Джин ходит за менеджером по пятам. Джин долбит ему мозг похлеще дятла. Джин тюкает в макушку без остановки, уже не день и не два. Даже не неделю и не месяц. Джин уже пробил череп и достал до самого мозга. Джин не отстает. Но Джин не канючит. Он не шутит и не смеется. Джин абсолютно серьезен. Он задает один и тот же вопрос уже долгое-долгое время. Он спрашивает короткое «Да?» и все ждет, ждет и ждет.

Джин не любит конфликты, Джин может уступить, но только не в этот раз. Сейчас он собирает всю свою терпимость и направляет ее на менеджера. А тот все откладывает и откладывает. Все молчит и молчит. Джин не злится, не кричит. Он просто продолжает бить по мозгам и вот, дожидается. Получает в ответ на свой вопрос утвердительный кивок и радостно выдыхает. Менеджер тоже выдыхает, но, как оказывается рано, потому что Джин успокаивается на какие-то доли минуты, а потом смотрит менеджеру в глаза и с придыханием задает новый вопрос: «Когда?» Менеджер воздает глаза к небу и издает нечленораздельный звук. Но Джин не обращает на это никакого внимания. Он снова включает режим ожидания и с этим ожиданием смотрит на менеджера.

Проходит еще не день и не два. Джин находит время для выступлений, для тренировок, для готовки, для шуток. Джин находит время для всего, что есть в графике. Он даже иногда находит время на сон. Казалось бы, что больше ни на что времени и не остается. Но Джин каким-то волшебным образом добавляет в сутки двадцать пятый час и весь этот час посвящает менеджеру.

Не так скоро, как хотелось бы, но наступает долгожданный отпуск, который измеряется не секундами, не минутами, поставленными на таймер, а часами, и даже кажется, что днями. Джин приободряется. Джин вдыхает полной грудью. Джин идет искать менеджера. Тот в свою очередь ждет его. Ждет с тем, чего Джин так хочет и так добивается. Он говорит Джину: «Завтра утром», — и машет рукой. Машет-машет-машет. Мол, уйди теперь с глаз долой. А Джин все не уходит. Джин твердит: «Спасибо-спасибо-спасибо», — и кланяется несколько раз. А потом в голове что-то щелкает, и он убегает.

Завтра утром — это так скоро. Завтра утром — это так близко. Завтра утром — это завтра утром. Это кошмар, это ужас, потому что надо сказать Намджуну. Надо предупредить остальных и надо собрать вещи. Очень быстро собрать и положить в свой чемодан намджунов паспорт, потому что не дай бог. И Намджуна тоже можно запихнуть в чемодан. Джин не против взять с собой только его, остальное вдруг резко кажется неважным и ненужным.

— Собирайся, мы летим в Норвегию, — Джин произносит это с придыханием и светящимися от радости глазами.

— Зачем? — Намджун вопросительно приподнимает брови и Джину кажется, что тот сейчас пытается вспомнить, что и когда пропустил. Когда сообщали о поездке и, самое главное, когда опять развесили камеры по общежитию, чтобы понаблюдать за сборами.

Потому что взгляд Намджуна начинает бегать по кругу. Кончики пальцев нервно подрагивать. А плечи расправляются так, что лопатки, кажется, не просто встретятся на спине, а врастут друг в друга.

— Гулять.

Брови Намджуна не опускаются на свое обычное место, оставаясь приподнятыми. Джин не хочет ничего объяснять. Не хочет ничего доносить до высокого интеллекта Намджуна, который сейчас сильно тормозит, а потому просто берет его за руку и тащит в комнату.

— Мы едем гулять. Просто гулять, — произносит Джин, усаживая все еще тормозящего Намджуна на кровать.

Потом Джин сам находит сумку. Сам скрывается в гардеробе и сам собирает намджуновы вещи.

— А остальные уже знают? Паники не вижу, — Намджун наконец приходит в себя и отбирает у Джина сумку. Вываливает все из нее и начинает собирать по новой.

