***

Звёзды мягко мерцали в эту ночь. Успокаивающий свет луны освещал влажные от недавнего дождя крыши. Капли словно смыли разрушения в городе после очередной атаки, и Париж выглядел обновлённым. Как будто бы готовым войти в новую часть своей жизни. Лучшей жизни.

Или это просто так сейчас казалось.

Тихая музыка наполняла собой и уносила в неведомые дали. Стоило лишь прикрыть глаза и отдаться ощущениям. Позволить течению мелодии — и жизни — обволакивать тело и проноситься сквозь душу.

Тихий шаг и невесомое дыхание на дрожащих ресницах.

Тепло ладоней — чужих, но таких родных — обжигало спину и кончики пальцев. Ей не нужно было даже открывать глаза, чтобы понять, кто ведёт её чрез пелену медленного танца. Она кожей ощущала его присутствие, касаясь мягкой ткани его костюма. Хоть подними чуть выше руку — и сможешь потрепать его по-кошачьи мягкие уши. И он замурчит. Будь уверена.

Хотелось разорвать тенеты звуков каким-нибудь незначительным и непринуждённым словом, но они все пропали. Остались только он, она и звенящая вальсом тишина. И яркий блеск в глазах.

 — Маринетт…

Осталось только её имя, трепещущее на кончиках губ. Живое, такое тёплое, что даже лишь произносить его — одно удовольствие.

Она медленно открыла глаза и взглянула на него. Звёзды отражались в них, и он чуть ли не сходил с ума от пьянящего чувства.

— Да?..

Однако он молчал, лишь любовался ею. Молчал. Как будто бы робкий влюблённый мальчишка, который не может вымолвить ни слова при виде своей ненаглядной. А разве он не такой?

Музыка звучала где-то на задворках сознания, прикасаясь нежными переливами к самым глубоким и надёжно спрятанным местам души. А она скользила в его руках, такая близкая и манящая, но одновременно — далёкая и невозможная.

Потому что он боялся. Страшно боялся. И акумы с их хозяином — не сравнятся с этим страхом.

Сегодня он узнал, кем всё это время была его Леди. И это знание что-то перевернуло в нём. Его безумная любовь не угасла, нет. Только вот в сердце возникло ещё одно чувство: нежное, тёплое, такое мягкое — но он понять не мог, что. И пришёл сюда. К ней. Чтобы понять.

— Ты что-то хотел сказать? — она смотрела на него своими невозможными синими глазами, и он думал, что это его погибель. И был бы счастлив умереть с памятью об её невинной красоте.

Он нежно обхватил её вторую руку, покружив в танце. Юбка волнами прошелестела следом, приоткрывая вид на стройные ножки, и ему показалось, что нет ничего прекраснее сегодняшней ночи.

— Я… С Днём Рождения, пр~ринцесса, — улыбнулся он мягко, по-кошачьи, заставив её рассеянно расмеяться.

— Откуда ты знаешь?

— Я же супергерой. Я всё должен знать обо всех, — он мгновенно умолк, осознав хвастовство свои слов. Это данное альтер-эго просто не могло не существовать без крупицы каламбуров и самолюбия. Кошки — они все такие.

— Хвастунишка, — хихикнула она и на мгновение отвернулась.

Сердца, стучащие в унисон в этом сладостном танце, разделились. Ему казалось, что она раздражена его словами. А Маринетт…      

«Даже Нуар поздравил меня. Но не Адриан…» 

Боль разрезала на части, но сердце продолжало биться в надежде.

«Он, наверное, просто забегался. Он не может не помнить».

Когда она вновь взглянула на него, он увидел отражение слёз в любимых глазах. Страх залез ещё глубже и остался щекотать душу.

— Маринетт… Позволишь? — он наклонился было к ней, желая снять губами солёный хрусталь, но она слегка дёрнулась, поражённая.

Музыка взвилась на пару нот вверх и тут же стихла.

Они стояли друг напротив друга и не понимали. От боли разъедало сердце, и тоска завыла волком в одиноких душах.

— Прости…

— В-всё в порядке, — она нервно улыбнулась, — просто… я не ожидала, что музыка так быстро стихнет.

Он натянуто улыбнулся в ответ, но не мог не поверить своей Леди. Потому что привык всегда и во всём доверять.

Однако…

Сейчас он всё равно боялся открыть ей своё лицо, а она — сердце, отданное другому ему.