Они остались одни — наедине с тайной прошлого и предрешенным будущим. Не Минцзюэ упал на колени: искажение ци давило на него, тянуло к земле тяжестью тоски. Не Хуайсан многое бы отдал, чтобы узнать наверняка, о чем тот думал — найти бы слова утешения, найти бы сил двигаться дальше. Сейчас его брат выглядел так, словно мог свалиться замертво со всеми членами клана, которых он же и убил.

Не Хуайсан пообещал себе, что никогда не позволит ему узнать.

В этой злополучной поездке все перевернулось и рухнуло — раньше Минцзюэ трепал его по плечу и обещал, что все наладится, а теперь Хуайсан держал брата под локоть, подбадривал, вытирал ему слезы, успокаивал. Пришлось соврать, но иначе он потерял бы Минцзюэ еще скорее — непозволительная роскошь.

Грудь сдавило тяжестью лжи. Особенно противно стало оттого, что сегодня они впервые за долгие годы по-настоящему стали близки. Умерли бы друг за друга — как тогда, над бездной. Не Хуайсан вспомнил силу, с которой Минцзюэ обнимал его, и вздрогнул, словно бы вновь ощутив на своем теле могучую руку. Отчего-то он знал — ни объятия, ни пробуждение у брата на коленях, ни рассказы о сокровенном — ничего не повторится.

Он попытался вспомнить, когда такие простые, естественные для братьев касания стали бросать в жар, а затем обдавали сердце ледяным страхом, — и не смог.

Наверное, с самого начала.

— Дагэ, идем? — Хуайсан потянул его за рукав, но тот так и не двинулся с места.

— Напоследок... отдадим им дань уважения, — едва слышно ответил Минцзюэ.

Предок оказался жесток, дух его сабли — еще безжалостней, но Не Хуайсан послушно опустился на колени рядом с братом. Нечаянно задел плечом его предплечье и вновь содрогнулся.

Никто не в силах предсказать, какое из прикосновений станет последним — какое нужно намертво запечатлеть в памяти.

Не Минцзюэ простерся в поклоне. Не Хуайсан вспомнил, как герои «Троецарствия» заключали побратимство, поклонившись дважды. И сам же, едва разогнувшись, бросил быстрый взгляд на Минцзюэ. Тот смотрел прямо на него — без слов понял и во второй раз склонился перед изваянием.

Что ж, знаковое дополнение к их кровному родству — наконец-то признанное родство душ.

Но Не Минцзюэ будто бы прочел те мысли, которые Хуайсан прятал еще глубже — так что не озвучивал и сам себе. Он даже не обернулся в сторону младшего брата — словно и без того знал, что тот повторит за ним.

Не Хуайсан усмехнулся про себя, поймав такую же горестную улыбку на лице дагэ. Все-то у них всегда идет вкривь. Вместо красных одежд — своя и чужая кровь, вместо гостей — трупы убитых сородичей. Вместо праздничного шума — молчание статуй.

С сегодняшнего дня им нечего было терять, и перед лицом предков они совершили положенные три поклона. И пусть те их проклянут — ничего важнее друг друга у братьев уже не будет.