Время шло медленно и бесполезно. Секунды, неотличимые одна от другой, сливались в такие же безликие минуты, те — в часы, дни, недели, месяцы и далее по списку. Утомительная рутина.

Они с Дикой, точно так же, как в любую субботу с тринадцати лет, сидели на веранде «любимого» кафе, любовь к которому по большому счёту объяснялась банально удобным расположением: приземистое кирпичное здание «Чайной феи», зажатое более высокими и мрачными, находилось равноудалённо от их домов. Больше в «Фее» не было ничего примечательного и достойного такого частого посещения. По крайней мере, для Неши. Совершенно обычное пригородное кафе: банальный интерьер, примитивная музыка, излишне суетливый персонал с одной на всех фальшивой дежурной улыбкой во все тридцать два, шумные посетители…  

Чай, как и замечательные чизкейки, подаваемые здесь, из них двоих ценила только Дика. Но Неша не особо противилась выбору подруги мест и программ для совместного времяпровождения — так уж вышло, что среди всех вещей, что окружали Нешу, она сама по-настоящему ценила лишь её — непоседливую дочь маминой партнёрши по бизнесу. Ни одна из наук, за постижение которых Неша поначалу всегда бралась с такой страстью, не позволяла ей чувствовать себя настолько живой…

Хотя и на этот счёт в последнее время появились сомнения. Не исключено, что привязанность — лишь иллюзия, а их дружба — сугубо дело привычки, выработанной за всю жизнь. Ведь и в Дике, если задуматься, не было абсолютно ничего выдающегося, кроме редких веснушек, сумки от «LV», огромного несуразного медальона, до боли напоминающего её собственный, который Неша давно уже не носила, и красивого греческого имени, изуродованного сокращением — Эвридика.  

Вот она сидит напротив, бездумно всматриваясь в давно уже выученное меню и болтая ногами в ожидании заказа. Улыбается прозрачно-голубыми, по-детски чистыми глазами, накручивает на тонкий пальчик рыжую прядь, рассказывает об очередной вечеринке на журфаке, которую устраивает какая-то богатая русская и куда Неша просто обязана пойти, об очередном миловидном парне, что так смущённо отводит глаза и забавно краснеет, когда Дика переглядывается с ним при редких встречах в кампусе, о грядущем очередном концерте очередной популярной группы, неотличимой по звучанию от «Imagine Dragons»…

И Неша знает загодя, что на этой вечеринке, воодушевившись лёгким алкоголем, Дика таки познакомится с милым парнем, но разочаруется в нём уже в первые десять минут разговора. Знает, что на следующий день она будет звонить подруге, жаловаться и умолять пойти на тот самый концерт вместе, потому что не сможет оставаться в одиночестве «после случившегося». Знает, что если согласится и пойдёт, то будет ещё пару дней ощущать неприятный осадок, потому что терпеть не может такую музыку, а если не согласится — они с Дикой рассорятся вдрызг, якобы навсегда, но в следующую субботу опять придут сюда и будут есть слащавые чизкейки, пить отдающий соломой чай и говорить ни о чём.

Так уже было. Вся их жизнь предсказуема до зубного скрежета.

— Ты чего? — Дика опустила буклетик с меню на стол и вопросительно уставилась на подругу, перехватив её взгляд. — Любуешься? — с ехидной, но приятной улыбкой.

— Ты же знаешь, что нет, — Неша вздрогнула от того, как холодно и бесчувственно прозвучал собственный голос.

Раньше она не была такой… циничной? Нет, не подходящее слово. Цинизм чаще всего возникает как защитная реакция на неблагоприятные условия и травмирующие события, но жизнь Неши объективно была прекрасна — обеспеченные, поддерживающие любое её начинание родители, эстетичная внешность, прекрасная обучаемость, отсутствие какой бы то ни было травли со стороны ровесников. В детстве она была добрейшим, невероятно общительным ребёнком и причин кардинально меняться не находилось, как бы Неша об этом ни думала и сколько бы научной литературы по психологии ни изучала. По всей логике она должна была стать такой как Дика, но почему-то не стала. И самое жуткое, что чем больше времени проходило, тем меньше её это беспокоило.

Всё изменилось постепенно, медленно, незаметно. Вот маленькая Неша проявляет интерес ко всему: радуге, псу, новому другу. Вот её трогает лишь вечное, отвлечённое, касающееся не человечности, но человечества… А вот она уже сидит ночью на крыше, закутавшись в плед, и чувствует какую-то болезненную, невосполнимую пустоту, глядя на маленькое белое пятнышко в созвездии Дракона.

