Вообще-то, Шэнь Цинцю очень нравились некоторые части Бинхэ.

В смысле, он, конечно, любил его полностью, но…

Но эти самые некоторые части особенно его манили.

Проблема была, в общем-то, одна — так уж сложилось, что энтузиазм Бинхэ позволял бедному, старому учителю только лежать и принимать все, что ученик мог ему предложить.

Не то, чтобы Шэнь Цинцю был против — навыки Бинхэ, как и положено главному герою, росли как на дрожжах, и в последнее время рыдал он разве что от чрезмерного возбуждения и восторга.

Но эти части привлекли его внимание еще в те времена, когда он был мрачным, голодным и злым литературным критиком.

И, возможно, именно ради них он купил ту прекрасную фигурку Ло Бинхэ…

И тот чудесный коврик для мыши…

И великолепную дакимакуру…

И, иди нахуй, Система! Он ненавидел Путь Гордого Бессмертного Демона, ясно тебе?!

Черт возьми, он действительно хотел и сам поучаствовать в процессе не в качестве бревна-манекена!

Поцеловать Бинхэ.

Сесть на него сверху и не дать сбежать.

(Наверное, даже немного связать для этого.)

А потом, возможно, возможно, самостоятельно наставить Бинхэ засосов, чтобы никто даже думать не смел о нем!

И о ней.

Его блядски прекрасной груди.

Которую слишком хорошо видно в этих традиционно-демонических полурасстегнутых одеждах. И если на Цанцюн Бинхэ соблюдал хоть какие-то правила приличия, плотно запахивая черные нижние одежды, то в своих покоях во дворце он совершенно не считал нужным этого делать.

Особенно перед любимым супругом.

Цинцю так хотел погладить, укусить, и полностью исцеловать его грудь.

Потому что она такая…

Большая, широкая, маняще-округлая и мускулистая.

Великолепная.

Это был фетишизм, Юань был готов признать это, хотя бы перед самим собой.

Шэнь Цинцю был силен!

Он героически превозмогал полгода, всегда смотря или в сторону, или прямо в глаза Бинхэ.

Но, в последнее время его выдержка, кажется, начала давать сбои, потому что каждый раз, каждый чертов раз, его взгляд — все чаще, кстати, рано, чем поздно — опускался вниз.

Он замечал это и в панике отводил глаза в сторону, искренне надеясь, что ученик не заметил того, как он с голодным блеском в глазах бесстыдно, совершенно ужасно пялился на его грудь.

Пока что, Бинхэ, кажется, действительно не понимал в чем дело, и даже пару раз осматривал свою одежду, отряхивая и поправляя ее.

А Цинцю тем временем благодарил всех богов за веер и прокачанный уровень покерфейса.

Но, черт возьми, его ученик был далеко не дураком, и Цинцю понимал, что рано или поздно он поймет, на что так засматривался учитель.

И Цинцю просто сгорит со стыда, потому что это — Ло Бинхэ, готовый повторить три четверти сюжетов местных RPS-книжонок. И этот — будем честны — фетиш учителя приведет его в полный восторг.

Цинцю не хотел даже думать о том, какие идеи забредут в голову Бинхэ, когда он узнает об этом.

Но, тем не менее, он думал.

Ужасался, густо краснел, мысленно говорил себе, что это абсолютно (не)нормально, и думал дальше.

О том, как Бинхэ лежит на кровати, и легко улыбаясь, проводит ладонью по своей груди:

"Шицзуню нравится?"

Очень.

Крыша и благоразумие начали потихоньку съезжать, и чем дальше — тем тяжелее было сдерживаться.

Выход был только один — проконтролировать ситуацию самостоятельно.

А значит…

Прямо сказать о своем желании.

Так что как-то так он оказался вечером сидящим на краю постели и нервно комкающим простынь под рукой.