— Остальные узнают позже, но паники не будет, потому что они не едут.

— Почему?

— Потому что мы едем вдвоем. Отдыхать, — Джин замирает и еще раз повторяет, растягивая гласную, — отдыха-а-ать, слово-то какое чудесное!

Теперь замирает Намджун. Моргает несколько раз и, кажется, все-таки понимает. Понимает и резко вскрикивает:

— Паспорт! Надо найти мой паспорт!

Джин смеется и кивает, а потом разворачивается, идет искать документы. Находит, забирает с собой и самыми первыми укладывает в маленькое отделение чемодана. Туда же кладет свои, а потом уже заполняет свободное пространство вещами. Он не спешит, но и не обдумывает особо, что берет с собой. Он просто смакует эти моменты. Растягивает удовольствие, чтобы «рано утром» наступило поскорее.

Потом Джин собирает «семейный совет». Намджун протягивает Джину мармеладку, Джин кидает мармеладкой в лоб Чонгука, чтобы тот отвлекся от своего телефона. Чонгук берет мармеладку отлетевшую на стол и подносит ее под нос Тэхена, чем и его отвлекает от игры. Тэхен забирает мармеладку губами, захватывая еще и кончики пальцев Чонгука, а потом быстро-быстро отстраняется и толкает локтем Юнги. Юнги нехотя отрывает голову от мягкого плеча Чимина, осоловело моргает. Чимин отрывает щеку от макушки Юнги и смешно причмокивает губами. Хосок отслеживает всю эту цепочку и широко улыбается. Надо же ему что-то сделать, в конце-то концов.

Когда все готовы и внимательно слушают, Джин сообщает о скором отбытии. Пишет список продуктов и отправляет младших в магазин. Потом готовит, надеясь, что этого хватит на несколько дней и что без него никто не будет голодать. Что все будут хорошо кушать. Что Тэхен не свистнет из шкафа хлопья для завтрака и не запрется с ними у Чонгука в комнате, подкармливая макнэ, пока тот залипает в экран компьютера.

А потом все разбредаются по спальням. Джин звонит менеджеру, все уточняет. Ставит будильник, но так и не может заснуть до самого раннего утра. Будит Намджуна за пять минут до будильника, потому что больше не может ждать. Убегает в душ, выбегает из душа. Проверяет документы в чемодане. Еще раз будит Намджуна, пихает в душ его. Готовит завтрак. Проверяет документы. Забирает засыпающего на ходу Намджуна из душа. Кормит завтраком. Проверяет документы. Бежит отдирать Намджуна от стола, но Намджуна там уже нет. Намджун сонный, но уже проснувшийся стоит в коридоре с сумкой и ждет. Намджун вспомнил, зачем Джин бегает как угорелый и теперь возбужденно притоптывает ногой. Джин проверяет документы. Цепляет на голову кепку, хватает ручку чемодана и несется в коридор.

Они вдвоем еще какое-то время стоят на улице, теперь уже в унисон топают ногами. Нетерпеливо оглядываются по сторонам и, когда подъезжает машина, одновременно срываются к ней. Одновременно запихивают вещи в багажник. Одновременно залезают на заднее сиденье, одновременно захлопывают дверцы и одновременно счастливо улыбаются. Соприкасаются кончиками мизинцев, цепляются ими и отворачиваются к окнам.

Намджун натягивает капюшон сильнее на лоб и поправляет темные очки. Джин опускает ниже козырек кепки и прячет подбородок в вороте толстовки. Они продолжают улыбаться не в силах опустить наконец уголки губ.

Напряжение их отпускает только спустя долгие часы. Когда после тяжелого перелета с пересадкой, они выходят в аэропорту Норвегии. Джин больше не проверяет документы, потому что черт бы с ними. Вернуться они всегда смогут, а если возникнет какая-то заминка, так даже лучше. Джин не горит желанием в срок возвращаться в Корею, хоть и понимает, что это безответственно и так нельзя. Джин отдает паспорт Намджуну. Намджун забирает паспорт и понимающе кивает. Конечно, он не будет терять его специально. Намджун лидер, он знает, что это безрассудно и так не надо, но он тоже не против задержаться.

