой.

— Очень приятно, Лора, — девушки обнялись.  

— Эй, Скарлетт! Рады видеть тебя! — в унисон пропели две рыжие девочки. Они были практически одинаковыми, только у одной из них было каре, а у другой — длинные завитые волосы. Близняшки выглядели, как подростки, носили одинаковые нежно-голубые джинсы и зелёные кофты. На их хрупких ручках сияли самодельные браслеты, между прочим, очень даже неплохо сделанные. Скарлетт сразу обратила внимание на аккуратность изделия. — Я — Джуди! — воскликнула коротковолосая, и девушка заметила, что лицо её усыпано веснушками, прямо как у сестры. — А это — Софи! Джуди и Софи Фишер, — девочки одновременно сделали реверанс. Йорк не могла назвать их девушками, хоть им и было как минимум шестнадцать. Близнецы будто нашли способ остановить время и не старели лет так с двенадцати. Однако в ясных зелёных глазах каждой из них сияло желание творить. — Только взгляни на наши работы! — Джуди притащила с собой альбом и принялась показывать гостье картинки. Они и вправду были очень даже неплохими, Скарлетт даже приметила несколько идей. Софи оттащила свою сестру, закрывая альбом.

— Что ты делаешь!

— Не навязывайся, — было ясно, что в этой паре учитель явно Софи. Йорк засмеялась.

— Они хоть и кажутся легкомысленными, но поверь мне, Скарлетт, за этими девчонками будущее! Их работы пользуются огромным спросом, — прошептал девушке на ухо Джейк и они вместе присели на диван. Лука заинтересовался картинами близняшек и остался с ними.

— О, а это кто?

— Это ты, Лучик, друг! Мы так скучали. Джейк ведь говорил, что ты никогда-никогда... — на лице Джуди появились слёзы. Софи вздохнула и обняла сестру за плечо. — А ты вернулся! И мы так рады, Лучик!

— Называйте меня Лука. Это Скарлетт придумала, — улыбнулся гелиос. — А мне, между прочим, очень приятно. Спасибо, девочки. И я скучал. Такая у меня работа — неожиданно приходить, неожиданно исчезать и так же неожиданно возвращаться, — засмеялся мальчик. Девочки рассмеялись вместе с ним.

К Скарлетт тем временем подвинулась ещё одна женщина лет так тридцати пяти. У неё были чёрные, как уголь волосы, подстриженные под каре, и ослепительно голубые глаза — очень необычное сочетание. Кроме того, у незнакомки было родимое пятно на лбу, которое было чуть светлее, чем остальная кожа, и оно дало знать о себе на волосах, поэтому одна прядка была кристально белой. Йорк очень долго любовалась этой женщиной, но никак не осмеливалась подойти и познакомиться поближе. Это была неземная красота, неосязаемая и неприкосновенная. У дамы было открытое красное платье в пол, она была похожа на очень богатого человека, и никто бы не догадался на первый взгляд, что она рисует, а не занимается бизнесом, хотя и на рисовании, как оказалось, можно было делать большие деньги.  

— Мэрилин, — дама протянула руку, и Скарлетт заметила изящную перчатку на ней, и ей вдруг стало стыдно, что она сама не особо при параде. — Мэрилин Мартин. Супруга владельца этого центра. Замечательное место. Я его обожаю. Видели статую в холле? — Йорк неуверенно кивнула, пытаясь вспомнить. — Это я его разрисовала. Здесь мало моих работ, оставляю место талантливым девам и юношам. Наслышана о Вас. Хорошо пишете. Вам бы отточить свои навыки и открыть свою галерею, — женщина отпила из бокала. Она выглядела страстной, разговаривала бегло, с акцентом, только Скарлетт не могла понять, с каким, и долго пыталась вслушаться. — Рада Вас наблюдать. Кажется, я Вас где-то видела. Вы случайно не работали в театре?

— Э.. Нет, не работала.

— А зря. Хорошая внешность. Мимика для театра, — Мэрилин поёрзала на диване, устроившись поудобнее, и отпила ещё немного вина. — В самом деле, где же мои скорпионы? Подогнать бы этих поваров, — вздохнула Мартин.  

— Я уже объелся этими раками, — вздохнул мужчина с грустным выражением лица. Его светло-русые неаккуратные кудри прикрывали широкий лоб и печальные серые глаза, но Скарлетт-таки удалось его разглядеть хорошенько. Девушка о нём слышала. Это был Руперт Холидей, рисующий также в экспрессионизме, работы которого Скарлетт часто показывал Джейк, да и именно с ним он когда-то учился на психолога. Судьба свела их снова. Юноша выглядел обидчивым и ранимым, таковым он и являлся по рассказам Рэдклиффа, но при этом умел смеяться и был влюбчив. Ходили слухи, что ему очень нравилась Софи, но та не могла ответить ему тем же, хотя вела с ним очень крепкую дружбу.

— Сам ты рак, дурачина! — воскликнула Мэрилин и вскоре поняла, что очень поторопилась и, скорее всего, очень задела парня. Тот ничего не ответил. — Это скорпионы, — более нежно, как-то соблазнительно проговорила женщина, — они очень вкусные. Тазами бы ела.

