А нам все равно, а нам все равно,

Пусть боимся мы волка и сову.

Дело есть у нас — в самый жуткий час

Мы волшебную косим трын-траву...

Полупустой вагон. В середине дня почти никого. А те, кто есть, половиной в масках. Евген везет младшего братца к тете — и без всякой защиты. И не заботится. Ни о себе, ни о нем. Он заботится о блондине напротив.

Тут такая штука… Нет, конечно, он видел блондинов. Натуральных людей-без-бровей-и-без-ресниц. Видел всяких, даже красивых, особенно в интернете. Этот — не то чтобы шибко красивый. Объективно. Хотя, конечно, на вкус и цвет.

И естественно, Женя видел, чтобы всякие блондины опускали волосы до плеч. Ничего. И даже парней с хвостиками — видел, видел. Удобно.

Но чтобы какой-нибудь блондин вот так просто сидел в метро с гребаной женской заколкой, собравшей половину его волос на затылке — это правда в новинку.

Нет, в натуре, что за абзац?

Сначала Женя недоумевал. Потом злорадствовал про себя. Потом он толкнул мало́го, чтобы поржать.

Они, в общем, поржали.

А затем Женя залип. И понял, что залип, когда этот самый блондин оторвался от своего телефона, поднял на него бледные глаза цвета сильно разбавленной голубизны — и взгляд удержал.

Женя немного оторопел. По нему, наверное, было видно, потому что блондин вдруг разулыбался.

И сердце такое: «Ну привет».

И Женя в ответ:

— Ну приехали.

Малой в диалог влился быстро. Говорит:

— Еще две остановки.

Женя стекает по сидению и с чувством констатирует:

— Абзац.

Теперь он пытается сыграть с блондином в игру: «Подай знак». Еще разок. Чтобы наверняка. Женя ждет. С выражением: «Ну давай ты гей, ну пожалуйста».

А блондин поднимает смеющийся взгляд — и в нем целый ответ: «Ну давай я гей, вот пожалуйста».

У Жени начинается паника. А че гей живой и не в интернете, знаете?..

Потом — стадия отрицания, и Женя спрашивает у себя, а заодно у блондина: «Может, обознался?» Но блондину забавно — он-то как раз, наверное, не обознался.

«А если стебет? Пишет там своим друзьям, что какой-то долбонавт строит ему глазки, вот умора».

Остановка. Остается еще одна. Женя стоически сносит. Секунд десять. Потом начинается торг, шепотом, чтобы никто не раскрыл. И Женя наклоняется к мало́му с вопросом:

— Ванек, а хочешь шоколадку?

— А че ты расщедрился?

— На спор.

— О, — оживляется Ванек, — тогда лучше торт.

Женя смотрит на брата без выражения, которое все же выражает: «А ты не перепутал?» — и ненавидит в нем свое воспитание.

— Ладно, — сдается. — Слабо́ — подойти к чуваку и сказать, что он красивый?

— Нафига?

Вопрос хороший. Потому что Женя не считает блондина шибко красивым, ну максимум симпатичным, но красота, она не объективна, и вообще блондин тем лучше, чем дольше смотришь. Только брату такого не объяснишь.

И Женя изобретает:

— Ты не сможешь сказать — я поржу.

— Я смогу.

— Свежо предание, — Женя готовит бойца перед боем на ринге.

— Я тебе сейчас тресну, — отвечает боец.

— Отлично, ты готов.

Ванек отправляется.

Женя ему:

— Подожди.

Хватает за плечо, заглядывает в глаза — ответственно.

Блондин наблюдает — заинтересованно. Почти погас экран его телефона.

Погас.

— Только чтобы нормально, не мямли.

— Два торта.

Женя смотрит на брата без выражения, которое все же выражает:

— А конфет тебе не завернуть?

— Учти: ты предложил мне сам.

— А вот ни фига. За конфеты целуешь в щеку.

— Чтоб я вирус подхватил?

Чтоб без конфет.

— Два торта — и по рукам.

— Вот че ты такой хитрожопый? — спрашивает хитрожопый Ванек.

И Женя говорит ему:

— Наверное, в тебя.

— А ты не бери плохой пример, бери хороший.

Женя хочет взять кого-нибудь хорошего, без примера. Куда-нибудь на свидание.

Остановок в запасе нет.

— Ладно, давай быстрей.

Блондин призывает телефон чуть раньше, чем его уличают, и делает вид, что в нем — интересней. Ванек подходит. Прячет ручонки в карманы куртки. Перекатывается с пятки на носок. Оборачивается на брата. Мямлит:

— Ты это…

Блондин силится не заржать. И собирается сказать:

— Может, он сам… — но не успевает.

Ванек с ним не церемонится, хватает за ворот, целует в щеку и выдает:

— Ты красивый.

Блондин проходит через все этапы недоумения за считанные секунды. Он смотрит на Женю в попытках не заржать и задает свое немое: «Что?»

Женя еще не отошел от собственного: «Что?!» Поэтому стекает вниз, внутри собственной куртки, чтобы спрятаться за воротник, и думает: «Ну приехали».

А Ванек, еще под адреналином, на весь вагон ему говорит:

— С конфетами, понял? И три торта. А то я заболею короной — и тортов не наемся даже…

Женя смотрит на брата без выражения. И шепчет:

— По-моему, «короной» ты уже заболел — с такими запросами.

— А ты че, жадный? Спор есть спор.

Блондин смотрит на Женю. Со смехом. Женя смотрит на блондина. Со стыдом. И поздравляет себя: с провалом. И говорит:

— Ну приехали…

Только в этот раз правда — приехали. И пора выходить.

Женя на стадии отчаяния. И уже представляет, как будет смотреть вслед вагону на стадии смирения. Женя грустно отдает блондину честь двумя пальцами, потому что терять уже нечего, пружинит с места и выходит.

А потом он, значит, оборачивается снаружи, встает и смотрит с тоской. На всякий пожарный, собрав всю наглость в кулак, он спрашивает кивком: «А ты не хочешь выйти ко мне? Сейчас».

Блондин подхватывает вещи.

Серьезно?

Не торопимся? Свободный? Зацепило?

Женя в шоке, но не успевает прочувствовать момент: закрываются двери. Отрезают от Жени блондина. Женя наблюдает ускользающий шанс, словно он процапал последний билет. Блондин смеется. Теряется. Женя идет за вагоном, ускоряя шаг. Блондин показывает пальцем вбок.

Женя уточняет, вбок — это следующая остановка? А то, может, следующая жизнь…

Потом Женя чуть не врезается в колонну. Застывает. И улыбается, как кретин.

А Ванек ему говорит:

— Я смотрю: ты поржал…

— Еще одну остановку проедем?

Ванек быстро смекает, что можно выторговать еще:

— И Кока-Колу.

— Не слипнется?

— Так я ж Кока-Колой запью.