До отеля они добираются на такси и, несмотря на усталость, долго там не сидят. Купаются, переодеваются, Джин достает из чемодана плед и укладывает его в рюкзак. Намджун захватывает камеру, и они идут в магазин. Джин со знанием дела обшаривает полки и набивает корзину. Намджун просто ходит рядом и старается не мешаться. Намджун сейчас передает свое лидерство Джину и пытается привыкнуть к тому, что рядом нет стаффов, нет операторов, нет никого, кроме Джина.

После магазина, они с полными рюкзаками идут на какую-то остановку. Джин сверяется с телефоном и, когда подъезжает автобус, тянет Намджуна за собой. Потом тянет его из автобуса. Тянет к очередной остановке и к очередному автобусу. К этому времени Намджуну становится интересно и любопытно.

— Куда мы едем? — спрашивает он, поглаживая край рукава джиновой толстовки.

— Теряться.

— Что? — Намджун перестает растягивать тканевую резинку и поднимает глаза.

— Мы едем далеко. Туда, где сможем потеряться, чтобы нас не нашли. Как когда-то Тэхен. Вспомни его довольный голос, которым он вещал, что заблудился.

— Потому что Тэхен не терялся.

— Разве?

— Тэхен обожает нарушать правила и брынчать на нервах, пока они не порвутся. А потом говорить, что ему стыдно. Ты видел его глаза, когда он говорит, что ему стыдно?

Джин смеется и кивает. Джин знает, что стыдно Тэхену только за то, что ему не бывает стыдно и то вряд ли.

— В любом случае, мы потеряемся также.

Намджун, в общем-то, удовлетворен таким ответом. Удовлетворен полностью от макушки до кончиков пальцев. Удовлетворен каждой клеточкой своего тела, а еще этими же клеточками благодарен Джину за все.

Они выезжают за черту города. Выходят из автобуса и идут вперед. Сначала по дороге, потом по тропинке, а потом по зеленой траве. Идут подальше от домов. От людей. От машин. Так далеко, насколько только можно. Теряются за стволами деревьев, за кустарниками и пышной листвой. Отгораживаются от суеты города и, кажется, от этого мира в целом.

Они остаются одни, совершенно. Их компанию разделяют только птицы и ветер. Они расстилают на земле плед. Достают продукты из своих рюкзаков. Джин отключает оба телефона, а когда Намджун берет в руки камеру, Джин отрицательно качает головой. Он забирает ее из рук Намджуна.

— Не снимай крышку с объектива, — негромко произносит и прячет камеру.

Намджун вздрагивает всем телом. Слабо улыбается. Потом улыбка становится все шире и шире. Он падает на покрывало, откидывается назад и смотрит вверх. Смотрит на небо через зеленые листья. Смотрит на плывущие облака, и на его лице появляется долгожданное умиротворение.

Джин подсаживается рядом, перекладывает голову Намджуна себе на колени, снимает с него очки и разглаживает складку на лбу. Намджун щурится из-за лучей солнца и счастливо выдыхает. Закрывает глаза и просто наслаждается моментом.

Джин гладит пальцами его лицо. Щеки, губы, линию носа и бровей. Перебирает волосы, зачесывает назад челку. Джин убаюкивает своими прикосновениями, но Намджун не засыпает. Даже не собирается.

— Зачем мы здесь?

Намджун до сих пор не может до конца поверить, что у них нет никакой миссии. Что это не задание. Что это не съемки. Хоть и понимает, что, будь это так, Джин не позволил бы себе столько. Намджун понимает, но поверить слишком сложно.

— Я захотел тебе сделать подарок.

— День рождения еще нескоро.

— А при чем здесь оно? На день рождения мы купим тебе торт, воткнем свечку и будем петь песенку. Ты будешь говорить «спасибо», а потом мы выкинем этот торт, потому что диета и потому что куриные грудки only love.

