Как только Юнги слышит об отпуске, в его голове появляются два слова. Они, как неоновая вывеска на фасаде ночного клуба, загораются в определенный момент, рассеивают темноту и затмевает собой все. Всего лишь два слова: «Спать» и «Музыка».

 

В общем-то, Юнги и так проводит почти все свое время за этими занятиями, но теперь ему никто не сможет помешать. Никто не будет тащить на тренировку. Никто не будет орать. Никто не будет будить и даже пытаться это сделать. Потому что спать будут все. Кроме, конечно, Джина с Намджуном, которые отбыли в далекие… норвежские дали. Ну и еще Чонгука с Ви, потому что, как только за старшими закрылись двери, младшие выползли из своих комнат с краснючими глазами и, держась друг за дружку, пошли атаковать холодильник. Больные на голову игроманы.

 

Пока Юнги принимает душ, чтобы освежиться, он думает о том, удастся ли мелким свалить до того, как проснется Хосок, или не успеют и, как было уже не раз, вырубятся прям на кухне, пуская слюни на стол и крепко сжимая палочки. Потому что в этом случае Хосок будет прыгать по кругу, щекотать их за бока, щекотать под подбородком, а если мелкие не отлепятся от столешницы, может и палочки в носы позаталкивать и фоток понаделать. Юнги об этом знает, поэтому, как только выходит из душа и заглядывает в кухню, злорадно хихикает и на цыпочках удаляется, чтобы не разбудить. Юнги не злой, нет. Он любит этих оболтусов, но у Юнги исключительное чувство юмора.

 

Юнги идет в свою комнату, переодевается. Захватывает из шкафа чистый плед и наволочку: прежний комплект стирается сейчас в машинке. Юнги не горит желанием оставаться в своей комнате, потому что там по соседству Ви с Чонгуком, там Хосок и там же Чимин. Они перевернут все вверх дном, разнесут к чертям общежитие, и Юнги не хочет быть свидетелем. Так что он возвращается в свою студию. Заказывает в службе доставки лапшу с говядиной и овощами и думает, что это утро самое прекрасное из всех последних.

 

Юнги надевает свежую наволочку на подушку, бросает в угол черного диванчика плед. Неплохо бы подремать после бессонной ночи, потому что те два часа, которые он проспал, сидя с запрокинутой головой, особой роли не сыграли. В следующий раз лучше не пытаться потягиваться и откидываться на спинку кресла, лучше не класть голову на ее край и лучше не закрывать глаза буквально на пару секунд. Юнги был уверен, что он просто слишком сильно моргнул, но часы показывали совсем другое время, а шея нещадно ныла. Именно поэтому Юнги и покинул студию. Чтобы нормально размяться, нормально искупаться и сменить одежду с бельем. А теперь нужно просто дождаться доставку, перекусить и отключиться еще на пару часов, или два раза по паре.

 

Раньше, чем доставка, в студию заявляется Чимин. Давит на звонок, пока Юнги не соизволит открыть, а потом, не спрашивая разрешения, как делает обычно, просто наклоняется и проскальзывает под рукой, которой Юнги опирается о дверной косяк. Проскальзывает и перед тем, как услышать недовольство, вызванное своим ранним визитом, плюхается на диван, скидывает кроссовки и поджимает под себя ноги. Он успевает это сделать за те миллисекунды, пока Юнги оборачивается в его сторону. А когда Юнги открывает рот, чтобы сказать, насколько он не рад гостям, Чимин хватает край пледа и одним резким движением тянет на себя, прикрывая часть коленок. Юнги захлопывает рот, потому что, смотря на лицо Чимина, на широко открытые глаза, на припухлые, видимо, ото сна губы, Юнги не может сказать: «Чимин, ты не вовремя», но хоть что-то сказать надо и Юнги вздыхая и потирая затылок выдавливает из себя:

 

— Доброе утро.

 

Чимин кивает и грустно вздыхает.

 

— Прости, хен, но там пахнет.

 

— Так пойди и поешь нормально, зачем мучаешься? Тем более, сейчас можно немного расслабиться.

 

— Сейчас расслабиться, а потом?