Бинхэ сегодня был занят чуть больше обычного — он выделил некоторое время на то, чтобы разобрать накопившуюся работу, так что у Цинцю был практически весь день, чтобы в одиночестве и тишине судорожно обдумывать свое решение.

Он успел уже с полсотни раз передумать, и теперь вновь терзался сомнениями, прикусывая губу и пытаясь сообразить, как высказать свое желание наиболее дипломатично, не уронив при этом своего достоинства.

Думалось плохо.

Сердце заполошно стучало от волнения, а щеки то и дело норовили вспыхнуть алым от смущения.

Ло Бинхэ вечно слишком торопился и мало сдерживался, так что в своих судорожных, наполненных смущением и возбуждением размышлениях Цинцю дошел до очень простого вывода: раз уж в этот раз все запланировано заранее, то стоит подготовиться.

Шэнь Цинцю вспомнил, как медленно ласкал и растягивал себя пальцами, и стремительно покраснел.

Это оказалось вовсе не так сложно, и даже немного приятно.

Мужчина нервно поерзал на кровати, чувствуя ровный жар и влажность внутри. Мышцы чуть ныли, но приятно, едва ощутимо, и были такими чувствительными, что малейшее движение давало отклик невероятно глубоко.

Тихо стукнула дверь, и от входа в покои раздался обеспокоенный голос Бинхэ:

   — Шицзунь, этот ученик вернулся! Вы хорошо себя чувствуете?

«Что за?! Ло Бинхэ, как ты понял что?..» — Шэнь Цинцю застыл скорбным изваянием, мысленно проклиная свой идиотизм.

Кровь!

Конечно же, дело в демонической крови!

Понятное дело, что после того единственного раза, Бинхэ больше никогда не поил учителя своей кровью насильно.

Но, во-первых, ее и так было в его теле более, чем достаточно.

А во-вторых, вспоминая теперь, Цинцю понял, что, вполне возможно, плохая привычка Бинхэ — вечно кусать губы до крови во время поцелуев — не просто привычка, а вполне себе хитрый стратегический ход.

За привкусом собственной крови он мог и не заметить кровь Бинхэ.

Тем временем, голос ученика, становившийся все более обеспокоенным, приближался:

   — Шицзунь! Шицзунь, что случилось?!

Полудемон стремительно раскрыл дверь спальни и потрясенно застыл на входе.

На кровати сидел учитель, уже одетый в ночные одеяния и распустивший прическу. Длинные темные волосы рассыпались по плечам. Лицо Шэнь Цинцю, вопреки обыкновению, имело крайне смущенное выражение, щеки то и дело вспыхивали красным, Бинхэ замер, совершенно зачарованный подобной картиной. Такой яркий румянец появлялся на бесстрастном лице Цинцю лишь в совершенно исключительных случаях, каждый из которых Ло Бинхэ лелеял в своей памяти как величайшую драгоценность.

Что могло настолько смутить учителя?

Полудемон скользнул ближе, забывая про то, что стоило бы снять одежду, и бухнулся на колени у ног Цинцю. Сидя так близко, он почувствовал, что от рук учителя доносится едва ощутимый приятный аромат, почти перебитый запахом мыльного корня.

Крайне знакомый аромат.

Так пахло масло, при помощи которого Бинхэ обычно растягивал и смазывал мужа перед тем, как войти в него.

Ло Бинхэ возбужденно вздохнул, жадно вглядываясь в лицо Шэнь Цинцю.

С такого ракурса было заметно, что внутренняя часть губ шицзуня припухла и покраснела — кажется, он, в волнении, искусал все губы.

   — Этот ученик очень скучал по учителю, — полудемон ласково перехватил тонкую ладонь, вдыхая аромат — он точно не ошибся, это то самое масло! — и оставляя нежный поцелуй на запястье.

   — Бинхэ, — Цинцю неловко улыбнулся, собираясь с силами. — Муж.

Ло Бинхэ почувствовал, как сердце в его груди дико застучало и сладко заныло.