Намджун смеется и протягивая руку, хватает пакет с крекерами, открывает, разрывая его к чертовой матери, так что крекеры рассыпаются повсюду. Джин берет один и подносит к губам Намджуна, скармливает, потом еще один и еще. А Намджун просто лежит и не шевелится.

— Это лучший подарок.

— Ты заслужил.

Таким образом они проводят еще какое-то время. Большую часть молчат. Намджун радуется этой тишине, как дети радуются самому долгожданному и горячо выпрашиваемому подарку.

— В следующий раз, нужно будет пожелать Арми больше отдыхать на природе, — говорит Намджун, отлипая от Джина и принимая сидячее положение.

— Опять заставишь всех плакать? — Джин открывает газировку и разливает по пластиковым стаканам.

— Никогда не преследовал эту цель.

— Но получается у тебя отлично. Иногда мне кажется, что тебя невозможно слушать только ушами. Твои слова проникают куда глубже.

— Поэтому ты не слушаешь?

Джин улыбается и качает головой.

— Я всегда слушаю, но стараюсь думать о другом, чтобы не плакать каждый раз.

— О чем?

Намджун выпивает все, что в стакане, а потом тянется к своему рюкзаку и достает бутылку вина. Он помнит, как бережно Джин ее туда заталкивал.

— Я думаю о тебе маленьком. Представляю, как ты стоял на сцене в школе и так же пытался что-то донести. Делился своими мыслями и убеждениями. Представляю учеников и учителей, как внимательно они тебя слушают. Представляю приоткрытые рты и всепоглощающее внимание.

— Это помогает?

Джин уверенно кивает и подставляет свой стаканчик, который заполняется теперь вином.

— Да. Это всегда помогает, только мне приходится потом сдерживать не слезы, а смех.

— Это еще почему? — Намджун вскидывает голову.

Бутылка в руках дергается, красная жидкость проливается на покрывало. Джин вздыхает и отбирает бутылку.

— Потому что в конце ты либо спотыкаешься о шнур микрофона, либо роняешь сам микрофон!

Намджун щелкает языком и прикрывает лицо рукой. Фантазия Джина явно знает больше, чем Джин. Потому что Намджун действительно ронял микрофон. И стойку от микрофона. И об шнур спотыкался, и не только об него.

Джин понимает это без слов и закатывается своим тюленьем смехом. Шмякает ладонью по своей коленке. Потом по коленке Намджуна и, плюнув на все правила приличия, делает несколько глотков прямо из бутылки. Намджун же пьет из джинового стакана, а потом допивает остатки тоже прям с горла, а после, в конец расслабленный и разморенный, нетвердой походкой идет гулять. Блуждает между деревьев, выходит на полянку. Ловит лицом солнечные лучи, раскидывает в стороны руки и даже пробегает по кругу пару раз, чтобы выплеснуть ту радость, которая бьет через край.

Еще около часа Намджун сидит, привалившись спиной к стволу дерева и вытянув ноги. Он думает обо всем и ни о чем. Если его сейчас заснять, то можно будет увидеть настоящего Намджуна. Настоящего расслабленного Намджуна, а не ту картинку, которую монтируют после съемок.

Здесь Намджун действительно задумчивый, действительно умиротворенный, действительно такой, каким должен быть, находясь в тишине и наедине с собой. Но это никто не может заснять. Камера осталась у Джина, и Намджун уверен, что тот ей не воспользуется. Он вообще уверен в Джине на девяносто девять и девять. И, кажется, сейчас еще больше благодарен. Поэтому он не заставляет себя ждать и возвращается. Помогает доесть все, что они купили. Затем помогает собрать мусор и сложить плед, потому что, как бы ни хотелось, но пора сворачиваться.

В город они возвращаются на последнем автобусе, на который чудом успели. Забрасывают вещи в отель и идут гулять по вечернему городу. Блуждают по улицам, прячась в тени капюшонов. Украдкой держатся за руки и лениво переговариваются, рассказывая всякие глупости. А потом Намджун чуть сильнее сжимает ладонь Джина в своей.