Мать приписывала все изменения взрослению. Но отчего так рано и беспощадно? Неше казалось, что каждая из типизированных, совершенно бессмысленных секунд по крупице отнимает у неё способность удивляться, любить… радоваться жизни. Она знала, что при простом взрослении всё происходит иначе.

Им принесли заказ. Дика наконец замолчала, поглощённая другим занятием, но веранда не замолкала ни на миг. Люди также говорили о пустяках, смеялись над несмешными шутками и восхищались чем-то абсолютно не заслуживающим внимания.

Почему она не может так же?

— Если это продолжится, я всерьёз рассмотрю вероятность того, что проклята, — сказала Неша, когда они, расплатившись по счёту, пошли вдоль улицы в сторону Дикиного дома. Хелен, её мать, куда-то уехала на всё лето с младшим сыном, и всё своё время подруги теперь проводили там.

— Что, опять хандра? — отозвалась Дика беззаботно. Она взяла «на дорожку» какой-то летний безалкогольный коктейль в прозрачном пластиковом стакане и теперь издавала неприятный шум, вытягивая его через трубочку.

— Это не просто хандра, — ограничилась Неша коротким. Подруга казалась слишком легкомысленной, чтобы понять в полной мере. Так зачем что-то объяснять и тратить драгоценные секунды?

— Тебе скучно, но это пройдёт, — пожала та плечами. — Просто нужно вспомнить, что даже в обычной жизни есть место чуду… — закончила Дика таинственно. — Вот, гляди!

Неша послушно уставилась на небо. Вниз из единственного в яркой синеве маленького облачка невыносимо медленно падали крупные снежные хлопья.

— Снег в июне! — заключила Дика довольно.

— Это не чудо. Все облака состоят из воды и кристалликов льда. Это облако просто низко висит, поэтому лёд не успел растаять.

— Не нуди, физик. Это снег летом! — откликнулась Дика обиженно, будто сама это облако и организовала, а подруга не оценила стараний. — Загадай желание!

— Это глупо.

— Нормальные люди постоянно делают глупости. Загадай!

Неша остановилась и зажмурила глаза, делая вид, что послушалась. Мокрый снег раздражал, а в голове почему-то билась мысль о том, что же всё-таки особенного в той звезде из созвездия Дракона. Интересно, почему её до ноющей боли в сердце волнует безымянное пятно на ночном небе, но совершенно не волнуют окружающие люди?

Неша поклялась себе, что обязательно узнает. Но сейчас стояла посреди улицы и буквально чувствовала, как выходит отмеренное ей кем-то время для чувств.

Медленно и бесполезно.

***

Тук-тук-тук.

— Да иду я уже, иду!

Элис предприняла яростную попытку сдуть с лица прядь, разжала пальцы на рукояти швабры и, обогнув ведро, направилась к двери. Швабра за её спиной съехала по стенке и с грохотом рухнула. Замечательно.

Почти два месяца — ни туриста, а тут — на тебе! Кому, спрашивается, пришла в голову идея штурмовать Альпы летом? Отель не готов к принятию постояльцев, мебель под тентами. Элис только-только оправилась от очередного маминого гормонального бзика и начала уборку.

Тук-тук-тук.

Стук невысоких каблуков по голому паркету накладывался на настойчивые удары.

Дверь распахнулась со скрипом, и незваная гостья застыла с занесённым для очередной барабанной дроби кулаком. Неплохим таким кулаком, массивным. Да и сама женщина под стать — крепкая и загорелая, с южными, чуть грубоватыми чертами и тёмно-каштановыми волосами, отдающими медью при дневном освещении. Элис по выправке приняла бы её за служащую неких государственных структур, если бы не обтягивающий тело чёрный полукомбинезон-полуплащ и неестественно жёлтые глаза, навевающие мысли о гик-культуре и косплеерах.

— Извините, сейчас мы закрыты, приходите в октябре. Можете даже в том же костюме. Если мой папаша будет на ресепшене, вам скинут пару евро за… — Элис снисходительно посмотрела на подчёркнутую шнуровкой грудь, — экстравагантность.

Посетительница выразительно изогнула бровь и тараном преодолела порог, заставив Элис отшатнуться и удариться об одну из несущих колонн. Следом за ней шагнули ещё двое в похожих костюмах — низкая блондиночка с острыми скулами и мулатка с множеством чернильно-чёрных кос. Взгляд жёлтых глаз главной забродил по деревянным панелям и полочкам холла, фотографиям и статуэткам на камине. Она остановилась рядом с огнём и ленивое до того пламя забеспокоилось, будто потянувшись к ней.