— Ты и так ешь, — послышался мужской голос. Мэрилин и Скарлетт высунулись. На краю дивана, подальше от них, сидел отстранённый ото всех симпатичный парень с голубыми глазами и красивыми каштановыми волосами. Он был одет в строгий костюм и шустро рисовал что-то в скетчбуке, и Йорк до жути хотелось узнать, что же он там вырисовывает, однако она поборола своё любопытство.

— Норман, перестань, мы все уже знаем, что ты прелесть под маской буки! — воскликнула подоспевшая Джуди. — Хотя прелесть перевешивает, — улыбнулась девочка. Норман вздохнул и посмотрел на рыжеволосую. Та пристально смотрела на него.

— Ну молодец, рассекретила меня, что дальше? — вздохнул парень.

— Что-то вы совсем невесёлые. У нас сегодня праздник! В наши ряды пришёл новый человек! — закричала Джуди, прыгая от счастья до потолка. Норман мило улыбнулся.  

— Ладно, ладно. Ты это лучше Винсенту скажи. Они вместе с Томасом и Ребеккой вешают новые картины, причём уже часа так три, хотя там всего пять штук, — юноша зевнул и откинулся на спинку дивана. — Норман, кстати. Норман Нил. Нил — псевдоним. Красивая река.  

— Приятно, — улыбнулась Скарлетт. Она привстала, юноша приподнялся, и они, пожав друг другу руки, снова бухнулись на свои места.

Рядом с Джейком сидел пожилой мужчина, однако у него кроме седины и нескольких глубоких морщин никаких признаков старости и не было. У незнакомца были очень добрые, живые глаза. Они с цифровым художником очень бурно и душевно разговаривали.  

— Он иллюстрирует сказки, — прошептал Джейк. Девушка кивнула. Руперт и Мэрилин болтали о чём-то своём, к ним присоединились Софи, Джуди и Лука, которого все поочерёдно трепали по щёкам. Лора по велению близняшек ушла за тремя своими коллегами.

— О, Скарлетт, это ведь Вы! Что-то я совсем заболтался, леди, прошу простить старика! Джейк много о Вас говорил, — Скарлетт посмотрела на парня и улыбнулась, снова переведя взгляд на иллюстратора, — меня зовут Освальд Кингсман. Я рисую картинки к сказкам. На самом деле, это моя отдушина после смерти моей милой Пенелопы, — он вздохнул. Йорк сочувствующе улыбнулась и опустила брови, но старик тут же перевёл тему. — О! Моя старушка очень любила гороскопы. Скажем, кто Вы по гороскопу, Скарлетт?

— Рак, — улыбнулась девушка.

— О! Значит, Вам присуща эмоциональность. Это про Вас? — почти каждое высказывание мужчина начинал с восклицания.  

— Да, определённо, — засмеялась Скарлетт.

— А я вот, например, козерог. Тот ещё приверженник консерватизма! Правда к искусству у меня всегда душа лежала, — улыбнулся старик.

— Это правда! — проговорила Софи. — Освальд прекрасно рисует. Я покупаю все книжки с его рисунками.

— Мы все покупаем, — улыбнулся Норман.

Мэрилин кивнула.  

— Моя любимая — про русалку. Правда конец не очень, — вздохнул Руперт.  

Собиралось всё больше и больше народу. Обстановка накалялась. Атмосфера стояла неземная, такая, в которой Скарлетт давно не была. Ей самой не верилось, что она сидит рядом с теми, кто так же, как и она, считает, что в рисовании есть смысл. Девушка сияла от счастья и попивала коктейль, который ей принёс молодой официант.  

Вскоре подоспела Лора с тремя незнакомыми для Скарлетт людьми: Винсентом, Томасом и Ребеккой. Винсента девушка определила по рассказам Джейка — худощавый парень в разноцветной одежде, с серо-голубыми огромными глазами, весь перемазанный в краске и, к тому же, кудрявый. С Томаса же можно было рисовать картины, он был не хуже тех дев, описанных на древних картинах и скульптурах: как только Йорк увидела его, она сразу же восхитилась великолепно ровной его кожей, правильными чертами лица, карими глазами и светлыми волосами. У него были шикарные спина и руки, а остальное Скарлетт и не разглядела, потому что Джейк отвлёк её, увидев, как она смотрит на незнакомца. Ребекка же была длинноволосой блондинкой с запачканными в краске руками и в великолепном розовеньком платье, оно было простым, но таким элегантным, и так красиво сидело на ней. Она казалась свободолюбивой, задумчивой и парящей: девушка выглядела молодо, но очень мудро, будто она перерождалась сотни раз и знает всё обо всём. Любительница винтажа не смогла устоять перед Лукой и сразу же бросилась его обнимать, поднимать, восклицать, что он вырос и стал крепким мужчиной, хотя он ни разу не изменился.

— О! Новенькие! — Винсент поспешил поцеловать руку Скарлетт. Та рассмеялась.  

— Да, есть такое.

— Хорошо рисуете, — кивнул Томас.