— Расскажи шутку, — просит он и видит, как джинова улыбка тускнеет. Как он опускает голову пряча глаза за отросшей челкой и приоткрывает рот. Тогда Намджун дергает Джина на себя, обнимает за плечи и шепчет на ухо: — Я пошутил.

Джину смешно и не смешно в то же время. Он поднимает голову и с возмущением смотрит в глаза Намджуна.

— Я найду сотню стариковских шуток и заставлю тебя их учить!

— Если тебе это поможет, то я согласен.

Джин вглядывается в лицо Намджуна, в его глаза и фыркает.

— Нет уж, это моя работа.

— Твоя, — соглашается Намджун.

Джин вздыхает, но уже не так устало и обреченно, как раньше.

Они размыкают объятия, идут дальше. Они ничего не фотографируют, потому что камера и телефоны остались в номере. Они запечатляют все в своей памяти. Это более надежно и более лично. Это не попадет в сеть, этого никто больше не увидит. Разве что случайные прохожие, которые все равно их не узнают.

Джин тормозит на одной из центральных улиц. Там бродячий музыкант играет на гитаре. Джин замирает и прислушивается. Джин смотрит с восторгом, будто перед ним звезда мирового уровня, музыку которой слушают миллионы фанаток. Намджун стоит рядом и не мешает. Он понимает, что сейчас время Джина и его же очередь быть счастливым. Намджун молчит и думает, как бы немного улучшить момент. Как бы сделать Джину ответный подарок.

Решение приходит быстро и так же быстро Намджун преодолевает расстояние до музыканта, прерывает его игру и что-то тихо ему говорит. Потом достает бумажник, а из него пару крупных купюр. Музыкант кивает и переводит взгляд с Намджуна на удивленного и ничего не понимающего Джина, а потом подзывает к себе.

Джин все еще не понимает, что происходит, пока в его руках не оказывается гитара, а музыкант не отступает в сторону, освобождая место. Джин мотает головой изо всех сил. Потому что — ну куда?! Сейчас привлекут внимание, кто-то их узнает, и влетит им с Намджуном по первое число. Да и в интернет все сольют, и накроется их поездка. Однако Намджун хлопает Джина по плечу и улыбается, подбадривает и подталкивает.

— Давай, я хочу послушать.

Джин все еще мешкается. Смотрит по сторонам, но прохожих не так и много. Джин думает, что можно и рискнуть. Он дрожащими пальцами проводит по струнам, не извлекая пока ни единого звука. Он с благоговением смотрит на эту простенькую, одну из самых дешевых, гитару, а потом начинает играть. Кусает свои пухлые губы, смаргивает слезы и играет, играет, играет.

Джин не сразу замечает, что в чехол от гитары, лежащий на земле, подкидывают мелочь и мелкие купюры, а когда замечает, краснеет и ниже опускает голову. Ему не стыдно, совсем нет. Он слишком счастлив для этого.

Расстается с гитарой он легко и спокойно. Джин умеет ценить то, что ему дают, он рад даже такой крохе.

В отель они возвращаются усталые и жутко довольные. Быстро засыпают, а поднимаются только к обеду, отдохнувшие и не менее довольные. Оставшийся день тратят на морскую экскурсию и прогулку по набережной. Кормят чаек раскрошенным хлебом. А вечером собирают свои вещи, потому что ранним утром у них самолет.

Ким Намджун и Ким Сокджин состоят в группе мирового масштаба. Они попали на Billboard, они получили Дэсан и даже не один, у них вообще множество наград. Они ездят в мировые турне, они заходят в аэропорты различных стран, как к себе домой. Они собирают стадионы.

Ким Намджун и Ким Сокджин могут позволить себе всего лишь пару дней отдыха за границей, без камер, без всеобщего внимания, с искренними улыбками и счастьем, поселившемся глубоко внутри.