Обычно от учителя было не добиться такого проявления чувств. А уж о том, чтобы Шэнь Цинцю назвал его «сянгун» просто так, а не на пике экстаза, можно было только мечтать — такое Ло Бинхэ доставалось крайне редко, несмотря на всю любовь супруга — Шэнь Цинцю был слишком стеснителен.

   — Если Бинхэ позволит этому мужу, — Шэнь Цинцю вновь смущенно закусил губу, и Бинхэ почувствовал, как просто превращается во влюбленную лужу.

   — Все что угодно, супруг! — дыхание Бинхэ потяжелело, а глаза завороженно засверкали.

Вообще-то, два дня с момента их прошлой близости еще не прошли, и Бинхэ был в восторге от мысли о том, что учитель сам хочет что-то еще попробовать.

В последнее время шицзунь все чаще поддавался напору Бинхэ, позволяя брать себя чаще и дольше — после полугода активной практики они смогли многому научиться и привыкнуть друг к другу. Теперь Бинхэ точно знал, что нравится учителю, что его возбуждает и заставляет терять голову, но, тем не менее, Шэнь Цинцю далеко не всегда позволял даже просто целовать себя.

Шэнь Цинцю вдохнул, выдохнул, вновь нервно прикусил губу, сжимая простынь пальцами, и наконец решился:

   — Муж, я хочу, чтобы ты… лег, — румянец покрыл не только щеки, но и лоб, и шею, и, Бинхэ был уверен, что и плечи тоже.

   — Конечно, — с готовностью мурлыкнул демон, потянувшись рукой к вороту одежд.

Но, неожиданно, тонкая рука учителя нежно, но уверенно обхватила его запястье, останавливая:

   — Нет.

   — Шицзунь?

   — Я…

Шэнь Цинцю запнулся от смущения, но все же закончил:

   — Я хочу снять сам.

Глаза Бинхэ восторженно вспыхнули.

Инициатива!

Учитель хочет сделать это сам!

Это настолько походило на чудесный сон, что в глазах собирались слезы счастья.

Цинцю, все больше краснея от своего просто кошмарного бесстыдства, внимательно наблюдал за тем, как Бинхэ торопливо скинул сапоги и запрыгнул на постель, раскинувшись поверх покрывала.

И теперь Цинцю мог беспрепятственно смотреть на главный объект всех своих страданий и мучений. Он смущенно вздохнул и медленно положил руку на не скрытую одеждой кожу.

Бинхэ замер, во все глаза рассматривая его.

Впервые он видел, чтобы глаза шицзуня сверкали таким любопытством и восторгом. Пусть лицо Шэнь Цинцю и практически не изменилось, но после стольких лет рядом, Бинхэ научился разгадывать его эмоции. И сейчас… Казалось, что Цинцю исполнил свою давнюю мечту, нежно поглаживая его грудь и отодвигая в сторону ткань.

Сам Бинхэ был давно возбужден — тело требовало разрядки почти всегда, и одного раза в два-три дня ему было совершенно недостаточно. Так что муж, вопреки привычке, ластящийся, хотя еще не прошло отведенное время, вводил Бинхэ в полный восторг.

Тихо прошуршала ткань, звякнула пряжка, и Цинцю медленно отодвинул в сторону ворот. Бинхэ не мог отделаться от ощущения, что его раскрывают, как самый драгоценный подарок, и на душе от этого становилось тепло.

Тем временем Цинцю, убравший почти всю ткань с груди, ласково провел по коже ладонями, и склонился ниже, медленно и неторопливо начиная выцеловывать шею, не прекращая при этом гладить грудь.

Старый шрам над сердцем он тоже не обошел вниманием - ласково исцеловав чувствительную кожу рядом с ним, что было очень приятно. Не забыл и про сам шрам, однако, это не принесло приятных ощущений, но зато порадовало заботой.