 

Чимин иногда не понимает, как работает эта странная система. Почему вазочку с мороженым он съедает за пять минут максимум, а сбросить это мороженное и за пять дней не может. Несправедливо. Хотя Чимин давно убедился в том, что этот мир полон разочарований.

 

— Глупый ребенок, — Юнги качает головой, а Чимин обиженно дует губы.

 

Он не глупый, совсем не глупый. Правда, последнее время его начинает буквально тошнить от еды. Чимин думает, что это не есть хорошо, но пока молчит. Молчит и пьет водичку с лимоном, чтобы усмирить желудок. Чимин совсем не глупый, просто в голове что-то щелкнуло в один прекрасный момент — и он не может отщелкнуть это обратно. Все когда-то не справляются с давлением. Чимин считает, что справляется. Сжимает запястье пальцами раз за разом, тыкает в свои пухлые щеки, ничего не ест по несколько дней подряд, но точно справляется. Например, как сейчас, обхватывая руку и пытаясь встретиться кончиками указательного и большого пальцев.

 

Юнги смотрит на сосредоточенную мордашку Чимина, смотрит на его потуги и снова вздыхает. Садится рядом, обнимает за плечи, придвигает к себе, тем самым отвлекая от глупого занятия. А потом забирает чиминову руку и с возгласом «Аллей-уп!» спокойно обнимает его запястье своими пальцами. Благодаря Юнги Чимин знает, что «Аллей-уп» — это достаточно сложный элемент в баскетболе. А еще он знает, что это произносят цирковые акробаты и фокусники. Видел в фильмах. И Юнги сейчас действительно напоминает фокусника. У Юнги пальцы длиннее, так что большим он поочередно касается каждого из оставшихся и даже мизинца. Чимин смотрит на это, как на восьмое чудо света, потому что Юнги так раньше не делал. Юнги обычно держал его именно за ладонь, если получалось то за обе сразу. Юнги обнимал его за плечи или за талию, но вот так — ни разу, по крайней мере, Чимин этого не замечал. Поэтому Чимин немного в ступоре и где-то краем сознания понимает, что его сейчас пытаются надуть. Но Юнги продолжает смыкать пальцы вокруг его запястья, сначала по очереди, от указательного к мизинцу, а потом меняет последовательность и, кажется, наигрывает какую-то мелодию. Он проделывает этот трюк, наверное, раз десять, чем просто гипнотизирует, а потом целует Чимина в щеку или, скорее, куда-то в уголок губ и поднимается с дивана.

 

— Пойди, забери мою еду, — просит Юнги, а если быть точным, то не просит, а ставит перед фактом. Перед тем фактом, что Чимин должен встать и пойти, по-другому не получится.

 

Чимин, в общем-то, и не против. Единственное, из-за чего он переживает — вдруг Юнги не пустит его обратно. А Юнги может. Несмотря ни на что, Чимин прекрасно знает, что студия — это не просто студия. Это личное пространство, это крепость, это бункер и, в конце концов, штаб-квартира, и Юнги ненавидит, когда это место оскверняют чужим присутствием. Конечно, у Чимина есть свои привилегии. Всегда есть привилегии, если Юнги тебя любит больше остальных, Чимин этим не пользуется, совсем нет, разве что иногда. Как, например, сегодня. Чимин, вообще-то, спокойно относится к запахам еды, он привык, но Чимин, как и все остальные, знает о свободном времени и знает, на что хочет это время потратить, а точнее — на кого. Но Юнги любит Чимина недостаточно сильно, чтобы без его помощи не склонить чашу весов в сторону сна и музыки.

 

Чимин не мешкаясь поднимается с дивана и, обувшись, выходит из комнаты. Он забирает с собой плед, думая, что если без пледа его обратно могут не пустить, то с пледом шансы возрастают. Куда Юнги без своего пледа? Спорное утверждение на самом деле, потому что Чимин его придумал только что. Однако, когда он второй раз давит на звонок, двери почти сразу открываются. А может, все дело в еде? Нет, и не в ней тоже, так как Юнги опять проявляет свои навыки фокусника и умудряется в тайне от Чимина запихнуть ему же в рот пару кусочков говядины и еще немного лапши. Чимин жует, жует, пережевывает, а когда до него доходит, уже слишком поздно. Чимин вдруг думает, что можно и правда немного расслабиться. Совсем чуть-чуть. Капельку. С этой капельки все всегда и начинается, а когда заканчивается, Чимин боится вставать на весы. Ну и что? Ну и ладно. Вот вернется Джин, и пойдут они на пару в тренажерный зал сгонять все скопившиеся капельки. В конце концов, у Джина тоже есть щеки, у всех есть щеки так-то, но у Чимина они повнушительнее, айщ! Лучше бы об этом не вспоминать.