— Джейк рассказал? — воскликнул Лука.

— Откуда ты знаешь, маленький чертёнок? — Винсент вдруг переменился в лице и защекотал гелиоса, не дав Томасу ответить.  

— Сам! Ты! Чёрт! — прерывисто, то смеясь, то злясь, кричал Лука. — Фу! Я такие слова говорить не люблю!

— Ладно тебе, прости.

Гелиос нахмурился и отодвинулся, но через пару мгновений уже ласкался Мэрилин и Джуди, отчего ярко улыбался.

— Ну что, настало время отметить? — Джейк встал из-за стола.

— Да-а! — закричали ребята в унисон.

— Отлично! Я начну. Дорогая Скарлетт, — парень обратился к ней со стаканом шампанского в руках, — когда я познакомился с тобой, я, если честно, подумал, что ты сумасшедшая или просто не в себе, — раздался смех. — Но я понял, насколько я ошибался! Лука — замечательный парень и он очень изменил тебя в лучшую сторону. Ну, вообще-то, я тоже, наверно, чему-то поспособствовал, — смущённо проговорил Джейк, Йорк закивала в ответ, глядя на него, и думая о том, насколько же он у неё хорошенький. — И я очень хочу поздравить тебя с этими изменениями! В первую очередь ты хорошо поработала для того, чтобы стать такой, какой являешься сейчас. А ты, поверь мне, самая замечательная на всём свете! — не скромничая в своих выражениях, говорил парень. Скарлетт заплакала. — Скарлетт! Ну что ты. Я ведь говорю это как раз для того, чтобы ты не плакала, — девушка вдруг встала и обняла Джейка, прижавшись к его груди. Он обнял её свободной рукой. Все умилились. — Лука, парень, отличная работа! Ты, как всегда, молодец, — юноша показал большой палец и гелиос ответил ему тем же.

Повсюду рассыпались разговоры. Все поздравляли Скарлетт с новой жизнью, Джуди и Софи поцеловали её в щёку, Лиля принесла огромный торт, который забыл Лука, Мэрилин желала девушке богатства, Томас подарил ей дорогую пудру, Винсент расспрашивал о жизни, Ребекка спрашивала её о том, что она думает по поводу Пикассо, Норман всё пытался понять, как работают гелиосы, Руперт и Освальд в один голос пересказывали Скарлетт русалочку, Лора хвалила стиль девушки. К друзьям присоединился ещё один юноша: упрямый, как баран, в хорошем, конечно, смысле, и любящий поспорить, особенно об искусстве, и звали его Кристофер Арчибальд, но он вскоре ушёл в свой кабинет дорисовывать какой-то очень важный проект, передавал Скарлетт свои глубокие извинения, что не может остаться с компанией. Все ели, пили и смеялись. Винсент был странноватым, поэтому для него не составило труда заниматься и тортом, и рыбой, которую ему поздновато принесли, а Ребекка отчего-то пила только воду и говорила, что не любит много есть, но потом набросилась на остатки торта.  

Царила прекрасная атмосфера. Скарлетт оставалась в полнейшем восторге от своих новых знакомых, расспрашивала каждого так же жарко, как каждый расспрашивал её, и с огромным удовольствием проводила время в центре искусств. Ребята обещали познакомить её с остальными работниками, которые занимались критикой, и щебетали в один голос о том, что они прелестные ребята. Йорк не знала, насколько прелестны критики, но каждый художник был откровенно превосходным человеком. С каждым она находила темы для разговоры и, как это называется, точки соприкосновения.  

Девушка вдруг почувствовала дискомфорт в районе ног и поспешила удалиться. Она зашла в уборную, посмотрелась в зеркало, поправила кудри и сама удивилась своему сияющему лицу, ослепительной улыбке и своей привлекательности.

— Красотка!

Оставалось только разобраться с ногами. Скарлетт сняла ботинки и потрясла их. На плитку выпали два маленьких камушка, девушка быстро расплавилась с ними, выкинув в мусорное ведро, и улыбнулась себе в зеркало снова. "Вот они какие, камушки в ботинках", — рассмеялась Скарлетт. Пора бы купить новые ботинки.  

Девушка вернулась в зал. Друзья ещё долго и оживлённо болтали о самых насущных и не особо насущных вещах, Мэрилин учила Скарлетт стилю, а Томас — ухаживать за кожей. И художница внимательно-внимательно слушала речи своих новых знакомых.

— Значит, Вы рак... А Вы, Джейк? — интересовался Освальд.

— Рыбы.

— О, так это же прелестно! У вас идеальная совместимость, — захохотал мужчина. Скарлетт смутилась. Раздались умилённые восклицания.

Так они говорили ещё долго-долго, пока не стемнело совсем, пока луна ещё оставалась царицей среди чёрного неба. Скарлетт пила самый вкусный кофе, ела вкусные печенья, наслаждалась вкусными разговорами и вкусными картинами, и всё это для неё сделали её новые товарищи. Художница внимала их речам, удивлялась их историям и ни на секунду не сомневалась в том, что она дома.  

В удобном красивом кресле.