Сердце гулко застучало в груди, и Ло Бинхэ с трудом удержался от слез.

Шицзунь действительно хотел его касаться.

Тонкие ладони вновь проворно скользнули по груди, и Бинхэ нервно сглотнул. Вообще-то, соски были довольно чувствительным местом, и пальцы Цинцю, изредка задевающие их, приносили томящее беспокойство.

Мягкие, чуть влажные губы касались шеи и ключиц, постепенно опускаясь все ниже.

Бинхэ задышал чаще, медленно краснея и даже чувствуя неуместное смущение. До этого учитель никогда не уделял ему такое пристальное внимание.

Шэнь Цинцю, навалившийся сверху и постепенно двигающийся все ниже, терся об него всем телом.

Ткань нижних одежд учителя прошлась по чувствительным соскам, и Бинхэ тихо простонал. Впрочем, Цинцю, воодушевленно целующий ключицы, совершенно не обратил на это внимания. Неожиданно, учитель приоткрыл рот и скользнул по коже зубами, еще не прикусывая, но явно на это намекая.

По спине Бинхэ прошлись мурашки, а в животе все сжалось.

Цинцю оторвался от его груди и приподнял голову:

   — Бинхэ, можно я?..

   — Д-да, — полудемон выгнулся и развел свою одежду сильнее, открывая грудь полностью. — Муж, пожалуйста.

Цинцю судорожно вдохнул.

Губы вновь скользнули по шее, а затем он аккуратно втянул кожу, лаская ее языком и даже чуть-чуть покусывая, оставляя медленно наливающийся цветом засос.

Бинхэ ахнул, глядя потрясенно распахнутыми глазами.

Было больно, но лишь едва, и, определенно, было приятно.

Шицзунь посмотрел на него.

   — Бинхэ?

   — Муж, — он ярко покраснел. — Ч-что ты?..

Шэнь Цинцю отодвинулся, и отвлекся от медленно проступающего засоса с большим трудом:

   — Тебе неприятно?

   — Я… это…

   — Слишком больно?

   — Н-нет, мне нравится! — Бинхэ, тяжело дышащий и раскрасневшийся, положил свою руку на спину Цинцю, не позволяя отстраниться еще дальше.

   — Этому мужу продолжать?

   — Да! Только, — демон смущенно замялся. — Как супруг это делает?

   — Объясню позже, — мотнул головой Цинцю, вновь возвращаясь к одинокому засосу на шее.

Губы опять скользнули по груди, и Цинцю снова втянул кожу, прикусив.

А затем еще раз.

И еще.

Цинцю двинулся ниже, оставляя за собой частую россыпь засосов, покрывающих шею так высоко, что даже самая строгая одежда не смогла бы скрыть их.

Бинхэ под ним лишь тихо постанывал и мелко вздрагивал. Цинцю прижался плотнее, практически ложась на тело Бинхэ и прижимая его бедра своими ногами.

Теплые губы медленно ласкали шею, пока руки неторопливо исследовали грудь. Глаза Цинцю были полуприкрыты, а лицо… было действительно красным от смущения. Ладони скользили по мышцам, изредка сжимая их, разгоняя кровь. Постепенно прикосновения становились все более легкими, едва ощутимыми. Но для чувствительной от ласк кожи они были невероятно сильными.

Неожиданно Цинцю скользнул ниже, но не стал дальше целовать или мять, а потерся щекой о грудь, как большой ласковый кот.

Бинхэ потрясенно приоткрыл рот.

Сердце дико стучало в груди, к которой ластился шицзунь.

А Цинцю, тем временем, продолжал. Блаженно полуприкрыв глаза, он вновь и вновь скользил щекой по груди, ластясь и охотно прогнув спину под рукой Ло Бинхэ.

И теперь для Бинхэ внезапно стали понятны те странные взгляды учителя. Он даже думал о том, что что-то не в порядке с его одеждой… или с ним самим. А учитель вновь его просто терпит, потакая ему из страха или жалости.