 

Пока Чимин думает и залипает в стену, Юнги доедает остатки лапши и понимает, что пару часов поспать не получится. Диван один и слишком маленький, а выгнать Чимина не выйдет. В теории можно попробовать, Юнги почти уверен, что у него получится, только вот смысл? Вообще-то смысл в том, чтобы отдохнуть, но этот смысл вдруг становится второстепенным и неважным. Чимин, сидящий в обнимку с пледом, куда важнее. Юнги на самом деле не очень любит такие мысли, они вредят его сну и трудоспособности. Они вредят его мозгу, который очень быстро и очень резко концентрируется на одном вышеуказанном человеке и вытесняет все остальное. Какая работа, какой сон, о чем вы? Там вон чиминья мордашка по какой-то причине опять хмурится. Юнги не очень любит признавать, что частенько наблюдает за этой мордашкой и отражающимися на ней эмоциями. Юнги не очень любит признавать, что смотреть на мордашку Чимина для него равносильно тому, как люди смотрят премьеру долгожданного фильма. Не очень любит, но все равно признает, куда деваться-то?

 

— Чимин-ши, — Юнги вызывает своим голосом улыбку, нервный смех и смущенный румянец.

 

Юнги тоже улыбается и склоняет голову набок. Он редко так делает. Он вообще редко изображает лицом что-то, кроме пофигизма, но иногда… Юнги еще раз произносит имя с дополнением в конце и видит, что Чимин собирается швырнуть в него подушку. Тогда Юнги меняет тактику.

 

— Чимин-а, ты очень красивый, знаешь?

 

Подушка уже не собирается никуда лететь, она крепко прижимается к груди и сминается от вплюснутого в нее чиминьего лица. Лица теперь еще более красного и еще более смущенного. Несмотря на это, Юнги знает, что Чимин любит комплименты, и внимание любит, и любовь тоже. Юнги надеется, что его любовь Чимин ценит больше той, которую ему дарят остальные. Мечтать не вредно, хотя кто знает, может, это совсем не мечты, а явь? В конце концов, Чимин свое свободное время проводит именно с Юнги, а не с кем-то другим. Это же что-то значит, да? Безусловно.

 

— Если я пойду в кафе, ты пойдешь со мной? — спрашивает Юнги, удивляясь своему собственному вопросу.

 

Чимин тоже удивляется, но кивает. Конечно, он пойдет. Он же съел половину порции лапши, которая ему не полагалась. Да и чего уж говорить, Чимин с Юнги пойдет куда угодно. Но в итоге они не идут, а едут, и не просто в кафе, а в кондитерскую. Уже без помощи Юнги Чимин заказывает фруктовую корзиночку и кофе с молоком. Сладкий кофе с молоком, это важно. Юнги тоже заказывает себе кофе и чизкейк. Только кофе без молока и очень крепкий. Юнги хочет немного взбодриться, чтобы понять, какого черта он здесь делает, потому что зал заполнен людьми, а Юнги не очень-то любит скопления народа.

 

Когда они выходят на улицу, Юнги становится задумчивым и немного уходит в себя, но Чимин вырывает его из этой задумчивости, дергая за рукав балахона.

 

— Давай пойдем пешком? — спрашивает Чимин, и Юнги не может скрыть удивления. — Пожалуйста.