У Элис от удара пульсировало плечо, а от неслыханной наглости — клокотало в горле. Ей работать нужно, чёрт возьми. Сейчас ещё предки с минуту на минуту спустятся и заведут свою занудную лекцию про дверные цепочки и засовы — мол, неизвестно, какие психи ходят здесь, у гор — и долой настрой на всю неделю.

— Эй, дамочка… дамочки… я с вами говорю! Мы закрыты, мест нет! Уходите, пока я не вызвала полицию.

— Вас тут четверо: Кайта, Зейг, ты и братишка, — объявила желтоглазая, потянув носом воздух. — Удача.

— Знаете моих родителей?

— Ты истеришь в точности, как твоя мать в битве при Эирее. Она грохнулась в обморок и потом на награждении от неё несло навозом. Её ныне дохлое Величество, Эйлетия, подошла к ней с таким лицом, будто должна была слизнуть ошмётки.

Посетительница хохотнула под недовольным взглядом своих… подруг, коллег? Элис передёрнуло.

— Не знала, что маман фанатка фэнтези.

— Не разочаровывай меня своими погаными земными словечками. У твоих родителей есть магия, и они ей пользуются, раз выбрали для жилья эту холодную дыру. Зови их.

— И правда какие-то психи…

— Милая, что там такое? — послышался мамин голос сверху. На лестнице показались сначала голые неуклюжие ноги в тапочках-зайчиках, потом старые хлопковые шорты и заметно округлившийся за последние месяцы живот, который мама торопливо запрятала под халат, затем пухлое лицо и растрёпанный пучок светлых волос. Заметив пришедших, она застыла и вцепилась рукой в перила. — Зейг… Зейг… — зашевелились губы почти беззвучно.

— Мама, что с тобой? — поинтересовалась Элис. Со злобой обернулась к незваным гостям: — Смотрите, что вы наделали! Ей нельзя волноваться!

Те, глядя на хозяйку дома, отчего-то тоже замерли.

— Клейм... Эриния… — нерешительно позвала блондиночка. На дне её ледяных глаз мелькнула тень сочувствия, которое зеркально отразилось и в глазах жёлтых.

О, неужели у кого-то проснулась совесть? Может, они, наконец, уйдут?

— Что за шум?.. — ворчливо поинтересовался и замер, спустившись вслед за матерью, такой же растрёпанный и домашний отец.

Новый голос вывел желтоглазую из транса. Она выпрямилась и сжала кулаки:

— Именем Экстеро́на, последнего из рода тёмных королей, избранника Великого Ко́рвуна, хранителя Врат, властителя Барионы и Элько́рты, вы обвиняетесь в измене. Вы можете смягчить свою участь, если  скажете, где предатели Немезида и Эхлин скрывают Светлую Наследницу и фрагменты Вселенской Короны.

— Что за бред? — Элис нервно рассмеялась и обняла себя за плечи. Это всё какой-то нелепый розыгрыш, она столько непонятных слов в одном предложении с окончания школы не слышала!

— Считаю до трёх, — произнесла желтоглазая твёрдо. — Раз.

— Элис, хватай брата и беги! — выкрикнул отец, перемахивая через перила. Он встал в какую-то странную стойку, начал движение руками — меж костистых пальцев заплясали маленькие искры…

Желтоглазая смазанной тенью перетекла ему за спину и с влажным хрустом сломанных рёбер извлекла окровавленное сердце.

— Два, — продолжила она так же твёрдо, будто ничего и не случилось.

Тело рухнуло на коврик возле дивана.

Поднявшийся к горлу крик не пустила ладонь второй девушки, бесшумно появившейся рядом. Третья, та самая жалостливая блондинка, схватила под локоть побледневшую мать.

Желтоглазая за мгновение метнулась на второй этаж и вернулась, почти нежно держа на руках нахохлившегося, как воробушек, трёхлетнего Эдди.

«Три», — досчитала про себя Элис, сотрясаясь от рыданий.

— Стой, клеймёная! Стой… — мать упала на ступени у ног блондинки, безумно сверкая влажными глазами. — Эхлин с Немезидой в Америке, в одном городе, дочь Эхлин зовут Эвридика! Я больше ничего не знаю!

— Спасибо, — откликнулась желтоглазая. Мать судорожно, облегчённо вздохнула, позволяя себе некое подобие улыбки. Но ни один мускул не дрогнул на широком загорелом лице. — Именем короля Эксте́рона вы, младшая командующая Кайта, вместе со своими отродьями приговариваетесь к смерти.

Элис хотела закричать, но не успела.