Но…

Но на самом деле шицзунь все это время просто хотел прикоснуться к его груди!

Он… ему действительно хотелось это сделать.

Цинцю все ластился и ластился, будто не мог насытиться прикосновениями. На несколько минут Бинхэ замер, наблюдая. Учителю не просто хотелось, а он явно страстно этого желал и очень давно.

Бинхэ постарался припомнить, когда шицзунь в первый раз обратил внимание на его грудь, и потрясенно приоткрыл рот. Учитель…

Учитель внимательно посмотрел на нее еще при первой встрече в зараженном городе!

И учитель так долго молчал о своем желании?!

Цинцю, впрочем, ни о чем не думал и не вспоминал. В голове было звеняще пусто и хо-ро-шо.

Бледная и нежная, кожа Ло Бинхэ была приятной, чуть бархатистой на ощупь, и очень теплой.

Цинцю потерся о его грудь щекой и поцеловал, отметая мысли о бесстыдстве и неприемлемости такого поведения.

Ему было абсолютно все равно, потому что он добрался до своей заветной цели.

Руки Ло Бинхэ тем временем медленно скользнули вниз, ложась на ягодицы и неторопливо забираясь под тонкую ткань ночного одеяния. Цинцю лишь прижался сильнее и прогнулся в пояснице, позволяя Бинхэ ласкать себя, но совершенно не обратив на это внимания. Весь его разум занимала грудь Бинхэ.

Демон, счастливо улыбаясь и просто дурея от такого отклика учителя, осторожно погладил, а затем и сжал ягодицы.

Цинцю по-прежнему не обратил на это никакого внимания.

Бинхэ несмело сжал еще раз, а затем, не видя недовольства со стороны шицзуня, помял их. Шэнь Цинцю что-то невнятно проворчал, вновь целуя и прикусывая грудь, но не стал ругаться или жаловаться.

Бинхэ потянул вверх ткань ночного одеяния Цинцю, полностью обнажая ягодицы, и начал их мять и гладить в свое удовольствие. Обычно Шэнь Цинцю такие ласки хоть и заводили, но так же и невероятно смущали, так что он редко позволял — не запрещал, точнее — ученику так делать.

Бинхэ чувствовал, как ерзающий учитель то и дело трется об его бедро, но бездумно, не нарочно, гораздо больше сконцентрированный на груди.

Это было приятно.

Учитель нежно прикусывал кожу, оставляя быстро наливающиеся алым следы, а его руки бродили по всей груди, то и дело задевая чувствительные соски, тем самым посылая горячие волны по позвоночнику.

Бинхэ резко вздохнул и мягко перехватил запястье Цинцю, укладывая его руку прямо на грудь.

Недоуменно застывший в первые секунды шицзунь охотно обратил внимание на соски. Покружив вокруг одного из них пальцами, он мягко сжал, а затем потянул.

Бинхэ с тихим всхлипом дернулся, прикусив губу. Цинцю сжимал мягко, аккуратно, едва ощутимо, но изредка его рука соскальзывала, и ногти задевали чувствительные вершинки.

Неожиданно шицзунь прекратил ласкать грудь и приподнял голову, вглядываясь в глаза Бинхэ. Затем подавшись вперед, он впился в губы мужа жадным поцелуем.

Возбуждение все нарастало.

Лишь некоторое время спустя они медленно завершили поцелуй.

Цинцю судорожно дышал, раскрасневшись. Такой вид учителя — возбужденного, немного растрепанного и с зацелованными губами, Бинхэ любил больше всего.

Бинхэ быстро скользнул рукой вниз, чувствуя, что терпеть уже больше нет сил. Цинцю неожиданно охотно прогнулся под его тяжелой ладонью, хотя и не был отвлечен в этот раз. Все его внимание было сосредоточенно на Бинхе, в чьи глаза он неотрывно смотрел, краснея от смущения.