 

Мордашка у Чимина до боли милая, только Юнги отрицательно качает головой. Не лучшая идея ходить пешком днем. Тем более по Корее, тем более по Сеулу. Да, конечно район Каннам далеко не бедный, а в точности наоборот, да, в нем проживают почти все «сливки общества», но это не значит, что можно вот так просто разгуливать, не боясь наткнуться на фанаток. Юнги любит Арми и благодарен им, но некоторые ведут себя крайне неадекватно, про хейтеров же Юнги вообще старается не думать. Но Чимин крепче вцепляется своими маленькими пальцами в его рукав и тянет, тянет, тянет.

 

Чимин прекрасно понимает, чем все может обернутся, но черт возьми! Он любит гулять. Любит ходить. Любит смотреть по сторонам. И в конце-то концов:

 

— Юнги хен, мы можем себе это позволить!

 

От этой фразы у Юнги в голове что-то щелкает, как будто пробки из счетчика выбило, все и сразу. Юнги думает, что эта фраза до безобразия абсурдна, но если немного поразмышлять… Юнги позволяет увести себя подальше от кафе и Чимин пользуется этим. Тянет Юнги подальше от оживленной улицы. Вглубь, ближе к узким проулкам, хотя таковые найти не легко. Еще труднее не столкнуться с множеством туристов и вообще ни с кем не столкнуться. Но у Чимина получается. А еще у Чимина, похоже, встроенный датчик GPRS, так как он идет вполне уверенно, хоть и расслабленно. А Юнги шагает следом. Подумать только, Юнги добирается до дома на своих двоих не потому, что покушал и у него нет денег на проезд, а потому, что он себе просто это может позволить.

 

У Юнги в голове каша от подобного осознания. У него мозги переворачиваются, а вместе с ними и воспоминания о тяжелом прошлом. У Юнги на самом деле дикий диссонанс от происходящего, а Чимин просто топает вперед, все еще держась за его рукав.

 

Постепенно Юнги выплывает из этого бурного потока под названием «воспаленное сознание» и делает глубокий вдох, потом еще один и еще. Расправляет плечи и понимает, что в таком свете пешая прогулка до дома не очень плоха. Она даже прекрасна по-своему. Шаги Юнги становятся более легкими и плавными, что ли. Он дышит полной грудью и никуда не спешит, а Чимин время от времени кидает незаметные взгляды на Юнги и так же незаметно улыбается. Чимин может совершать глупости, но по настоящему глупым он никогда не был.

 

В студию они возвращаются ближе к обеду. Чимин за все это время ни разу не выпустил из пальцев рукав чужого балахона. Не выпускает его и сейчас, когда усаживается на диванчик, двигаясь вплотную к подлокотнику, и тянет Юнги за собой. Потом укладывает себе на колени подушку, а на нее — голову Юнги. Чимин понимает, что это не так удобно, как хотелось бы, но в общежитие идти не хочется. Там, конечно, большая кровать и мягкий матрац, но там еще Ви, Чонгук и Хосок, а Чимин не хочет сегодня делить свое время на нескольких человек. И вообще, студия для Юнги его дом и его крепость, значит, здесь им двоим самое место. Именно двоим, потому что, пусть Чимин пока не знает одного весомого факта, зато о нем знает Юнги. Знает давно, что Чимин стал такой же неотъемлемой частью его студии, как все экраны, пульты и даже пианино. Юнги понимает, что тот об этом когда-нибудь догадается, но это потом, а пока Юнги будет наблюдать, как Чимин тырит всякие мелочи из его студии, наивно полагая, что именно из-за них Юнги пускает его обратно.

 

Чимин немного сползает по сидению, откидывает голову на спинку и рассматривает потолок, перемещает взгляд туда и обратно. Поглаживает плечо Юнги и его спину, слышит, как его дыхание замедляется, и сам прикрывает глаза. Это утро, плавно перетекшее в день, пожалуй, становится прекрасным для них обоих.

 

Мин Юнги и Пак Чимин состоят в одной из самых известных групп. Их узнают в Корее, в Америке, на Чили и еще во множестве стран. Пак Чимин и Мин Юнги неоднократно пересекали границы. Пак Чимин и Мин Юнги жили в шикарных отелях, купались в огромных бассейнах и загорали на пляже с золотым песком.

 

Пак Чимин и Мин Юнги в единичных случаях могут позволить себе пару пирожных, сладкий кофе и пешую прогулку до дома.