Обычно шицзунь зажимался и не позволял ни себе, ни мужу такое поведение, но сегодня, он неожиданно послушно потакал желаниям Бинхэ, даже позволяя сжимать свои ягодицы. Погладив плавный изгиб поясницы, Бинхэ скользнул рукой глубже, упираясь во внезапно влажную и скользкую расщелину. Недоуменно моргнув, он надавил пальцем сильнее, входя внутрь.

Тело шицзуня принимало его невероятно легко, так, будто бы…

Будто бы он уже растянут!

Решив проверить, Бинхэ плавно ввел сначала второй палец, а затем и третий.

Там так влажно, скользко и горячо.

Шицзунь сдавленно, возбужденно застонал, сжимаясь и пульсируя изнутри. Бинхэ обеспокоенно заглянул ему в глаза, но Шэнь Цинцю лишь прикусил губу, а затем сам толкнулся на пронзающие его пальцы.

Бинхэ почувствовал, как от возбуждения темнеет в глазах.

Запах масла, что они обычно применяли для растяжки, проявился сильнее. Внутри Шэнь Цинцю едва слышно хлюпнуло, и Бинхэ лишь нетерпеливо втолкнул пальцы глубже, а затем добавил и четвертый. Его тело Шэнь Цинцю приняло уже с некоторым трудом, но спустя несколько неторопливых раскачивающихся движений руки, шицзунь расслабился, впуская пальцы Бинхэ глубже. Влажный жар внутри приятно обволакивал пальцы.

Поясница прогнулась сильнее, а сам Цинцю неожиданно уткнулся лицом в шею Бинхэ, тихо постанывая и прижимаясь всем телом. Бинхэ чувствовал, как шицзунь нетерпеливо трется, упираясь своим членом в его бедро, то насаживаясь на пальцы, то скользя вперед, притираясь членом плотнее.

Бинхэ тяжело вздохнул, а затем втолкнул пальцы, глубже, еще глубже, до самых костяшек, сгибая и ощупывая все внутри.

Тело Шэнь Цинцю внезапно прошибло  крупной волной дрожи, он низко и протяжно простонал, закрывая глаза, и Бинхэ почувствовал, как шицзунь резко сжался, плотнее обхватывая пальцы.

   — А-ах! Бинхэ, так хоро… ах! Муж, пожалуйста!

Бинхэ охотно надавил сильнее, сгибая пальцы, двигая ими внутри и разводя в стороны. Он в нетерпении резко вытянул пальцы, а затем одним движением вогнал их обратно внутрь, все четыре сразу.

   — Д-да, Бинхэ!

Цинцю неожиданно заметался в руках Бинхэ, застонал, кажется, что-то попытался сказать, но замотал головой и жадно сжался, закатывая глаза.

Демон в удивлении замер, чувствуя влагу на своем животе и теплые объятья полубессознательного Шэнь Цинцю.

Учитель что, и правда?..

Шицзунь болезненно поморщился, дернувшись, и Бинхэ торопливо вынул пальцы. Он перевернулся, бережно укладывая Шэнь Цинцю на кровать и прижимая его к груди. На собственное возбуждение Бинхэ совершенно не обратил внимания, обеспокоенно проверяя пульс на запястье супруга. Неровный и торопливый, он определенно внушал опасения.

<tab>— Шицзунь?!

Шэнь Цинцю медленно открыл глаза и перевел осоловелый, не сфокусированный взгляд на Ло Бинхэ.

   — Б-бинхэ? — хрипло выдохнул он, прижимаясь всем телом плотнее, но не в желании, а будто бы ища тепла.

   — Да, муж? — откликнулся демон, укрывая Цинцю лежавшим рядом одеялом.

Шицзунь раздраженно дернул плечом, скидывая ткань, и лишь прижался ближе, упираясь лбом в грудь Бинхэ.

Помолчав, он тихо прошептал:

   — Так хорошо.